Свод законов 1649 г. 2 страница

12 марта Скопин и Делагарди с триумфом вошли в Москву. К этому времени Лжедмитрий бежал в Калугу, его правительство распалось, однако на западе появилась новая угроза – угроза полномасштабной польской интервенции.

 

 

Плану Льва Сапеги от 1600 г., плану включить Московию в Польско‑Литовское содружество, помешали сначала попытка первого Лжедмитрия утвердить себя как независимого правителя, а потом захват Василием Шуйским царского трона. Появление второго претендента и хаос в Московии во время тушинского периода дали возможность королю Сигизмунду и Сапеге возобновить свои лия по приведению Московии в польско‑литовское лоно.

Альянс царя Василия со шведами стал для Сигизмунда удобным предлогом нарушить перемирие и начать прямые действия Москвы. В середине сентября 1609 г. передовой корпус под командованием Льва Сапеги пересек границу Московии и направив Смоленску, который в это время еще признавал Василия царем. Сапега ожидал обнаружить разногласия у жителей Смоленска и считывал на общее снижение национального самосознания в Тушинской период вообще, однако он просчитался. Как мы знаем, сопротивления захватчикам уже распространялась по Московии, особенно широко она захватила районы Верхней Волги и Северной Руси. Отчаянное противостояние защитников Троицкого монастыря Яну Петру Сапеге показала пример национального пробуждения другим центрам.

В Смоленске, как и в случае с Троицким монастырем, нашлись те, что пошли бы с поляками на компромисс. Однако большинство главе с одаренным воеводой Смоленска, Михаилом Борисовичем Шейным, держалось стойко. Смоленск являлся одной из самых мощных московских крепостей, и силы Сапеги оказались недостаточными, чтобы овладеть ею.

Вскоре в польский лагерь прибыл сам король Сигизмунд, и осада Смоленска началась. Королевская армия состояла из семнадцати тысяч человек регулярного польского войска, десяти тысяч запорожских казаков и отряда литовских татар. Будучи не в состоянии взять Смоленск штурмом, король обратил свое внимание на вербовку в свою армию поляков, служивших Лжедмитрию.[562]

В середине декабря представители короля потребовали, чтобы Тушинские поляки вступили в королевскую армию и выдали Дмитрия. Это требование вызвало гнев Рожинского и его сподвижников, они считали Московию своей добычей и не намеревались уступать ее Сигизмунду. Рожинский созвал коло (общую ассамблею) тушинских поляков. Для противодействия королевскому вторжению была образована конфедерация, однако Я.П. Сапега отказался в нее войти. Это оказалось тяжелым ударом для Рожинского и его соратников.

27 декабря Лжедмитрий, боясь выдачи, бежал в Калугу. Рожинскому ничего не оставалось, как подчиниться королю Сигизмунду. Для русских бояр и аристократии в Тушино тоже единственным выходом казались переговоры с представителями короля. Ведущими людьми в этой группе являлись боярин М.Г. Салтыков, дворянин М. Молчанов, дьяк И.Т. Грамотин и московский купец Федор Андронов. Было решено послать к королю Сигизмунду делегацию, чтобы выразить готовность тушинского правительства согласиться, на определенных условиях, на то, чтобы сын Сигизмунда Владислав стал царем Москвы.

31 января 1610 г. король Сигизмунд торжественно принял делегацию в своем лагере у Смоленска. Дьяк Грамотин от имени бояр и всех людей объявил, что Московия готова принять Владислава царем при условии сохранения православия, подтверждения всех древних прав и свобод московитов и добавления новых прав и свобод. Тушинские делегаты затем обсудили условия соглашения с польскими сенаторами, и 4 февраля статьи договора были одобрены.[563]

Главные пункты этого замечательного документа состояли в следующем: Владислава венчал на царство православный патриарх; положение православной церкви оставалось прежним; земельные владения церкви, бояр и дьяков не конфисковывались; между Московией и Речью Посполитой заключался военный союз; никого нельзя было казнить без суда Боярской Думы; люди низших рангов повышались по службе соответственно их достоинствам; московитам разрешалось выезжать за границу для получения образования; польские к литовские аристократы не могли получать должностей в Московии; торговля между двумя сторонами была свободна от ограничений; московские купцы могли беспрепятственно проезжать через территорию Польши и Литвы; крестьянам запрещалось покидать поместья, к которым они были прикреплены, для переезда из Московии в Литву; холопы не получали свободы.

