Глава 11. Социальная адаптация в контексте свободы и проблемы институционализции  новых прав

Поиск равновесия (компромисса) между новой социетальной  свободой (правовой и неправовой) и новыми ограничителями индивидуальной свободы идет через разного рода адаптации социальных субъектов к новым условиям. Для социального субъекта эта адаптация может быть как добровольной, так и вынужденной, она может способствовать повышению уровня индивидуальной свободы, а может, напротив, его снижать. Неоднозначным может быть и воздействие адаптаций на трансформацию социетальной свободы. Они могут активно включать в свою орбиту новые права и способы социальных действий, а могут, напротив, вырабатывать механизмы, препятствующие институционализации нового.

В свою очередь, сам адаптационный процесс отражает сложное соотношение между двумя уровнями свободы - индивидуальным и социетальным, - которые могут находиться в большом несоответствии и даже противоречии друг с другом. В самом деле, времена больших перемен, особенно когда они сопряжены со сменой типа общественной системы, всегда тяжелы для большинства населения. И даже самым талантливым реформаторам нигде и никогда не удавалось создать таких условий, при которых адаптация к новому всех и каждого осуществлялась бы исключительно на добровольной основе. Ориентация реформ на преимущественно добровольные адаптации в предельном случае попросту свела бы реформы к нулю, сделала бы любое реформирование невозможным. Однако и противоположный крен - в сторону преимущественно вынужденных адаптаций - способствовал бы отрыву от более главной (чем только переход к рынку) цели преобразований. Ведь пафос нынешних реформ состоял именно в том, чтобы перейти к более свободному и процветающему обществу, обществу, где личность будет иметь больше условий для развития по законам своей собственной жизнедеятельности. А такой переход по природе своей предполагает свободу не только как цель, но и как средство, ибо в идеале "свобода сама есть единственное средство достичь свободы" (Д.Кришнамурти).

Таким образом, одни адаптации, отвечая конечной цели преобразований и социально смягчая процесс реформирования, могут замедлить его и в конечном счете свести реформы к нулю. А другие - напротив, в данный момент находясь в противоречии с общей целью преобразований, тем не менее могут более быстрыми темпами приблизить к ней. Каким адаптациям следует отдать предпочтение? И всегда ли добровольные и вынужденные адаптации приводят только к таким результатам? Иными словами, имеются ли сегодня возможности для расширения таких добровольных адаптаций, которые не замедляли, а ускоряли бы процесс реформирования? И не складываются ли новые условия так, что вынужденные адаптации к ним играют роль тормоза реформ не только с позиции сегодняшнего дня, но и перспективы?

Чтобы ответить на эти вопросы, мало знать, к чему собственно идет сегодня адаптирование. Важно знать, в какой мере добровольные и вынужденные адаптации действительно распространены сегодня, а также к чему сегодня ведет (и к чему приводит) добровольная адаптация, а к чему вынужденная. У каких социальных групп в современных условиях преобладают первые, а у каких - вторые? Каковы факторы и последствия развития добровольных и вынужденных адаптаций сегодня? Можно ли увеличить первые и уменьшить вторые? Ответ на этот вопрос помог бы более отчетливо обозначить величину и перспективы отклонения действительной трансформации социетальной свободы как от провозглашенного движения к западной институционально-правовой свободе, так и от такой социетальной свободы, которая в наибольшей мере содействовала бы росту индивидуальной свободы (в том смысле, как она сегодня чаще всего понимается).

1. Социальная адаптация и индивидуальная свобода:

теоретическое представление о механизмах и результатах взаимосвязи

Прежде чем приступить к рассмотрению поставленных вопросов, необходимо определиться в главном - как соотносятся добровольные и вынужденные адаптации с индивидуальной свободой. Всегда ли добровольные адаптации ведут к возрастанию или сохранению свободы, а вынужденные - к ее уменьшению? Какие взаимосвязи между двумя этими феноменами в современных условиях наиболее распространены?

По существу, мы имеем дело с тремя разными феноменами - добровольностью, добровольной адаптацией и свободой, - которые, только на первый взгляд, представляются однопорядковыми. В действительности же они лежат в разных плоскостях и хотя чаще всего пересекаются, но пересекаются лишь частично, к тому же у разных социальных субъектов (или у одних и тех же субъектов в разные моменты времени) - в неодинаковой степени. Лучше всего различия между ними видны применительно к социальным действиям.

1.1. Добровольность и свобода: противоречия и несоответствия

В самом деле, в феномене добровольности акцентируется отсутствие принуждения к совершению (несовершению) того или иного действия: "Добровольным является то, что делается с намерением и без принуждения" (Аристотель). В феномене свободы (точнее, освобождении) центральное место занимает динамика беспрепятственности в реализации самостоятельно выбранных жизненно важных целей и ценностей. Напомню, что "освобождение" определялось как процесс и результат взаимодействия индивида (группы) с социальной средой, в ходе которого либо вследствие изменения среды (системы социальных институтов, социальных неравенств и др.), либо благодаря собственным усилиям социального субъекта, либо тому и другому одновременно, субъект обретает больше возможностей для самостоятельного выбора жизненно важных целей и ценностей, а также и для их реализации.

В каждый данный момент времени добровольность - необходимый элемент индивидуальной свободы. Однако в динамике возрастание свободы в момент времени "t" может быть результатом не только добровольных, но и вынужденных социальных действий в предыдущий период "t-n" (n>0). Так, многие работники, отправленные в административные отпуска на период реконструкции предприятий, вынуждены были сменить профессию, однако по истечении некоторого времени они осознали, что их жизненные возможности вследствие этого шага существенно улучшились и когда предприятия возобновили работу, они сами предпочли не возвращаться на них ["Известия", N185, 27 сент. 1994].

Добровольное действие (добровольное согласие на его осуществление) само по себе еще не означает, что это действие будет свободным и уж совсем не указывает на то, что оно увенчается увеличением (или сохранением) уровня свободы. Ибо остаются открытыми следующие вопросы:

- сможет социальный субъект или не сможет осуществить данное добровольное действие беспрепятственно? Точнее, не меняется ли среда или положение данного субъекта в ней таким образом, что для реализации своих жизненных целей и ценностей в новых условиях необходимо преодолевать все большее число ограничений;

- будет ли сопутствовать субъекту успех в преодолении всех препятствий (внешних и внутренних), которые встретятся на пути его добровольного действия? Возрастают или уменьшаются в связи с этим его совокупные затраты на достижение прежних жизненных целей;

- наконец, как изменяется пространство возможностей, из которых исходит (вынужден исходить) социальный субъект при выборе целей и средств их осуществления? Ведь одно дело, когда он исходит из увеличивающегося (или, по крайней мере, неизменного) поля возможностей, и совсем другое дело, когда он действует, хотя и добровольно, но в более ограниченном социальном пространстве.

Иными словами, если социальный субъект поступал и поступает добровольно, то это еще не означает, что уровень его свободы при этом не изменяется: в действительности он может как повышаться, так и понижаться. Возрастание может быть вызвано, скажем, уменьшением числа препятствий и ограничений, расширением пространства выбора возможностей, сокрашением затрат на реализацию желаемых возможностей или всеми этими факторами одновременно. Уменьшение, напротив, ростом числа препятствий, которые вынужден преодолевать индивид; ростом числа ограничений, которые ему преодолеть не под силу; сокращением пространства выбора возможностей, увеличением затрат на поддержание даже прежнего уровня и образа жизни и др. Во всяком случае, необходимо иметь в виду, что одно и то же добровольное действие может предполагать и приводить к разным уровням (степеням) свободы.

Объединяет добровольное и свободное действие то, что для индивида их последствия (результаты) могут быть как запланированными, так и неожиданными, как желательными, так и нежелательными. Так что, в конце концов, уровень свободы индивида может снизиться как в результате добровольного, так и в результате свободного действия или вследствие того и другого одновременно.

1.2. Добровольная адаптация и индивидуальная свобода

Добровольные действия могут быть адаптационными, а могут иметь неадаптивный (или даже дезадаптивный) характер. Добровольное неадаптивное поведение имеет место в тех случаях, когда добровольные социальные действия не воплощаются в более или менее надежный способ решения (смягчения) жизненных проблем (объективных и субъективных) индивида в изменившихся условиях, как намечалось "на входе". Причины его появления многообразны: ошибочность в выборе средств и способов поведения в новой социальной среде, бесполезность тех или иных действий в данных условиях, непредвиденность всех актуальных последствий реализованного действия, изменения во внешней среде (включая "правила игры"), институционально-правовая незащищенность, изменения самого индивида в ходе предпринятых социальных действий и проч.

Так, добровольное создание своего дела в производственной сфере вообще и фермерских хозяйств в частности в большом числе случаев закончилось неудачно и, вместо того, чтобы повысить уровень адаптированности индивидов к новым условиям, существенно снизило его. В периоды кардинальных общественных перемен, как мы видели в главе 9, велика роль и рационального неадаптивного поведения: весьма многочисленные группы индивидов предпочитают не менять своих жизненных принципов и убеждений, хотя и признают, что в случае их перемены смогли бы добиться в новых условиях гораздо большего.

Таким образом, "адаптационный элемент" делает связь добровольности со свободой более многоканальной: на изменение (увеличение, уменьшение) либо на сохранение уровня свободы социального субъекта оказывают воздействие не только добровольные адаптационные, но и добровольные неадаптационные действия.

Другое дополнение к ранее рассмотренному соотношению между добровольностью и свободой состоит в том, что "вмешательство" адаптации, сохраняя отмеченные взаимосвязи между ними, еще более раздвигает эти два феномена в разные сущностные плоскости. Важный критерий адаптированности - наличие более или менее надежного (устойчивого) способа решения или смягчения актуальных жизненных проблем (объективных или субъективных) в изменившихся условиях, - в случае добровольной адаптации дополняется еще несколькими принципиальными признаками.

Будем исходить из того, что добровольная адаптация имеет место в тех случаях, когда новые ценности и способы социального действия, предлагаемые социальной средой, не противоречат системе ценностных ориентаций, жизненных целей и возможностей социального субъекта. Иными словами, добровольная адаптация имеет место в случаях, когда:

1) первоначально декларированные социальной средой новые ценности, нормы, способы социального действия "вписываются" в систему ценностных ориентаций и возможностей (способностей) социального субъекта или даже создают более благоприятные условия для их реализации (причем, социальный субъект осознает это!);

2) ценностные ориентации индивида в новых условиях изменяются без особого напряжения и сопротивления со стороны индивида, ибо он сам поверил или его убедили в преимуществах нового по сравнению со старым;

3) первоначально декларированные социальной средой новые ценности, нормы, способы социального действия вследствие их активного неприятия в той или иной степени корректируются, приближаясь к системе ценностных ориентаций и возможностей данных социальных субъектов.

Если в первых двух случаях социальные субъекты не стремятся изменить новые правила игры (они либо не мешают им действовать привычным образом, либо они убедились в их преимуществах, добровольно приняли новые ценности и способы социального действия и по возможности реализуют их), то в третьем - индивидам в той или иной степени удается воздействовать на среду с тем, чтобы изменить ее, смягчить нежелательные ограничители своей свободы, так что адаптация идет к "скорректированной с учетом требований индивидов социальной среде".

Итак, как можно заключить, добровольные адаптации по существу указывают на то, что новая институционально-правовая свобода (как, впрочем, и неправовая) интернализована или, по крайней мере, не вызывает у социальных субъектов внутреннего напряжения или сопротивления. Во всяком случае, степень распространения добровольных адаптаций показывает, в какой мере в данный момент времени новая социетальная свобода не противоречит возрастанию индивидуальной свободы адаптантов.

Однако степень включения в добровольные адаптации (и даже их преобладание в адаптационном процессе) сама по себе еще не позволяет судить, в какой мере при этом возрастает индивидуальная свобода и возрастает ли она вообще. К указанным выше (п.1.1) факторам, способствующим усилению несоответствия между свободой и добровольностью (а следовательно, и добровольной адаптацией как ее частным случаем) здесь следует добавить еще один. Если в феномене свободы (освобождении) центральное место занимает динамика возможностей (беспрепятственности) в достижении актуальных жизненных целей (ценностей), то феномен адаптации, по сути своей, не акцентирует уровень значимости для субъектов тех изменений во внешней среде, с которыми они в данный момент времени осваиваются. Добровольные адаптации могут происходить к таким изменениям в социальной среде, которые затрагивают возможности реализации самых важных жизненных целей и ценностей социальных субъектов, а следовательно, ощутимым образом влияют на уровень их свободы. Однако они могут затрагивать и второстепенные ценности - ценности, которые по своей значимости в данный момент находятся во втором или более отдаленных "эшелонах", а потому не оказывают существенного воздействия на динамику свободы социальных субъектов.

