ФРАНЦИЯ В ХVl – первой половине ХVll в.

ТЕМА 8.

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ В ХVl в.В это время Франция с населением более 15 млн. занимала территорию, ненамного меньшую нынешней. Она уже была централизована, но еще в начале ХVl в. на Луаре, например, было около 150 частных застав для взимания пошлин. И хотя королевская администрация издавала ордонансы, запрещавшие эту старую феодальную практику, сил для проведения этих запретов в жизнь у центральной власти еще не было.

По уровню своего экономического развития в ХVl в. страна занимала в Европе третье место – после Англии и Нидерландов. В промышленности наиболее развитым было изготовление шелка, предметов роскоши, текстильное и печатное дело. Производство уже кое-где стало выходить из цехов, и появились первые мануфактуры. Наиболее развитыми торгово-промышленными городами были Париж и Лион в центре страны, Марсель на средиземноморском побережье, Бордо на Атлантике, Гавр и Дьепп на берегу Ла-Манша. Однако развитие городов шло неравномерно. Так, в Лионе, втором по величине городе Франции, преобладало купечество, причем итальянское, которое контролировало и ремесло. В ходе перемещения торговых путей, из-за Великих географических открытий, из Средиземноморья на Северо-запад Европы, в Нидерланды и Англию, начался упадок города. Зато стал расти Руан в Нормандии, ставший центром сукноделия, производства шляп и главным северным портом страны. Благодаря участию в торговле с Америкой население в нем выросло с 40-50 тыс. в 1500 г. до 100 тыс. к 1560 г. В конце ХV в. в городе было 3 госпиталя, содержавшихся за счет ремесленных братств и церкви, а также приюты для бедных. Примечательно, что, как и в других городах, в Руане проводилась своеобразная социальная политика: своих бедных содержали за счет специального налога, пришлых изгоняли в 24 часа, иногда, однако, давали деньги на дорогу. Такая система вела к росту бандитизма на дорогах.

Развитие городов сдерживала непоследовательная политика правительства, которая определялась, прежде всего, потребностями сбора налогов, а также традиционно средневековое состояние общественного мнения. Наибольший почет приносила не торговля, а обладание должностями и сеньориями, то есть феодальные привилегии. В итоге, хотя успехи в промышленности были, Франция все же оставалась страной аграрной, с преобладанием довольно отсталого сельского хозяйства. Ф.Бродель заметил, что Франция до ХХ в. была крестьянской страной. В Париже даже в начале ХVl в. держали голубей, кроликов, гусей, свиней. В Арле две трети жителей были представлены землепашцами, пивоварами, скотовладельцами, пастухами, рыболовами, охотниками, лесниками. Остальная треть имела виноградники. Это – результат политики королей, ограничивавших самостоятельность городов[150].

Не способствовала развитию городов и революция цен. В течение ХVl в. цены в стране увеличились в 4 раза, а заработная плата – только в 2 раза. Попытки королей Франциска l и Генриха ll регулировать цены провалились. В 1498 г. Франциск предписал властям на местах устанавливать "справедливые цены" сообразно урожаю и условиям каждого года. В 1508 г. цены устанавливались 1 раз в год. В 1519 г. стали регулировать цены и на места в гостиницах, причем каждые 3 месяца. Указ 1532 г. наказывал за повышение цен. Потом наказание ужесточилось, что свидетельствует о его несоблюдении. Но в 1551 г. новый король – Генрих ll – признал, что попытки упорядочить цены провалились. В итоге, в середине ХVl в. в Париже у бедноты расходы на основную пищу – хлеб – составляли 50-60% заработка. Сокращали заработки и многочисленные праздники. В Париже и Лионе, по сути, не работали 5 дней из 7, заработную плату получали за 100-110 дней в году.

К ХVl в. бóльшая часть крестьян уже выкупила личною свободу, но земля оставалась у феодалов. Свободных крестьянских земель – аллодов – почти не было. Преобладали наследственные крестьянские держания, за которые они несли землевладельцам чинш (ценз) и некоторые старые повинности. К ним, в связи с централизацией, образованием бюрократии и постоянной армии с ХVl в. добавились постоянные налоги. Наиболее крупным была талья. Первоначально она – сервильный сбор, взимавшихся сеньором нерегулярно и в неопределенных размерах (произвольная талья). По мере роста государственных расходов налоги стали называть королевской тальей. В середине ХV в. сеньориальная талья была вообще запрещена и осталась только королевская, как основной государственный налог. Ее платили и многие города. Другим крупным налогом стал соляной – габель, впервые введенный во времена Столетней войны. Поскольку соль потреблялась всеми, этот налог был самым ненавистным и в народе слово габелер (сборщик габели) стало худшим ругательством. Были и другие поборы. Наибольшим бременем они ложились на крестьян, менее горожан связанных с рынком. К этим платежам прибавлялась еще церковная десятина. Кроме того, крестьяне были опутаны ростовщиками, ибо денег для выплат по всем поборам у крестьян не хватало. Как результат – низкий уровень сельскохозяйственной техники.

Буржуазия резко расслаивалась на два крайних полюса. На одном из них концентрировалась крупная финансовая буржуазия, возникшая из разбогатевших купцов и ростовщиков. В централизованном государстве они получили новые источники обогащения: откупа и займы. Заинтересованное в регулярном притоке налогов, правительство практиковало отдавать хлопоты по их сбору богатому финансисту. Тот из своих средств вносил в казну требуемую сумму, а затем собирал ее с населения. Очевидно, такая система была выгодна откупщикам. Но так как одних налогов обычно не хватало, король прибегал к займам у тех же буржуа. Таким образом, крупная буржуазия приближалась к правящим кругам, становилась их финансовым донором.

Остальная буржуазия, наряду с крестьянами, несла основную тяжесть налогового бремени и продолжала оставаться угнетенной частью феодального общества.

Господствующим сословием продолжало оставаться дворянство. Крупные феодалы частично были истреблены, частично пошли на службу к королю, став придворными. Но преобладало провинциальное мелкое и среднее дворянство. В отличие от англичан, французские дворяне не занимались ни овцеводством, ни торгово-промышленной деятельностью. Они кичились своим происхождением, жили за счет крестьян, бездельничали или участвовали в войнах, которые давали им возможность пограбить или получить высокий чин. Составляя 2% населения страны, дворяне владели 20-30% всего национального дохода.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХVl в. Окончательно абсолютизм установился при сыне Карла Vlll Валуа – Франциске l(1515-1547). Он правил неограниченно, ни разу не собирал Генеральные штаты, сам вникал во все дела государственного управления. При нем развилась бюрократия и в королевском совете были созданы прообразы будущих министерств. Неограниченным он был и в других делах: имел ключи от комнат придворных дам в Лувре и мог неожиданно их навещать. На этих дам уходило до 300 тыс. экю в год, еще 200 тыс. – на швейцарскую гвардию при дворе. Общие расходы двора Франциска l составляли в год 1,5 млн. экю. С этого короля начался бурный рост двора во Франции.

Важным достижением Франциска являлось подчинение его власти французской церкви. В 1516 г. в Болонье он заключил с папой соглашение (конкордат), согласно которому король мог назначать своих епископов и получать в свою пользу часть церковных доходов. Король ставил на епископские должности своих людей, часто даже не имевших духовного сана. Таким образом, церковь во Франции превратилась в надежное орудие королевского абсолютизма.

По примеру своих предшественников Франциск начал завоевания с Италии – богатой, но раздробленной. Агрессивная внешняя политика определялась интересами дворянства, полагавшего, как и идальго в Испании, единственно достойным для себя занятием войну. Но, в отличие от испанских, у французских дворян и их короля не было таких источников дохода, которые делали бы их независимыми от хозяйства собственной страны. У Франции не было ни американского золота, ни богатых нидерландских купцов. Большинство французских дворян к ХVl в. были небогатыми и война была для них выходом. Войны они и требовали от своего короля. Но грабительские замыслы вуалировались средневековыми "возвышенными" идеями крестового похода с целью восстановления Византии и освобождения из-под власти турок гроба Господня.

