Международные отношения в предвоенное десятилетие 17 страница

Образование очага войны на Дальнем Востоке непосредственно затрагивало интересы безопасности Советского Союза. Присутствие японских войск в Северной Маньчжурии (что, к слову сказать, являлось грубейшим нарушением Портсмутского договора 1905 г.) создавало реальную угрозу вторжения на территорию СССР, имевшего с Северо-Восточным Китаем самую протяженную сухопутную границу в 3,5 тыс. км. Именно в это время в правительственных кругах Японии стали разрабатываться планы нападения на Советский Союз, о чем свидетельствуют материалы Токийского процесса над главными японскими военными преступниками, проходившего в 1946–1948 гг. Генерал Минами, занимавший пост министра обороны в 1930–1931 гг., заявил на процессе: «Маньчжурия рассматривалась как военная база в случае вооруженного столкновения с СССР». Генеральный штаб японской армии в начале 1930-х гг. уточнил план подготовки к войне («План Оцу»), по которому из 30 формировавшихся дивизий 24 предназначались для ведения боевых действии против Советского Союза.

С началом японской агрессии в дальневосточной политике СССР произошли существенные изменения. Особое внимание уделялось вопросам укрепления региональной обороноспособности страны: осенью 1931 г. было приято решение о строительств тихоокеанского флота, увеличилась численность советских вооруженных сил на Дальнем Востоке, активизировалось хозяйственное освоение района. Однако сил для отражения возможного нападения было явно недостаточно. Поэтому столь большое внимание придавалось дипломатическим средствам и методам. (с.208)

В этой сфере принципиально важным явлением стала смена приоритетов. Несмотря на повторявшиеся время от времени декларации о солидарности с КПК и Китайской революцией, идейно-классовая мотивация дальневосточной политики Советского Союза отошла на второй план (тем более, что в борьбе с Гоминьданом коммунистические силы терпели поражения и встал волос о самом существовании компартии Китая). Главенствующее место во внешнеполитических планах партийно-государственного руководства СССР заняли геостратегические установки. Выделялись две основные задачи: 1) нормализовать отношения с Китайской республикой, оказывать ей посильную помощь в противодействии японской агрессии, представлявшей угрозу и для Советского Союза; 2) не допустить прямого вооруженного столкновения с Японией, втягивания СССР в японо-китайскую войну и в интересах сохранения мира идти на определенные уступки японскому правительству. Чрезвычайная сложность поставленных целей заключалась в том, что реализация первой затрудняла достижение второй, и наоборот. Тем не менее, этот противоречивый курс активно претворялся в жизнь.

С одной стороны, Советский Союз морально и материально поддерживал гоминьдановские войска во время боевых операций в Северной Маньчжурии, приютил на своей территории более 20 тыс. военнослужащих (за что получил от Нанкинского правительства «компенсацию» в 10 млн. долл.) и отказался выдать китайских повстанцев Японии, добился восстановления в декабре 1932 г. дипломатических отношений с Китаем. Все это вызывало негативную реакцию в японских правительственных кругах. Однако, с другой стороны, Советский Союз уже в октябре 1931 г. объявил о своем нейтралитете в японо-китайском конфликте, отказался участвовать в комиссии Литтона и присоединиться к резолюции Лиги наций, осуждавшей агрессию Японии в Китае; Разрешил использовать КВЖД для перевозки японских войск и военных материалов, что являлось нарушением советско-китайских соглашений 1924 г.; трижды предлагал правительству Японии Подписать пакт о ненападении, одновременно отвергнув предложение Китая о заключении подобного договора.

