Лекция 4. ПОЛИТИЧЕСКАЯ НАУКА НОВОГО ВРЕМЕНИ

IV

III

II

I

ПЛАН

1. Введение: общая характеристика эпохи.

2. Политическая доктрина Никколо Макиавелли.

3. Основные идеи Реформации и ее социально-политические последствия.

4. Политико-правовые идеи европейского социализма XVI-ХVII вв.

Возрождение и Реформация - самые крупные и знаменательные события позднего западноевропейского средневековья (ХV-ХVI вв.). Несмотря на хро­нологическую принадлежность эпохе феодализма, они по своей социально-исторической сути представляли собой антифеодальные, раннебуржуазные явления, подрывавшие устои старого, средневекового мира. Разрыв с господ­ствовавшим, но уже превращающегося в анахронизм феодальным укладом жизни, утверждение принципиально новых стандартов человеческого бытия - вот что составляло основное содержание Возрождения и Реформации. Естест­венно, что это содержание видоизменялось и развивалось, приобретая в каж­дой из стран Западной Европы специфические черты, национально-культурную окраску.

Возрождение- термин, введенный в литературный оборот гуманистами се­редины XVI века. Сначала он обозначал факт восприятия в духовной культуре выдающихся достижений античной цивилизации, которые были утрачены в эпоху Средневековья. В дальнейшем и по настоящее время термин употреб­ляется для целостной характеристики комплекса существенных исторических изменений, основное содержание которых составили: кризис римско-католической церкви и ортодоксальной религии; формирование антисхоласти­ческого типа мышления, гуманистической культуры, искусства, мировоззре­ния; разрыв с прежним укладом жизни, утверждение новых ценностей челове­ческого бытия; генезис раннекапиталистических отношений.

Реформацияпредставляла собой облеченное в религиозную форму, но буржуазное по социальной природе движение против феодального строя, вы­ступление против защищавшего этот строй католицизма, борьбу против непо­мерных притязаний римской курии.

Будучи по своему социально - историческому смыслу анти-феодальными, пробуржуазными явлениями. Возрождение и Реформация в своих высших (точнее, наивысших) результатах превзошли дух буржуазности, вышли за его пределы. Благодаря этому, обрели жизнь такие образцы социокультуры, которые стали органичными и актуальным компонентами последующего поступательного развития цивилизованного человечества. В этот ряд замечатель­ных образцов мысли включается также известная совокупность политико-юридических ценностей и идей.

В борьбе со средневековой консервативно - охранительной идеологией воз­никла система качественно иных общефилософских и социальна - политиче­ских взглядов, Ее сердцевиной сделалась мысль о необходимости утвержде­ния самоценности личности, признания достоинства и автономии всякого ин­дивида, обеспечения условий для свободного развития человека, предостав­ления каждому возможности собственными силами добиваться своего сча­стья. Такой гуманистический настрой складывающейся системы взглядов по­буждал находить в античном мировоззрении прообразы, созвучные упомяну­тому настрою, "работающие на него".

В миропонимании Возрождения считалось, что судьба человека должна предопределяться не его знатностью, происхождением, званием, конфессио­нальным статусом, а исключительно его личной доблестью, активностью, благородством в делах и помыслах. Приобрел актуальность тезис о том, что одно из главных слагаемых достоинства индивида - гражданственность, бес­корыстное инициативное служение общему благу. В свою очередь, под поня­тие общего блага стало подводиться представление о государстве с республи­канским устройством, опирающемся на принципы равенства (в смысле ликви­дации сословных привилегий и ограничений) и справедливости. Гарантии же равенства и справедливости, залог свободы личности усматривались в издании и соблюдении законов, содержание которых согласуется с естеством человека. В рамках возрожденческого миропонимания была обновлена стародавняя кон­цепция общественного договора. С ее помощью объяснялись как причины возникновения государства, так и легитимность государственной власти. При­чем ударение ставилось на значении свободного изъявления своей воли всеми организующимися в государство людьми, обычно добрыми по природе.

В истории и теории государства и права немного найдется таких идей, ко­торые вызывали бы столь же яростные споры их приверженцев и противников, доброжелателей и радикальных критиков, как политические идеи знаменитого итальянского мыслителя Никколо Макиавелли (1469-1527).Большой знаток античной литературы, дипломат и политик (в частности, 14 лет работы на по­сту секретаря Флорентийской республики), он вошел в историю политике - юридической мысли как автор ряда замечательных трудов: "Государь" (1513), "Рассуждения о первой декаде Тита Ливия" (1519), "История Флорен­ции" (первое издание - 1532) и др.

Исследователи согласны в том, что творческое наследие Макиавелли по своему духовному содержанию весьма противоречиво. Объяснение этому ищут в характере самой личности писателя, во влиянии на него сложной эпохи, со­временником и вдумчивым аналитиком которой он был. Отмечают его пла­менную любовь к Отечеству, тяжко страдавшему от внутренних междоусо­биц, неистовства мелких тиранов, вмешательства церкви в светские дела, вторжений иноземных держав. Подчеркивают его симпатии к республикан­скому строю, отдельным демократическим институтам.

По иронии судьбы вышло так, что отмеченные выше благоприятные для мыслителя особенности его теоретической и практической деятельности ока­зались запечатлены главным образом в "Рассуждениях...", "Истории Флорен­ции" и в некоторых других его произведениях. Однако наибольший след в раз­витии мировой политической мысли оставили, конечно, не они, а макиавеллевский "Государь". Но в нем-то как раз республикански - демократические мотивы, гражданско-гуманистические ноты звучат максимально приглушенно. В этом нет ничего удивительного: Макиавелли писал его вовсе не для про­славления демократических и республиканских ценностей, апологии права и гуманизма.