В результате еще при предшественнике Франциска – Карле Vlll, в конце ХV в. начались походы в Италию. Франциск их продолжил. Он опирался при этом на постоянную армию, хотя еще сохранилась старая феодальная традиция, согласно которой каждый сеньор с доходом 500 ливров в год должен был посылать королю одного вооруженного солдата, а сеньор с доходом 300 ливров – одного стрелка из лука. К 1500 г. феодальное ополчение насчитывало 10 тыс. человек и включало также стрелков из мушкетов и солдат, вооруженных копьями и алебардами. На практике это была толпа плохо вооруженных вассалов со слугами. Наемные отряды тоже поначалу комплектовались из дворян, обедневших и поэтому шедших на королевскую службу в гвардию или отряды королевских копейщиков. Чаще это были южане-гасконцы. Но потребность в увеличении таких отрядов привела к тому, что в них стали брать и недворян. Однако не своих, а иностранцев: швейцарцев, немцев, шотландцев. Лишь командиры были французами. С такими силами в 1515 г. Франциск вторгся в Италию с лучшей в тогдашней Европе артиллерией. При Мариньяно он наголову разбил нанятую Миланом швейцарскую пехоту, которая до того считалась непобедимой. Но в дальнейшем Франциск столкнулся в Италии с Карлом V и началось их длительное соперничество.

Собственно, началось оно не в Италии. Мечтая об императорской короне, Франциск стал готовить в Германии почву для того, что его избрали императором после смерти уже дряхлого императора Максимилиана. Француза поддерживали многие германские рыцари, рассчитывавшие с его помощью добиться централизации Германии по французскому образцу и, следовательно, укрепить свои позиции в стране. Но порывистый, решительный Франциск оказался тогда не очень ловким дипломатом и в борьбе с Габсбургами быстро терял своих союзников. В частности, он поссорился со своим поклонником и опорой в Германии, Францем фон Зиккингеном, весьма авторитетным среди немецких дворян. Ссора вышла из-за того, что Зиккинген раздобыл где-то вексель на Милан и силой оружия взыскал с города всю сумму долга. Милан же после битвы при Мариньяно был союзником Франциска.

Когда Максимилиан умер, Франциск заявил, что потратит 3 миллиона, чтобы его избрали императором. Его агенты сорили в Германии деньгами. Но агенты сына Максимилиана, Карла Испанского (Фуггеры) были осторожнее. Они подкупали не "живыми" деньгами, а векселями, подлежавшими оплате лишь после избрания Карла. Впрочем, Франциску рассчитывать в Германии было, в общем-то, не на что. Германские князья были, в основном, против него, справедливо полагая, что Карлу не до германских дел, тогда как французский король привык к единоличному правлению. Потерпев на выборах поражение (императором, вспомним, стал Карл V), Франциск снова бросился в Италию. Но там ему уже противостоял Карл с мощной испанской армией.

Между французским королем и германским императором велись четыре войны. При этом Франциск обнаружил незаурядный военный и дипломатический талант. Он умел ослаблять своего противника союзом с его врагами, в частности, с турецким султаном, теснившим Габсбургов на Балканах. Однажды, после победы над Карлом и захвата Савойи и Пьемонта Франциск получил от раздосадованного Карла вызов на дуэль. Но этот рыцарский жест Франциск оставил без ответа.

Однако в целом борьба с Карлом была для Франции неудачной. В битве при Павии в 1525 г. Франциск попал к императору в плен. Но получил вскоре свободу, подписав договор, в котором отказывался от Италии, Фландрии, Артуа и Бургундии. Однако, вырвавшись из плена, он и не подумал соблюдать этот договор, ибо заранее оформил нотариально заверенный протест против всего, что подпишет в заточении.

В последующих войнах Карл вторгался в пределы Франции, но каждый раз из-за неурядиц в Германии он должен был возвращаться туда для усмирения князей. В конечном счете, в 1559 г. уже другими монархами был заключен мир в Като-Камбрези, по которому обе стороны отказались от своих притязаний и завоеванных территорий. Многочисленные людские и материальные потери обеих монархий и Италии, оказались, в итоге, совершенно напрасными.

ФРАНЦУЗСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ. Итальянские войны познакомили французских дворян с богатой культурой ее южной соседки. Французы стали перенимать передовую в то время культуру Италии. Ее моды, манеры, искусство, архитектура, литература нашли широкое распространение среди французских дворян.

Но формировавшийся в это время французский гуманизм был плодом не только итальянского влияния. Большое воздействие на культуру Франции оказали контакты с Германией. Труды Себастьяна Бранта, Рейхлина, Меланхтона, Лютера были знакомы передовым умам Франции. Особенно популярны среди них были сочинения Эразма Роттердамского. Франциск l даже делал неоднократные попытки привлечь Эразма к своему двору, но безуспешно.

Вообще, Франциск был довольно активным поборником новой культуры. В противовес схоластической Сорбонне основал Коллеж, в котором изучали древние языки, античность. Туда приглашались ученые-гуманисты. Королевский двор стал местом обсуждения новых идей. Сестра короля, Маргарита Ангулемская (после замужества – Наваррская) покровительствовала писателям, гонимым за религиозные убеждения и свободомыслие. Сама писала пьесы, стихи, была автором сборника новелл "Гептамерон", в котором метко изображались нравы тогдашней знати.

Помимо такого, аристократического гуманизма, во Франции получил распространение и гуманизм народный. Его наиболее ярким представителем был Франсуа Рабле (1494-1553), автор знаменитого романа "Гаргантюа и Пантагрюэль". В нем Рабле запечатлел лучшую пору французского Возрождения. Роман стал подлинной вехой в истории культуры Франции, в нем, по свидетельству многих исследователей, кроется ключ к пониманию народного юмора. Один из современников писателя отмечал: "Потомки могут подумать, что он [Рабле] был шутом, скоморохом. Напрасно. Он не был ни тем, ни другим. Обладая умом глубоким и редким, он высмеивал род людской, его безрассудные прихоти и тщету его надежд…".

О жизни Рабле сохранилось много легенд, анекдотов и ничтожно мало достоверных сведений. Родился он в Турени, в г.Шинон. Его отец был, по-видимому, адвокатом. Мать умерла рано, и с десятилетнего возраста начались скитания Франсуа по монастырям. В 25 лет он постригся в монахи, а спустя 9 лет навсегда уходит из монастыря. В 36 лет становится студентом медицинского факультета университета в Монпелье. В том же, 1530 г. он сдает экзамены (по трактатам Гиппократа и Галена) и становится бакалавром медицины. В Лионе он служил врачом местного госпиталя, где за мизерную плату обслуживал до 200 больных в палате, лежащих, нередко, по несколько в одной койке. Рабле – врач-новатор. Он публично анатомирует труп повешенного (неслыханное тогда дело); публикует перевод "Афоризмов" Гиппократа, причем греческий оригинал печатается параллельно с латинским. Впервые средневековые врачи получают подлинного Гиппократа с переводом специалиста.

Одновременно Рабле готовит и другую книгу, непохожую на научные трактаты и в 1532 г. издает в Лионе "Бесценную жизнь великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля" – ехидную пародию на современные ему нравы[151]. Поначалу Рабле писал ее для развлечения своих больных. Но в это время в стране стало распространяться антикатолическое движение, появляются плакаты против папы и католической церкви. И гуманист Франциск l, видя, что новые идеи стали достоянием улицы, прекратил опасные игры в свободомыслие. Под влиянием консервативных профессоров Сорбонны он едва не запрещает печатать книги.