Оценивая документ в целом, мы можем разглядеть в нем компромисс между боярами, с одной стороны, и дьяками и купцами, с другой. Бояре желали укрепить свои права на крестьян и холопов; дьяки – расчистить путь для продвижения по службе; купцы – обеспечить свободу внешней торговли. Просвещенная элита всех этих групп, продолжая традицию царя Бориса и Лжедмитрия I, стремилась добиться свободы образования.

Проблема договора от 4 февраля заключалась в том, что тушинское правительство, от имени которого был заключен договор, распалось, как только тушинский лагерь перестал существовать. Договор, однако, оказался для поляков весьма ценным, поскольку мог служить – и послужил – моделью для последующих переговоров с Москвой.

В смятении в разбегающемся тушинском лагере все, казалось, забыли о Марине. Ее отец отправился в Польшу, но Марина отказалась последовать за ним. Она по‑прежнему намеревалась отстаивать свои права царицы. Кроме того, пришло известие, что положение Лжедмитрия в Калуге улучшилось. И действительно, князь Шаховской привел ему на помощь отряд донских казаков.

Марина подозревала, что Рожинский намеревается выдать ее королю Сигизмунду и поэтому решила при первой возможности бежать из Тушино.

Ночью 11 февраля она надела гусарскую форму и, в сопровождении верных ей нескольких сотен донских казаков, поскакала в лагерь Я.П. Сапеги в Дмитров. Она рассчитывала на его помощь делу Дмитрия. Но Сапега посоветовал ей возвращаться в Польшу и даже грозил силой отправить ее к королю. Она вызывающе ответила: «Не пытайтесь остановить меня – со мной мои казаки». С этими людьми она затем бросилась в Калугу. В апреле остатки тушинских поляков последовали ее примеру (Рожинский в конце марта погиб при давлении восстания в Волоколамском монастыре).

Некоторые русские аристократы, включая митрополита Филарета, которые еще оставались в Тушино, теперь поспешили вернуться в Москву.

Наступила патовая ситуация. Из трех соперничающих партий – короля Сигизмунда, Лжедмитрия и царя Василия – последняя казалась сильнее двух других, благодаря помощи шведов, а также всеобщей вере в молодого командующего армией Василия, князя Скопина‑Шуйского.

Скопин готовился к кампании по освобождению Смоленска. Делагарди торопил его. Но 23 апреля Скопин заболел (носовое кровотечение) и через две недели умер в возрасте двадцати четырех лет.

Скопин был единственным популярным человеком в правительстве Шуйского. Поскольку Шуйского, в целом, презирали и не любили, народ возлагал все свои надежды на Скопина. Братья Ляпуновы агитировали за свержение царя Василия и избрание царем Скопина. Неудивительно поэтому, что Шуйский с подозрением относился к намерениям Скопина. После внезапной смерти молодого полководца немедленно поползли слухи, будто он был отравлен невестой царя Василия, княгиней Екатериной, дочерью приспешника Ивана Грозного Малюты Скуратова, и, таким образом, сестрой покойной царицы Марии, жены Бориса Годунова. Она приходилась Скопину крестной матерью.

Эта история легла в основу баллады, сочиненной неизвестным автором в стиле древней былины, воспевающей Скопина и описывающей пир у князя И.М. Воротынского, во время которого Скопин якобы был отравлен. Бояре влили смертельный яд в чашу сладкого меда и передали ее крестной матери Скопина, которая участвовала в заговоре.

Она знавши, кума его крестовая, Подносила стакан меду сладкого Скопину князю Михаилу Васильевичу. Принимает Скопин, не отпирается. Он выпил стакан меду сладкого, А сам говорил таково слово, Услышал во утробе неловко добре: «А и ты съела меня, кума крестовая, Малютина дочи Скурлатова! А зазнаючи мне со зельем стакан подала, Съела ты мене, змее подколодная!»