Отсюда, в частности, следует важный вывод: поскольку нынешние реформы неодинаковым образом затронули жизненные цели (ценности) и возможности разных социальных групп, то даже в случае примерно равномерного включения в добровольную адаптацию, вклад последней в положительную динамику свободы представителей разных групп будет неодинаковым.

Кроме того, за добровольными адаптациями разных социальных субъектов к новым условиям могут стоять совершенно разные уровни обращения к новым правам. Так что добровольная адаптация к новому еще не означает, что ее непременным результатом будет институционализация и интернализация новых прав. В этой связи хотелось бы затронуть еще один частный аспект современной добровольной адаптации, который обнаружился в ходе эмпирических обследований и который делает взаимосвязь добровольной адаптации и свободы еще менее определенной. Речь идет о том, что в современных условиях в большом числе случаев добровольная адаптация обусловлена тем, что индивиды просто надеются на лучшее, хотя и признают, что для этого пока лично у них нет никаких оснований, и они вовсе не убеждены в преимуществах нового по сравнению со старым. Часть из них не разделяет новых ценностей и способов социального действия, другие - вообще не имеют ясного представления ни о рынке, ни о правовом обществе, однако все они надеются, что жизнь наладится ("надежда умирает последней"). В сельской местности эта подгруппа добровольных адаптантов самая многочисленная.

Схема 1. Взаимосвязь между индивидуальной свободой, социальной адаптацией и добровольностью (вынужденностью).

1.3. Вынужденная адаптация и индивидуальная свобода

Вынужденная адаптация имеет место в тех случаях, когда направления преобразований, новые ценности и способы социального действия противоречат ценностным ориентациям и/или возможностям социального субъекта, однако он вынужден использовать их с тем, чтобы реализовать (удовлетворить) свои жизненно важные цели (потребности). Будем считать, что вынужденная адаптация имеет место тогда, когда:

1) индивиды, не принимая нового, пытались (или пытаются) изменить ценности, нормы, модели социального действия, которые предлагаются средой, но их попытки воздействия на среду оказались (оказываются) безуспешными, поэтому они вынуждены подчиниться (временно или окончательно) новым "правилам игры";

2) индивиды не принимают менее предпочтительного (или вовсе не привлекающего их) нового, но исходя из прошлого жизненного опыта, своего социального положения, возможностей и других обстоятельств вынужденно подчиняются, даже не пытаясь что-либо изменить: "А что я могу сделать?";

3) новые способы социального действия - даже если и не противоречат ценностным ориентациям индивида, - менее, чем прежние, соответствуют его объективным возможностям, являются для индивида менее предпочтительными; однако он вынужден использовать их (ценой больших усилий, затрат, потерь) для удовлетворения даже прежнего набора жизненно важных потребностей (целей);

4) новые способы социального действия не противоречат ни ценностным ориентациям, ни возможностям социального субъекта, однако их преимущества по тем или иным причинам пока не осознаются.

Не все вынужденные действия по природе своей адаптивны, некоторые из них могут иметь неадаптивный или даже дезадаптивный характер. Примером последних являются случаи самоубийства из-за невозможности отстоять свои права законными способами или в знак протеста чуждой среде; вынужденного голодания с угрозой состоянию здоровья, вплоть до смертельного исхода и проч. Необходимо подчеркнуть: вынужденное подчинение новым правилам игры не гарантирует не только успеха в новых условиях, но даже того, что будет найден более или менее надежный способ смягчения актуальных жизненных проблем - даже если и предположить, что индивидам удастся избежать неадекватных или ошибочных действий.

Однако вынужденные действия не всегда имеют своим результатом снижение уровня свободы социального субъекта. Последний, как мы видели, мог заранее не предвидеть всех положительных итогов вынужденного включения в те или иные способы поведения и осознать их во всей полноте лишь впоследствии. К тому же он сам мог измениться в процессе этого социального действия, так что к моменту его окончания оценивает ситуацию по-иному. Поэтому вынужденные адаптации, сужая уровень свободы в данный момент времени, впоследствии могут дать начало его возрастанию.

*      *      *

Итак, констатируем: на возрастание уровня индивидуальной свободы оказывают воздействие как адаптационные (добровольные и вынужденные), так и неадаптационные (добровольные и вынужденные) социальные действия и состояния. Они же могут приводит и к уменьшению уровня свободы. Накопленный вклад разного рода адаптаций к новым условиям в динамику свободы социальных субъектов в каждый данный момент времени лучше всего улавливается через феномены прогрессивной (созидательной) и регрессивной (разрушительной) адаптаций.

1.4. Прогрессивные и регрессивные адаптации

Адаптация к новым условиям может способствовать сохранению прежних параметров воспроизводства социального субъекта (назовем ее стабилизирующей, или "сохраняющей статус-кво" адаптацией), а может изменять (улучшать или ухудшать) их.

Под "прогрессивной" (созидательной) социальной адаптацией будем понимать те виды взаимодействия социального субъекта с изменяющейся средой, когда подключение к новым целям, ценностям и моделям социального действия или новые условия как таковые приносят социальному субъекту больше приобретений, чем потерь (совокупный значимый "плюс" больше совокупного значимого "минуса"). Сюда относятся те адаптационные взаимодействия, которые повышают уровень свободы социального субъекта, позволяют более беспрепятственно достигать прежние значимые цели, ставить и достигать ранее невозможные цели, в более полной мере реализовать себя и пр.

Иными словами, здесь речь идет, во-первых, не о сиюминутных, а о значимых для индивида приобретениях и потерях, связанных с его ценностными ориентациями, важными жизненными потребностями и целями. Во-вторых, имеются в виду как объективные, так и субъективные приобретения и потери, как краткосрочные, так и долгосрочные, как связанные с обладанием чем-либо, так и "деятельностные", связанные с потребностью действовать в том или ином направлении. Так, субъективные приобретения (свобода слова, творчества и др.) могли для части социальных субъектов быть настолько важными, что перевесить все другие потери (напр., снижение уровня жизни), хотя другие индивиды могли остаться индифферентными к этим свободам. Ожидание объективных или субъективных преимуществ в более отдаленной перспективе также может субъективно уменьшить ощущаемые тяготы сегодня и оказать воздействие на современный баланс приобретений и потерь.

Под "регрессивной" (разрушительной) адаптацией будем иметь в виду такую, в результате которой социальный субъект в новых условиях получает меньше приобретений, чем потерь (совокупный значимый "плюс" меньше совокупного значимого "минуса"). Ее частный случай (нижний уровень) образует адаптация, при которой социальный субъект в новых условиях получает только "минусы", не обретая при этом практически ничего значимого для себя. Таким образом, вклад регрессивной адаптации к новым условиям в динамику индивидуальной свободы в целом отрицательный.

Разумеется, адаптация (как и свобода) никогда не бывает абсолютной (полной) и всегда включает элемент неадаптированности в том или ином важном для социальных субъектов отношении. Поэтому правильнее было бы говорить о преимущественно прогрессивной (созидательной) и преимущественно регрессивной (разрушительной) адаптации. В дальнейшем это уточнение будет опускаться только в целях упрощения изложения.

Как прогрессивная, так и регрессивная адаптация может быть результатом как добровольного, так и вынужденного адаптационного процесса. Как же складывается сегодня на практике соотношение между разными механизмами и результатами адаптации в контексте индивидуальной свободы?

2. Современные особенности адаптационного процесса в контексте свободы-несвободы

Эмпирический анализ закономерностей современных социальных адаптаций в контексте свободы-несвободы свидетельствует о том, что в механизмах адаптационного процесса пока с большим перевесом преобладают преимущественно вынужденные адаптации над преимущественно добровольными, а в результатах - преимущественно регрессивные (разрушительные) над преимущественно прогрессивными (созидательными) адаптациями.

Удельный вес вынужденных адаптаций в разных сельских районах колеблется от 51 до 57%. В крупном городе он составляет 55%. Степень распространения добровольных адаптаций пока невелика: как в городе, так и в селе, она, как правило, не превышает 7-12%. Более многочисленна доля тех, кто считает, что в их адаптации к новым условиям добровольного и вынужденного примерно одинаково (до 25% - в селе до 39% - в крупном городе).

В зависимости от уровня адаптированности и результативности адаптации в контексте свободы можно выделить три основных типа адаптирующихся.

1."Прогрессивные адаптанты" - так назовем тех, кто в новых условиях уже обрел более или менее надежные способы решения (смягчения) жизненных проблем, причем эти способы таковы, что улучшают возможности индивидов жить наиболее подходящим для них образом. Иными словами, адаптация к новым условиям принесла им больше приобретений, чем потерь, так что они стали более свободными, чем прежде. Среди респондентов трудоспособного возраста в крупном городе - их 18%, в разных сельских районах - от 7 до 22%.

2."Регрессивные адаптанты" - сегодня также более или менее справляются со своими проблемами, но те способы решения (смягчения) жизненных проблем и трудностей, которыми они овладели, позволяют освоиться с новыми условиями лишь регрессивно, то есть с превышением совокупного "значимого минуса" над совокупным "значимым плюсом" (значимых потерь над значимыми приобретениями). В сельской местности пока это самый многочисленный тип адаптантов - 57% и более. В тех сельских районах, где он был относительно малочисленным (16-17%), он "уступал" своих представителей только "регрессивным НЕадаптантам". В крупном городе этот тип, хотя и не охватывает абсолютного большинства, но также наиболее наполненный - 29% трудоспособного населения.

3."Регрессивные НЕадаптанты" - у представителей этого типа в настоящее время нет надежных способов преодоления (смягчения) жизненных проблем и трудностей, они не знают, как жить в тех условиях, в которых очутились сегодня (и тем более завтра). Разумеется, их возможности жить так, как они сами находят наиболее подходящим для себя, за годы реформ уменьшились. Среди респондентов трудоспособного возраста "регрессивных НЕадаптантов" в городе - 18%, в сельской местности - 17% и более в Новосибирской области и 56% - на Алтае.

Постепенно нарастает доля затруднившихся оценить динамику своей свободы за годы реформ, независимо от уровня адаптированности к современным условиям: в крупном городе она сегодня достигает 16%. В основном - это вступающая в трудоспособный возраст молодежь, которая не имеет исходной точки для сравнения: "не помню то время", "я еще учился в школе", "в школьные годы над этим особо не задумываешься", "затрудняюсь, я был молод и романтичен", "плохо помню ту жизнь", "мне не с чем сравнивать" и др. Весьма многочисленна и доля сохранивших статус-кво адаптантов (14% - в городе, 9% - в селе), которые здесь, как и группа затруднившихся с оценкой динамики своей свободы, рассматриваться не будут.

Уже простое распределение респондентов по трем основным типам адаптирующихся свидетельствует о том, что до сих пор и адаптированность к новым условиям, и неадаптированность к ним гораздо чаще приводили к уменьшению уровня свободы социальных субъектов, чем к его возрастанию. Причем, как в крупном городе, так и во всех типах сел. В чем же дело? При каких условиях неадаптанты могут стать адаптантами, а адаптировавшиеся регрессивно - адаптированными прогрессивно? Чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим качественный состав и модели поведения в новых условиях представителей разных адаптационных типов.

2.1."Прогрессивные адаптанты"

В крупном городе это самый молодой и образованный тип. Почти половина его представителей - молодежь до 30 лет, ? - до 40 лет. Большинство (62%) окончили вузы (50%) или техникумы (12%); еще 19% - в настоящее время учатся либо там, либо там. Не случайно поэтому почти каждый четвертый представитель этого типа - руководитель, а каждый третий - специалист. Причем по доле руководителей в своем составе они намного превосходят регрессивные типы: почти в 2 раза "регрессивных адаптантов" и в 8 раз "регрессивных НЕадаптантов". По доле специалистов превышение - в 1,5 раза. Доля рабочих здесь, напротив, минимальна: неквалифицированных - почти нет, а квалифицированных - лишь 14%, что в 3,2 - 3,7 раза меньше, чем в регрессивных типах.