Рабле, согрешивший против церкви не только своим памфлетом и медицинской практикой, но и уходом из монастыря, что было грубым нарушением церковных установлений, почел за лучшее скрыться. Затем он оказывается в Риме и добивается от папы отпущения грехов. Ему разрешается заниматься медицинской практикой, но надо вернуться в какой-либо бенедиктинский монастырь. В 43 года Рабле получил высшее ученое звание – доктора медицины. Но лишь в 1546 г., после 12-летнего перерыва Рабле решается продолжить публикацию своего романа. Сочинение мэтра Рабле быстро завоевывает популярность. Она столь велика, что часть глав четвертой книги издатель берет в рукописи, обрывавшейся на незаконченной фразе.

Но вскоре против автора ополчаются фанатики, сначала католики, затем и протестанты. Сам Кальвин объявил Рабле "безбожником среди псов и свиней". Лишь покровительство друга писателя, близкого к гуманистам епископа Жана дю Белле спасает положение Рабле. Он пристроен священником, но в своем приходе показывается мало, а незадолго до смерти и вовсе отказывается от должности.

Свою книгу Рабле писал более 20 лет, издавая ее частями. В ней отразилась эволюция французского гуманизма. В первых двух книгах (1532-1543) Рабле молод, как молодо и французское Возрождение. В книгах все весело, добро торжествует над злом. В последующих трех книгах (1546-1562 – последняя книга издана после смерти автора) читателям становится уже не так смешно. Аллегории – этот неотъемлемый атрибут средневековой литературы – становятся мрачными, шутки страшными и злыми. В этом отражаются изменения действительности, окружавшей автора: гонения на передовые умы во Франции, связанные с борьбой католицизма и реформаторов. Франциск l, в общем-то, равнодушный к религии, из политических соображений – необходимости сохранения страны и верховенства короля, способствует столь жестокому преследованию протестантов, что даже папа Павел lll порекомендовал королю умерить "благочестивый пыл" в истреблении еретиков. В этих условиях создавались третья, четвертая и пятая части книги. Последняя, изданная, как отмечалось, после смерти Рабле, у многих исследователей порождает сомнения в авторстве. Возможно, ее кто-то правил (причем, скорее всего, протестант).

В чем же неослабевающая популярность романа? Ведь в нем – сказка, шутки, вымысел, а автор – ученый медик, да еще монах. Французский историк Мишле писал: "Ни один из наших писателей не дал такой полной картины своего времени… Это энциклопедия. Вот почему Рабле превосходит даже Сервантеса". Действительно, роман великолепно отражает французское общество ХVl в. Перед читателем не только раскрывается психология тогдашнего человека, но истоки знаменитого французского юмора, едкого, порой поверхностного или чересчур откровенного, но меткого, годного на все случаи жизни. Вместе с тем, роман Рабле – это и трактат, политический, философский, эстетический. И это – произведение искусства, написанное великолепным языком[152].

Больше всего в романе достается церкви, которая во Франции ХVl в. имела до трети всех земель. Ее имущество оценивалось тогда в 7 млрд. франков. Обман, стяжательство и разврат духовенства вошли в пословицы. Наиболее зло Рабле видит в монахах, называя их "капюшонники чертовы"[153]. "Почему не любят монахов?", спрашивает один из героев Рабле. Ему отвечают: "Они пожирают людские отбросы, то есть грехи и как таковым, дерьмоедам, им отводят места уединенные, удаленные от внешнего мира, как отхожие места". "Почему все чуждаются монахов? - От них польза, как от обезьян, которые не сторожат дома в отличие от собак, не тащат плуга в отличие от волов, не дают молока и шерсти в отличие от овцы, не возят тяжестей в отличие от коня, а только всюду гадят и портят. Так же и монах не пашет землю в отличие от крестьянина, не охраняет отечество в отличие от воина, не лечит больных в отличие от врача… Но ведь они молятся за нас. – Какое там. Они без всякого толка бормочут молитвы, сами не понимая их смысла. Это насмешка над Богом, а не молитва. Дай Бог, если они молятся за нас, а не думают о своих хлебцах и жирных супах". "Монахи, – продолжает в другом месте Рабле, – не едят, чтобы жить, а живут, чтобы есть". И еще: "Я как монах, на все руки мастер: и пить, и гулять, и часы считать".

Рабле изощряется в критических сюжетах: некто вылечивал все виды истощения, постригая больных на 3 месяца в монахи. Он уверял, что если они в этом случае не разжиреют, то не только врачебное искусство, но и сама природа бессильна. Писатель замечает, что в его времена в монастыри идут лишь, из женщин только кривоглазые, хромые, уродливые, слабоумные, а из мужчин – сопливые, придурковатые, лишние рты. Характерны имена, которые Рабле дает своим персонажам – монахам[154]: брат Артурий Нюхозад, сестра Толстопопия, и т.п. Он едко высмеивает нравственность духовенства и, в первую очередь, монахов. У паломника Неспеша спрашивают, а не присоседились ли за время паломничества к его жене монахи? Он отвечает, что за свою жену не беспокоится, ибо тот, кто увидит ее днем, не станет ради нее рисковать ночью. Собеседник возражает: нет, если монахи завелись поблизости, то, как хорошие мастера, для всякой вещи найдут применение. Ибо даже в тени от монастырской колокольни есть нечто оплодотворяющее. Характерны и имена святых: Св. Сосиска, Св. апостол Препохабий, Св. угодница Милашка. Часто на страницах романа встречается выражение: "Напоить по-богословски".

Не забыта и инквизиция: "Мы еретиков, как блины, печем". "Кутнем напропалую. Рассуждая таким образом, вы никогда не станете еретиком".

Примечательно, если первоначально Рабле сочувственно отнесся к Реформации, то после укоренения в Женеве Кальвина и начала преследования кальвинистами свободомыслия Рабле отворачивается от протестантов, которые, как отмечалось, платили ему тем же. В религиозных вопросах писатель – за веротерпимость. Пантагрюэль говорил, что человек не должен воевать за Бога и принуждать кого-либо к вере. Рабле чужда религиозная экзальтация и строгое выполнение церковных предписаний: "лучшее лекарство от бессонницы – молитвы или пение псалмов".

Как и все гуманисты, Рабле оставался религиозным человеком. Атеизма в эпоху, когда науки о природе еще только зарождались, еще не могло быть (Л.Февр). Но, хотя и иным путем, чем, например, Эразм, Рабле внушал читателям сомнение в христианских догматах, снимал с них ореол святости.

После церковников, как бы на втором месте по критической направленности, стоят в романе судебные чиновники: судьи, адвокаты, прокуроры и т.п. Издевается над ними Рабле довольно резко. Пантагрюэль говорит, что книги по юриспруденции напоминают ему красивый и нарядный плащ, расшитый золотом и драгоценными камнями, а по краям отделанный дерьмом. В другом месте: юристы не могут понять римских законов, ибо их язык – это язык печников, поваров, а не законоведов… Знаниями гуманистических наук они могут похвастать, как жаба перьями. Само слово "процесс" автор выводит от глагола "процеживать" и задача юристов – без конца процеживать дела и выцеживать из кошельков. Отсюда: "судебный разоритель – то бишь исполнитель".

Не остаются в стороне актуальные политические проблемы. Осуждая феодальные усобицы в стране, Рабле решительно выступает и против завоевательных войн вообще. Он ниспровергает знаменитых полководцев с пьедестала. Один из героев романа, побывавший на "том свете", видел, как Сципион Африканский торговал на улице винной гущей, Ганнибал – яйцами, Юлий Цезарь и Гней Помпей смолили лодки. То есть, по мнению Рабле, большего они не заслужили. Отец Гаргантюа, Грангузье говорит "То, что в былые времена у сарацин и варваров именовалось подвигами, то ныне мы зовем злодейством и разбоем". Причины войн Рабле называет точно: "Звонкие монеты – мышцы сражений". Писатель за то, чтобы не вмешивались в волю народов, не угнетали, не порабощали. Пусть народы объединяются в добровольные союзы, пусть более сильная страна проявит доброжелательство к более слабой и т.д. Рабле повторяет мысль Платона: "Государства только тогда будут счастливыми, когда цари станут философами или же философы – царями". Как и большинство гуманистов, Рабле надеется на просвещенного монарха. Он замечает, что власть имущий должен быть очень мудр и осмотрителен, ибо "видные посты срывают с человека все покровы, раскрывают всю его подноготную".