"Государь",при первом ознакомлении с ним, предстает трактатом (скромным по объему) о роли, месте и значении правителя, главы государства в Италии и Европе XVI в. Более внимательное его изучение показывает: в че­ловеческих качествах и поведении государя Макиавелли на свой лад раскрыва­ет черты, закономерности политической деятельности персонифицированного в нем (т.е. в правителе) самого государства. В этой установке на выявление природы государства, а не составлении портрета нужного стране правителя и даче ему советов, приспособленных к злобе дня, заключается глубокий концеп­туальный смысл "Государя".

Мировоззренческая позиция Макиавелли при рассмотрении им вопросов политики и государства - это позиция религиозного индифферентизма. Он практически исключает религиозную точку зрения из арсенала своих объясни­тельных средств. Главный авторитет для него - опыт истории. Трактовка поли­тики отделяется таким образом от теологии, религиозная аргументация уст­раняется из государствоведения. Макиавелли постулирует новый, по сущест­ву неизвестный ни античным писателям, ни мыслителям средневековья, за­кон: политические события, изменения в государстве, смена его форм проис­ходят не по воле божьей, не по прихоти или фантазии людей, но совершаются объективно, под воздействием "действительного хода вещей, а не воображае­мого".

Постулат самостоятельной трактовки политики, принятый Макиавелли, по­будил его отъединить государствоведение не только от теологии. Это же он делает по отношению к этике. С его точки зрения, неуместно, нереалистично

осмысливать и решать политические проблемы, находясь в кругу моральных критериев и суждений, ибо власть, политика, технология политического гос­подства (им в первую очередь посвящен "Государь") - изначально явления внеморального плана.

Главное для Макиавелли выяснить, "какими способами государи могут управлять государствами и удерживать власть над ними". Прежде всего, полагает мыслитель,- созданием прочного фундамента власти. Власть государя "должна покоиться на крепкой основе, иначе она рухнет. Ос­новой же власти во всех государствах... служат хорошие законы и хорошее войско. Ко хороших законов не бывает там, где нет хорошего войска, и, на­оборот, где есть хорошее войско, там хороши и законы". Логично, что у Ма­киавелли опора законов (так же, как и опора государственной власти) - армия, вооруженная сила. О праве, справедливости и т. п. речи нет.

Есть ряд политических приемов, с помощью которых государь в состоянии достичь высшей своей цели. Государь, "если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра". Чтобы удержаться у власти, благоразумный государь не станет пренебрегать теми пороками, которые на деле обеспечивают ему благополучие и безопасность. Не грех государю "ради сохранения государства" пойти против своего же слова. Поскольку о действиях всех людей заключают по результатам, "пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу". Надо заимствовать из истории все наилучшее и наиболее достойное для сохранения государства, Государственная власть должна быть твердой и решительной; содействовать этому призвано - помимо всех прочих мер - ее прославление и возвеличивание. Для Макиавелли сохра­нение и упрочение политической власти (практически любой ценой) - домини­рующий интерес государственности.

Государство (введение самого термина stato, т.е. "государство" в политиче­скую науку Нового времени связывают с Макиавелли) выступает монополи­стом публично-властных прерогатив. Оно трактуется в "Государе" преимуще­ственно в значении аппарата, управляющего подданными, народом, общест­вом. Такой государственный аппарат включает в себя государя и его минист­ров, чиновников, советников, прочих должностных лиц. Другими словами это то, что современным языком можно было бы назвать центральной админист­рацией. Этому аппарату, а вернее, конечно, государю, распоряжающемуся им, принадлежит публичная власть - право командовать государством, страной по своему усмотрению. Государь не должен допускать того, чтобы политиче­ская власть в стране находилась еще в чьих-то руках; он обязан концентриро­вать ее всю только у себя.

Макиавелли отрицательно относится к тому, чтобы государь, принимая решения, был ограничен чьей-либо волей, испытывал давление постороннего интереса. Суть власти,самодержавия государя в том и заключается, что все в государстве определяется лишь его собственным усмотрением. Отсюда вытекают возражения итальянского мыслителя против наличия властных пол

номочий не только у чиновников и должностных лиц, получивших свои посты от государя, но также баронов и магистратов.

Совершенно чуждо Макиавелли представление о народе как о носителе, источнике верховной власти. Ни слова нет о правах народа на управление го­сударством, даже на минимальное его подключение к самостоятельному от­правлению государственных дел. В политической сфере народу надлежит быть пассивной массой, превращаемой всевозможными манипуляциями со стороны государей в удобный и послушный объект государственной власти.

В "Государе" мало говориться о деятельности правителя, обращенной непо­средственно к потребностям к интересам самих управляемых (народа, знати, войска и проч.). По отношению к управляемым Макиавелли советует государю выступать главным образом в облике опекуна народа. При этом правителю следует пребывать в убеждении, что знать - честолюбива, а народ - необуздан­ная масса. Ему следует хорошо помнить, что в мире нет ничего, кроме черни, которая прельщается внешними эффектами и успехом. Умелый государь зани­мается наведением порядка в стране (городе), исключающим совершение пре­ступлений должностными и частными лицами. Он ограждает подданных от грабежа чиновников, предоставляя обиженным возможность взывать к его (государя) суду. Плох тот правитель, который не столько опекает своих под­данных, сколько обирает их, который не ищет путей их умиротворения. Обес­печивая спокойствие в стране, государь тем самым повышает авторитет вер­ховной, т.е. своей власти.