Другая отличительная особенность этого типа - высокая доля занятых в финансово-торговой сфере (31%). Если в других типах в финансах не занят никто, то здесь - почти каждый пятый (18%). По доле занятых в торговле (13%) он также обгоняет другие типы: в 1,6 раза "регрессивных адаптантов" и в 4,3 раза - "регрессивных НЕадаптантов". А вот доля занятых в промышленности здесь наименьшая (12%) и уступает регрессивным типам соответственно в 2,5 и 3,4 раза.

Вообще говоря, за годы реформ у представителей данного типа случались не только взлеты в пространстве значимых возможностей, но и падения; причем среднее число взлетов лишь не намного превышает среднее число падений: 5,6 против 5,2.

Респондентам предлагался список из 17 возможностей, который был сформирован по результатам ответов на открытый вопрос: "Какие возможности Вы имеете в виду, говоря о том, что до реформ было лучше или хуже?". Далее им предлагалось оценить, как за годы реформ изменились их возможности в каждой из этих сфер: возросли, остались прежними, ухудшились. Для тех сфер, которые респонденты находили для себя не значимыми, предусматривалась подсказка "это неважно". Поэтому респонденты отличались не только по набору значимых возможностей, но и по их числу. Здесь и далее среднее число взлетов (и падений) рассчитывалось на основе данных о числе возросших (ухудшившихся) возможностей по всем из них из числа значимых. В результате число взлетов колебалось в интервале от 0 до 13 (при среднем по массиву в целом - 2.4), а падений - от 0 до 16 (при среднем - 8.6).

Однако в большинстве своем (75%) "прогрессивные адаптанты" либо улучшили свои позиции на материальной оси (59%), либо сохранили их (16%), что дало возможность представителям данного типа воспользоваться многими преимуществами нового времени и улучшить позиции на многих других значимых осях. Кроме того, их интерес к новым условиям и успешность в них в значительной степени связаны с тем, что большинство (60%) "прогрессивных адаптантов" в число важнейших осей индивидуальной свободы включает самостоятельность, возможность рассчитывать на свои силы и инициативу, быть хозяином своей судьбы (против 28% в регрессивных типах). И сегодня они в большинстве своем (83%) улучшили (64%) или сохранили (19%) свои позиции в этом отношении.

Кроме того, они чаще, чем представители регрессивных типов, стали работать в полную силу, улучшили возможности для реализации своих способностей (65% против 11-16%). И более активно осваивают новое профессиональное и социально-трудовое пространство: 14% основали свое дело (в других типах таких не было совсем), 15% перешли на работу в частную фирму (против 4-5% в регрессивных типах), 19% обучились другой профессии, специальности (против 5-8% в других типах), 33% повысили квалификацию (в других типах - 14-16%) и др. Причем лишь немногие (12%) стали больше трудиться на садово-огородных участках, личном подсобном хозяйстве (против 25 и 36% у регрессивных адаптантов и неадаптантов).

Их активность и ориентация на самостоятельные социальные действия вызывает повышенную заинтересованность в новых правах. Среднее число прав, которые нашли важными "прогрессивные адаптанты" равнялось 5,6 (против 3,5 прав в каждом из "регрессивных" типов). По среднему же числу недостающих прав они, напротив, уступают другим типам (4 против 6-7). Так что происшедшие за годы реформ изменения в правовом пространстве большинство "прогрессивных адаптантов" (93%) находят благоприятными для себя и ни от каких новых прав взамен возвращения старых отказываться не готовы (77%). Примечательно, что в среднем каждый представитель этого типа уже воспользовался тремя новыми правами (против 1,4 - 1,7 в регрессивных типах).

Неправовое социальное пространство "прогрессивных адаптантов" коснулось гораздо в меньшей степени: многие из них полагают, что в современных условиях их шансы на защиту важных прав даже выше, чем до реформ (41% против 3-5% в регрессивных типах). Во всяком случае, по их мнению, отстаивание своих прав, дело, хотя и хлопотное, но не безнадежное (75%). Только 16% считают, что сегодня их права нарушаются чаще, чем до реформ (против 59 и 67% у регрессивных адаптантов и НЕадаптантов).

В целом значимое социальное пространство в современных условиях они в большинстве случаев (62%) рассматривают, по крайней мере, как не более "препятствующее", чем дореформенное: 31% считает, что современные ограничители свободы преодолевать легче (против 20 и 13% у регрессивных адаптантов и неадаптантов), для стольких же и те и другие одинаково трудно преодолимы (против 24 и 14%), и только 12% называет легче преодолимыми дореформенные ограничители (против 49 и 67% в регрессивных типах).

Так или иначе, преимущественно добровольные адаптации в данном типе, хотя и превосходят все остальные типы (15% против 2-3%), все же характерны для меньшинства. В механизмах социальной адаптации большинства (63%) есть как добровольные, так и вынужденные элементы ("и того, и другого примерно одинаково"), против 27 и 15% в регрессивных типах. Более чем каждый пятый (22%) адаптируется к новым условиям преимущественно вынужденно, только потому, что не в его силах изменить ситуацию (против 69-83% в других типах). Однако вынужденные механизмы адаптации представителей этого типа к новым условиям не мешают ей складываться в целом конструктивно и приводить к увеличению уровня индивидуальной свободы.

Такое соотношение между механизмами и результатами адаптационного процесса подкрепляется не только сиюминутными преимуществами, которые данная группа смогла извлечь из новых условий, но и оптимизмом относительно будущего. Основная часть (61%) прогрессивных адаптантов убеждена в преимуществах нового по сравнению со старым ("а трудности есть везде и всегда"). Еще 37%, хотя пока до конца не уверены в преимуществах нового, все же надеются на лучшее.

Я здесь не буду подробно описывать "прогрессивных адаптантов" в сельской местности [См. об этом: М.А. Шабанова (к)].

Укажу лишь на самые общие черты и особенности.

1. Как и городские "прогрессивные адаптанты", сельские - самые молодые и образованные. Причем, как и в городе, возраст каждого второго представителя этого типа, не превышает 29 лет. Уровень образования, хотя и ниже, чем в городе, намного превышает все остальные сельские типы. Более 40% имеют высшее или среднее специальное образование. Так что по доле специалистов этот тип существенно превосходит все остальные (38% против 22 и 9% у регрессивных адаптантов и НЕадаптантов). Все это указывает на более высокий адаптационный потенциал к новым условиям.

2. Данный тип в селе отличает более высокая доля занятых не в финансово-торговой сфере (где на селе заняты единицы), а в отраслях нематериальной сферы, на предприятиях с государственной/муниципальной собственностью. Почти половина представителей данного типа работает на государственных/муниципальных предприятиях (организациях), главным образом - в здравоохранении, просвещении, культуре, - что в 1,5-1,6 раза больше, чем в "регрессивных типах". Эта часть "бюджетников", представляя "новых бедных" в больших городах, в селе - на фоне разрухи сельского хозяйства - олицетворяет относительно обеспеченную часть населения. Многомесячные задержки с выплатой заработной платы у бюджетников менее продолжительные, а ее размер более высокий, чем в сельском хозяйстве.

3. Как и в городе, в этом типе максимальна доля тех, чьи возможности улучшить материальное положение своей семьи за годы реформ возросли (их почти половина против 14-19% в других типах). Благоприятная динамика на экономической оси позволила большой части представителей данного типа в той или иной мере воспользоваться преимуществами возросшей свободы выбора потребительского поведения, досуга, чего нельзя сказать о входящих в "регрессивные" типы.

4. К тому же за годы реформ у большой части "прогрессивных адаптантов" увеличилась относительно чаще и выше ценимая ими возможность открыто отстаивать свои взгляды, убеждения (60% против 23-29% в других типах). В новых условиях характер их взаимоотношений с руководителями предприятий чаще находится в правовых рамках, чем, скажем, в сельском хозяйстве, поэтому и возможности противодействовать несправедливым действиям руководства, не опасаясь отрицательных последствий, у них расширились также больше. В итоге они относительно чаще и успешнее пользуются преимуществами новых условий как материального, так и духовного плана. И высоко ценимая ими возможность быть хозяином свой судьбы, самостоятельным у большинства (60%) возросла.

5. Основная часть сельских "прогрессивых адаптантов" осваивается с новыми условиями либо добровольно (30%), либо добровольно-вынужденно (с чем-то новым - охотно, с чем-то вынужденно: и того, и другого примерно одинаково - 35%). Все они либо убеждены в преимуществах нового по сравнению со старым (40-50%), либо, хотя и не уверены еще в преимуществах нового, но все же надеются на лучшее (60-50%). Такие же позитивные убеждения и надежды на будущее чаще всего сохраняют даже те "прогрессивные адаптанты", которые до сих пор к новым условиям приспосабливались вынужденно ("только потому, что не в моих силах изменить ситуацию").

6. По той значимости, которую сельские "прогрессивные адаптанты" придают новым правам (в среднем называлось 4 новых права), а также по уровню их востребованности на практике (в среднем - 1,5 прав) они ближе к городским "регрессивным адаптантам и НЕадаптантам", чем к городским прогрессивным адаптантам. В своей адаптации к новым условиям они менее активно осваивают новое профессиональное и социальное пространство, делая основной упор на росте трудовой нагрузки по месту прежней работы и в ЛПХ.

2.2."Регрессивные адаптанты"

В крупном городе сегодня это самый наполненный тип, а в некоторых сельских районах - доминирующий. От "прогрессивных адаптантов" их в первую очередь отличает более старший возраст и менее высокий уровень образования. Доля молодежи здесь в 1,3 раза ниже (33%), а лиц в возрасте 40-54(59) лет, напротив, в 1,9 выше (50%). "Регрессивные адаптанты" в 4 раза чаще оканчивали ПТУ со средним образованием (23%), но реже - вузы и техникумы, хотя доля их окончивших в этом типе весьма велика (44%). Учащейся в вузах и техникумах молодежи здесь мало (4%).

Доля квалифицированных рабочих здесь в 3,2 раза выше, чем у "прогрессивных адаптантов" (45%), а руководителей и специалистов, напротив, - в 1,5-2 раза ниже (12 и 21% соответственно). Отличительная особенность этого типа - максимальная доля занятых на муниципальных предприятиях (торговых, транспортных, ЖКХ и др.). Она почти в пять раз выше, чем у "прогрессивных адаптантов" (39%). Другая отличительная особенность - более высокий уровень занятости в промышленности (30%).

Уже исходя из особенностей качественного состава и занятости можно догадаться, что динамика взлетов и падений в пространстве значимых возможностей в этом случае будет менее благоприятной, чем у "прогрессивных адаптантов". Среднее число взлетов - 1, а падений - 10. Падения произошли на всех важнейших направлениях: материальное положение ухудшилось у 87% "регрессивных адаптантов", возможности получения образования - у 81%, улучшения жилищных условий - у 78%, работы по подходящей профессии - у 58%, работы в полную силу, реализации способностей - у 42% и др. Вообще для основной части "регрессивных адаптантов" (60%) главное сегодня - выживание, они с трудом удовлетворяют даже минимальные потребности; и им пока далеко даже до того жизненного уровня, какой был до реформ.

Это сокращение возможностей произошло, несмотря на то, что "регрессивные адаптанты" трудятся не меньше "прогрессивных": 61% стали больше трудится по месту основной работы, 10% - работают в нескольких местах, 39% - используют любую возможность подзаработать. Кроме того, каждый четвертый представитель этого типа стал больше трудиться на садово-огородном участке, в ЛПХ. Однако они не только заняты в менее "выгодных" отраслях и на предприятиях с менее "способствующими" формами собственности, но и в своих адаптационных стратегиях как бы сторонятся нового социального пространства. Среднее число используемых ими новых прав составляет 1,7, что гораздо меньше, чем у "прогрессивных адаптантов". Никто из представителей этого типа не пробовал основать свое дело, очень мало кто перешел на работу в частную фирму, к частному лицу (4% против 15% у "прогрессивных адаптантов"), они реже повышают квалификацию (16% против 33%) или обучаются новой профессии (8% против 19%) и др.

У абсолютного большинства "регрессивных адаптантов" (81%) значимое правовое пространство за годы реформ сузилось: средний респондент этого типа назвал важными 3,5 новых права, недостает же ему в современных условиях шести прав. Шансы на защиту оставшихся важных прав у 51% представителей этой группы теперь ниже, чем до реформ (у 5% - выше), и у 59% нарушаются чаще (у 2% - реже).