Он весьма невысокого мнения о правящем сословии. "Эти короли – сущие ослы: ничего не знают, ни на что не годны, только и умеют, что причинять зло несчастным подданным, да ради своей беззаконной и мерзкой прихоти будоражить весь мир войнами". Им под стать и их дворяне: герцог де Лизоблюд, граф де Приживаль, сеньор де Скупердяй, сеньор Плюгав, обер-шталмейстер Фанфарон, герцог Грабежи, военачальник Жри. В другом месте: герцоги де Пустомель, де Карапуз, де Шваль, принц де Парша и виконт де Вши. Или: граф Буян, военачальники: Молокосос, Бедокур, Улепет, вельможи Лижизад и Пейвино.

Начиная с третьей книги, на страницах романа стало появляться слово "тиран". Хотя из тактических соображений Рабле именует Франциска l, а затем и его сына Генриха ll величайшими, но того, от которого он не зависит – Карла V – "маленьким скрюченным человечком".

Как и все гуманисты, Рабле выступает против сословной ограниченности, за равенство всех людей. Один из его героев, монах, брат Жан Зубодробитель создает новую общественную организацию, свою "Утопию" – аббатство Телем (греч. – желанная). Рабле знал "Утопию" Мора, но так глубоко не копнул. Корень зла Рабле видел в насилии над человеком. Человек должен быть свободен, и поступать сообразно своим желаниям. На этих принципах и создалась обитель Телем. Вся жизнь телемитов была подчинена не уставам и законам, а собственной воле и хотению. Было лишь одно правило: "Делай, что хочешь". Ибо, как считал Рабле, людей свободных, происходивших от добрых родителей, просвещенных (а только таких принимали в Телем), находящихся в порядочном обществе, сама природа наделяет инстинктом, наставляет на добрые дела и отвлекает от порока.

Телемиты счастливы, доброжелательны друг к другу, прекрасны физически (иных не брали) и духовно. Свобода способствовала развитию их дарований: все они поэты и музыканты, ученые (знают не менее 5-6 языков) и артисты. Перед такой мечтой Рабле меркнут суровые проекты Мора. Но в этой светлой идиллии Рабле благосостояние Телема покоилось на работе целой колонии мастеров всех специальностей и зависимых крестьян, которые обслуживают этих утонченных телемитов. Там были, пишет Рабле, особые гардеробщики, умелые горничные: рядом – огромное светлое здание, где жили ювелиры, вышивальщицы, портные и другие, работавшие на телемитов. Мужчины, навещавшие женщин, должны были непременно пройти через руки парфюмеров и цирюльников.

Рабле не избег того тупика, в который заходили мыслители, мечтавшие о равенстве людей. "Если будут все равны, кто же будет работать?", - спрашивали их. Мор попытался решить эту проблему обязательным для всех трудом. Но он допускал рабство. Рабле устроил в своем Телеме "чистые и светлые" работные дома. Рабле также не поднялся над гуманистическим индивидуализмом. Он лишь надеялся, что свободные телемиты в силу всех своих качеств будут хотеть одного и того же. Мор, не витая в облаках, считал, что всеобщее благо невозможно без подчинения личных интересов общим.

Как и другие гуманисты, Рабле отвергал схоластику, господство религии в образовании и воспитании. В романе читаем: "Лучше совсем не учиться, чем учиться по таким книгам и под руководством таких наставников, ибо их наука – бредни, а их мудрость – напыщенный вздор, сбивающий с толку лучшие, благороднейшие умы и губящий цвет юношества". "От большой школьной учености человек еще не делается мудрым".

Как пример едкой пародии на схоластику можно привести рассуждение магистра Сорбонны о колоколах (с просьбой, что Гаргантюа их вернул): "Всякий колокол колокольный на колокольне колокольствующий… колоколение вызывает у колокольствующих колокольственное. В Париже имеются колокола. Что требовалось доказать". Не менее едко писалось о схоластах-лекарях: "Самое действенное средство: обернуть различные схоластические писания в прогретое полотно, сверху посыпать порошком из сухих какашек и приложить к больному месту".

В романе много пародий на схоластические сочинения, писавшиеся часто на совершенно нелепые темы. Нередко выдуманные нелепые трактаты Рабле приписывает реально существовавшим схоластам: "Постановление Парижскского университета касательно кокетства гулящих бабенок", "Искусство благопристойно пукать в обществе", якобы Ортуина Грация (известного противника Иоганна Рейхлина), "Об употреблении бульонов и достоинствах перепоя", "О способе какания" якобы Пьера Тартаре (врага Рейхлина), "Метелка проповедника", сочинение Дармоеда, "Перевозная пошлина, вымогаемая, то бишь взимаемая нищенствующими монашескими орденами", "Ослоумие аббатов", "Об употреблении горчицы после еды", в 14-ти книгах, "О том, как надо чистить и пачкать кардинальских мулов" и т.д. Достается схоластам и с другой стороны. Один из персонажей романа, магистр, говорит: "…если мы лишимся крепких напитков, то утратим… и все наше разумение".

Отвергая средневековую науку и школу, Рабле раскрыл перед современниками новый, гуманистический метод воспитания. Гаргантюа, поглупевший от схоластических занятий, начал изучать саму природу, искусства в сочетании с физическими упражнениями. Все обучение и воспитание подчинено идее целесообразности. Одновременно Рабле ставит цель универсального, энциклопедического образования, необходимого для формирования разносторонней личности – мечты гуманистов. Система обучения, разработанная Рабле, была весьма прогрессивной.

Книга Рабле весела. Смеются все, и ее герои, и читатели. Монахов писатель назвал "бичами веселья". Смех – элемент жизненной позиции Рабле, его философии. При этом Рабле часто непристоен, причем нарочито, с натуралистическими подробностями. Собственно, он воевал со средневековьем его же оружием. Гротеск, символы, хлесткие гиперболы и сравнения, обидные ярлыки, навешиваемые врагам, причудливое переплетение мифов и реальности. Все это есть в романе и оно было близким думающему читателю ХVl в. Для нас же Рабле и его роман – образная характеристика эпохи, сделанная передовым человеком своего времени и талантливым писателем.

Следует, однако, заметить, что хотя взгляды Рабле и его роман обычно относят к проявлению французского Возрождения, само его мышление традиционно, то есть, тяготеет к средневековой смеховой, карнавальной культуре (М.М.Бахтин). Чисто средневековое место занимает в романе религия, хотя отношение ней уже критично, нет средневекового приятия и смирения. Но критикуется религия и духовенство типично по средневековому – навешиванием ярлыков, без анализа, присущего новому времени. У Рабле – не рационализм – а эмоции.

Чтобы правильно понять и оценить роман, надо проникнуть в эпоху, во многом отличную от нашей. Прежде всего, в средние века – это жесткое противопоставление официального и простонародного. Например, официальный праздник – прежде всего освящал прошлое, незыблемость и вечность миропорядка, существовавшего строя. Праздник – торжество победившего порядка. Противоположность официальному празднику – карнавал. "Похвала глупости" Эразма – карнавал. Роман Рабле – тоже карнавал. Воспевание плоти, причем в грубой, простонародной форме – реакция на средневековый аскетизм, через смеховую культуру, через гротеск, избыток эмоций. От карнавальной вседозволенности – и ругательства (посылать в ж… - то есть туда, где старое разрушается и создается новое). Как говорили в ХVl в., Рабле мудро дурачится. В средние века смех – символ свободы. Недаром с Vlll по ХVl вв. запрещали "праздники дураков". Но и допускали "дурачков" – шутов. Смех – победа над страхом. Брань, которую часто встречаем у Рабле – культура площади в городе, так же как обжорство – гротеск во всем. Пир освобождает слово от страха. Тело – как символ плодородия. Зад – лицо наизнанку. Вино – это кровь. Ведь эпоха Рабле – это итальянские войны.