Он к вечеру, Скопин, и преставился.[564]

Но был ли Скопин отравлен? В своих воспоминаниях польский гетман Станислав Жолкевский, который близко познакомился с ведущими московскими боярами в августе того года, отрицает это. Правды, по всей вероятности, мы никогда не узнаем.

Царь Василий назначил новым главнокомандующим своего брата Дмитрия (мужа княгини Екатерины). В июне Дмитрий Шуйский и Делагарди сконцентрировали свои силы в Можайске и оттуда выступили в направлении Смоленска. Король Сигизмунд послал пробив русско‑шведской армии своего самого одаренного полководца того периода, гетмана Станислава Жолкевского, с отборными польскими войсками. Его поддерживал отряд донских казаков под командованием И.М. Заруцкого. 24 июня Жолкевский атаковал русско‑шведский лагерь в Клушино. Во время сражения наемники Делагарди перешли на сторону поляков. Московской армии не оставалось ничего, кроме отступления, которое скоро превратилось в беспорядочное бегство. Делагарди с небольшим отрядом шведских солдат вернулся в Новгород.

На следующий день после Клушинской битвы отдельные в деления московской армии, осажденные поляками в Царево‑Займище еще до того, как они выступили в Клушино, сдались Жолкевскому. Воевода Григорий Валуев согласился подписать статьи договора от 4 февраля.

Клушинское поражение решило судьбу царя Василия. Дорога в Москву широко открылась для поляков. Лжедмитрий ринулся к Москве и оказался там раньше Жолкевского. Я.П. Сапега, привлеченный обещанными деньгами, присоединился к нему. 11 июля Дмитрий расположил свой штаб в селе Коломенское. Марина была с ним.

17 июля в Москве начались волнения. Под предводительством Захария Ляпунова разгневанная толпа ворвалась в царский дворе потребовала отречения Василия. Никто, за исключением патриарха Гермогена, не выступил в его защиту. Василия и его братьев взяли под стражу. На следующий день Василия вынудили принять постриг, дабы исключить любую возможность его возвращения на престол.

Сразу после свержения Василия Шуйского государственную власть взяла на себя Боярская Дума. Фактически, власть узурпировал внутренний совет из семи бояр. Это были князья – Ф.И. Мстиславский, И.М. Воротынский, А.В. Трубецкой. А.В. Голицын и Б.М. Лыков; и два нетитулованных боярина древних московских родов – И.Н. Романов (брат митрополита Филарета) и Ф.И. Шереметев.[565]Их правление известно под названием Семибоярщина. По всем церковным вопросам, а также важнейшим государственным делам они считали своим долгом консультироваться с патриархом Гермогеном.

24 июля армия Жолкевского подошла к Москве и разбила лагерь в четырех милях западнее города. Москва с ее боярским правительством оказалась между поляками и Лжедмитрием, к которому вскоре присоединились казаки Заруцкого (Заруцкий порвал с поляками и 18 августа возвратился под знамена Дмитрия). Смятенные москвичи разделились на два лагеря. Бояре и состоятельные люди склонялись к соглашению с поляками; чернь выступала за Лжедмитрия.

Жолкевский вступил с боярами в переговоры. Он побуждал принять условия 4 февраля. Они в конце концов согласились, однако внесли в договор несколько изменений. Под влиянием патриарха Гермогена они потребовали, чтобы Владислав перешел в православие в Смоленске, до выезда в Москву, а в Москве взял православную невесту. Немедленно после вступления Владислава на престол Сигизмунд должен был снять осаду Смоленска и вернуться в Польшу.

Бояре исключили статью договора, по которой продвижение царских служащих производилось в соответствии с их достоинствами, а не происхождением. По настоянию патриарха Гермогена статью о праве Московитов уезжать за границу для получения образования тоже опустили. С этими изменениями договор 17 августа был подписан.[566]

После заключения договора Жолкевский и старший боярин Ф.И. Мстиславский объединили свои силы в кампании против Лжедмитрия, чье положение подорвал переход Я.П. Сапеги на сторону Жолкевского. Дмитрий, Марина и Заруцкий бежали в Калугу.

 

 

Сцена, казалось, была полностью подготовлена для воцарения Владислава. Единственное препятствие состояло в том, что Сигизмунд не собирался доверять своему сыну реальную власть над Московией. Он расчитывал сам получить царский титул, а Владислава использовал как приманку, чтобы скорее склонить московитов к переговорам.