Не случайно поэтому основная часть (90%) "регрессивных адаптантов" считает, что для того, чтобы жить так же, как до реформ, сейчас нужно затрачивать больше усилий, чем прежде. Почти половина находит современные ограничители свободы труднее преодолимыми, чем дореформенные (против 20% уверенных в обратном). В результате у 78% "регрессивных адаптантов" за годы реформ стало больше таких жизненных трудностей и препятствий, которые им преодолеть пока не под силу (против 30% у "прогрессивных адаптантов"), и почти ни у кого их не стало меньше (против 19% у "прогрессивных адаптантов").

В целом адаптации представителей этого типа являются преимущественно вынужденными (69% против 22% у "прогрессивных адаптантов"). Весьма многочисленная группа (37%) убеждена в том, что новые условия в целом будут еще хуже старых, и не имеет ни малейшей надежды на лучшее. Более половины (54%), хотя и не уверены в преимуществах нового, просто надеются на лучшее.

Сельские "регрессивные адаптанты" отличаются от сельских же "прогрессивных адаптантов" более старшим возрастом, меньшим уровнем образования, максимальной долей занятых в сельском хозяйстве (58%), наименьшей долей занятых на государственных/муниципальных предприятиях, организациях (30%), ухудшением по существу всех значимых жизненных возможностей, меньшей преодолимостью современных ограничителей свободы по сравнению с дореформенными (89%), преобладанием преимущественно вынужденных адаптаций (55%) и др.

2.3. "Регрессивные НЕадаптанты"

Этот самый неблагополучный тип отличается самым старшим возрастным составом и еще более низким уровнем специального образования населения. Доля молодежи здесь минимальна (21%), как и лиц с высшим и средним специальным образованием (35%). А доля лиц, получивших профессию на курсах и рабочих местах или не получавших ее нигде, максимальна (26% против 11 и 19% у прогрессивных и регрессивных адаптантов), равно как и доля окончивших ПТУ (36%). Не случайно поэтому данный тип превосходит все остальные по доле квалифицированных и неквалифицированных рабочих (51 и 11% соответственно) и существенно уступает им по доле руководителей (3%).

Другое отличие данного типа - в максимальной занятости его представителей в промышленности (41%) и в непроизводственной сфере (медицина, просвещение, культура, кроме науки и высшей школы) - 17%.

Пространство значимых возможностей "регрессивных неадаптантов" за годы реформ еще чаще сужалось, чем у "регрессивных адаптантов": среднее число падений составило 11,3 (взлетов - 0,9). Материальное положение ухудшилось, по существу, у всех (98%), причем до такой степени, что для абсолютного большинства представителей этого типа (90%) главное сегодня - выживание, они с трудом удовлетворяют даже минимальные потребности и им пока далеко о того жизненного уровня, какой был у них до реформ.

Сужение пространства значимых возможностей произошло, несмотря на то, что "регрессивные неадаптанты" активно включались в разные виды трудового адаптационного поведения. По некоторым видам трудовой активности они превзошли все остальные типы: 65% стали больше работать по месту основной работы, 49% - используют любую возможность подзаработать, 36% - стали больше трудиться в ЛПХ и на садово-огородных участках. Правда, они реже повышали квалификацию (14%), совсем редко обучались другой профессии (5%) и не пытались создавать своего дела, предпочитая действовать в традиционном социальном пространстве.

По той значимости, которая придается новым и старым правам, данный тип мало отличается от "регрессивных адаптантов": среднее число новых важных прав - 3,6, а недостающих прав - 7,0. Среднее число используемых прав здесь минимально - 1,4, а если принять во внимание максимальную долю занятых на предприятиях, которые сами определяют объемы производства, цены и др. (54%) и переименование которых в акционерные общества не было добровольным выбором респондентов, то степень востребованности новых прав окажется вообще ничтожной. Значимое правовое пространство почти у всех (91%) представителей этого типа за годы реформ сузилось. Шансы на защиту оставшихся прав, по сравнению с дореформенным уровнем, уменьшились (65%), и эти права стали нарушаться чаще (67%).

В результате современные ограничители в большинстве случаев (67%) воспринимаются как менее преодолимые, чем дореформенные (против 13% уверенных в обратном); а число препятствий, которые преодолеть пока не под силу, растет у 90%.

Отражением всего вышесказанного является максимальная доля вынужденных адаптаций, на которые сослались 83% респондентов. При этом основная часть (69%) убеждена, что новые условия будут хуже старых, и не имеет никакой надежды на будущее.

Еще хуже положение сельских "регрессивных неадаптантов". Среди них самая высокая доля неработающих в трудоспособном возрасте - 45% (причем на долю находящихся в отпуске по уходу за ребенком или в декретном отпуске приходится лишь 16%). В условиях ограниченного выбора рабочих мест, а часто - отсутствия этого выбора вообще - они не могут найти никакой работы, хотя зачастую согласны на любую оплачиваемую работу. Данный тип отличает самая низкая доля специалистов (9%) и самая высокая разнорабочих (24%), рабочих вообще (65%) и сельскохозяйственных рабочих, в частности (39%). Так что представители данного типа в настоящее время занимают самые неблагоприятные позиции на местном рынке труда. Следствием ухудшения их материальных возможностей (у 69%) явилось сужение остальных значимых возможностей, рост числа ограничителей свободы и вынужденный характер адаптации к новой социальной среде (77%).

*      *      *

Итак, констатируем:

1) Социальная адаптация к новым условиям все же идет - как в городе, так и в селе. В современных условиях она представляет собой преимущественно самостоятельный (индивидуально-семейный) процесс. В городе она чаще всего заканчивается нахождением более или менее надежного способа решения (или ослабления) жизненных проблем, т.е. адаптированностью. В ряде сельских районов и типах сельских поселений, напротив, преобладает неадаптированность.

2) Три важных особенности отличают современную адаптированность.

Во-первых, несмотря на рост трудовых усилий, она чаще сопряжена со снижением, чем с повышением, уровня индивидуальной свободы (т.е. носит регрессивный характер);

во-вторых, в ней весьма велика роль вынужденных механизмов; добровольные же базируются не столько на осознании преимуществ нового в сравнении со старым, сколько на простой надежде на лучшее, даже если для нее и нет оснований;

в-третьих, эта адаптированность носит сиюминутный характер, т.е. отражает приспособление лишь к ситуации сегодняшнего дня при массовой неуверенности в будущем и ухудшении позиций по высоко значимому критерию стабильности жизни, уверенности в завтрашнем дне у всех типов адаптантов и неадаптантов (84-98%).

3) В настоящее время регрессивная динамика, независимо от адаптированности или неадаптированности, превалирует даже у лиц, избравших основным способом адаптации к новым условиям увеличение трудовой нагрузки (на основной и дополнительной работе, на садово-огородных участках и ЛПХ, и др.). Низкая результативность добровольных и вынужденных социальных адаптаций свидетельствует о том, что только опора на собственные силы не позволяет индивидам успешно преодолевать современные ограничители свободы (в том числе и неправовые), что сдерживает переход российского общества к большему уровню свободы, как понимают ее его члены. Поэтому в перспективе возрастание прогрессивных и добровольных адаптаций, а также снижение доли неадаптантов будет зависеть не столько от индивидуальных усилий людей, сколько от особенностей институционально-структурной политики государства, влияние которой будет смягчаться или усиливаться статусными факторами (территориальными, профессионально-должностными, отраслевыми, образовательными, возрастными и пр.).

Каковы же в таком адаптационном процессе перспективы институционализации новых прав?

3. Проблемы институционализации новых прав

Как мы убедились, разные типы адаптантов придают разную значимость вновь провозглашенным правам. Однако в современных адаптациях степень использования этих прав, хоть и различается у разных типов, повсеместно очень низка.

Несоответствие между социально востребованными правами и разными уровнями социетальной свободы (декларированным, желаемым, возможным) в современном адаптационном процессе мало сглаживается. Более того, если в контексте адаптации обобщить результаты разного рода переплетений индивидуальной и социетальной свободы, то обнаружится, что в современном адаптационном процессе сложился целый ряд взаимосвязанных механизмов, которые работают на усиление рассогласованности между разными уровнями социетальной свободы, препятствуя институционализации и интернализации новых прав. Перечислю основные из них.

Механизм поддержания отчуждения от новых прав. Тех, кого новые права не привлекали на пороге в реформы, они в большинстве случаев не привлекают и сейчас. Жизнь не убедила их в обратном. Напротив, многие из них, наблюдая за неблагоприятными последствиями обращения к новым правам своих сограждан, односельчан, знакомых (будь то фермерство, предпринимательство в других отраслях производственной сферы или открытое противодействие неправедным действиям руководителей), окончательно убедились в правильности своего начального мнения. Процесс отчуждения от новых прав усиливается и отрицательной реакцией на то, что сегодня происходит либо вокруг них, либо в их обход, но по тем или иным причинам приписывается самой их природе. Противоположное движение по интернализации новых прав теми, кого они изначально не привлекали, и кто включился в их использование вынужденно, наблюдается редко, причем в основном в крупных многофункциональных городах. Но и там этот процесс очень слаб.

Механизм отложенного спроса на новые права. Нередко в принципе важные для социальных субъектов права отодвигаются на второй план из-за тех условий, в которых эти субъекты очутились в ходе реформ. Так, право свободно ездить за границу и беспрепятственно возвращаться обратно, в принципе, значимо для достаточно многочисленной группы членов российского общества (38% - в городе и 16% - в селе). Но не получая заработную плату от полугода до 2-3 лет и в одночасье лишившись всех сбережений, многие потеряли куда более актуальное право свободно перемещаться по территории своей страны и даже ту ограниченную свободу выбора места жительства, которую имели при административно-командной системе. В своеобразных "территориальных ловушках" оказались жители многих северных, монофункциональных городов и поселков, а также сел. Сельское население не только не обрело возможности ездить за рубеж, но в большинстве своем (60%) лишилось более значимого права - ездить в близлежащий райцентр или город (к детям, к врачу или за покупками). Получив ранее актуальное для многих право работать в нескольких местах, жители монофункциональных городов, поселков и сел и на одно-то не могут устроиться. Большая часть работающего населения повсеместно лишилась права на труд, своевременно оплачиваемый деньгами (а не товарами), что сказалось на нарушении многих других значимых прав. В этих условиях многие люди чувствуют себя более бесправными, чем прежде, и если находят новые права в принципе важными, то только не в тех условиях, в которых живут.

Механизм неправовой реализации новых прав. Те, кто дорожит новыми правами и пытаются во что бы то ни стало их реализовать, вынуждены все чаще вступать в неправовые отношения (односторонние и двусторонние, антагонистические и солидаристические) с властями, правоохранительными органами, преступными элементами и пр. Ибо эти права реализуются в условиях отсутствия надежных институциональных механизмов защиты интересов не только слабых, но и сильных социальных групп, роста произвола, вседозволенности, безответственности и безнаказанности властей разного уровня, а также всякого рода преступности и пр.

Механизм разочарования новыми правами из-за недопонимания их природы. Некоторые социальные субъекты воспользовались новыми правами только потому, что не предвидели тех трудностей и ограничений, которые сопутствуют этим правам. Так, многие сельские жители, приватизировав жилье, лишились весьма значимой в сельской местности помощи предприятий в ремонте жилья, жители удаленных сел столкнулись с невозможностью продажи приватизированного жилья и пр. Разочарованы и те, кто рассчитывали обрести новые права, не потеряв старых гарантий, что не всегда возможно.

Механизм воспроизводства "западных" прав на административно-командной основе. Новые права часто утверждаются и отстаиваются старыми административно-командными способами - на основе унаследованных от прошлого моделей разрешения проблем (т.е. личных договоренностей, улаживаний, когда одна сторона "просит", "подносит", а другая -, "делает милость", "постановляет"). К тому же властные элиты в ходе реформ, как известно, в значительной степени сохранили свой состав и весьма преуспели в воспроизводстве прежних типов вертикальных отношений. В настоящее время из 89 регионов 79 - дотационные, так что губернаторы, как и прежде, вынуждены приезжать в Москву к распределяющим деньги чиновникам "на поклон" [C.Собянин, С.4].

Таким образом, для большинства социальных групп обращение к новым правам пока не стало способом конструктивной адаптации к переменам, а если и стало, то приводит к формированию такой социетальной свободы, которая принципиально отличается от западной. Каковы же, исходя из этого, перспективы современного трансформационного процесса в контексте свободы?