Так в поведении и взглядах Рабле проявились противоречия эпохи. С одной стороны он – прославленный доктор медицины, священник, с другой – автор непристойного романа, в котором выступил как пьяница, сквернослов, шут. Но, вспомним, что для современников Рабле было характерно буйство, капризы, предрассудки, невежество, быстрота, с которой они хватались за шпаги, доверчивость.

Кстати, в это бурное время жил и ставший теперь чрезвычайно популярным Мишель Нострадамус(1503-1566), происходивший из южнофранцузских евреев[155]. Оба его деда были лейб-медиками видных французских аристократов. Отец, богатый нотариус, в 1513 г. перешел в католичество. Мишель окончил университет в Монпелье, стал бакалавром с правом на медицинскую практику. В 26 лет написал докторскую диссертацию. Частые эпидемии чумы, в одной из которых погибла и его семья, побудили обратить все свои знания на борьбу с ними. Он стал новатором, применяя опыт народной медицины – травы, а не кровопускания и клистиры по любому поводу, как тогда было принято. Проявил себя и тонким психологом, используя против эпидемий не только хорошо организованные санитарно-профилактические и медицинские мероприятия, но и религиозность людей "Верь и вера твоя спасет тебя!" Создал также пилюли, спасшие практически всех, кто их принимал, за что получил пожизненную пенсию от парламента Прованса и известность во всей Франции. Читал лекции, среди слушателей которых был и молодой Рабле, которому предсказал будущую славу. Спроектировал канал для оздоровления климата, который построили, и до сих пор им пользуются 18 деревень. Умер от инфаркта, предварительно заявив: "Завтра на рассвете меня не станет".

Приобретя славу успешного врача, Нострадамус увлекся оккультными науками. Он проникся убежденностью, что можно открыть завесу, скрывающую будущее. А предсказания тогда были делом хлебным: массовыми тиражами выходили соответствующие альманахи. В 1550 г. и он выпустил такой альманах с помесячными предсказаниями и продолжал их выпускать ежемесячно до самой смерти. Но громкой славы они не принесли и до нас дошел только один. В 1555 г. опубликовал первую часть книги "Пророчеств", доходящих до ХХХVIII в. с 12 точными датами (от 1580 до 1999 г.) и многими относительными. Т.е. основная масса их уже должна была сбыться. Но предсказания были написаны столь туманно и загадочно, то о них все продолжают спорить. Сам Нострадамус свой загадочный стиль объяснял опасением встречи с инквизицией (его в молодости уже вызывали на допрос, но он тогда уехал из Франции). Популярен он стал после исполнения его туманного предсказания о гибели короля Генриха II. Но это предсказание было не только туманным, но и неточным ("молодой лев одолеет старого на поле битвы в одиночной дуэли, он выколет ему глаза в золотой клетке"), ибо соперник короля, Монтгомери, был только на 6 лет моложе и шлем на короле не был золотым. Однако смерть короля была столь неожиданной, что на неточности внимания не обратили, и к Нострадамусу пришла новая слава. Предсказал он и скорую смерть болезненного наследника трона Франциска II. Во время встречи с Екатериной Медичи и Карлом IХ он предсказал мир и покой с 1566 г., что, однако, не сбылось. Утверждали, что он предсказал Генриху Наваррскому французский трон. Но ко времени восшествия его Нострадамус уже умер, а это предсказание было опубликовано лишь в 1718 г., так что его достоверность – сомнительна. В дальнейшем его иносказательные, туманные предсказания, расположенные не по хронологии, привязывались, "задним умом", к разным событиям, соответствующим образом комментировались, порой дополнялись.

За 400 лет Нострадамуса толковали более 6 тыс. раз. Из 449 предсказаний 18 – явно неверно, 41 – осуществилось частично (но они – туманные). 300 нельзя соотнести с каким-либо одним, конкретным событием. То есть подбрасывание монетки дает лучший результат[156] Примечательно, что среди скептиков достоверности этих предсказаний – больше всего историков.

РЕФОРМАЦИЯ ВО ФРАНЦИИстала активно распространяться с появлением там некоторых последователей Лютера, бежавших из Германии. Затем она приобрела популярность среди юго-западных городов, где рабочие и ремесленники стали переходить в кальвинизм. Но скоро и дворяне юга страны начали присоединяться к этой ветви протестантизма. Причины их интереса к кальвинизму были связаны, во-первых, с возможностью воспользоваться церковным имуществом, во-вторых (и это, пожалуй, главное), с желанием выйти из-под зависимости центральной королевской власти. Обходиться без дорогостоящей монархии – было также и желанием буржуазии крупных океанских портов юго-запада. Она хотела богатеть на свой страх и риск по образцу фламандской или голландской. Здесь еще помнили и средневековые вольности, которые были ликвидированы королевской властью к неудовольствию горожан юга. К Реформации присоединилась также часть аристократов, те, кто желал воспользоваться смутой, чтобы восстановить свои былые вольности, сделаться независимым от короля, подобно немецким князьям. Таким образом, Реформация стала знаменем сторонников сепаратизма.

Оплотом католицизма осталась королевская власть и северофранцузские горожане. Для королей было важно, что католическая церковь во Франции олицетворяла централизованное государство. После известного конкордата 1516 г. французская церковь была слабо зависима от Рима, и король частично пользовался ее доходами, что взаимно их сближало. Крупная буржуазия севера и, в частности, парижская, была заинтересована в единстве страны и сильной королевской власти, с которой она была тесно связана. Поэтому и она оставалась оплотом католицизма. Дворяне севера, также заинтересованные в сильной королевской власти, в основной массе сохранили верность католицизму. Под мощным влиянием католического духовенства находилось и крестьянство, оказавшееся вообще вне идей Реформации. В деревне еще сохранялись консервативные аграрные порядки, оттого и не было благоприятной почвы для распространения протестантизма.

Франциск l, занятый войной с Карлом V, поначалу на протестантов обращал мало внимания. Он даже использовал немецких князей-лютеран для борьбы с Карлом. Но с 30-х гг. отношение короля к реформаторам, как отмечалось, изменилось. Сказался и начавшийся тогда конфликт с Генрихом Vlll Тюдором. Для активизации борьбы с протестантами Франциск ввел инквизицию, а его сын, Генрих ll (1547-1559) в первый же год своего правления учредил трибунал для борьбы с протестантами – "Огненную палату". В отличие от Франциска, Генрих был человеком холодным, черствым и это проявилось в его первом же акте против протестантов. Еще до создания "Огненной палаты" был издан эдикт, повышавший наказание за "богохульство". Если, например, уличенный в кальвинизме попадал под суд в 5-й раз, его привязывали ошейником к позорному столбу, в 6-й раз – разрубали верхнюю губу "так, чтобы были видны зубы", в 8-й раз – вырывали язык.

"Огненная палата" пачками выносила смертные приговоры протестантам, которых сжигали как еретиков, чем и объяснялось ее грозное название. Тогда же за французскими протестантами закрепилось название гугеноты[157].

В 50-60-е гг. французская монархия переживала кризис. Итальянские войны окончились неудачей. Провались расчеты дворян на приобретение богатств и земель. Особенно недовольны были южнофранцузские дворяне, традиционно более многодетные и бедные, чем северяне, к тому оттесненные от выгодных административных должностей королевскими придворными кланами, особенно Гизами.

Генрих ll, прославившийся усилением репрессий против кальвинистов, в 40-летнем возрасте погиб, нелепо, но как рыцарь, на турнире в честь бракосочетания его дочери: был неожиданно ранен в глаз сломавшимся древком копья, прошедшего сквозь прорезь шлема. После него на престоле, сменяя друг друга, побывали болезненные, страдавшие туберкулезом, сыновья Генриха. С ослаблением династии начались дрязги среди аристократии, которые облеклись в религиозную оболочку: часть знати сохранила верность католицизму, другие – облачились в гугенотские одежды.