Из лагеря у Смоленска Сигизмунд отправил к Жолкевскому в качестве специального курьера одного из авторов договора от 4 февраля, Федора Андронова, который открыто перешел на сторону короля. Андронов доставил Жолкевскому приказ Сигизмунда – требовать, чтобы московиты присягнули королю, а не его сыну. Андронов прибыл в Москву через два дня после подписания соглашения от 17 августа.

Жолкевский понимал, что требование Сигизмунда будет категорически отклонено патриархом Гермогеном и вызовет сильное сопротивление некоторых бояр, в результате чего польско‑московское сближение станет невозможным. Поэтому он не обнародовал содержание королевского приказа.

Тем не менее он предпринял необходимые меры для обеспечения польского контроля над Москвой. Сигизмунд распорядился, чтобы Жолкевский выслал из Москвы в Польшу всех потенциальных претендентов на царский трон, включая свергнутого Василия Шуйского, а также всех тех, от кого можно было ожидать противодействия новым требованиям короля. Жолкевский нашел хитроумный способ выполнить королевские распоряжения. Он включил основную часть вышеназванных людей в большое посольство, которое бояре посылали к Сигизмунду для подтверждения договора от 17 августа. Таким образом, князь В.В. Голицын и митрополит Филарет Романов стали членами посольства. Все посольство, насчитывавшее больше двенадцати сотен человек, выехало в Смоленск 11 сентября.

С отступлением Лжедмитрия в Калугу непосредственная угроза захвата им Москвы миновала, однако народное движение под его именем не ослабевало. Бояре не могли быть уверены в благонадежности армии московских посадских. Поэтому они попросили Жолкевского разместить в Москве польский гарнизон. Это полностью соответствовало его стремлениям, и он с готовностью согласился. Чтобы избежать волнений среди москвичей, польские войска вошли в город ночью 21 сентября.

Покончив с этим, Жолкевский счел свою миссию выполненной и отправился в Смоленск, захватив с собой в качестве пленников Василия Шуйского и двух его братьев. Сигизмунд отписал московским боярам требование конфисковать земельные владения и имущество Шуйских и передать все ему, как соверену.[567]

Подготовка к реорганизации московского правительства с целью достичь его полного подчинения королю была проведена в лагере Сигизмунда у Смоленска.[568]Литовского магната польского происхождения Александра Гонсевского назначили представителем в Москве, и он стал фактическим главой московского правительства. Тушинские лидеры, М.Г. Салтыков и Федор Андропов, стали ближайшими советниками Гонсевского.

Чтобы быть уверенным в верности московских бояр и дворян, согласившихся служить ему, Сигизмунд начал жаловать им поместья. Известно более восьми тысяч таких пожалований за 1610‑1612 гг., фактическое же их количество было, несомненно, больше. Например, М.Г. Салтыков и его сыновья получили двадцать поместий в девятнадцати уездах Московии.[569]

В это время в лагере претендента произошли большие перемены, которые потрясли третью силу политической игры, лагерь претендента. 10 декабря 1610 г. Лжедмитрия убил капитан его татарской гвардии, Петр Урусов. Это было местью за вероломное убийство царя Касимова. Донские казаки, составлявшие основную часть армии Дмитрия, начали тогда убивать и грабить татар, живших в Калуге. Заруцкий решил, что со смертью Дмитрия игра окончена, однако казаки убедили его остаться их предводителем. Марина пожелала быть с ним. Судя по всему, она еще до гибели Дмитрия влюбилась в Заруцкого. Впоследствии она вышла за него замуж. Неизвестно, по какому обряду, католическому или православному, произошло бракосочетание, однако рожденного вскоре после свадьбы сына Марина крестила в православии. Мальчика нарекли Иваном, вероятно в честь его символического деда, Ивана Грозного, и объявили царевичем. Марина продолжала называть себя царицей. Теперь она мечтала возвести на русский трон своего сына.

Смерть Дмитрия, казалось, укрепила дело Польши и сделала короля Сигизмунда еще более уверенным в себе. Его непосредственной задачей было сломить сопротивление членов московского Великого посольства и заставить их признать царем себя, а не Владислава. Однако послы, возглавляемые митрополитом Филаретом, князем Василием Васильевичем Голицыным и думным дьяком Томило Луговским, настаивали на соблюдении королем статей договора от 17 августа и не желали отступать от этой позиции.