Поиск равновесия (компромисса) между новой социетальной  свободой (правовой и неправовой) и новыми ограничителями индивидуальной свободы идет через разного рода адаптации социальных субъектов к новым условиям. Для социального субъекта эта адаптация может быть как добровольной, так и вынужденной, она может способствовать повышению уровня индивидуальной свободы, а может, напротив, его снижать. Неоднозначным может быть и воздействие адаптаций на трансформацию социетальной свободы. Они могут активно включать в свою орбиту новые права и способы социальных действий, а могут, напротив, вырабатывать механизмы, препятствующие институционализации нового.

В свою очередь, сам адаптационный процесс отражает сложное соотношение между двумя уровнями свободы - индивидуальным и социетальным, - которые могут находиться в большом несоответствии и даже противоречии друг с другом. В самом деле, времена больших перемен, особенно когда они сопряжены со сменой типа общественной системы, всегда тяжелы для большинства населения. И даже самым талантливым реформаторам нигде и никогда не удавалось создать таких условий, при которых адаптация к новому всех и каждого осуществлялась бы исключительно на добровольной основе. Ориентация реформ на преимущественно добровольные адаптации в предельном случае попросту свела бы реформы к нулю, сделала бы любое реформирование невозможным. Однако и противоположный крен - в сторону преимущественно вынужденных адаптаций - способствовал бы отрыву от более главной (чем только переход к рынку) цели преобразований. Ведь пафос нынешних реформ состоял именно в том, чтобы перейти к более свободному и процветающему обществу, обществу, где личность будет иметь больше условий для развития по законам своей собственной жизнедеятельности. А такой переход по природе своей предполагает свободу не только как цель, но и как средство, ибо в идеале "свобода сама есть единственное средство достичь свободы" (Д.Кришнамурти).

Таким образом, одни адаптации, отвечая конечной цели преобразований и социально смягчая процесс реформирования, могут замедлить его и в конечном счете свести реформы к нулю. А другие - напротив, в данный момент находясь в противоречии с общей целью преобразований, тем не менее могут более быстрыми темпами приблизить к ней. Каким адаптациям следует отдать предпочтение? И всегда ли добровольные и вынужденные адаптации приводят только к таким результатам? Иными словами, имеются ли сегодня возможности для расширения таких добровольных адаптаций, которые не замедляли, а ускоряли бы процесс реформирования? И не складываются ли новые условия так, что вынужденные адаптации к ним играют роль тормоза реформ не только с позиции сегодняшнего дня, но и перспективы?

Чтобы ответить на эти вопросы, мало знать, к чему собственно идет сегодня адаптирование. Важно знать, в какой мере добровольные и вынужденные адаптации действительно распространены сегодня, а также к чему сегодня ведет (и к чему приводит) добровольная адаптация, а к чему вынужденная. У каких социальных групп в современных условиях преобладают первые, а у каких - вторые? Каковы факторы и последствия развития добровольных и вынужденных адаптаций сегодня? Можно ли увеличить первые и уменьшить вторые? Ответ на этот вопрос помог бы более отчетливо обозначить величину и перспективы отклонения действительной трансформации социетальной свободы как от провозглашенного движения к западной институционально-правовой свободе, так и от такой социетальной свободы, которая в наибольшей мере содействовала бы росту индивидуальной свободы (в том смысле, как она сегодня чаще всего понимается).

1. Социальная адаптация и индивидуальная свобода:

теоретическое представление о механизмах и результатах взаимосвязи

Прежде чем приступить к рассмотрению поставленных вопросов, необходимо определиться в главном - как соотносятся добровольные и вынужденные адаптации с индивидуальной свободой. Всегда ли добровольные адаптации ведут к возрастанию или сохранению свободы, а вынужденные - к ее уменьшению? Какие взаимосвязи между двумя этими феноменами в современных условиях наиболее распространены?

По существу, мы имеем дело с тремя разными феноменами - добровольностью, добровольной адаптацией и свободой, - которые, только на первый взгляд, представляются однопорядковыми. В действительности же они лежат в разных плоскостях и хотя чаще всего пересекаются, но пересекаются лишь частично, к тому же у разных социальных субъектов (или у одних и тех же субъектов в разные моменты времени) - в неодинаковой степени. Лучше всего различия между ними видны применительно к социальным действиям.

1.1. Добровольность и свобода: противоречия и несоответствия

В самом деле, в феномене добровольности акцентируется отсутствие принуждения к совершению (несовершению) того или иного действия: "Добровольным является то, что делается с намерением и без принуждения" (Аристотель). В феномене свободы (точнее, освобождении) центральное место занимает динамика беспрепятственности в реализации самостоятельно выбранных жизненно важных целей и ценностей. Напомню, что "освобождение" определялось как процесс и результат взаимодействия индивида (группы) с социальной средой, в ходе которого либо вследствие изменения среды (системы социальных институтов, социальных неравенств и др.), либо благодаря собственным усилиям социального субъекта, либо тому и другому одновременно, субъект обретает больше возможностей для самостоятельного выбора жизненно важных целей и ценностей, а также и для их реализации.

В каждый данный момент времени добровольность - необходимый элемент индивидуальной свободы. Однако в динамике возрастание свободы в момент времени "t" может быть результатом не только добровольных, но и вынужденных социальных действий в предыдущий период "t-n" (n>0). Так, многие работники, отправленные в административные отпуска на период реконструкции предприятий, вынуждены были сменить профессию, однако по истечении некоторого времени они осознали, что их жизненные возможности вследствие этого шага существенно улучшились и когда предприятия возобновили работу, они сами предпочли не возвращаться на них ["Известия", N185, 27 сент. 1994].

Добровольное действие (добровольное согласие на его осуществление) само по себе еще не означает, что это действие будет свободным и уж совсем не указывает на то, что оно увенчается увеличением (или сохранением) уровня свободы. Ибо остаются открытыми следующие вопросы:

- сможет социальный субъект или не сможет осуществить данное добровольное действие беспрепятственно? Точнее, не меняется ли среда или положение данного субъекта в ней таким образом, что для реализации своих жизненных целей и ценностей в новых условиях необходимо преодолевать все большее число ограничений;

- будет ли сопутствовать субъекту успех в преодолении всех препятствий (внешних и внутренних), которые встретятся на пути его добровольного действия? Возрастают или уменьшаются в связи с этим его совокупные затраты на достижение прежних жизненных целей;

- наконец, как изменяется пространство возможностей, из которых исходит (вынужден исходить) социальный субъект при выборе целей и средств их осуществления? Ведь одно дело, когда он исходит из увеличивающегося (или, по крайней мере, неизменного) поля возможностей, и совсем другое дело, когда он действует, хотя и добровольно, но в более ограниченном социальном пространстве.

Иными словами, если социальный субъект поступал и поступает добровольно, то это еще не означает, что уровень его свободы при этом не изменяется: в действительности он может как повышаться, так и понижаться. Возрастание может быть вызвано, скажем, уменьшением числа препятствий и ограничений, расширением пространства выбора возможностей, сокрашением затрат на реализацию желаемых возможностей или всеми этими факторами одновременно. Уменьшение, напротив, ростом числа препятствий, которые вынужден преодолевать индивид; ростом числа ограничений, которые ему преодолеть не под силу; сокращением пространства выбора возможностей, увеличением затрат на поддержание даже прежнего уровня и образа жизни и др. Во всяком случае, необходимо иметь в виду, что одно и то же добровольное действие может предполагать и приводить к разным уровням (степеням) свободы.

Объединяет добровольное и свободное действие то, что для индивида их последствия (результаты) могут быть как запланированными, так и неожиданными, как желательными, так и нежелательными. Так что, в конце концов, уровень свободы индивида может снизиться как в результате добровольного, так и в результате свободного действия или вследствие того и другого одновременно.

1.2. Добровольная адаптация и индивидуальная свобода

Добровольные действия могут быть адаптационными, а могут иметь неадаптивный (или даже дезадаптивный) характер. Добровольное неадаптивное поведение имеет место в тех случаях, когда добровольные социальные действия не воплощаются в более или менее надежный способ решения (смягчения) жизненных проблем (объективных и субъективных) индивида в изменившихся условиях, как намечалось "на входе". Причины его появления многообразны: ошибочность в выборе средств и способов поведения в новой социальной среде, бесполезность тех или иных действий в данных условиях, непредвиденность всех актуальных последствий реализованного действия, изменения во внешней среде (включая "правила игры"), институционально-правовая незащищенность, изменения самого индивида в ходе предпринятых социальных действий и проч.

Так, добровольное создание своего дела в производственной сфере вообще и фермерских хозяйств в частности в большом числе случаев закончилось неудачно и, вместо того, чтобы повысить уровень адаптированности индивидов к новым условиям, существенно снизило его. В периоды кардинальных общественных перемен, как мы видели в главе 9, велика роль и рационального неадаптивного поведения: весьма многочисленные группы индивидов предпочитают не менять своих жизненных принципов и убеждений, хотя и признают, что в случае их перемены смогли бы добиться в новых условиях гораздо большего.

Таким образом, "адаптационный элемент" делает связь добровольности со свободой более многоканальной: на изменение (увеличение, уменьшение) либо на сохранение уровня свободы социального субъекта оказывают воздействие не только добровольные адаптационные, но и добровольные неадаптационные действия.

Другое дополнение к ранее рассмотренному соотношению между добровольностью и свободой состоит в том, что "вмешательство" адаптации, сохраняя отмеченные взаимосвязи между ними, еще более раздвигает эти два феномена в разные сущностные плоскости. Важный критерий адаптированности - наличие более или менее надежного (устойчивого) способа решения или смягчения актуальных жизненных проблем (объективных или субъективных) в изменившихся условиях, - в случае добровольной адаптации дополняется еще несколькими принципиальными признаками.

Будем исходить из того, что добровольная адаптация имеет место в тех случаях, когда новые ценности и способы социального действия, предлагаемые социальной средой, не противоречат системе ценностных ориентаций, жизненных целей и возможностей социального субъекта. Иными словами, добровольная адаптация имеет место в случаях, когда:

1) первоначально декларированные социальной средой новые ценности, нормы, способы социального действия "вписываются" в систему ценностных ориентаций и возможностей (способностей) социального субъекта или даже создают более благоприятные условия для их реализации (причем, социальный субъект осознает это!);

2) ценностные ориентации индивида в новых условиях изменяются без особого напряжения и сопротивления со стороны индивида, ибо он сам поверил или его убедили в преимуществах нового по сравнению со старым;

3) первоначально декларированные социальной средой новые ценности, нормы, способы социального действия вследствие их активного неприятия в той или иной степени корректируются, приближаясь к системе ценностных ориентаций и возможностей данных социальных субъектов.

Если в первых двух случаях социальные субъекты не стремятся изменить новые правила игры (они либо не мешают им действовать привычным образом, либо они убедились в их преимуществах, добровольно приняли новые ценности и способы социального действия и по возможности реализуют их), то в третьем - индивидам в той или иной степени удается воздействовать на среду с тем, чтобы изменить ее, смягчить нежелательные ограничители своей свободы, так что адаптация идет к "скорректированной с учетом требований индивидов социальной среде".

Итак, как можно заключить, добровольные адаптации по существу указывают на то, что новая институционально-правовая свобода (как, впрочем, и неправовая) интернализована или, по крайней мере, не вызывает у социальных субъектов внутреннего напряжения или сопротивления. Во всяком случае, степень распространения добровольных адаптаций показывает, в какой мере в данный момент времени новая социетальная свобода не противоречит возрастанию индивидуальной свободы адаптантов.

Однако степень включения в добровольные адаптации (и даже их преобладание в адаптационном процессе) сама по себе еще не позволяет судить, в какой мере при этом возрастает индивидуальная свобода и возрастает ли она вообще. К указанным выше (п.1.1) факторам, способствующим усилению несоответствия между свободой и добровольностью (а следовательно, и добровольной адаптацией как ее частным случаем) здесь следует добавить еще один. Если в феномене свободы (освобождении) центральное место занимает динамика возможностей (беспрепятственности) в достижении актуальных жизненных целей (ценностей), то феномен адаптации, по сути своей, не акцентирует уровень значимости для субъектов тех изменений во внешней среде, с которыми они в данный момент времени осваиваются. Добровольные адаптации могут происходить к таким изменениям в социальной среде, которые затрагивают возможности реализации самых важных жизненных целей и ценностей социальных субъектов, а следовательно, ощутимым образом влияют на уровень их свободы. Однако они могут затрагивать и второстепенные ценности - ценности, которые по своей значимости в данный момент находятся во втором или более отдаленных "эшелонах", а потому не оказывают существенного воздействия на динамику свободы социальных субъектов.