Наименьший след из сыновей Генриха ll оставил старший – Франциск ll. Он страдал от головокружений, обмороков, болезни носа. Физические страдания способствовали вспышкам гнева. В 15 лет его женили на 16-летней Марии Стюарт. А спустя год он умер, простудившись на охоте, которую очень любила его молодая жена. Королем стал другой сын Генриха, Карл lХ(1560-1574). При нем в королевском окружении большую роль стали играть лотарингские герцоги Гизы, родственники Марии Стюарт. Они выдвинулись как лидеры католического лагеря и непримиримые борцы с протестантами. Гугенотов возглавили Бурбоны, среди которых вскоре выделился дальний родственник правящей династии Валуа, молодой, энергичный Генрих, король крохотного, вассального от Франции, королевства на границе с Испанией – Наварры[158]. Генрих был крещен и с раннего детства воспитывался в католической вере, но под влиянием обстановки в Наварре и взглядов родителей стал поддаваться новым религиозным идеям.

В 1560 г. была сделана попытка примирить враждующие группировки. В Орлеане созвали Генеральные штаты, не собиравшиеся 75 лет. Но соглашения на них достигнуто не было, и противоречия только обострились.

РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЙНЫ(1562-1598)[159]. Между гугенотами и католиками все чаще стали возникать столкновения. Уже в 1560 г. на юге гугенотские дворяне даже начали захватывать церковные земли. Дело явно клонилось к гражданской войне. И вскоре она действительно вспыхнула, к чему приложили руки и соседи: англичане поддержали протестантов, испанцы – Гизов (обе страны – чтобы ослабить Францию). В 1562 г. герцог Гиз проезжал со свитой через городок Васси. Там в это время собрались на молитву две сотни гугенотов. Гиза это возмутило, и он со свитой напал на молившихся в одном из амбаров. В результате было убито 73 гугенота и 14 ранено, у людей Гиза - 1 был убит и несколько контужено. У свиты Гиза были аркебузы, у гугенотов – только камни. Эта резня и послужила сигналом к войнам, продолжавшимся, с перерывами, более 30 лет. Всего было 10 войн.

Обычно всю эпоху гражданских (религиозных, гугенотских) войн разделяют на 3 периода:

1. От убийства в Васси до Варфаломеевской ночи (1562-1572). В это время происходила борьба двух феодальных группировок за право быть в ближайшем окружении короля, то есть за власть в стране. Гизы, при этом, формально выступали совместно с королем и прикрывались маской защитников королевской власти от посягательств гугенотов.

2. От Варфоломеевской ночи до создания Католической лиги (1572-1576). Гугеноты к этому времени убедились, что захватить короля и править страной от его имени не удастся. Поэтому они пытаются создать на юге свое обособленное государство. И Гизы тоже начинают постепенно отдаляться от короля.

3. От создания Католической лиги до вступления в Париж короля Генриха lV (1576-1598). Сначала на севере появляется организация католиков – Католическая лига. Затем обе противоборствовавшие группировки – Гизы и Бурбоны начинают бороться с королевской династией Валуа, оказавшейся неспособной управлять страной в такой ситуации. Заканчивается период убийством короля Генриха lll Валуа и приходом к власти Генриха Бурбона.

Первый период религиозных войнне отличался особой интенсивностью. Армии обеих группировок были невелики – на крупные не хватало денег. Ибо ХVl в. – время наемных армий. В королевских войсках под командой Гизов сражались французские, испанские, итальянские, швейцарские, греческие и даже албанские наемники. С самого начала в войны вмешивались иностранные государства, ибо все королевские дома Европы были связаны теми или иными родственными узами и поводов для вмешательства хватало. Гугенотов поддерживали протестантские князья Германии и, как отмечалось, Англия, чей вспомогательный отряд высадился в Гавре. В армии гугенотов, кстати, оказалось много офицеров, уволенных из королевских вооруженных сил из-за нехватки в казне средств. В начале войны, в 1562 г. королевская власть располагала лишь 28 тыс. пехоты и 6 тыс. кавалерии. Гизов снабжали деньгами папа и Филипп ll Испанский. Опорой католиков был север страны. Их лозунг - "Единый король, единый закон, единая вера". Гугеноты опирались, в основном, на южную Францию, а также на дворян Нормандии.

Военные действия трижды начинались и приостанавливались. После третьей войны, которая велась с переменным успехом, в 1570 г. был заключен так называемый Сен-Жерменский Эдикт примирения. Он стал наивысшим политическим достижением гугенотов за весь период войн. Их богослужение было разрешено на всей территории страны. Им также позволялось занимать государственные должности. В их руках были оставлены 4 крепости с гарнизонами.

Такой результат был, во многом, обусловлен политическими интересами двора. Мать тогдашнего короля Карла lХ, итальянка Екатерина Медичи, пользуясь слабоволием своего сына, вела свою политику. К религии она была равнодушна, но сочла, что Гизы при дворе излишне усилились, и решила использовать гугенотов как противовес, считая их слабой стороной в конфликте. Большинство характеристик этой королевы – отрицательные. Многие современники и историки, не говоря уже о писателях, приписывали ей организацию многочисленных убийств, создание целой лаборатории для подготовки ядов (сказывалась слава итальянцев как лучших в Европе отравителей). Генрих Бурбон называл ее "Госпожа Змея". Но не была она ведьмой. Происходила, по матери, из аристократического рода. В молодости была красива, особенно славились ее руки, которыми она гордилась и в зрелые годы. Вышла за Генриха ll по любви. Была ему верна, несмотря на непостоянство супруга. После его смерти надела траур и больше его не снимала. Родила 10 детей, из которых 7 выжило, хотя все мальчики, как отмечалось, оказались слабыми, обремененными, помимо туберкулеза, многими болезнями. После смерти супруга основной свое целью Екатерина считала сохранение сильной, авторитетной королевской власти. И в этом смысле она была большей патриоткой Франции, чем гугеноты. К религиозным спорам относилась прагматично, с учетом пользы для ее сыновей – королей. А так как сыновья оказались "не очень", многое, в том числе грязную работу, брала на себя. Понимая, как можно воздействовать на мужчин, держала при дворе 300 молодых и очень красивых фрейлин, используя их чары в своей политике. Потому и придворные нравы были весьма вольными (при личной моральности королевы-матери). Но, как и все при дворе, была расточительной. Наряду с фрейлинами имела еще и 200 слуг. Но, в конечном счете, ее кипучая энергия не спасла судьбу династии, ибо, наряду с другими причинами, Бог не дал ей, как отмечалось, здоровых (физически и морально) сыновей.

Варфоломеевская ночь. Перемирие между католиками и гугенотами было решено скрепить браком молодого лидера гугенотов, 19-летнего Генриха Наваррского с сестрой короля Карла lХ Маргаритой Валуа. Принцесса Марго, которой едва исполнилось 20 лет, считалась первой красавицей при дворе, где ее мать держала, как отмечалось, целый сонм красивых женщин. В описании Дюма она представлена черноволосой, с чувственными глазами, украшенными длинными ресницами, роскошным и гибким станом. Маргарита свободно владела древнегреческим (читала в подлиннике Платона и Гомера), говорила по-испански и по-итальянски. Знатоки придворных нравов считали, что до брака с Генрихом, Марго была любовницей своих братьев и молодого Гиза. При тогдашних нравах двора это не кажется удивительным. Брак ее не урезонил. Впрочем, и Генрих не был ангелом. Вместе они были не долго, хотя официально их брак расторгли лишь в 1599 г., когда Генрих, уже став королем, был озабочен наследником и искал себе более приличную жену. Спустя год он Генрих женился на Марии Медичи. Маргарита, после многих перемещений по стране вернулась в Париж лишь в 1605 г. Она располнела, но оставалась жадной до удовольствий. Свое лицо, уже в красных прожилках, вместо знаменитой прежней белизны так пудрила, что ввела пудру в моду. По привычке продолжала носить очень глубокие декольте, выставляя на показ свою пышную, но уже желтоватую, морщинистую грудь, став посмешищем парижан. Но охотно принимала и своих лакеев. Она пережила Генриха Бурбона на 4 года и простудившись, умерла весной 1615 г.[160]

Бракосочетанием Генриха и Маргариты Екатерина Медичи рассчитывала прибрать к рукам молодого, энергичного лидера гугенотов. Но эта свадьба привела к событию, вошедшему в историю под названием Варфоломеевская ночь[161]. В связи со свадьбой в Париж съехалась почти вся гугенотская аристократия и многие дворяне из южных провинций. Этим скоплением гугенотов в Париже решили воспользоваться Гизы, чтобы одним ударом расправиться с протестантами. К заговору была привлечена и Екатерина Медичи. Увидев в Париже такую массу гугенотов, она испугалась усиления их влияния, в том числе и на короля Карла lХ, который не вникал в тонкости дипломатии и, привлеченный веселым нравом Генриха Наваррского, быстро с ним подружился.