Главным препятствием на пути смягчения напряженности в советско-японских отношениях являлась проблема КВЖД. Япония, стремившаяся осуществлять полный контроль над Маньчжурией, не желала мириться с присутствием СССР в северной ее части. Угрозы «отрубить щупальце большевистского спрута», сосредоточение войск на границе и постоянные провокации на КВЖД — все это заставило Советский Союз вступить в переговоры (с.209) о продаже железной дороги. Они продолжались с мая 1933 по 1935 г. и завершились подписанием соглашения о выкупе КВЖД формально Маньчжоу-Го, а фактически Японией за 140 млн. иен (47,5 млн. золотых руб.), что было гораздо ниже ее реальной стоимости. Показательно, что в 1930–1931 гг. центральное правительство Китая предлагало иену в 225 млн. руб. И тогда глава советской делегации Л.М. Карахан, аргументируя свой отказ, заявил: «Это дешевле, чем на слом». Иными словами, Советский Союз «подарил» Японии Китайско-Восточную железную дорогу в обмен на юридически не оформленный отказ японского правительства от вооруженного нападения. Продав КВЖД, СССР лишился весьма прибыльного предприятия, а его политико-экономическое влияние в регионе фактически было сведено к нулю. Однако стратегический выигрыш компенсировал и превзошел тактический проигрыш. Советский Союз реализовал свои главные геополитические цели, нормализовав отношения с Китайской республикой и сняв угрозу войны с Японией.

Формально и СССР, и западные демократии проводили на Дальнем Востоке политику «умиротворения». Отличие состояло в том, что Запад, имея возможность пресечь агрессию, направлял ее на Советский Союз, а СССР, не имея такой возможности, обеспечивал путем уступок свою безопасность и одновременно содействовал обострению «межимпериалистических противоречий». В этом контексте советская дипломатия переиграла дипломатию западную, сохранив позиции СССР как самостоятельного центра дальневосточной и мировой политики.

Возникновение очага войны на Дальнем Востоке положило начало процессу разрушения важнейшей составной части послевоенного международного порядка — Вашингтонской договорной системы. Еще более напряженная обстановка складывалась в это время в Европе.

 

ПРИХОД НАЦИСТОВ К ВЛАСТИ В ГЕРМАНИИ. ОБРАЗОВАНИЕ ОЧАГА ВОЕННОЙ ОПАСНОСТИ В ЕВРОПЕ

30 января 1933 г. во внутриполитической жизни Германии произошло событие, сыгравшее роковую роль не только в истории этой страны, но и в истории международных отношении. Президент Веймарской республики Пауль фон Гинденбург поручил формирование нового правительства лидеру национал-социалистской партии Адольфу Гитлеру. С приходом нацистов к власти в Германии образовался очаг военной опасности в центре (с.210) европейского континента. Причиной тому стала не вооруженная агрессия, как это произошло на Дальнем Востоке, а идеология германского фашизма, его внешнеполитическая программа, которую он мог теперь реализовать на практике.

В отличие от других националистических партий и движений ограничивавшихся требованиями ликвидации Версальской системы и восстановления довоенного статуса «Великой Германии», гитлеровцы шли гораздо дальше, выдвигая лозунги расового превосходства арийцев и мировой гегемонии «третьего рейха» (Название «третий рейх» («третья империя»), часто сопровождавшееся указанием на предполагаемый срок его существования — «тысячелетний», должно было подчеркнуть преемственность «великой нацистской Германии» с «первым рейхом» (Священной Римской империей) и со «вторым» (империей, созданной О. фон Бисмарком)).

Гитлер еще в «Майн кампф» подверг беспощадной критике программные установки германских националистов: «Требование о восстановлении границ 1914 г. — это политический вздор таких масштабов и последствий, которые делают его государственным преступлением».

Во внешнеполитических планах национал-социалистов были четко определены тактические и стратегические цели, временная последовательность и методы их достижения.

На первом этапе в качестве важнейших выдвигались задачи «освобождения» Германии от военных ограничений Версаля и создание материальной базы будущей экспансии, а также приобретение союзников и упрочение международного положения рейха путем разрушения существующего соотношения сил. На этой стадии предполагалось использовать политико-дипломатические средства, а именно: изолировать Францию, которую Гитлер называл «наследственным врагом Германии»; прийти к компромиссу с Англией — лидером среди держав-«умиротворительниц»; добиться поддержки со стороны Италии в расчете как на идеологическое родство, так и на общую неприязнь к творцам Версальской системы. Гитлер считал первую, «подготовительную фазу» наиболее сложной и ответственной. В своем выступлении перед генералитетом 3 февраля 1933 г. он заявил: «Самое опасное время — период строительства вооруженных сил. Здесь-то и выяснится, имеет ли Франция государственных деятелей».