Отсюда, в частности, следует важный вывод: поскольку нынешние реформы неодинаковым образом затронули жизненные цели (ценности) и возможности разных социальных групп, то даже в случае примерно равномерного включения в добровольную адаптацию, вклад последней в положительную динамику свободы представителей разных групп будет неодинаковым.

Кроме того, за добровольными адаптациями разных социальных субъектов к новым условиям могут стоять совершенно разные уровни обращения к новым правам. Так что добровольная адаптация к новому еще не означает, что ее непременным результатом будет институционализация и интернализация новых прав. В этой связи хотелось бы затронуть еще один частный аспект современной добровольной адаптации, который обнаружился в ходе эмпирических обследований и который делает взаимосвязь добровольной адаптации и свободы еще менее определенной. Речь идет о том, что в современных условиях в большом числе случаев добровольная адаптация обусловлена тем, что индивиды просто надеются на лучшее, хотя и признают, что для этого пока лично у них нет никаких оснований, и они вовсе не убеждены в преимуществах нового по сравнению со старым. Часть из них не разделяет новых ценностей и способов социального действия, другие - вообще не имеют ясного представления ни о рынке, ни о правовом обществе, однако все они надеются, что жизнь наладится ("надежда умирает последней"). В сельской местности эта подгруппа добровольных адаптантов самая многочисленная.

Схема 1. Взаимосвязь между индивидуальной свободой, социальной адаптацией и добровольностью (вынужденностью).

1.3. Вынужденная адаптация и индивидуальная свобода

Вынужденная адаптация имеет место в тех случаях, когда направления преобразований, новые ценности и способы социального действия противоречат ценностным ориентациям и/или возможностям социального субъекта, однако он вынужден использовать их с тем, чтобы реализовать (удовлетворить) свои жизненно важные цели (потребности). Будем считать, что вынужденная адаптация имеет место тогда, когда:

1) индивиды, не принимая нового, пытались (или пытаются) изменить ценности, нормы, модели социального действия, которые предлагаются средой, но их попытки воздействия на среду оказались (оказываются) безуспешными, поэтому они вынуждены подчиниться (временно или окончательно) новым "правилам игры";

2) индивиды не принимают менее предпочтительного (или вовсе не привлекающего их) нового, но исходя из прошлого жизненного опыта, своего социального положения, возможностей и других обстоятельств вынужденно подчиняются, даже не пытаясь что-либо изменить: "А что я могу сделать?";

3) новые способы социального действия - даже если и не противоречат ценностным ориентациям индивида, - менее, чем прежние, соответствуют его объективным возможностям, являются для индивида менее предпочтительными; однако он вынужден использовать их (ценой больших усилий, затрат, потерь) для удовлетворения даже прежнего набора жизненно важных потребностей (целей);

4) новые способы социального действия не противоречат ни ценностным ориентациям, ни возможностям социального субъекта, однако их преимущества по тем или иным причинам пока не осознаются.

Не все вынужденные действия по природе своей адаптивны, некоторые из них могут иметь неадаптивный или даже дезадаптивный характер. Примером последних являются случаи самоубийства из-за невозможности отстоять свои права законными способами или в знак протеста чуждой среде; вынужденного голодания с угрозой состоянию здоровья, вплоть до смертельного исхода и проч. Необходимо подчеркнуть: вынужденное подчинение новым правилам игры не гарантирует не только успеха в новых условиях, но даже того, что будет найден более или менее надежный способ смягчения актуальных жизненных проблем - даже если и предположить, что индивидам удастся избежать неадекватных или ошибочных действий.

Однако вынужденные действия не всегда имеют своим результатом снижение уровня свободы социального субъекта. Последний, как мы видели, мог заранее не предвидеть всех положительных итогов вынужденного включения в те или иные способы поведения и осознать их во всей полноте лишь впоследствии. К тому же он сам мог измениться в процессе этого социального действия, так что к моменту его окончания оценивает ситуацию по-иному. Поэтому вынужденные адаптации, сужая уровень свободы в данный момент времени, впоследствии могут дать начало его возрастанию.

*      *      *

Итак, констатируем: на возрастание уровня индивидуальной свободы оказывают воздействие как адаптационные (добровольные и вынужденные), так и неадаптационные (добровольные и вынужденные) социальные действия и состояния. Они же могут приводит и к уменьшению уровня свободы. Накопленный вклад разного рода адаптаций к новым условиям в динамику свободы социальных субъектов в каждый данный момент времени лучше всего улавливается через феномены прогрессивной (созидательной) и регрессивной (разрушительной) адаптаций.

1.4. Прогрессивные и регрессивные адаптации

Адаптация к новым условиям может способствовать сохранению прежних параметров воспроизводства социального субъекта (назовем ее стабилизирующей, или "сохраняющей статус-кво" адаптацией), а может изменять (улучшать или ухудшать) их.

Под "прогрессивной" (созидательной) социальной адаптацией будем понимать те виды взаимодействия социального субъекта с изменяющейся средой, когда подключение к новым целям, ценностям и моделям социального действия или новые условия как таковые приносят социальному субъекту больше приобретений, чем потерь (совокупный значимый "плюс" больше совокупного значимого "минуса"). Сюда относятся те адаптационные взаимодействия, которые повышают уровень свободы социального субъекта, позволяют более беспрепятственно достигать прежние значимые цели, ставить и достигать ранее невозможные цели, в более полной мере реализовать себя и пр.

Иными словами, здесь речь идет, во-первых, не о сиюминутных, а о значимых для индивида приобретениях и потерях, связанных с его ценностными ориентациями, важными жизненными потребностями и целями. Во-вторых, имеются в виду как объективные, так и субъективные приобретения и потери, как краткосрочные, так и долгосрочные, как связанные с обладанием чем-либо, так и "деятельностные", связанные с потребностью действовать в том или ином направлении. Так, субъективные приобретения (свобода слова, творчества и др.) могли для части социальных субъектов быть настолько важными, что перевесить все другие потери (напр., снижение уровня жизни), хотя другие индивиды могли остаться индифферентными к этим свободам. Ожидание объективных или субъективных преимуществ в более отдаленной перспективе также может субъективно уменьшить ощущаемые тяготы сегодня и оказать воздействие на современный баланс приобретений и потерь.

Под "регрессивной" (разрушительной) адаптацией будем иметь в виду такую, в результате которой социальный субъект в новых условиях получает меньше приобретений, чем потерь (совокупный значимый "плюс" меньше совокупного значимого "минуса"). Ее частный случай (нижний уровень) образует адаптация, при которой социальный субъект в новых условиях получает только "минусы", не обретая при этом практически ничего значимого для себя. Таким образом, вклад регрессивной адаптации к новым условиям в динамику индивидуальной свободы в целом отрицательный.

Разумеется, адаптация (как и свобода) никогда не бывает абсолютной (полной) и всегда включает элемент неадаптированности в том или ином важном для социальных субъектов отношении. Поэтому правильнее было бы говорить о преимущественно прогрессивной (созидательной) и преимущественно регрессивной (разрушительной) адаптации. В дальнейшем это уточнение будет опускаться только в целях упрощения изложения.

Как прогрессивная, так и регрессивная адаптация может быть результатом как добровольного, так и вынужденного адаптационного процесса. Как же складывается сегодня на практике соотношение между разными механизмами и результатами адаптации в контексте индивидуальной свободы?

2. Современные особенности адаптационного процесса в контексте свободы-несвободы

Эмпирический анализ закономерностей современных социальных адаптаций в контексте свободы-несвободы свидетельствует о том, что в механизмах адаптационного процесса пока с большим перевесом преобладают преимущественно вынужденные адаптации над преимущественно добровольными, а в результатах - преимущественно регрессивные (разрушительные) над преимущественно прогрессивными (созидательными) адаптациями.

Удельный вес вынужденных адаптаций в разных сельских районах колеблется от 51 до 57%. В крупном городе он составляет 55%. Степень распространения добровольных адаптаций пока невелика: как в городе, так и в селе, она, как правило, не превышает 7-12%. Более многочисленна доля тех, кто считает, что в их адаптации к новым условиям добровольного и вынужденного примерно одинаково (до 25% - в селе до 39% - в крупном городе).

В зависимости от уровня адаптированности и результативности адаптации в контексте свободы можно выделить три основных типа адаптирующихся.

1."Прогрессивные адаптанты" - так назовем тех, кто в новых условиях уже обрел более или менее надежные способы решения (смягчения) жизненных проблем, причем эти способы таковы, что улучшают возможности индивидов жить наиболее подходящим для них образом. Иными словами, адаптация к новым условиям принесла им больше приобретений, чем потерь, так что они стали более свободными, чем прежде. Среди респондентов трудоспособного возраста в крупном городе - их 18%, в разных сельских районах - от 7 до 22%.

2."Регрессивные адаптанты" - сегодня также более или менее справляются со своими проблемами, но те способы решения (смягчения) жизненных проблем и трудностей, которыми они овладели, позволяют освоиться с новыми условиями лишь регрессивно, то есть с превышением совокупного "значимого минуса" над совокупным "значимым плюсом" (значимых потерь над значимыми приобретениями). В сельской местности пока это самый многочисленный тип адаптантов - 57% и более. В тех сельских районах, где он был относительно малочисленным (16-17%), он "уступал" своих представителей только "регрессивным НЕадаптантам". В крупном городе этот тип, хотя и не охватывает абсолютного большинства, но также наиболее наполненный - 29% трудоспособного населения.

3."Регрессивные НЕадаптанты" - у представителей этого типа в настоящее время нет надежных способов преодоления (смягчения) жизненных проблем и трудностей, они не знают, как жить в тех условиях, в которых очутились сегодня (и тем более завтра). Разумеется, их возможности жить так, как они сами находят наиболее подходящим для себя, за годы реформ уменьшились. Среди респондентов трудоспособного возраста "регрессивных НЕадаптантов" в городе - 18%, в сельской местности - 17% и более в Новосибирской области и 56% - на Алтае.

Постепенно нарастает доля затруднившихся оценить динамику своей свободы за годы реформ, независимо от уровня адаптированности к современным условиям: в крупном городе она сегодня достигает 16%. В основном - это вступающая в трудоспособный возраст молодежь, которая не имеет исходной точки для сравнения: "не помню то время", "я еще учился в школе", "в школьные годы над этим особо не задумываешься", "затрудняюсь, я был молод и романтичен", "плохо помню ту жизнь", "мне не с чем сравнивать" и др. Весьма многочисленна и доля сохранивших статус-кво адаптантов (14% - в городе, 9% - в селе), которые здесь, как и группа затруднившихся с оценкой динамики своей свободы, рассматриваться не будут.

Уже простое распределение респондентов по трем основным типам адаптирующихся свидетельствует о том, что до сих пор и адаптированность к новым условиям, и неадаптированность к ним гораздо чаще приводили к уменьшению уровня свободы социальных субъектов, чем к его возрастанию. Причем, как в крупном городе, так и во всех типах сел. В чем же дело? При каких условиях неадаптанты могут стать адаптантами, а адаптировавшиеся регрессивно - адаптированными прогрессивно? Чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим качественный состав и модели поведения в новых условиях представителей разных адаптационных типов.

2.1."Прогрессивные адаптанты"

В крупном городе это самый молодой и образованный тип. Почти половина его представителей - молодежь до 30 лет, ? - до 40 лет. Большинство (62%) окончили вузы (50%) или техникумы (12%); еще 19% - в настоящее время учатся либо там, либо там. Не случайно поэтому почти каждый четвертый представитель этого типа - руководитель, а каждый третий - специалист. Причем по доле руководителей в своем составе они намного превосходят регрессивные типы: почти в 2 раза "регрессивных адаптантов" и в 8 раз "регрессивных НЕадаптантов". По доле специалистов превышение - в 1,5 раза. Доля рабочих здесь, напротив, минимальна: неквалифицированных - почти нет, а квалифицированных - лишь 14%, что в 3,2 - 3,7 раза меньше, чем в регрессивных типах.