Набор благодеяний, идущих от государства к подданным, узок. Военные и полицейско - охранительные меры (обеспечение внешней безопасности, уст­ранение внутреннего беспорядка), покровительство ремеслам, земледелию и торговле - вот почти и все. В этом наборе нет, например, места такому благо­деянию, как предоставление подданным гарантированных прав и свобод, осо­бенно политических. "Государь" на сей счет занимает, в общем, позицию умолчания. Она не случайна.

Там, где жизнь людей направляется приказом, где ими командуют, с пра­вами и свободами подданных одни только хлопоты. Кроме того, сам Макиа­велли склонен считать, что подданные не очень уж заинтересованы в облада­нии такими правами и свободами. Людей волнует не их отсутствие, а прежде всего возможность сохранять в неприкосновенности свою собственность. Они в состоянии смириться с утратой свободы, престижа, власти (влияния), но никогда и никому не простят потерю имущества.

Опекая подданных, воздерживаясь (при отсутствии экстраординарных об­стоятельств) от "притеснения" народа, государю одновременно нужно совер­шать все свои действия, адресуемые подданным и рассчитанные на их вос­приятие, именно как благодеяния. Обычно люди не надеются получить от го­сударства что-либо полезное, хорошее для себя. Поэтому, когда они видят "добро со стороны тех, от кого ждали зла, особенно привязываются к благо­детелям". В отличие от обид, которые, по Макиавелли, надо наносить разом,

благодеяния разумно оказывать малыми порциями, чтобы оно длилось доль­ше и чтобы подданные ощутили его как можно полней.

Макиавелли прекрасно сознает, что непременным условием осуществления политической власти в формах, выгодных и угодных государю, является со­гласие подданных. Он буквально заклинает правителя ни в коем случае не на­влекать на себя их антипатии: "презрение и ненависть подданных - это то са­мое, чего государь должен больше всего опасаться". Завоевывать расположе­ние народа - вот задача государя. Надлежит "принять меры к тому, чтобы граждане всегда и при любых обстоятельствах имели потребность в нем. Если люди отчуждаются от него, то в таком случае сказывается обреченным и народ - он ввергается в пучину анархии, беспорядка".

Каким образом добиться от подданных того, чтобы они действовали соот­ветственно воле государя и чтобы его власть в стране (городе) осуществля­лась нормально? По Макиавелли, такая власть осуществляется нормально, если подданные полностью повинуются государю. Есть два способа достиже­ния повиновения: 1) любовь к государю; 2) страх перед ним. Что эффективней и надежней? С точки зрения Макиавелли, лучше всего, разумеется, "когда бо­ятся и любят одновременно, однако любовь плохо уживается со страхом, по­этому если уж приходится выбирать, то надежнее выбирать "страх" и поддер­живать его "угрозой наказания, которой невозможно пренебречь".

Делая выбор в пользу страха как такого состояния, которое вернее всего гарантирует государству (государю) покорность его подданных, Макиавелли руководствуется одной из основных аксиом своей политической философии - аксиомой об исконной порочности людей, существ эгоистичных и злобных. О людях в целом, убежден автор "Государя", "можно сказать, что они небла­годарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива". Столетие спустя, макиавеллевскую идею асоци­альной и даже антиобщественной сущности человека воспримет и разовьет Т. Гоббс.

В "Государе" от угрозы наказания, поддерживающей в людях страх перед государством, до самого наказания, расстояние почти незаметное. Правитель, чтобы заставить своих подданных безропотно повиноваться ему, не должен пренебрегать самыми суровыми, нещадными карами. Жестокость допустима не только в военное, но и в мирное время. Например, людей, причисляемых к врагам государственной власти, опасных для нее, государь волен просто уничтожать. Опасаться ответственности ему нечего. Государи находятся вне юрисдикции суда: с государей "в суде не спросишь". Их решения, касающие­ся частных дел подданных, должны быть бесповоротными. Вообще поддан­ным нужно постоянно давать чувствовать абсолютную непререкаемость госу­дарственной власти.

Эту непререкаемость может сообщить государственной власти только вер­ховная воля, единая и ни от кого не зависящая, господствующая над всем без­гранично и безусловно. Лишь такая воля способна обеспечивать само существование государства, его могущество и порядок в стране. В словаре Макиавелли нет понятия "государственный суверенитет". Однако его представление о свойствах, которыми должна обладать государственная власть, показывают, что фактически он совсем близко подошел к формулированию данного понятия - одного из важнейших для науке о государств, для характеристики природы государства.

Гуманистический дух эпохи Возрождения, каким его унаследовал европей­ский XVI в., "Государя" едва коснулся. В этом труде доминирует отнюдь не превознесение высокого достоинства человеческой личности, создающей и творящей самое себя. Нет в нем апологии свободной воли, направленной к добру и общему благу; нет рассуждений о призвании индивида к гражданско-нравственной деятельности на поприще политики. В фокусе макиавеллевского сочинения - идеальный правитель и технология его властвования. Прообра­зом подобного правителя выступает Цезарь Борджиа - поистине сатанинский злодей, в котором автор хотел видеть великого государственного мужа, объ­единителя Италии.