Решающей целью на втором этапе провозглашалось «собирание немецких земель» и образование «единого блока из 100 млн. немцев для проведения истинно арийской политики в Европе». С международно-правовой точки зрения это означало упразднение последнего из уцелевших разделов Версальского договора — его (с.211) территориально-политических постановлений. Для успешной реализации поставленной цели планировалось сочетание дипломатических мер с военными (или во всяком случае с угрозой применения). Как на первой, так и на второй стадии особые надежды нацистское руководство возлагало на политику «умиротворения» западных демократий и на эффективное использование «советского фактора». Гитлер так объяснял суть избранной тактики: «Мне придется сдерживать версальские державы при помощи призрака большевизма, заставляя их верить, что Германия – последний оплот против красного потопа».

Третий этап должен был стать завершающим в осуществлении стратегических планов гитлеризма, которые предусматривали: уничтожение Франции; «завоевание жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация»; сокрушение Англии и захват ее колоний; «создание предпосылок для мирового господства германо-арийской расы».

Следует отметить, что нацистское руководство исходило из необходимости последовательного и пунктуального продвижения как к промежуточным, так и к конечным целям. В этом смысле Гитлера можно назвать гениальным тактиком и стратегом, если такой эпитет применим к «преступнику номер один XX столетия». Английский промышленник и дипломат Г. Вильсон справедливо отмечал: «Гитлер вовсе не сумасшедший маньяк, а очень умный и расчетливый политик. Он знает, куда бить и когда бить».

Практическая реализация нацистской внешнеполитической программы в значительной степени зависела от соотношения сил между блоком агрессивных держав и коалицией западных демократий, от желания и возможностей Запада оказать сопротивление фашизму. Однако Англия, Франция и Соединенные Штаты продолжали свою политику «умиротворения» и после прихода к власти в Германии национал-социалистов. Приверженность этому курсу отчетливо проявилась уже в первые годы правления Гитлера. Западная пресса нашла пропагандистское объяснение и обоснование «миротворческой» линии своих правительств, воодушевившись заявлениями Гитлера о том, что и Германия стремится к «миру и международному сотрудничеству». И действительно, германский канцлер произнес 17 мая 1933 г. в рейхстаге двухчасовую речь, в которой выступил против изменения границ в Европе, за всеобщее разоружение и европейскую безопасность. Свою речь он закончил следующими словами: «Сегодня может существовать лишь одна задача — обеспечение мира во всем мире». Так был положено начало «политике мнимого миролюбия», или «велик мистификации Гитлера», продолжавшейся с 1933 по 1935 г. (с.212) Немногие дипломаты Запада поверили заверениям нацистского лидера. Посол Франции в Берлине А. Франсуа-Понсэ заметил: «Когда Гитлер говорит о мире, то речь идет о pax germanica». Сам фюрер на закрытых совещаниях разъяснял свою позицию кратко и откровенно: «Только призывы к миру и никаких территориальных требований, — пока не станем сильными». Тем не менее, сторонники политики «умиротворения» получили дополнительный повод для все новых уступок фашистской Германии.

Одним из важных направлений этой политики, скрытым от глаз широкой общественности, стало «широкомасштабное» финансирование «третьего рейха». Если за 6 лет действия «плана Дауэса» Германия получила от западных держав кредиты и займы на сумму в 21 млрд. марок, то за первые 4 года существования нацистского режима — 27 млрд.

В сфере политической первым значительным шагом на пути «умиротворения» германского фашизма явилось подписание в Риме 15 июля 1933 г. пакта «согласия и сотрудничества», или «пакта четырех» (Англии, Франции, Италии и Германии). Идею заключения четырехстороннего соглашения одновременно выдвинули Р. Макдональд и Б. Муссолини. Первоначальный вариант, предложенный дуче и названный в германском МИДе «гениальной концепцией», фактически отменял военные статьи Версальского договора. Англия внесла незначительные, а Франция более серьезные поправки, приглушив антиверсальскую направленность «пакта» и увязав его с Уставом Лиги наций. Муссолини жаловался германскому послу в Риме У. фон Хасселю, что составленный им проект «был мальчиком, англичане склонны сделать из него гермафродита, а французы превращают его в девочку». Тем не менее, даже в исправленном виде «пакт четырех» воспринимался как документ «прогерманский». Его участники обязались «сотрудничать в решении всех политических и неполитических, европейских и неевропейских вопросов»; за Германией признавалось Равенство в вооружениях, которое могло реализовываться «постепенно посредством переговоров с другими подписавшими договор державами» (устанавливался четырехлетний «испытательный срок», во время которого германские власти должны были продемонстрировать отказ от «реваншистских намерений»); предусматривалась возможность обсудить «в духе согласия и солидарности» социальные проблемы.