Генрих Бурбон, брюнет с орлиным носом, короткой стрижкой, густыми бровями, усиками и бородкой, почти всегда улыбался. Многие при французском дворе поначалу считали его или дураком, или трусом, лишенным честолюбия. Но это была только маска. Прикинувшись простачком, он сумел обеспечить достаточное расстояние между когтями более проницательной королевы-матери и своей драгоценной шкурой (А.Дюма). Не доверять Екатерине Медичи у него были причины. Помимо всего прочего, якобы по ее приказу отравили мать Генриха, Жанну д'Альбре (хотя это и не доказано). О французской же короне, особенно после женитьбы на Маргарите Валуа, Беарнец, конечно, мечтал.

Включаясь в заговор против гугенотов, Екатерина имела и свой план. Она надеялась, что в резне могут погибнуть вожди обеих группировок. Тогда она останется единственной правительницей. Ибо Карл lХ был безвольным, простодушным, к тому же, как и отец, склонным к припадкам до полной невменяемости, после которых болел. Любил он охоту, особенно соколиную, коллекционировал оружие, баловался кузнечным делом, и все это было ему интереснее, чем государственные дела и придворные интриги. Любил он и писать стихи, даже брал уроки у популярнейшего тогда Ронсара. Но не дожил и до 24-х лет.

Возможно, двор во главе с Екатериной пошел за антигугенотскими настроениями парижан и, чтобы не показаться бессильным, включился в подготовку к резне и даже возглавил ее. Иначе бы это сделали Гизы, которых при дворе, в Лувре, боялись. Но, участвуя в заговоре, Валуа впервые отступили от прежней веротерпимости и вместо того, чтобы оставаться королями всех французов, вынуждены были стать королями католиков.

Ведущей силой заговорщиков стали парижские буржуа. Они опасались, что в случае победы гугенотов Париж потеряет свое значение. К тому же наводнившие город бедные, но заносчивые южане своим вызывающим поведением раздражали парижан. Все это учли Гизы и совместно с купеческой верхушкой города развернули активную подготовку к резне, сумев сохранить это в тайне от гугенотов, доверившихся приглашению королевской семьи.

18 августа состоялась пышная свадьба принцессы Маргариты и короля Наваррского Генриха Бурбона. А вечером 23 августа, накануне дня Св.Варфоломея в королевский дворец были вызваны представители купечества, получившие инструкции и оружие для предстоящей ночью резни. Все дома, в которых остановились гугеноты, были помечены мелом. Католики нашили себе на одежды белые кресты и повязки, чтобы ночью отличать своих от чужих. Парижане были распределены по отрядам, городские ворота заперты.

В 3 часа ночи раздался колокольный набат из всех церквей, и началась резня. Католики врывались в дома и убивали спящих гугенотов. В ту ночь было убито более 200 протестантов. Избиение продолжилось и в последующие дни. В итоге было убито более 3 тыс. человек. Жертвами стали и подозреваемые в гугенотстве парижане, а также проживавшие в городе иностранцы-протестанты: немцы и, особенно, фламандцы. Сотни трупов плыли по Сене. Затем резня перекинулась в провинции и общее число жертв среди застигнутых врасплох гугенотов дошло до 20-30 тыс.

Среди убитых в первый же день был и Гаспар де Шатийон Колиньи, адмирал Франции, глава гугенотов с 1569 г. Он происходил из провинциальных дворян Франш-Конте, род которых был известен с ХII в. Родился он в 1519 г. Благодаря родству, по линии матери, с родом Монморанси Гаспар попал в придворные круги. Выбрал военную карьеру, хотя ему предлагали церковную. Проявил себя в итальянских войнах. У Генриха II стал командующим пехотой. Женился по любви на небогатой дальней свояченице рода Монморанси, которая не только разделяла его религиозные воззрения, но и раньше мужа обратилась в кальвинизм. Имели 3 сына и дочь. Отличался высоконравственным поведением: "честь дороже жизни". В 1552 г. стал адмиралом. Его племянница вышла замуж за Конде – принца королевской крови. В 1555 г. попал в плен в Карлу V, где перешел в кальвинизм, чему способствовало унижение плена, требование огромного выкупа, тревога за попавшего в плен младшего брата. Жена выкупила его из плена, продав более 20 владений. Но был неожиданно арестован на 2 месяца по распоряжению Филиппа II Испанского. Все эти перипетии превратили его в сурового борца за веру, состарив раньше времени. Когда Генрих II узнал о смене им веры, он устроил дикий скандал, запустил в него серебряным блюдом, арестовал и лишил всех должностей. Открыто признал себя гугенотом Колиньи в 1560 г. С первых дней он участвовал в военных действиях против католиков и становится лидером французских протестантов. За государственную измену был приговорен к смерти. В Варфоломеевскую ночь его убил приспешник Гизов, Ян Янович из Чехии. Еще живого, его выбросили из окна и Гиз, считая его своим личным врагом, наступил ему на лицо, а затем труп адмирала растерзала толпа.

Генрих Наваррский и его друг, тоже один из лидеров гугенотов, принц Конде, находившиеся в Варфоломеевскую ночь в Лувре, спаслись только тем, что по настоятельным советам Марго и Карла lХ перешли в католичество. Позже, бежав из Парижа, они вернулись в кальвинизм.

Весть о Ваофоломеевской резне была с радостью встречена папой и Филиппом ll Испанским. Папа приказал петь праздничный гимн "Тебя, Бога, хвалим" и заявил, что это событие стоит пятидесяти таких побед, как при Лепанто. О Филиппе Испанском говорили, что видели, как он в первый раз смеется.

Второй период религиозных войн. Варфоломеевская ночь, однако, не оправдала надежд ее организаторов. Буржуазия южнофранцузских городов была сначала напугана и даже склонялась к тому, чтобы впустить в свои города королевские гарнизоны. Но большую решимость проявили гугеноты-дворяне. Они не были устрашены случившимся. Наоборот, их целью стала месть. Среди дворян юга вспыхнуло восстание против вероломной королевской власти. К дворянским вооруженным отрядам стали присоединиться средние слои городов юга, прежде всего цеховые мастера, выступавшие против налоговой политики королей. Так начался второй период войн, отличавшийся ожесточенностью с обеих сторон, вызванной впечатлением от Варфоломеевской ночи. Гугеноты уже не рассчитывали подчинить короля своему влиянию, а требовали сменить "вероломную династию".

В начале второго периода окончательно складывается идеология гугенотов, отраженная в многочисленных памфлетах, написанных под впечатлением Варфоломеевской ночи. Гугенотов – авторов этих памфлетов назвали монархомахами (тираноборцами – греч.), ибо они обосновывали право поданных на борьбу и даже на уничтожение королей, притеснявших свои народы, ставших тиранами. В одном из памфлетов, называвшимся "Иск к тиранам", писалось, что "только Бог правит неограниченно, земные же государи – Божьи вассалы. Бог может свергнуть вассала, если тот нарушит присягу, данную народу". Но под народом монархомахи понимали дворянство. В другом сочинении читаем: "Берегись господства черни, или крайностей демократии, которая стремится к уничтожению дворянства". Среди монархомахов были талантливые писатели. Одному из них, Теодору-Агриппе д'Обинье дал меткую характеристику А.Франс: "Храбрый воин, изворотливый делец, … даровитый писатель, ненадежный товарищ, … поэт и разбойник".