Отмеченный разлад Макиавелли с гуманизмом проистекает не из прихотливых личных симпатий и антипатий флорентийца. Глубинные истоки разлада лежат в трагическом несовпадении (а зачастую в открытом конфликте) двух

качественно-отличных друг от друга измерений, двух разных способов социального бытия: этического и политического. У каждого из них свои собствен­ные критерии: "добро" - "зло" у первого, "польза" - "вред" ("выигрыш" - "проигрыш") у второго. Заслуга Макиавелли в том, что он до предела заострил и бесстрашно выразил это объективно существующее соотношение политики и морали.

Идеи Макиавелли оказали огромное влияние на последующее развитие буржуазной политико-правовой идеологии. В них сформулированы и обосно­ваны основные программные требования буржуазии: незыблемость частной собственности, республика как наилучшее обеспечение интересов всех слоев, осуждение феодального дворянства, подчинение религии политике и т.д. Наи­более проницательные идеологи буржуазии высоко оценили учение Макиа­велли, в особенности освобождение политики от теологии, рационалистиче­ское объяснение государства и власти, стремление определить их связь с инте­ресами людей.

В России XVIII в. чтение Макиавелли считалось тяжким преступлением. В феодальной Европе его книги были запрещены. Да и в современном мире написано много антимакивеллиевских работ, где ему даются оценки типа: «учитель зла», "предшественник фашизма", "советчик диктаторов и тиранов" (имеется в виду и Сталин), "вдохновитель тоталитарных диктатур" и т. п. Ма­киавелли стал символом реакционной политической практики, именем его спекулировали германские и итальянские фашисты, считавшие фашисткое государство воплощением макиавеллевских идей "совершенного государст­ва".

С другой стороны, начиная с 50-х годов, в политической социологии США сформировалось целое направление-"политический реализм", представители которого (Моргентау, Лассуэл) называли себя макиавеллистами и отстаивали тезисы: о несовместимости политики и морали; о силе и насилии как решаю­щем средстве политики; о беспристрастном политическом анализе и т.д.

Итак, теорию Макиавелли нельзя рассматривать вне исторического контек­ста. Как писал Гегель: "Весьма неразумно рассматривать идею, сложившуюся под непосредственным впечатлением о состоянии (тогдашней) Италии, как некий безучастный сборник морально-политических принципов, пригодный при любых условиях. "Государя" надо читать под непосредствен­ным впечатлением исторических событий в Италии... И тогда это произведе­ние предстанет перед нами как истинно великое творение подлинно политиче­ского ума высокой и благородной направленности".

В первой половине XVI в. в Западной и Центральной Европе разверну­лось широкое общественное движение, антифеодальное по своей социально-экономической и политической сути и религиозное (антикатолицисткое) по своей идеологической форме. Поскольку ближайшими целями этого движения являлось "исправление" официальной доктрины римской католической церк­ви, преобразование церковной организации, перестройка взаимоотношений церкви и государства, постольку она стала называться Реформацией. Глав­ным очагом европейской Реформации была Германия.

Сторонники Реформации разделились на два лагеря. В одном из них собра­лись имущие элементы оппозиции - низшее дворянство, бюргерство, часть светских князей, рассчитывавшие обогатится посредством конфискации цер­ковных имуществ и стремившиеся использовать удобный случай для завоевания большей независимости от империи. Тон задавало бюргерство, хотевшее осуществления скромных, умеренных реформ. В другом лагере объединились народные массы: крестьяне и плебеи. Они выставили далеко идущие требования, боролись за революционное переустройство мира на началах соци альной справедливости.

Участие в реформационном движении столь разнородных общественных сил определило наличие в нем весьма отличающихся друг от друга политиче ских программ, представлений о государстве, праве, законе. Тем не менее, эти программы содержали и общие, характерные для Реформации, идеи. Например, все сторонники Реформации признавали единственным источником религиозной истины Священное Писание и отвергали католическое Священное Предание. Были они согласны также и в том, что миряне должны оправдываться одною верой" - без посреднической роли духовенства в "спасении" верующего. Все они желали радикального упрощения и демократизации церковного устройства, осуждали погоню церкви за земными богатст­вами, были против ее зависимости от римской курии и т.д.

У истоков Реформации стоял и крупнейшим идеологом ее бюргерского крыла являлся немецкий теолог Мартин Лютер (1483 -1546).Именно он сформулировал те религиозно-политические лозунги, которые вначале вдох­новили и сплотили в Германии практически всех поборников Реформации.

Один из исходных пунктов лютеровского учения - тезис о том, что спасение достигается исключительно верой. Каждый верующий оправдывается ею лично перед богом, становясь тут как бы священником самому себе и вследствие этого не нуждаясь более в услугах католической церкви (идея "всесвященства"). Только лишь богу - существу совершеннейшему - обязаны люди (от пап и князей до последнего крестьянина и плебея) повиноваться раб­ски, служить верноподданнически. В сравнении с богом абсолютно все смерт­ные ничтожны. Никто из людей не имеет превосходства над себе подобны­ми: клир ничем не отличается от мирян, все сословия одинаковы. Эта трак­товка М. Лютером основоположений христианства в условиях Реформации фактически являлась едва ли не первой раннебуржуазной версией принципа равноправия.

Возможность верующим быть внутренне религиозными, вести истинно христианский образ жизни обеспечивается, согласно М. Лютеру, мирским порядком. Действенность этого порядка в учреждении светской власти (государства, законов) обеспечивается благодаря опоре на естественное, а не божественное право. Будучи, в конечном счете, производным от воли божьей, естественное право, тем не менее, представляет собой качественно иной фено­мен, чем право божественное. Естественное право дозволяет управлять един­ственно внешним поведением людей, имуществом, вещами. Свободу души, область веры, внутренний мир человека находятся вне юрисдикции государст­ва, за пределами действия его законов.