Римское соглашение создавало своеобразный директорат четырех держав, который должен был стать верховным органом в Европе. Наибольший выигрыш получала фашистская Германия, поскольку «пакт» предотвращал ее международную изоляцию, (с.213) включал в сообщество великих держав и закладывал юридическую основу для ремилитаризации. По существу это была первая попытка сговора западных демократий с германским фашизмом.

Именно поэтому «пакт четырех» не был ратифицирован Национальным собранием Франции и английским парламентом. Свое негативное отношение к договору выразили малые европейские государства и, прежде всего, участники Малой Антанты, которые по образному выражению А.В.Луначарского, не хотели, чтобы их «как стадо овец» поделили «между собой жестокие пастухи». Гитлер получил повод для решительных действий. Перечислив «антигерманские акции» западных держав (отказ от Римского соглашения, «издевательская» позиция Запада в вопросе о довооружении рейха), он объявил об уходе с конференции по разоружению (14 октября) и выходе Германии из Лиги наций (19 октября 1933 г.). Этот демарш знаменовал переход нацистского руководства от «обороны к нападению», что должно было подвигнуть западные демократии на более существенные уступки «третьему рейху».

В 1934 г. гитлеровское правительство усилило свое давление на Запад, используя как дипломатические приемы, так и методы, не имевшие к дипломатии никакого отношения.

26 января в Берлине было подписано германо-польское соглашение о «ненападении и взаимопонимании». Тем самым Германия нанесла мощный удар по французской системе безопасности в Европе. Польша, считавшаяся самым верным из восточноевропейских союзников Франции, шла на сближение с германским фашизмом, что существенным образом изменяло европейский баланс сил в пользу нацистской Германии. Министр иностранных дел Польской республики Ю. Бек, в кабинете которого висели фотографии Гитлера и Муссолини с их автографами, стал подчеркивать особую важность партнерских, а в перспективе и союзнических отношений с «третьим рейхом».

В июле 1934 г. австрийские нацисты подняли путч, во время которого был убит канцлер Э. Дольфус, известный как непреклонный противник аншлюса. Впоследствии выяснилось, что в разработке плана государственного переворота приняло участие германское посольство в Вене. Не случайно, что сразу же после убийства канцлера путчисты обратились за помощью к Гитлеру. «Австрийский кризис» был скоротечным, а путч — неудачным Причиной тому стали не миротворческие усилия Англии и Франции, а решительные действия Муссолини, который рассматривал Австрию, как и весь Дунайский район, сферой итальянского влияния. Еще в марте 1934 г. по инициативе дуче был заключен итало-австро-венгерский пакт — так называемые «Римские протоколы», (с.214) гарантировавшие статус-кво в регионе, в том числе и неприкосновенность границ Австрии. Получив сообщение о событиях в Вене Муссолини приказал направить к итало-австрийской границе 3 дивизии. В результате Гитлер, не желая идти на конфликт Италией, так и не откликнулся на «призывы о помощи» венских нацистов, мятеж был быстро подавлен, а новая попытка осуществить аншлюс провалилась. В своем стремлении добиться улучшения германо-итальянских отношений фюрер в какой-то мере демонстративно отозвал из Вены замешанного в организации заговора немецкого посланника Рита, а затем выдал австрийскому правительству бежавших в Германию участников покушения.