Другая отличительная особенность этого типа - высокая доля занятых в финансово-торговой сфере (31%). Если в других типах в финансах не занят никто, то здесь - почти каждый пятый (18%). По доле занятых в торговле (13%) он также обгоняет другие типы: в 1,6 раза "регрессивных адаптантов" и в 4,3 раза - "регрессивных НЕадаптантов". А вот доля занятых в промышленности здесь наименьшая (12%) и уступает регрессивным типам соответственно в 2,5 и 3,4 раза.

Вообще говоря, за годы реформ у представителей данного типа случались не только взлеты в пространстве значимых возможностей, но и падения; причем среднее число взлетов лишь не намного превышает среднее число падений: 5,6 против 5,2.

Респондентам предлагался список из 17 возможностей, который был сформирован по результатам ответов на открытый вопрос: "Какие возможности Вы имеете в виду, говоря о том, что до реформ было лучше или хуже?". Далее им предлагалось оценить, как за годы реформ изменились их возможности в каждой из этих сфер: возросли, остались прежними, ухудшились. Для тех сфер, которые респонденты находили для себя не значимыми, предусматривалась подсказка "это неважно". Поэтому респонденты отличались не только по набору значимых возможностей, но и по их числу. Здесь и далее среднее число взлетов (и падений) рассчитывалось на основе данных о числе возросших (ухудшившихся) возможностей по всем из них из числа значимых. В результате число взлетов колебалось в интервале от 0 до 13 (при среднем по массиву в целом - 2.4), а падений - от 0 до 16 (при среднем - 8.6).

Однако в большинстве своем (75%) "прогрессивные адаптанты" либо улучшили свои позиции на материальной оси (59%), либо сохранили их (16%), что дало возможность представителям данного типа воспользоваться многими преимуществами нового времени и улучшить позиции на многих других значимых осях. Кроме того, их интерес к новым условиям и успешность в них в значительной степени связаны с тем, что большинство (60%) "прогрессивных адаптантов" в число важнейших осей индивидуальной свободы включает самостоятельность, возможность рассчитывать на свои силы и инициативу, быть хозяином своей судьбы (против 28% в регрессивных типах). И сегодня они в большинстве своем (83%) улучшили (64%) или сохранили (19%) свои позиции в этом отношении.

Кроме того, они чаще, чем представители регрессивных типов, стали работать в полную силу, улучшили возможности для реализации своих способностей (65% против 11-16%). И более активно осваивают новое профессиональное и социально-трудовое пространство: 14% основали свое дело (в других типах таких не было совсем), 15% перешли на работу в частную фирму (против 4-5% в регрессивных типах), 19% обучились другой профессии, специальности (против 5-8% в других типах), 33% повысили квалификацию (в других типах - 14-16%) и др. Причем лишь немногие (12%) стали больше трудиться на садово-огородных участках, личном подсобном хозяйстве (против 25 и 36% у регрессивных адаптантов и неадаптантов).

Их активность и ориентация на самостоятельные социальные действия вызывает повышенную заинтересованность в новых правах. Среднее число прав, которые нашли важными "прогрессивные адаптанты" равнялось 5,6 (против 3,5 прав в каждом из "регрессивных" типов). По среднему же числу недостающих прав они, напротив, уступают другим типам (4 против 6-7). Так что происшедшие за годы реформ изменения в правовом пространстве большинство "прогрессивных адаптантов" (93%) находят благоприятными для себя и ни от каких новых прав взамен возвращения старых отказываться не готовы (77%). Примечательно, что в среднем каждый представитель этого типа уже воспользовался тремя новыми правами (против 1,4 - 1,7 в регрессивных типах).

Неправовое социальное пространство "прогрессивных адаптантов" коснулось гораздо в меньшей степени: многие из них полагают, что в современных условиях их шансы на защиту важных прав даже выше, чем до реформ (41% против 3-5% в регрессивных типах). Во всяком случае, по их мнению, отстаивание своих прав, дело, хотя и хлопотное, но не безнадежное (75%). Только 16% считают, что сегодня их права нарушаются чаще, чем до реформ (против 59 и 67% у регрессивных адаптантов и НЕадаптантов).

В целом значимое социальное пространство в современных условиях они в большинстве случаев (62%) рассматривают, по крайней мере, как не более "препятствующее", чем дореформенное: 31% считает, что современные ограничители свободы преодолевать легче (против 20 и 13% у регрессивных адаптантов и неадаптантов), для стольких же и те и другие одинаково трудно преодолимы (против 24 и 14%), и только 12% называет легче преодолимыми дореформенные ограничители (против 49 и 67% в регрессивных типах).

Так или иначе, преимущественно добровольные адаптации в данном типе, хотя и превосходят все остальные типы (15% против 2-3%), все же характерны для меньшинства. В механизмах социальной адаптации большинства (63%) есть как добровольные, так и вынужденные элементы ("и того, и другого примерно одинаково"), против 27 и 15% в регрессивных типах. Более чем каждый пятый (22%) адаптируется к новым условиям преимущественно вынужденно, только потому, что не в его силах изменить ситуацию (против 69-83% в других типах). Однако вынужденные механизмы адаптации представителей этого типа к новым условиям не мешают ей складываться в целом конструктивно и приводить к увеличению уровня индивидуальной свободы.

Такое соотношение между механизмами и результатами адаптационного процесса подкрепляется не только сиюминутными преимуществами, которые данная группа смогла извлечь из новых условий, но и оптимизмом относительно будущего. Основная часть (61%) прогрессивных адаптантов убеждена в преимуществах нового по сравнению со старым ("а трудности есть везде и всегда"). Еще 37%, хотя пока до конца не уверены в преимуществах нового, все же надеются на лучшее.

Я здесь не буду подробно описывать "прогрессивных адаптантов" в сельской местности [См. об этом: М.А. Шабанова (к)].

Укажу лишь на самые общие черты и особенности.

1. Как и городские "прогрессивные адаптанты", сельские - самые молодые и образованные. Причем, как и в городе, возраст каждого второго представителя этого типа, не превышает 29 лет. Уровень образования, хотя и ниже, чем в городе, намного превышает все остальные сельские типы. Более 40% имеют высшее или среднее специальное образование. Так что по доле специалистов этот тип существенно превосходит все остальные (38% против 22 и 9% у регрессивных адаптантов и НЕадаптантов). Все это указывает на более высокий адаптационный потенциал к новым условиям.

2. Данный тип в селе отличает более высокая доля занятых не в финансово-торговой сфере (где на селе заняты единицы), а в отраслях нематериальной сферы, на предприятиях с государственной/муниципальной собственностью. Почти половина представителей данного типа работает на государственных/муниципальных предприятиях (организациях), главным образом - в здравоохранении, просвещении, культуре, - что в 1,5-1,6 раза больше, чем в "регрессивных типах". Эта часть "бюджетников", представляя "новых бедных" в больших городах, в селе - на фоне разрухи сельского хозяйства - олицетворяет относительно обеспеченную часть населения. Многомесячные задержки с выплатой заработной платы у бюджетников менее продолжительные, а ее размер более высокий, чем в сельском хозяйстве.

3. Как и в городе, в этом типе максимальна доля тех, чьи возможности улучшить материальное положение своей семьи за годы реформ возросли (их почти половина против 14-19% в других типах). Благоприятная динамика на экономической оси позволила большой части представителей данного типа в той или иной мере воспользоваться преимуществами возросшей свободы выбора потребительского поведения, досуга, чего нельзя сказать о входящих в "регрессивные" типы.

4. К тому же за годы реформ у большой части "прогрессивных адаптантов" увеличилась относительно чаще и выше ценимая ими возможность открыто отстаивать свои взгляды, убеждения (60% против 23-29% в других типах). В новых условиях характер их взаимоотношений с руководителями предприятий чаще находится в правовых рамках, чем, скажем, в сельском хозяйстве, поэтому и возможности противодействовать несправедливым действиям руководства, не опасаясь отрицательных последствий, у них расширились также больше. В итоге они относительно чаще и успешнее пользуются преимуществами новых условий как материального, так и духовного плана. И высоко ценимая ими возможность быть хозяином свой судьбы, самостоятельным у большинства (60%) возросла.

5. Основная часть сельских "прогрессивых адаптантов" осваивается с новыми условиями либо добровольно (30%), либо добровольно-вынужденно (с чем-то новым - охотно, с чем-то вынужденно: и того, и другого примерно одинаково - 35%). Все они либо убеждены в преимуществах нового по сравнению со старым (40-50%), либо, хотя и не уверены еще в преимуществах нового, но все же надеются на лучшее (60-50%). Такие же позитивные убеждения и надежды на будущее чаще всего сохраняют даже те "прогрессивные адаптанты", которые до сих пор к новым условиям приспосабливались вынужденно ("только потому, что не в моих силах изменить ситуацию").

6. По той значимости, которую сельские "прогрессивные адаптанты" придают новым правам (в среднем называлось 4 новых права), а также по уровню их востребованности на практике (в среднем - 1,5 прав) они ближе к городским "регрессивным адаптантам и НЕадаптантам", чем к городским прогрессивным адаптантам. В своей адаптации к новым условиям они менее активно осваивают новое профессиональное и социальное пространство, делая основной упор на росте трудовой нагрузки по месту прежней работы и в ЛПХ.

2.2."Регрессивные адаптанты"

В крупном городе сегодня это самый наполненный тип, а в некоторых сельских районах - доминирующий. От "прогрессивных адаптантов" их в первую очередь отличает более старший возраст и менее высокий уровень образования. Доля молодежи здесь в 1,3 раза ниже (33%), а лиц в возрасте 40-54(59) лет, напротив, в 1,9 выше (50%). "Регрессивные адаптанты" в 4 раза чаще оканчивали ПТУ со средним образованием (23%), но реже - вузы и техникумы, хотя доля их окончивших в этом типе весьма велика (44%). Учащейся в вузах и техникумах молодежи здесь мало (4%).

Доля квалифицированных рабочих здесь в 3,2 раза выше, чем у "прогрессивных адаптантов" (45%), а руководителей и специалистов, напротив, - в 1,5-2 раза ниже (12 и 21% соответственно). Отличительная особенность этого типа - максимальная доля занятых на муниципальных предприятиях (торговых, транспортных, ЖКХ и др.). Она почти в пять раз выше, чем у "прогрессивных адаптантов" (39%). Другая отличительная особенность - более высокий уровень занятости в промышленности (30%).

Уже исходя из особенностей качественного состава и занятости можно догадаться, что динамика взлетов и падений в пространстве значимых возможностей в этом случае будет менее благоприятной, чем у "прогрессивных адаптантов". Среднее число взлетов - 1, а падений - 10. Падения произошли на всех важнейших направлениях: материальное положение ухудшилось у 87% "регрессивных адаптантов", возможности получения образования - у 81%, улучшения жилищных условий - у 78%, работы по подходящей профессии - у 58%, работы в полную силу, реализации способностей - у 42% и др. Вообще для основной части "регрессивных адаптантов" (60%) главное сегодня - выживание, они с трудом удовлетворяют даже минимальные потребности; и им пока далеко даже до того жизненного уровня, какой был до реформ.

Это сокращение возможностей произошло, несмотря на то, что "регрессивные адаптанты" трудятся не меньше "прогрессивных": 61% стали больше трудится по месту основной работы, 10% - работают в нескольких местах, 39% - используют любую возможность подзаработать. Кроме того, каждый четвертый представитель этого типа стал больше трудиться на садово-огородном участке, в ЛПХ. Однако они не только заняты в менее "выгодных" отраслях и на предприятиях с менее "способствующими" формами собственности, но и в своих адаптационных стратегиях как бы сторонятся нового социального пространства. Среднее число используемых ими новых прав составляет 1,7, что гораздо меньше, чем у "прогрессивных адаптантов". Никто из представителей этого типа не пробовал основать свое дело, очень мало кто перешел на работу в частную фирму, к частному лицу (4% против 15% у "прогрессивных адаптантов"), они реже повышают квалификацию (16% против 33%) или обучаются новой профессии (8% против 19%) и др.

У абсолютного большинства "регрессивных адаптантов" (81%) значимое правовое пространство за годы реформ сузилось: средний респондент этого типа назвал важными 3,5 новых права, недостает же ему в современных условиях шести прав. Шансы на защиту оставшихся важных прав у 51% представителей этой группы теперь ниже, чем до реформ (у 5% - выше), и у 59% нарушаются чаще (у 2% - реже).