В своей концепции государства М.Лютер предусмотрел - и это очень важ­но для понимания ее теоретического значения, - что в сфере естественного права (в границах мирских отношений) светской власти следует руководство­ваться практической целесообразностью, реальными интересами, определяе­мыми человеческим разумом. Властвует целесообразно, управляет разумно тот князь (монарх), который употребляет власть не как привилегию, а как бремя, возложенное на него Богом. Вообще христианский "управитель должен счи­тать себя слугой, а не господином народа".

Конечно, М.Лютер был чрезвычайно далек от того, чтобы проповедовать демократическое переустройство тогдашней германской государственности. Наоборот, он наставлял подданных быть покорными монархам, не восставать против власти, смиренно сносить чинимые ею несправедливости. Таким обра­зом, система лютеровских политико-правовых воззрений пронизана противо­речиями. Идея усиления роли светской власти, ее независимости от папства, которое являлось космополитическим институтом, "работала" на утверждение

регионального княжеского абсолютизма. Мысли о монархе как высшем руко­водителе национальной церкви, о духовенстве как особом сословии, при­званном служить государству, освящении светской власти религиозным авто­ритетом - все это способствовало насаждению культа государства; суеверная вера в государство надолго становилась характерной чертой господствующего в Германии политического сознания. Внутренняя религиозность, за которую ратовал М. Лютер, не предполагала сколько-нибудь серьезного изменения об­щественно-политического строя той поры: не требовалось упразднять эксплуа­тацию крестьян феодалами, ликвидировать абсолютистские режимы, устранять духовное порабощение верующих и т.п.

В целом, эволюция деятельности и учения М. Лютера происходила таким образом, что в них нарастали элементы бюргерской ограниченности, узкоклас­сового политического утилитаризма, религиозного фанатизма, существенно мешавшие дальнейшему развертыванию реформации,

Крестьянско-плебейский лагерь, который возглавил Томас Мюнцер (ок. 1490-1525),обратил реформационное движение в открытую бескомпромисс­ную борьбу против всяких эксплуататорских порядков, социального неравен­ства, власти князей, засилья церкви. Пиком этой революционной борьбы стала Крестьянская война в Германии (1524-1526).

Социальные и политико-правовые идеи восставших крестьянских масс были наиболее определенно изложены в "12-ти статьях" и в "Статейном письме". Первый документ состоял из относительно умеренных и конкретных требова­ний. В нем, в частности, говорилось о необходимости выборности и сменяе­мости духовных лиц общины, об обязательности отмены крепостного права, об уменьшении размера податей, оброков и барщины, об устранении произ­вола в управлении и судах и т.д. Содержание "Статейного письма", вышедше­го из ближайшего окружения Т. Мюнцера, было куда радикальнее. Авторы это­го письма заявляли, что крайне бедственное положение народа больше тер­петь нельзя. Всем крестьянским общинам надо объединиться в "христианский союз и братство", сообща устранить любыми средствами (в том числе и насильственными) тяготы, создаваемые простым людям духовными и светскими господами. В "христианском союзе и братстве", который, должен будет охватить всю страну, установится справедливый общественный строй; его принципом явится служение "общей пользе". Поскольку "Статейное письмо" задачу учреждения такого союза связывало с народными массами, постольку вполне логично допустить, что в них оно видело и носи­тель власти при новом социальном порядке.

Как теолог (хотя он и приблизился к атеизму) Т. Мюнцер черпал доказа­тельства правоты своих убеждений в Библии, а как человек активного револю­ционного действия он стремился к практическому воплощению на земле "царства Божьего" - общественного строя, в котором не будет существовать ни

классовых различий, ни частной собственности, ни обособленной, противо­стоящей членам общества и чуждой им государственной власти.

К числу виднейших идеологов и влиятельных деятелей Реформации при­надлежал Жан Кальвин (1509 - 1564).Обосновавшись в Швейцарии, он опубликовал там богословский трактат "Наставление в христианской вере" (1536). Сердцевина сочинения - догмат о божественном предопределении. Согласно Кальвину, Бог заранее твердо определил одних людей к спасению и блаженству, других к погибели. Люди бессильны изменить волю Бога, но могут догадываться о ней по тому, как складывается у них жизнь на земле. Если их профессиональная деятельность (ее предуказывает Бог) идет успешно, если они набожны и добродетельны, трудолюбивы и покорны властям (установ­ленным Богом),- значит, Бог благоволит к ним.

Из догмата об абсолютном божественном предопределении проистекал долг посвящать себя своей профессии, быть максимально бережливым и рачитель­ным хозяином, презирать наслаждения и расточительность. Из этого догмата также следовало, что благородство происхождения и сословные привилегии феодалов не важны ибо не ими обуславливаются предизбранность и спасение человека. Таким образом, Кальвин сумел придать специфическими религиоз­ными средствами мощный импульс процессу формирования буржуазной социально-экономической практики и духовной атмосферы капитализма в За­падной Европе.

Пробуржуазный характер носила и произведенная Кальвином коренная ре­форма устройства церкви. Церковные общины стали возглавлять старшины (пресвитеры), избиравшиеся обычно из наиболее богатых мирян, и проповед­ники, не имевшие специального священнического сана, исполнявшие религи­озные функции как служебные обязанности. Пресвитеры вкупе с проповедни­ками составляли консисторию, которая ведала всей религиозной жизнью об­щины. Идея подобного переустройства церкви, воспринятая в учениях о по­литике, в своем дальнейшем развитии явилась концептуальной базой для разработки республиканских и даже республиканско-демократических про­грамм.