«События в Вене» свидетельствовали о том, что «духовное родство» германского нацизма и итальянского фашизма не снимало существовавших между ними серьезных противоречий. В эти годы Муссолини проводил политику «критической сдержанности» в отношении Германии. Называя Гитлера «фигляром», «ужасным сексуальным дегенератом» и «опасным типом», дуче в одной из своих речей так прокомментировал расовые теории германских нацистов: «Три тысячелетия истории позволяют итальянцам с величественным равнодушием взирать на известные доктрины, пропагандируемые по ту сторону Альп, разработанные потомками тех людей, которые в дни Цезаря, Вергилия и Августа еще не знали грамоты». Подобные высказывания Муссолини, равно как и его практические действия во время «австрийского кризиса», показывали, насколько актуальной для гитлеровского руководства являлась задача превращения Италии из «критически настроенного» соперника в потенциального союзника.

9 октября 1934 г. в Марселе на площади Биржи был совершен еще один крупный террористический акт. Хорватские боевики из националистической организации усташей, возглавляемой А. Павеличем, застрелили югославского короля Александра 1 Карагеоргиевича и французского министра иностранных дел Л. Барту. На первый взгляд никакой связи между «Австрийским кризисом» и «Марсельским убийством» не существовало. В действительности скрытыми связующими звеньями являлись Австрия и фашистская Германия. В сентябре 1934 г. один из самых Сдающихся дипломатов своего времени, активный сторонник создания системы европейской безопасности Барту выступил с проектом договорной комбинации Франции, Италии и Малой Антанты, которая коллективно гарантировала бы независимость Австрийской республики. Важным шагом в реализации этого замысла и должен был стать визит короля Югославии в Париж. (с.215)

Вскоре выяснилось, что террористы из Хорватии получали деньги и оружие из Германии и что накануне покушения боевиков, поселившихся под видом туристов в парижском отеле «Пале д'Орсэ», посетил сотрудник германского посольства Э. Хаак, да и сама операция носила кодовое название, весьма далекое от хорватских традиций, — «Тевтонский меч».

Перечисленные международные события 1934 г. свидетельствовали о том, что германский фашизм для достижения поставленных целей был готов использовать самые разнообразные средства давления: от дипломатических до террористических. Всего лишь за десять месяцев погибли четыре известных государственных деятеля, внесенные нацистской пропагандой в «черный список антигерманских сил»: премьер-министр Румынии И. Дука, Э. Дольфус, Александр I и Л. Барту. И хотя прямая причастность Германии ни к одному их покушений так и не была доказана, ответ на главный вопрос следствия «кому это выгодно?» у многих современников не вызывал сомнений. Как справедливо отмечал в этой связи один из лучших биографов Гитлера И. Фест, фюрер «применял во внешней политике апробированные внутри страны приемы обезвреживания противников».

Следующий 1935 г. стал этапным в развитии взаимоотношений между фашистской Германией и западными демократиями: Гитлер приступил к жестким односторонним действиям по ликвидации Версальской системы. 16 марта 1935 г. фюрер объявил о введении в рейхе всеобщей воинской повинности и намерении сформировать 36 армейских дивизий численностью в 550 тыс. солдат и офицеров (вместо 7, разрешенных Версальским договором). Неделей раньше из Берлина пришло уведомление о создании «полноценных» военно-воздушных сил. Немецкие газеты пафосно сообщали: «Отныне смыт позор поражения!», «Первый большой шаг на пути к упразднению Версаля!». Комплектование вермахта имело два важнейших международных последствия: Германия приобретала необходимый инструмент будущей агрессии, войны за «жизненное пространство» и передел мира; формировалась качественно новая основа для переговоров с Западом, которому противостояла держава, значительно усилившая свой военный потенциал.

Возмутившись столь грубым нарушением Версальских постановлений, главы правительств Англии, Франции и Италии собрались на совещание в итальянском городе Стрезе. 14 апреля после четырехдневного обсуждения германского вопроса три державы заявили нацистскому правительству коллективный решительный протест и пригрозили общим противодействием подобным (с.216) нарушениям. В прессе появился новый, напоминавший военные сводки термин — «фронт Стрезы». Мировая общественность ждала сильнейших энергичных мер по обузданию реваншистских устремлений германских нацистов.