Не случайно поэтому основная часть (90%) "регрессивных адаптантов" считает, что для того, чтобы жить так же, как до реформ, сейчас нужно затрачивать больше усилий, чем прежде. Почти половина находит современные ограничители свободы труднее преодолимыми, чем дореформенные (против 20% уверенных в обратном). В результате у 78% "регрессивных адаптантов" за годы реформ стало больше таких жизненных трудностей и препятствий, которые им преодолеть пока не под силу (против 30% у "прогрессивных адаптантов"), и почти ни у кого их не стало меньше (против 19% у "прогрессивных адаптантов").

В целом адаптации представителей этого типа являются преимущественно вынужденными (69% против 22% у "прогрессивных адаптантов"). Весьма многочисленная группа (37%) убеждена в том, что новые условия в целом будут еще хуже старых, и не имеет ни малейшей надежды на лучшее. Более половины (54%), хотя и не уверены в преимуществах нового, просто надеются на лучшее.

Сельские "регрессивные адаптанты" отличаются от сельских же "прогрессивных адаптантов" более старшим возрастом, меньшим уровнем образования, максимальной долей занятых в сельском хозяйстве (58%), наименьшей долей занятых на государственных/муниципальных предприятиях, организациях (30%), ухудшением по существу всех значимых жизненных возможностей, меньшей преодолимостью современных ограничителей свободы по сравнению с дореформенными (89%), преобладанием преимущественно вынужденных адаптаций (55%) и др.

2.3. "Регрессивные НЕадаптанты"

Этот самый неблагополучный тип отличается самым старшим возрастным составом и еще более низким уровнем специального образования населения. Доля молодежи здесь минимальна (21%), как и лиц с высшим и средним специальным образованием (35%). А доля лиц, получивших профессию на курсах и рабочих местах или не получавших ее нигде, максимальна (26% против 11 и 19% у прогрессивных и регрессивных адаптантов), равно как и доля окончивших ПТУ (36%). Не случайно поэтому данный тип превосходит все остальные по доле квалифицированных и неквалифицированных рабочих (51 и 11% соответственно) и существенно уступает им по доле руководителей (3%).

Другое отличие данного типа - в максимальной занятости его представителей в промышленности (41%) и в непроизводственной сфере (медицина, просвещение, культура, кроме науки и высшей школы) - 17%.

Пространство значимых возможностей "регрессивных неадаптантов" за годы реформ еще чаще сужалось, чем у "регрессивных адаптантов": среднее число падений составило 11,3 (взлетов - 0,9). Материальное положение ухудшилось, по существу, у всех (98%), причем до такой степени, что для абсолютного большинства представителей этого типа (90%) главное сегодня - выживание, они с трудом удовлетворяют даже минимальные потребности и им пока далеко о того жизненного уровня, какой был у них до реформ.

Сужение пространства значимых возможностей произошло, несмотря на то, что "регрессивные неадаптанты" активно включались в разные виды трудового адаптационного поведения. По некоторым видам трудовой активности они превзошли все остальные типы: 65% стали больше работать по месту основной работы, 49% - используют любую возможность подзаработать, 36% - стали больше трудиться в ЛПХ и на садово-огородных участках. Правда, они реже повышали квалификацию (14%), совсем редко обучались другой профессии (5%) и не пытались создавать своего дела, предпочитая действовать в традиционном социальном пространстве.

По той значимости, которая придается новым и старым правам, данный тип мало отличается от "регрессивных адаптантов": среднее число новых важных прав - 3,6, а недостающих прав - 7,0. Среднее число используемых прав здесь минимально - 1,4, а если принять во внимание максимальную долю занятых на предприятиях, которые сами определяют объемы производства, цены и др. (54%) и переименование которых в акционерные общества не было добровольным выбором респондентов, то степень востребованности новых прав окажется вообще ничтожной. Значимое правовое пространство почти у всех (91%) представителей этого типа за годы реформ сузилось. Шансы на защиту оставшихся прав, по сравнению с дореформенным уровнем, уменьшились (65%), и эти права стали нарушаться чаще (67%).

В результате современные ограничители в большинстве случаев (67%) воспринимаются как менее преодолимые, чем дореформенные (против 13% уверенных в обратном); а число препятствий, которые преодолеть пока не под силу, растет у 90%.

Отражением всего вышесказанного является максимальная доля вынужденных адаптаций, на которые сослались 83% респондентов. При этом основная часть (69%) убеждена, что новые условия будут хуже старых, и не имеет никакой надежды на будущее.

Еще хуже положение сельских "регрессивных неадаптантов". Среди них самая высокая доля неработающих в трудоспособном возрасте - 45% (причем на долю находящихся в отпуске по уходу за ребенком или в декретном отпуске приходится лишь 16%). В условиях ограниченного выбора рабочих мест, а часто - отсутствия этого выбора вообще - они не могут найти никакой работы, хотя зачастую согласны на любую оплачиваемую работу. Данный тип отличает самая низкая доля специалистов (9%) и самая высокая разнорабочих (24%), рабочих вообще (65%) и сельскохозяйственных рабочих, в частности (39%). Так что представители данного типа в настоящее время занимают самые неблагоприятные позиции на местном рынке труда. Следствием ухудшения их материальных возможностей (у 69%) явилось сужение остальных значимых возможностей, рост числа ограничителей свободы и вынужденный характер адаптации к новой социальной среде (77%).

*      *      *

Итак, констатируем:

1) Социальная адаптация к новым условиям все же идет - как в городе, так и в селе. В современных условиях она представляет собой преимущественно самостоятельный (индивидуально-семейный) процесс. В городе она чаще всего заканчивается нахождением более или менее надежного способа решения (или ослабления) жизненных проблем, т.е. адаптированностью. В ряде сельских районов и типах сельских поселений, напротив, преобладает неадаптированность.

2) Три важных особенности отличают современную адаптированность.

Во-первых, несмотря на рост трудовых усилий, она чаще сопряжена со снижением, чем с повышением, уровня индивидуальной свободы (т.е. носит регрессивный характер);

во-вторых, в ней весьма велика роль вынужденных механизмов; добровольные же базируются не столько на осознании преимуществ нового в сравнении со старым, сколько на простой надежде на лучшее, даже если для нее и нет оснований;

в-третьих, эта адаптированность носит сиюминутный характер, т.е. отражает приспособление лишь к ситуации сегодняшнего дня при массовой неуверенности в будущем и ухудшении позиций по высоко значимому критерию стабильности жизни, уверенности в завтрашнем дне у всех типов адаптантов и неадаптантов (84-98%).

3) В настоящее время регрессивная динамика, независимо от адаптированности или неадаптированности, превалирует даже у лиц, избравших основным способом адаптации к новым условиям увеличение трудовой нагрузки (на основной и дополнительной работе, на садово-огородных участках и ЛПХ, и др.). Низкая результативность добровольных и вынужденных социальных адаптаций свидетельствует о том, что только опора на собственные силы не позволяет индивидам успешно преодолевать современные ограничители свободы (в том числе и неправовые), что сдерживает переход российского общества к большему уровню свободы, как понимают ее его члены. Поэтому в перспективе возрастание прогрессивных и добровольных адаптаций, а также снижение доли неадаптантов будет зависеть не столько от индивидуальных усилий людей, сколько от особенностей институционально-структурной политики государства, влияние которой будет смягчаться или усиливаться статусными факторами (территориальными, профессионально-должностными, отраслевыми, образовательными, возрастными и пр.).

Каковы же в таком адаптационном процессе перспективы институционализации новых прав?

3. Проблемы институционализации новых прав

Как мы убедились, разные типы адаптантов придают разную значимость вновь провозглашенным правам. Однако в современных адаптациях степень использования этих прав, хоть и различается у разных типов, повсеместно очень низка.

Несоответствие между социально востребованными правами и разными уровнями социетальной свободы (декларированным, желаемым, возможным) в современном адаптационном процессе мало сглаживается. Более того, если в контексте адаптации обобщить результаты разного рода переплетений индивидуальной и социетальной свободы, то обнаружится, что в современном адаптационном процессе сложился целый ряд взаимосвязанных механизмов, которые работают на усиление рассогласованности между разными уровнями социетальной свободы, препятствуя институционализации и интернализации новых прав. Перечислю основные из них.

Механизм поддержания отчуждения от новых прав. Тех, кого новые права не привлекали на пороге в реформы, они в большинстве случаев не привлекают и сейчас. Жизнь не убедила их в обратном. Напротив, многие из них, наблюдая за неблагоприятными последствиями обращения к новым правам своих сограждан, односельчан, знакомых (будь то фермерство, предпринимательство в других отраслях производственной сферы или открытое противодействие неправедным действиям руководителей), окончательно убедились в правильности своего начального мнения. Процесс отчуждения от новых прав усиливается и отрицательной реакцией на то, что сегодня происходит либо вокруг них, либо в их обход, но по тем или иным причинам приписывается самой их природе. Противоположное движение по интернализации новых прав теми, кого они изначально не привлекали, и кто включился в их использование вынужденно, наблюдается редко, причем в основном в крупных многофункциональных городах. Но и там этот процесс очень слаб.

Механизм отложенного спроса на новые права. Нередко в принципе важные для социальных субъектов права отодвигаются на второй план из-за тех условий, в которых эти субъекты очутились в ходе реформ. Так, право свободно ездить за границу и беспрепятственно возвращаться обратно, в принципе, значимо для достаточно многочисленной группы членов российского общества (38% - в городе и 16% - в селе). Но не получая заработную плату от полугода до 2-3 лет и в одночасье лишившись всех сбережений, многие потеряли куда более актуальное право свободно перемещаться по территории своей страны и даже ту ограниченную свободу выбора места жительства, которую имели при административно-командной системе. В своеобразных "территориальных ловушках" оказались жители многих северных, монофункциональных городов и поселков, а также сел. Сельское население не только не обрело возможности ездить за рубеж, но в большинстве своем (60%) лишилось более значимого права - ездить в близлежащий райцентр или город (к детям, к врачу или за покупками). Получив ранее актуальное для многих право работать в нескольких местах, жители монофункциональных городов, поселков и сел и на одно-то не могут устроиться. Большая часть работающего населения повсеместно лишилась права на труд, своевременно оплачиваемый деньгами (а не товарами), что сказалось на нарушении многих других значимых прав. В этих условиях многие люди чувствуют себя более бесправными, чем прежде, и если находят новые права в принципе важными, то только не в тех условиях, в которых живут.

Механизм неправовой реализации новых прав. Те, кто дорожит новыми правами и пытаются во что бы то ни стало их реализовать, вынуждены все чаще вступать в неправовые отношения (односторонние и двусторонние, антагонистические и солидаристические) с властями, правоохранительными органами, преступными элементами и пр. Ибо эти права реализуются в условиях отсутствия надежных институциональных механизмов защиты интересов не только слабых, но и сильных социальных групп, роста произвола, вседозволенности, безответственности и безнаказанности властей разного уровня, а также всякого рода преступности и пр.

Механизм разочарования новыми правами из-за недопонимания их природы. Некоторые социальные субъекты воспользовались новыми правами только потому, что не предвидели тех трудностей и ограничений, которые сопутствуют этим правам. Так, многие сельские жители, приватизировав жилье, лишились весьма значимой в сельской местности помощи предприятий в ремонте жилья, жители удаленных сел столкнулись с невозможностью продажи приватизированного жилья и пр. Разочарованы и те, кто рассчитывали обрести новые права, не потеряв старых гарантий, что не всегда возможно.

Механизм воспроизводства "западных" прав на административно-командной основе. Новые права часто утверждаются и отстаиваются старыми административно-командными способами - на основе унаследованных от прошлого моделей разрешения проблем (т.е. личных договоренностей, улаживаний, когда одна сторона "просит", "подносит", а другая -, "делает милость", "постановляет"). К тому же властные элиты в ходе реформ, как известно, в значительной степени сохранили свой состав и весьма преуспели в воспроизводстве прежних типов вертикальных отношений. В настоящее время из 89 регионов 79 - дотационные, так что губернаторы, как и прежде, вынуждены приезжать в Москву к распределяющим деньги чиновникам "на поклон" [C.Собянин, С.4].

Таким образом, для большинства социальных групп обращение к новым правам пока не стало способом конструктивной адаптации к переменам, а если и стало, то приводит к формированию такой социетальной свободы, которая принципиально отличается от западной. Каковы же, исходя из этого, перспективы современного трансформационного процесса в контексте свободы?