Более того, послы указывали, что по условиям договора Сигизмунд должен снять осаду Смоленска и вернуться в Польшу. Сигизмунд отвечал, что Смоленск является его, как великого князя литовского, вотчиной и что, как того требует польская военная честь, по крайней мере один польский отряд должен войти в город.

Потеряв надежду преодолеть сопротивление главных посланников, Сигизмунд и Сапега перенесли свое внимание на менее значительных членов посольства. Некоторые из них, получив от короля землю или деньги, согласились вернуться в Москву и агитировать за его дело.

Тогда же сподвижники Гонсевского в Москве Салтыков и Андронов убедили бояр направить Филарету и В.В. Голицыну указание принять все требования короля Сигизмунда. Патриарх Гермоген отказался подписывать это послание, и оно было отправлено без его подписи.

Как только в лагере короля получили это письмо, Сапега передал его Филарету и В.В. Голицыну и потребовал, чтобы они немедленно выполнили приказ бояр (24 декабря 1610 г.). И митрополит, и боярин отказались. Они сказали, что этот приказ не имеет законной силы: их послали к королю не одни бояре, помимо них решение принимали епископы во главе с патриархом Гермогеном, бояре, «все чиновные и вся земля».

Переговоры безрезультатно продолжались в течение января, февраля и марта. Тем временем поляков в Москве пугало поднимающееся против них русское национальное движение.

Сигизмунд и Сапега должны были действовать быстро, чтобы иметь возможность выслать помощь польскому гарнизону в Москве. 12 апреля всех членов посольства, еще находившихся в королевском лагере, включая Филарета и В.В. Голицына, взяли под стражу и отправили в Польшу. В самом начале пути их ограбили польские охранники.

Усилия по захвату Смоленска были активизированы. К этому времени число защитников значительно сократилось. Люди гибли от голода и цинги, гарнизон нес потери в многочисленных сражениях. Ночью 3 июня после мощного артиллерийского обстрела полякам удалось взять город штурмом. Большинство защитников погибло в сражении. Шеин был ранен и взят в плен. Оставшиеся в живых укрылись в центральном соборе. Не желая сдаваться, они взорвали собор вместе с собой, подпалив хранившийся в подвале порох.

 

 

Намерение Сигизмунда занять трон явилось ударом для московитов, собирающихся договориться с поляками. Единственным условием было сохранение Московией своей индивидуальности при правослвном царе, даже если он будет иностранным принцем, как Владислав.

Признание Сигизмунда означало бы, во‑первых, принятие царя‑католика и, таким образом, предательство православия, духовной основы царства. Во‑вторых, что не менее значимо с практической точки зрения, это означало бы подчинение Московии Польше.

Поскольку Москва была в руках поляков, а Лжедмитрий – мертв, Сигизмунд был уверен, что если его планы осуществятся, русские ему покорятся. Бессильное и беспомощное, царство, казалось, лежало у его ног. Однако, раскрыв свои планы Великому московскому посольству в ноябре и декабре 1610 г., он невольно дал русским понять, какая опасность над ними нависла. Совсем немногие из них стали на сторону Сигизмунда, в целом нация повела себя иначе. Отчаяние придало сопротивлению русских силы. Шок пробудил их.

Получив известие о плане Сигизмунда, патриарх Гермоген, как глава Русской Православной Церкви, почел своим долгом предупредить прихожан об угрозе их вере. Поэтому в декабре 1610 г. он начал рассылать в разные города Московии послания, побуждая людей вставать на защиту православия.

Жители захваченных и разоренных поляками уездов Смоленской земли прислали в Москву письмо, адресованное «всем нашим братьям, православным Московского государства», в котором они призывали московитов объединяться против поляков. Смоляне описывали, как притесняют поляки и людей, и православную церковь и предупреждали жителей других городов Московии, что их ждет та же судьба, если они не будут бороться.[570]

Москвичи разослали по Московии копии смоленского письма, приложив к нему собственное, в котором упоминали о духовном руководстве движением сопротивления патриарха Гермогена.