Сам Кальвин, однако, в вопросах о государстве был очень осмотрителен. Осуждая феодально-монархические круги за творимые ими насилия, произвол, беззаконие и предрекая за это правителям Божью кару, орудием которой могут стать их собственные подданные, он в то же время всякую власть объявлял бо­жественной, Право сопротивляться тирании Кальвин признавал только за под­чиненными государю органами власти, церковью, представительными учреж­дениями. Открытое неповиновение и свержение тирана допустимы, на его взгляд, лишь тогда, когда использованы все способы пассивного сопротивле­ния, исчерпаны все легальные формы борьбы. "Наихудшей формой правле­ния" была для Кальвина демократия. Предпочтение он отдавал олигархиче­ской организации управления государством.

Отличительное свойство кальвинистской доктрины - жесткая религиозная нетерпимость ко всяким другим воззрениям и установкам, в особенности к крестьянско-плебейским ересям. Зловещую суровость доктрины дополняла и завершала не менее свирепая политическая практика Кальвина, который в 1541-1564 гг. руководил Женевской консисторией. Эта консистория фактиче­ски подчинила себе магистрат города. За горожанами была установлена слеж­ка, чуть ли не всеобъемлющей регламентации подверглись самые разные сто­роны общественной жизни. За малейшее нарушение предписанных норм на­значались тяжкие наказания. Вошли в обыкновение казни тех, в ком усматри­вали еретиков.

Кальвинисткая идеология сыграла в истории заметную роль. Она содейство­вала совершению первой буржуазной революции в Западной Европе (в Ни­дерландах) и утверждению в этой стране республики. На ее основе возникли республиканские партии в Англии и прежде всего в Шотландии. Вместе с дру­гими идейными течениями Реформации кальвинизм подготовлял тот "мыслительный материал", на почве которого в ХУП-ХУШ вв. сложилось классическое политико-юридическое мировоззрение буржуазии.

Реформация стала "идеологией повседневности", которая впитывалась людьми через проповеди, размышления не о судьбах нации, государства, че­ловечества, а о том_? как ты провел сегодня день, как работал, ел, разговари­вал, какие поступки совершил и т.д. Связь протестантской этики и "духа капи­тализма" осуществлялась по нескольким направлениям:

1. Наиболее глубокая - через новый тип личности, полагающейся на свой разум и совесть, допускающей возможность ошибок, спокойно относящейся к авторитетам. Там, где выработался этот тип, буржуазные отношения выросли органично и были глубоки. Там, где его не было, буржуазное развитие было затруднено.

2. Протестантизм дал религиозно-моральную санкцию буржуазно-предпринимательской деятельности, создал для нее психологические условия. Она не сводится к высокой оценке предпринимательства, наоборот, религия решительно осуждала меркантильный цинизм буржуа. Санкционирование буржуазного предпринимательства - нечто совсем иное, чем одобрение борьбы за деньги любой ценой, воспевание достоинств богатства, дозволение всех средств добычи богатства (все это означало бы отрицание морали).

Протестантизм дает высокую оценку любому труду: любой труд, если чело­век отдается ему с высшим напряжением сил и способностей, - есть "служение Господу". Но если одобряется труд, в том числе и те его виды, что мыслимы лишь при наличии богатства, само богатство должно было полу­чить моральную санкцию. Само по себе богатство - не порок, и не достоинство, - важно, как оно добывается и как используется. Его не нужно избегать, нуж­но,"... чтобы мы были бедными в наших сердцах, чтобы у нас не было гордо­сти нашим богатством, чтобы мы не пользовались им для угнетения слабых...".

Это освящение не связанных с видимым нарушением этических норм наживания денег способствовало разворачиванию предпринимательской ак­тивности, для которой не было теперь ни моральных, ни психологических ог­раничений, "обуржуазиванию" психологии других классов общества, возник­новению "духа капитализма", который известный немецкий социолог Макс Вебер в работе "Протестантская этика и дух капитализма" определил как "неиссякаемую предпринимательскую энергию, которая превращается в этиче­ски окрашенную норму, регулирующую весь уклад жизни".

3. Протестантизм в немалой степени способствовал формированию ранне-буржуазной культуры и тем, что возвел чтение Библии и размышление над ней в ранг обязательного религиозного предписания. Библия была переведена с латыни на живые языки, напечатана, а законодательство ряда протестантских стран ввело обязательное начальное образование с целью распространения грамотности. Библия вошла в каждый дом, и "многие поколения немцев, аме­риканцев, шведов будут вспоминать одну и ту же картину: старика-отца вече­ром, раскрывшего Библию и читающего отрывок из нее членам семьи".

4. Своим учением о "богопознании" протестантизм дал санкцию научной деятельности, причем - "скромной", т.е. эмпирической, наиболее близкой к проблемам техники научной деятельности.

5. Реформация в целом и кальвинисткая идеология, в особенности, с ее идеями "всеобщего священства, "оправдания верой", "республиканским стро­ем церкви", выборностью старейшин, "защитой веры" в борьбе с тиранией, долга христиан свергать тиранов содействовала свершению буржуазных рево­люций в Англии, Голландии, Франции, США, но еще ранее - эволюции, вы­растанию буржуазно-демократических институтов в ряде стран, не знавших революций (Дании, Скандинавских странах, английских доминионах и т. д.).