Гугенотские публицисты-монархомахи не только обличали королевскую власть. Они предложили свой вариант государства, изложенный в брошюре Франсуа Отмана "Франко-Галлия", весьма популярной в то время, и неоднократно переиздававшейся на французском и латинском языках. Главную причину бедствий в стране Отман видел в том, что были уничтожены "почтенные учреждения наших предков", вместо которых короли, особенно такие, как Людовик lХ и Филипп Красивый, насадили чиновников, настоящее царство бюрократов и крючкотворов. Политический идеал Отмана – король, власть которого ограничена феодальной знатью, представительными органами (типа Генеральных штатов), местным самоуправлением. Но это означало возврат ко времени феодальной раздробленности.

Теории монархомахов не остались на бумаге. В ходе последовавших за Варфоломеевской ночью двух войн гугеноты засели в ряде городов. Несмотря на выгодные для них договоры, на которые пошла королевская власть, в 1573-1574 гг. гугеноты стали создавать свое государство. Города Ла-Рошель и Монтабан избрали свои правительства и стали фактически городами-республиками. Затем они объединились в федерацию. Были созданы Генеральные штаты конфедерации. В 1575 г. на съезде окончательно оформилась гугенотская конфедерация. Она охватила юго-запад страны и основывалась на союзе между гугенотским дворянством и частью южных городов, недовольных тем, что, как уже отмечалось, королевская власть ликвидировала их старые вольности и местное самоуправление. Поэтому идея монархомахов о том, что причиной бедствий является ликвидация королями "почтенных учреждений предков" легла в городах на благодатную почву.

Поначалу этот союз дал возможность гугенотам вооружить несколько крепостей и выставить войско в 20 тыс. человек. Этим и объяснялись успехи в двух войнах. Но союз дворянства и горожан, разных по своим коренным интересам, не мог быть длительным и в недалеком будущем распался.

Третий период религиозных войн начался с того времени, когда королевская власть совершенно обессилела. Гизы, поняв, это, создали свою организацию, Католическую Лигу и начали борьбу с королем с целью захвата трона.

События разворачивались следующим образом. 31 мая 1574 г. умер Карл lХ. Ему не было и 24-х лет. Ходили сплетни, что он был отравлен. Его болезни были общеизвестны, но их природа непонятна, и поэтому приступы легко принимались за действие ядов. Правление снова перешло к Екатерине Медичи, так как брат Карла, наследник престола Генрих Анжуйский был в это время королем далекой Польши. Узнав о смерти брата, он буквально сбежал от своих польских подданных, но добрался до Реймса и был коронован лишь 13 февраля 1575 г. Только после этого он въехал в Париж как король Генрих lll. Но он напрасно так рвался на французский трон. Генрих не оказался королем, способным восстановить порядок в стране. Мелочный и самовлюбленный, порочный и легкомысленный – таким его описывают современники. Он был утонченнее Карла lХ, религиозен, подвержен мистике, слезлив, очень любил танцевать, носил в ушах серьги (моду на это ввел Франциск l), любил духи, чего не переносил его старший брат Карл (хотя серьги в ушах тоже носил), увлекался вырезанием картинок. Временами был способен на хитрость и решительность. Во время Варфоломеевской ночи возглавлял 800 солдат для поддержки порядка, но участвовал в убийстве Колиньи и, как говорили, изнасиловал его дочь. Одно время Генрих, по желанию матери, числился женихом Елизаветы Английской, которая была старше его на 15 лет. На его счастье, этой партии не захотела и Елизавета. Среди многочисленных болезней, преследовавшей эту семью, Генрих страдал геморроем, камнями в почках, несварением желудка, подагрой. Но двуполой натурой с женскими чертами, как писал Дюма, он не был (современные исследователи считают это сплетнями). У него была жена и любовницы. Был Генрих неплохим оратором, в политике проявил себя сторонником компромиссов, отчего и прослыл нерешительным. Хотя во время гугенотских войн одержал и несколько побед. Был очень внимателен к соблюдению ритуалов. Именно от него распространилось обращение "Ваше Величество".

При Генрихе lll закончила формироваться структура и порядки французского двора. В придворные принимали только по рекомендации, должности покупали. Служили при дворе 4 месяца в году, остальное время придворные были свободными. Во время службы придворные были обязаны присутствовать на всех богослужениях при дворе, а также на утренних и вечерних туалетах короля. Генрих ввел ночную уборку дворца. В 4-5 утра разжигали камин, в 5 утра будили Генриха и он приказывал открывать двери дворца. Ритуал одевания состоял в том, что первый по знатности передавал королю сорочку, завтрак (хлеб и вино). В полдень король обедал отдельно, затем вел прием. В 22 часа он оправлялся спать. Этот ритуал сохранился и позднее. Но в те драматические годы все эти деяния короля были несущественны. Своими действиями он быстро растрачивал остатки королевского авторитета. Он начал с того, что увеличил налоги для пополнения пустующей казны, но одновременно проявлял расточительность. Через руки короля проходили и неизвестно куда исчезали колоссальные суммы. Говорили, что он опустошил казну для округления родовых владений Валуа, а также для своих многочисленных фаворитов. Он говорил: "Я не хочу давать, но моя рука сама подписывает…". И это окончательно подорвало престиж власти. Число недовольных росло и среди протестантов, и среди католиков.

В таких условиях, в 1576 г. и возникла Католическая Лига. Также, как и протестантская конфедерация, она включала различные социальные элементы, но руководящая роль в ней принадлежала аристократам Гизам. В программе Лиги было: "Восстановление провинций и штатов королевства в их древних правах, преимуществах, вольностях и свободах, каковыми они были во времена короля Хлодвига, и даже еще больших и лучших, если они могут быть изобретены". Эта формулировка очень близка идеям гугенотского публициста Отмана, воплощенным в гугенотском государстве. Действительно, католическая аристократия хотела того же, что и аристократия гугенотская.

Но основную массу Лиги составляло рядовое католической дворянство и горожане. Ведь принадлежность к Лиге была объявлена обязательной для католиков. Это большинство было заинтересовано в государственном единстве и, следовательно, в сильной королевской власти. Вступали дворяне и горожане в Лигу лишь потому, что она была направлена против гугенотов и их сепаратизма.

Под давлением лигистов Генрих lll 1 января 1577 г. объявил, что признает только католическую религию. Это было нарушением прежних перемирий с гугенотами, и они вновь подняли оружие. Их возглавил Генрих Наваррский, еще в 1576 г. бежавший из Лувра и вновь ставший протестантом. Столкновения вылились, однако, прежде всего в грабежи населения и уже в сентябре 1577 г. мир был восстановлен, что несколько подняло престиж короля, который оказался арбитром между католиками и гугенотами. При этом Генриху удалось, использовав противоречия между аристократией и рядовыми членами обеих организаций, добиться их ликвидации. Вообще в интригах он оказался достойным учеником своей матери. Но чаще свое умение он направлял против своих родственников, сестры Марго и брата, Франциска, которых терпеть не мог.

В 1583 г. от туберкулеза умер младший брат короля, герцог Франциск Алансонский. Генрих lll был бездетным, братьев у него тоже больше не было. Возникла парадоксальная ситуация – наследником престола, дофином, становился дальний родственник, к тому же женатый на Маргарите – Генрих Наваррский, лидер гугенотов. Масса французских католиков заволновалась. И Гизы сочли момент подходящим, чтобы выдвинуть собственную кандидатуру на престол – ведь король Франции может быть только католиком. Родственной связи с династией Валуа Гизы не имели, но усиленно раздували версию о своем происхождении от Карла Великого.

Генрих lll, опасаясь новой активности Гизов,