И на самом деле ответные меры были весьма энергичными, но по своему характеру прямо противоположными тем, которые ожидались. 18 июня 1935 г. в Лондоне был заключен англо-германский Морской договор (в форме обмена письма между министром иностранных дел С. Хором и специальным уполномоченным Гитлера И. фон Риббентропом). Не без исторической символики стороны избрали датой подписания соглашения 120-ю годовщину победы британцев и пруссаков над французами в битве при Ватерлоо. По договору, который журналисты тотчас же назвали «событием века», Великобритания фактически давала «добро» на отмену тех статей Версальского договора, которые предусматривали ограничение морских вооружений Германии. В обмен на такую «уступку» германская сторона обязалась, что ее надводный флот не будет превышать по тоннажу 35%, а подводный — 45% английских военно-морских сил. В тексте договора содержалась оговорка о том, что в «особых случаях», например при участии Германии в войне против государства, «враждебного Англии», допускалось полное равенство подводных флотов двух стран. Норма в 35% означала, что «владычица морей» разрешала «третьему рейху» увеличить военно-морские силы в 5,5 раз, иметь флот, равный французскому, и обеспечить его господство в Балтийском море. Неслучайно Гитлер назвал 18 июня 1935 г. «самым счастливым днем своей жизни». Поставивший свою подпись на документе Риббентроп, бывший торговец спиртными напитками, человек весьма ограниченных способностей, сочетавший высокомерное чванство в отношении к подчиненным с лунатическим раболепием перед фюрером, вернулся в Берлин «национальным героем» и «великим государственным деятелем». «Выдающаяся дипломатическая победа» Гитлера была отмечена вручением ему в Нюрнберге точной копии меча Карла Великого.

Политическое значение англо-германской сделки было несравненно большим, нежели ее конкретное содержание. Англия сорвала «фронт Стрезы» через два месяца после его образования, парализовав сопротивление нацистскому натиску. Английская политика «умиротворения» вступила в полосу сдачи принципиальных позиций и несоразмерных с интересами европейской опасности уступок. Этот вывод подтвердил министр иностранных дел Англии Дж. Саймон, который накануне переговоров заявил: (с.217) «Ради сотрудничества с Германией Великобритания сделает все, что в ее силах». Премьер-министр С. Болдуин, создавший сам себе имидж преуспевающего фермера (его любимым занятии было разведение свиней) с неизменной трубкой в зубах и простовато-хитроватой улыбкой, по-фермерски просто и без особых хитростей объяснял тактику умиротворяющих Германию уступок: «Нам всем известно желание немцев, изложенное Гитлером в его книге, двинуться на Восток. Если бы он двинулся на Восток, мое сердце не разорвалось бы... Если бы в Европе дело дошло до драки, то я хотел бы, чтобы это была драка между большевиками и нацистами». Заключение англо-германского договора органично вписывалось в это незатейливое объяснение политики «умиротворения».

Другим вполне естественным результатом Морского соглашения и собственных односторонних акций стало стремительное наращивание Германией своего военно-промышленного потенциала. В 1935–1936 гг. началось строительство 4 линкоров, 85 крейсеров и эсминцев, 100 подводных лодок; было произведено 8300 самолетов — в 3 раза больше, чем в Англии; вступило в строй 160 крупных военных заводов.

Успешно решив вопросы «довооружения», гитлеровское правительство приступило к «урегулированию» территориально-политических проблем. Среди них первоочередными считались две: о принадлежности Саарской области и статусе Рейнской зоны. Первая проблема была решена безболезненно: на состоявшемся в январе 1935 г. плебисците 90% жителей Саара проголосовали за его включение с состав «третьего рейха». «Рейнский вопрос» оказался гораздо более сложным. Положение о демилитаризации Рейнской зоны являлось базовым в Версальском и Локарнском договорных комплексах, наиболее весомой гарантией против германской агрессии в западном направлении. Нацистское руководство отчетливо понимало, что путем дипломатических переговоров эту проблему разрешить невозможно. Поэтому в мае 1935 г. был разработан план военной акции под кодовым названием «Шулунг» («Учение»). Расчет строился на внезапности задуманной вооруженной провокации, а также на проверенной временем уступчивости версальских «миротворцев». Поводом к операции послужило подписание 2 мая 1935 г. советско-французского договора о взаимопомощи, который Гитлер объявил несовместимым с Локарнскими соглашениями и освобождающим его от обязательств по поддержанию демилитаризованного статуса Рейнской области. 7 марта 1936 г. (вслед за ратификацией советско-французского пакта) три германских батальона вошли (с.218) в зону. Наступила кульминация «Рейнской драмы». Гитлер впоследствии отмечал, что если бы Франция направила навстречу немцам 13 дивизий, расположенных у франко-германской границы, то «нам пришлось бы с позором и бранью отступить, так как мы не могли оказать даже слабого сопротивления». Однако ожидаемой решительной реакции не последовало. Французский генеральный штаб высказался против вооруженного столкновения с Германий. Вместо военных действий, предусмотренных Рейнским гарантийным пактом, Франция начала новый переговорный процесс, пригласив локарнские державы на совещание в Париж. Повторялась история Стрезы: 10 марта участники совещания направили германскому правительству очередной решительный протест, к которым Гитлер стал уже привыкать.