Разработка вопросов власти, государства и права приобретает особый (антибуржуазный) смысл в рамках такого общественного движения, как со­циализм. Именно в ХVI-ХVII вв. он стал занимать самостоятельное и доста­точно заметное место в умственной жизни европейского общества. К пробле­матике государства, права и власти мыслители-социалисты обращаются в по­исках ответа на вопрос о том, какими должны быть политико-юридические институты, способные адекватно воплотить строй, основанный на общности имуществ, который бы покончил с частной собственностью, с материальным неравенством между людьми, с прежними тираническими формами правле­ния.

Внутри этого движения, выражавшего извечные устремления общественных низов к социальной справедливости, складывались и циркулировали весьма разные взгляды и представления. Эти идеологические образования отличаются друг от друга не только в силу того, что защищаемые ими проекты орга­низации публичной власти будущего отличны друг от друга. Различен также содержащийся в них принцип, в соответствии с которым должен создаваться и функционировать новый миропорядок. В одних случаях на передний край выдвигается рациональность, в других - свобода, в-третьих - равенство и т.д. В таких проектах преломлялся весьма различный социально-исторический опыт. То же надо сказать и о методологии проектирования социалистами сис­темы политико-юридических институтов, пригодной - с их точки зрения - для грядущего общества. Немаловажные различия есть в манере, приемах, стиле изложения политико-юридических идеалов, фигурирующих у названных мыс­лителей.

Наиболее видными писателями социалистического направления в рассмат­риваемый период были Томас Мор (1478-1535) и Томмазо Кампанелла (1568-1639).Т. Мор - автор по своему эпохального произведения "Утопия" (1516). Т. Кампанелла создал всемирно известный "Город Солнце" (1602, пер­вая публикация - 1623).

Сочинения подобного профиля обычно начинаются с резкой критики соци­альных и государственно-правовых порядков современной авторам цивили­зации. Страницы таких произведений пронизаны ненавистью к обществен­ному устройству и политико-юридическим установлениям, порожденными ча­стной собственностью и оберегающими ее. В частной собственности увидели корень всех социальных зол. Ей ставят в вину нищету масс, преступность, вся­ческие несправедливости и т.д. Мор утверждает, что пока существует частная собственность, нет никаких шансов на выздоровление социального организма: "где только есть частная собственность, там вряд ли возможно правильное и успешное течение государственных дел". Выход у человечества один - " со­вершенное уничтожение частной собственности".

Общество, согласно Т. Мору, является результатом заговора богачей. Го­сударство же - их простое орудие. Они его используют в целях угнетения на­рода, для защиты своих корыстных материальных интересов. Силой, хитро­стью и обманом богачи подчиняют себе бедный люд, обездоливают его. Дела­ется это с помощью законов, предписаний власти, которые навязываются наро­ду от имени государства.

В укор тогдашнему реальному обществу Мор рисует воображаемую страну (Утопию), которая сумела избавиться от частной собственности и сопутст­вующих ей пороков и которая сумела вследствие этого зажить почти беспро­блемной, блаженной жизнью. В Утопии нет частной собственности. Земля - собственность общественная. Обществу принадлежит и вся производимая продукция. Она вырабатывается семейно. Каждая семья занимается опреде­ленным ремеслом. Семейно-ремесленная организация составляет производст­венную структуру утопийского общества. Сельскохозяйственные работы ве­дутся на началах трудовой повинности, которую обязаны отбывать все гражда

не. Рабочий день длится 6 часов. Особые должностные лица следят за тем, как работают утопийцы. Утопийцы живут не зная нужды, однако достаток дос­тигается весьма специфическим образом. Во-первых, принудительным при­влечением к труду почти всех мужчин и женщин. Во-вторых (что очень важно заметить), сокращением потребностей, связанным с крайней невзыскательно­стью утопийцев: жители Утопии довольствуются простой и грубой, притом одинаковой для всех, одеждой, им неведомы никакие излишества и роскошь.

Парадоксальным представляется наличие в Утопии института рабства. По Мору, в этой идеальной стране есть ( и главное - должны быть) рабы, к то­му же еще обязанные носить кандалы. Для автора "Утопии" было немыслимо, чтобы радость бытия утопийцев омрачалась необходимостью выполнять раз­ные неприятные работы: забивать скот, вывозить нечистоты и т.п. Доброволь­цев на такие работы не находилось. Отсюда потребность в рабах, на плечи ко­торых взваливался сей тяжкий непривлекательный труд. Рабами становились военнопленные, преступники, отбывающие наказание, а также люди, приго­воренные к смерти в других государствах и выкупленные утопийцами. Рабст­во в Утопии не передается по наследству, сын раба свободный человек. Да и сами рабы могли быть высвобождены из своего рабского состояния.

Господство общественной собственности исключает те преступления, коими изобилует мир, построенный на частной собственности. Именно она, полагал писатель, питает такие дурные человеческие страсти, как алчность, жадность, всемерное стремление увеличить свое богатство, эгоизм и прочее. Преступ­ность как таковая все же имеет место и в Утопии, и борьба с ней есть одна из главных забот государства.

Утопия - государственно-организованное общество. Правда, не совсем ясно, какой является утопийская государственность: федеративной или унитарной. Зато вполне обозначена структура публичной власти и порядок ее формиро­вания. Каждые 30 семейств избирают должностное лицо - филарха. Десять филархов - одного протофиларха. Филархи на специальном собрании избира­ют тайным голосованием правителя государства (принцепса) из четырех кан­дидатов, названых народом. Прищепе избирается пожизненно, но он может быть смещен, если будет заподозрен в стремлении к тирании. Остальные долж­ностные лица и сенат, который состоит из старых и умудренных опытом гра­ждан, избираются ежегодно. Важные дела в Утопии решаются принцепсом с участием сената и народного собрания. К числу таких дел относятся: админи­стрирование, составление хозяйственных планов, учет и распределение (с об­щественных складов) произведенной продукции.