Под единым знаменем веры движение объединило религиозные и национальные чувства. Судьба страны волновала не только большинство московитов разных социальных групп, но также и казаков, что оказалось очень важным фактором в последующих событиях. Политической целью движения было посадить на трон православного паря, «того, кому Господь отдаст Русское царство». Кандидат не назывался.

В январе 1611 г. отважный буревестник, Прокопий Ляпунов, начал в Рязанской области восстание против сочувствующего полякам правительства Москвы. Вскоре к нему присоединились остатки сил Лжедмитрия II, возглавляемые бывшим тушинским боярином князем Д.Т. Трубецким, Заруцким и Мариной.

В феврале в движение вступил Нижний Новгород, который стал его центром на Верхней Волге. На Средней Волге армии национального сопротивления присягнула Казань.

Эта армия состояла из двух разных элементов: земства (ополчения земель) и казаков. Земские подразделения (также называемые городскими отрядами)[571]включали стрельцов, служилых казаков, посадских, земское дворянство и отряды мобилизованных крестьян.

Казаки были организованы в полки и сотни. Каждую единицу возглавлял атаман, которого, как и остальных военачальников, избирали все члены его подразделения. Для важных решений созывался круг (общее собрание) всех казаков. Большинство воинов национальной армии 1611 г. являлись донскими казаками, однако в движении принимали участие также некоторые волжские и даже яицкие и терские казаки.

К марту передовые силы национальной армии пошли к Москве. Жители столицы ожидали их с нетерпением. 13 марта на торговой площади между русскими и поляками произошла неожиданная шумная ссора. Поляки, и еще больше их русские советники, были очень напуганы.

Чтобы подготовиться к сражению с приближающейся армией, поляки решили 19 марта поднять пушки на башни Кремля и китайгородские стены. Когда они приказали русским возчикам помочь, те отказались. Начались пререкания. Немецкие наемники на польской службе (те, что присоединились к ним после Клушино) напали на толпу и начали безжалостно убивать русских. Поляки присоединились к «немцам». Говорили, что в тот день в Китай‑городе убили семь тысяч безоружных русских.

Поляки затем двинулись в Белый город, следующую часть столицы. Там, однако, у русских было время собрать оружие и пост баррикады. Им помогли несколько офицеров и солдат из передовых отрядов национальной армии, которым удалось проникнуть в город. Под командованием нескольких военных, включая князя Д.М. Пожарского, русские остановили поляков и загнали их обратно в Китай‑город. Поляки тогда подожгли Белый город и Замоскворечье (часть города за Москвой‑рекой). Русским пришлось отступить. Пожарский получил серьезное ранение.

Большинство москвичей потеряло свое жилье и имущество – и это в жестокий мороз. Некоторые покорились полякам. Большая часть покинула Москву, ища пристанища в близлежащих деревнях.

25 марта армия, по рассказам насчитывающая 100 тысяч человек(число, очевидно, преувеличено), достигла пригородов Москвы. Гонсевский повел поляков и «немцев» против русских, но успеха не добился и отступил в Китай‑город и Кремль – все, что осталось полякам в Москве.

Руководители русской армии не собирались сразу же штурмовать крепость, поскольку они знали, что запасы продовольствия у поляков небогаты, и голод заставит их в конце концов сдаться. Вместо этого, они решили сосредоточиться на организации армии и страны.

Поскольку армия состояла из отрядов со всей страны, Земский собор Московского государства был сформирован на основе ее штаба. Он состоял из вассальных татарских ханов (царевичей), бояр и окольничих, дворцовых чиновников, дьяков, князей и мурз (татарских князей), дворян и боярских детей, казацких атаманов, деле от рядовых казаков и «всех служилых людей».[572]

Собор стал верховной властью страны, на его основе формировалось и русское временное правительство. Нужно было вить органы центральной администрации и снова наладить по всей Московии регулярный сбор налогов и провианта. Необходимо было скоординировать интересы основных групп армии: дворянства, посадских и казаков.

После обсуждения моделей и правил нового порядка общий закон одобрили «всей землей» 30 июня 1611 т.[573]Исполнительную власть как в гражданских, так и в военных делах делегировали комитету трех: князю Трубецкому, Заруцкому и Ляпунову. В некоторых летописях их называют троеначальники (триумвират).