Тем не менее, французское правительство, которое рассматривало «Рейнскую акцию» Германии как непосредственную угрозу национальной и европейской безопасности, продолжало настаивать на международном противодействии фашизму. На открывшейся 14 марта 1936 г. в Лондоне специальной сессии Совета Лиги Наций Франция предложила свою программу выхода из «Рейнского кризиса» — так называемый «план А. Леже» (назван по имени его автора — генерального секретаря французского МИДа). Этот план исходил из необходимости применения к Германии экономических и политических санкций, которые приведут не только к финансово-экономической блокаде нацистского режима, но и к его международной изоляции, что вынудит Гитлера очистить Рейнскую зону и восстановить статус-кво. Францию поддержали лишь Советский Союз и Румыния. Как и предполагалось, в качестве «адвоката "третьего рейха"» выступила Великобритания. Ее представитель доказывал, что вторжение вермахта на Рейн не является «оккупацией чужой территории», а всего лишь «восстановление Германией своих суверенных прав». В результате 19 марта 1936 г. Совет Лиги наций принял краткую, всего в 8 строк резолюцию, которая констатировала нарушение Германией статьи 43-й Версальского и статьи 4-й Локарнского договоров. Таким образом, «план Леже» был отклонен, санкции подменены словесным осуждением, агрессивный акт фашизма остался безнаказанным.

«Рейнский кризис» стал важным рубежом в истории международных отношений 1930-х гг. Во-первых, с ремилитаризацией зоны были сметены военно-политические устои Версальской системы. Гитлер, выступая с речью в Гамбурге 21 марта 1936 г., декларировал: «Победа на Рейне уничтожила дух Версаля». (с.219) Во-вторых, соотношение сил изменилось в пользу фашистской Германии. Наступательный характер ее внешнеполитического курса и пассивно-оборонительная тактика западных демократий ослабляла позиции потенциальных противников фашизма. Малые европейские страны все более разочаровывались в политике «умиротворения», считая, что ни Англия, ни Франция не смогут обеспечить их безопасность. Лишь один характерный пример: Бельгия, один из самых надежных партнеров Франции, осенью 1936 г. расторгла с ней военный союз, заключенный в 1920 г., и провозгласила нейтралитет. В-третьих, вооруженная акция на Рейне заставила версальские державы пересмотреть свои стратегические планы, о чем свидетельствовало подписание 19 марта 1936 г. англо-французского соглашения, равноценного пакту о взаимопомощи. В прессе заговорили о «возрождении Антанты». Однако этот договор не вносил существенных корректив в политику «умиротворения». В-четвертых, после успешного завершения «Рейнской операции» нацистское руководство Германии пришло к твердому убеждению в реальности и достижимости поставленных целей как дипломатическими, так и военными средствами.

26 августа 1936 г. Гитлер подписал секретный Меморандум, в котором излагались внешнеполитические планы на ближайшую и отдаленную перспективу. В заключительной части документа содержались краткие выводы: «Итак, я ставлю следующие задачи: 1) германская армия через 4 года должна быть приведена в боевую готовность; 2) экономика Германии через 4 года должна быть готова к войне». Секретный Меморандум Гитлера положил начало новому этапу в развитии внешней политики германского фашизма — этапу непосредственной подготовки к большой войне за мировое господство.