Пользующаяся симпатией Т. Мора форма правления едва ли может быть от­несена лишь к какой-то одной традиционной форме - демократической, оли­гархической или монархической. Это, скорее, некое "смешанное правление", которому надлежало вобрать в себя позитивные черты упомянутых выше тра­диционных форм. Впрочем, неоднозначным, "смешанным" выступает в целом весь социальный проект, предложенный Мором. В отличие от Мора, Кампа

нелла в "Городе Солнца" прямо и открыто не занимается бичеванием непри­емлемых для него социально экономических и политико-юридических поряд­ков. На первый план он выставляет панораму жизнеустройства города-государства соляриев.

Система публичной власти складывается из 3-х ветвей, которые создаются применительно к трем основным видам деятельности и "заведуют" каждой из них. Каковы эти виды деятельности? Во-первых, военное дело; во-вторых - наука; в-третьих - воспроизводство населения, обеспечение его пищей и оде­ждой, а также воспитание граждан. Ветвями (отраслями) власти руководят три правителя, именуемые соответственно: Мощь, Мудрость, Любовь. Им не­посредственно подчинены три начальника, каждый из которых, в свою оче­редь, распоряжается тремя должностными лицами. Венчает управленческую пирамиду верховный правитель - Метафизик, превосходящий всех сограждан ученостью, талантами, опытом, умением. Он - глава как светской, так и ду­ховной власти, ему принадлежит право окончательного решения по всем во­просам и спорам. На посту верховного правителя Метафизик пребывает от­нюдь не пожизненно, а лишь до тех пор, пока среди соляриев не появится че­ловек, превосходящий его в знаниях, научных успехах, в способности управ­лять государством. Коль скоро такой человек появился. Метафизик сам обязан отказаться от власти в его пользу.

Эти четверо - единственные из магистратов, которые не могут быть сме­щены по воле народа и на взаимоотношения которых между собой народ не оказывает влияния. Остальные начальники и должностные лица, прежде чем попасть на тот или иной официальный пост, проходят процедуру избра­ния.

В "Городе Солнца", где нет более частной собственности, земледелие, ре­месла и т.д. являются делом совместного труда соляриев, коим ведают прави­тели с подчиненными им должностными лицами (специалисты). Сообща про­изведенное распределяется справедливо, по меркам необходимости: все, в чем солярии нуждаются, "они получают от общины, и должностные лица тщатель­но следят за тем, чтобы никто не получал больше, чем ему следует". Не только обеспечение каждого солярия требуемой долей материальных благ и попече­ние о его досуге, общении, здоровье входят в круг обязанностей должност­ных лиц "Города Солнца". Они также планомерно обучают и воспитывают членов общины, заботятся о состоянии их духа. Значительную роль отводит Кампанелла заботе о продолжении рода соляриев. Государство вмешивается (конечно, в интересах общего блага) даже в творчество поэтов, предписывая им те формы, в которые они должны облекать свое вдохновение.

Содержание "Города Солнца" отчетливо демонстрирует присутствие в ранних социалистических доктринах двух несовместимых начал. Верная оцен­ка интеллектуальных, нравственных и т.п. достоинств человека как факторов, призванных определять его положение в обществе, сплошь и рядом переплета­ется с установками на авторитарность, аскетизм, с небрежением отдельной

человеческой личности, с равнодушием к созданию соответствующих органи­зационных и правовых условий для его свободного всестороннего развития.

Вот один из самых разительных примеров указанного противоречия. Соля­рии участвуют в политическом процессе, но участвуют скорее в качестве ста­тистов, поскольку голос их не решающий, а в лучшем случае лишь совеща­тельный. Вершат же, по существу, все дела в государстве правитель-первосвященник (Метафизик) и помогающие ему три соправителя (Мощь, Мудрость, Любовь). Жизнь соляриев, взятая фактически во всех ее проявле­ниях, заранее скрупулезно расписана. Каждый мало-мальски значимый шаг граждан "Города Солнца" направляется и контролируется. Даже имена подби­раются неслучайно, но определяются Метафизиком. Солярии удовлетворены своим бытием: никто из них не терпит никакого недостатка ни в необходимом, ни в утехах. Они не ощущают - скажем от себя - сковывающего их духа одно­образия, хотя этот дух царит во всем: у соляриев одинаковое жилье, одежда и пища, одинаковые занятия, развлечения, строй мыслей и прочее. Неповтори­мость каждого отдельного человека, его самостоятельность, инициативность, наличие у него собственных своеобразных потребностей, стремлений в "Городе Солнце" особой ценности не имеют. Доминируют интересы государ­ства, а интересы частных лиц - лишь постольку, поскольку они являются час­тями государства. Не раз повторится потом в политических доктринах социа­листов такое оттирание на далекую периферию потребностей и интересов "частных лиц".

Справедливо уделяя пристальное и нужное внимание вопросам законода­тельства, которое должно утвердиться в государственно-организованном обще­стве, базирующемся на общности имущества, на принципах коллективизма, они крайне скупо говорили (если говорили вообще) о правах и свободах инди­вида, о правовых связях гражданина и государства, о системе надежных гаран­тий таких прав и свобод и т.д. Это также характерно и для последующих поко­лений социалистов.