Основные ведомства центральной администрации, разрушенные во время предыдущей смуты, восстановили. Это – Разряд (служба военной администрации), Поместный приказ (отдел, ведающий поместьями), финансовое ведомство, уголовный и полицейский приказы,

Как мы знаем, дворянские корпуса московской армии зависели от поместий, которые каждый дворянин получал за военную службу. Во время хаоса гражданской войны поместья распределялись беспорядочно и со множеством нарушений.

Чтобы восстановить порядок, закон от 30 июня постановил, что размер земельных наделов согласно рангу дворянина восстанавливается до уровня 1605 г. Бывшие дворцовые и государственные земли, которые король Сигизмунд и Владислав пожаловали в качестве поместий своим приверженцам, аннулировались. Из превышающих нормы поместий, выделенных московским правительством при царе Василии и правительством претендента в Тушино и Калуге, изымались излишки, которые возвращались в общий поместный фонд. Дворяне, служащие в национальной армии и еще не получившие поместий, должны были их получить. Поместья не служащих в армии подлежали конфискации. Крестьяне, в Смутное время покинувшие поместья, к которым прикреплены, должны были вернуться обратно.

Казаки получали поместья только в том случае, если они служили как дворяне. Тем, кто не желал менять свой статус, выплачивалось жалованье.

Строгие наказания, включая смертную казнь, устанавливались для всех военнослужащих, уличенных в убийстве, разбое или грабеже, будь то боярский сын (дворянин), казак или стрелец. В целом, однако, закон больше отвечал интересам дворянства, чем казаков. Можно предположить поэтому, что редактировал закон Ляпунов.

В самом деле, Ляпунов являлся главным лицом среди лидеров национальной армии. Это был энергичный, очень инициативный человек. В общественных делах он находился между консервативным боярством и казаками. Во внутренней политике он, в отличие от Василия Шуйского, продолжал линию Бориса Годунова и Лжедмитрия I, считая основой политического и социального порядка Руси дворянство и посадских. Во внешней политике, однако, Ляпунов следовал плану Шуйского, ища союза со Швецией, чтобы получить военную поддержку. Политика Ляпунова была связана с мучительной проблемой поисков подходящей кандидатуры на московский престол.

По этому вопросу в Земском Соборе не было согласия. Большинство хотело отложить решение этой проблемы.

Казаки Заруцкого выступали за сына Марины, царевича Ивана. Земцы были против Ивана, считая его сыном самозванца. Чтобы противостоять плану Заруцкого и Марины, некоторые земцы поддерживали идею Ляпунова пригласить шведского принца при условии, что он примет православие.

Инициаторы этого плана доказывали, что выбить поляков из Московии без шведской помощи не удастся. Кроме того, консервативные аристократы ожидали найти лучшего защитника своих привилегий от черни и казаков в царе иностранного происхождения, уже выбранном земцами и казаками.

В обычной для него деятельной манере Ляпунов поспешил установить контакты со шведами. Он послал в Новгород нового воеводу, Василия Ивановича Бутурлина, который в 1610 г. имел с Делагарди дружеские отношения. Бутурлину поручили провести с ним переговоры и о кандидатуре шведского принца, и о военной помощи.

23 июня Ляпунов убедил других лидеров временного правительства послать в Новгород официальную делегацию, чтобы просить Делагарди о немедленной помощи. Эта акция вызвала недовольство не только казаков, но и земских людей. С их точки зрения, эксперимент со шведскими войсками в 1610 г. показал, что от их помощи можно получить больше вреда, чем пользы.

К политическим разногласиям прибавилась личная вражда. Безапелляционная манера и самонадеянность Ляпунова создали ему много врагов. Вскоре он стал жертвой бессовестной интриги, в которой участвовали и поляки, и некоторые казацкие атаманы.

Гонсевского и других польских лидеров в осажденном Кремле обеспокоило обращение Ляпунова к шведам (о чем докладывали их шпионы в лагере казаков). Им казалось важным устранить Ляпунова любыми возможными средствами. Наилучшим способом было раздуть среди казаков пламя ненависти к Ляпунову и возбудить их подозрения относительно его намерений.