Международные отношения в предвоенное десятилетие 13 страница

Эти разногласия отразились в жарких и длительных дискуссиях на заседаниях Подготовительной комиссии к Всеобщей конференции по разоружению, созванной в соответствии с решением Совета Лиги наций в декабре 1925 г. (сама конференция открылась в 1932 г.). В работе Комиссии, продолжавшейся пять лет, приняли участие представители 21 государства. Самым ярким событием стало обсуждение советского предложения (текста Декларации и Конвенции) о «полном и всеобщем разоружении», внесенного на рассмотрение IV и V сессии Подготовительной комиссии в ноябре 1927 и в марте 1928 г. Проект СССР, рассчитанный на 4 года, предусматривал роспуск вооруженных сил всех государств, уничтожение средств ведения войны, отмену обязательной воинской службы, ликвидацию военной промышленности, упразднение генеральных штабов и министерств обороны, установление строгого международного контроля над разоружением. Западная пресса назвала этот проект «большевистской пропагандой», а участники прений единодушно отвергли его как «нереалистичный». Тогда советская делегация на VI сессии в апреле 1929 г. предложила план «прогрессивно-пропорционального сокращения вооружений», согласно которому страны, имевшие вооруженные силы численностью более 200 тыс. человек, сокращали их на 1/2, от 40 до 200 тыс. — на 1/3, менее 40 тыс. — на 1/4. Обсуждение нового проекта, объявленного на Западе «маловразумительным», было отложено на неопределенный срок, после чего к нему больше не возвращались.

Отклонив предложения Советского Союза, западные страны в спорах и столкновениях пытались согласовать свои несогласуемые планы по ограничению вооружений. Только в декабре 1930 г. был достигнут компромисс, когда Подготовительная комиссия одобрила Проект конвенции о разоружении. В документе, состоявшем из 6 частей и 60 статей, содержались положения о предельных сроках военной службы и максимальных размерах личного состава вооруженных сил; о частичном сокращении «военных материалов» (с весьма существенными исключениями в отношении танков, тяжелой артиллерии и других видов вооружений); об уменьшении оборонных расходов (в крайне неопределенной форме); о порядке обмена военной информацией; о (с.152) применении химического и бактериологического оружия (без запрета на его производство в мирное время); о контроле над разоружением (статьи этого раздела по существу не имели какого-либо определенного смысла, так как «вопросы гласности и контроля» ставились в прямую зависимость от реального хода сокращения вооружений). Итоговое решение Комиссии, несмотря на всю его противоречивость и непоследовательность, можно было бы оценить положительно, если бы не 49 оговорок к тексту, что превращало Проект конвенции в основу дискуссии не о разоружении, а об отказе от разоружения.

Хотя обсуждение общих проблем ограничения гонки вооружений не привело к серьезным позитивным результатам, некоторые конкретные вопросы в этой сфере были разрешены достаточно успешно.

В июне 1925 г. представители 37 государств подписали Женевский протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых и других подобных газов и бактериологических средств. Этот международный договор вступил в силу в феврале 1928 г. и действует до настоящего времени.

Существенный прогресс был достигнут на переговорах по сокращению морских вооружений. Правда, первая попытка договориться завершилась полным провалом. В 1927 г. президент США К. Кулидж без соответствующей дипломатической подготовки предложил участникам «договора пяти держав» провести в Женеве конференцию по военно-морским вопросам. На этой конференции предполагалось установить новые потолки суммарного тоннажа и пропорциональное соотношение для крейсеров, эсминцев и подводных лодок, т.е. тех классов военных кораблей, которые не были охвачены Вашингтонским соглашением. Франция и Италия отклонили приглашение американского президента, издевательски сославшись на чрезвычайную занятость разработкой программы разоружения в рамках Лиги наций. На самой Женевской конференции развернулась бескомпромиссная борьба между Англией и Соединенными Штатами. Английская делегация потребовала сокращения прежде всего тяжелых крейсеров, 8 строительстве которых были особенно заинтересованы США, испытывавшие недостаток в военно-морских базах и поэтому нуждавшиеся в кораблях, способных возить с собой большие запасы топлива. В свою очередь американские представители настаивали на ограничении числа легких крейсеров — основного класса судов британского военного флота. 45-дневные дебаты закончились торжественным закрытием конференции, которая так и не приняла никаких решений. (с.153)

Вторая попытка прийти к согласию оказалась более удачной. В январе 1930 г. открылась Лондонская морская конференция Франция и Италия, приславшие на этот раз свои делегации для участия в переговорах, вновь выступили в роли возмутителей спокойствия. Италия выдвинула требование полного уравнения своего флота с французским. Франция отвергла итальянские притязания. В результате ни та, ни другая не взяли на себя обязательств по сокращению морских вооружений. Три ведущие военно-морские державы — Англия, США и Япония — 22 апреля 1930 г. подписали новый Морской договор. Он устанавливал следующий суммарный тоннаж в категориях крейсеров, эсминцев и подводных лодок: для Англии — 541,7, США — 526,2 и Япония 367,05 тыс. тонн. При относительном равенстве военно-морских сил англосаксонских держав Япония получала право увеличить свой флот в сравнении с флотами Англии и США до 60% по тяжелым крейсерам, 70% по легким крейсерам и эсминцам и 100% по подводным лодкам. Такое решение в той или иной степени удовлетворяло все заключившие договор государства. Япония добилась правового признания своей возросшей военно-морской мощи. Администрация США считала себя победителем, так как смогла формально узаконить паритет в морских вооружениях с Англией. Великобритании удалось реализовать свои цели в тех положениях договора, которые ограничивали строительство тяжелых крейсеров — приоритетного для США и Японии класса военных кораблей. В целом «Лондонский компромисс» знаменовал собой победу умеренных и либеральных сил: существенно (в 1,5 раза) сокращались морские вооружения, четко определялись ограничительные пределы военно-морского соперничества, впервые осуществлялась комплексная программа, охватывавшая все категории военных судов. Вместе с тем следует отметить и очевидные недостатки принятых постановлений: отказ Франции и Италии участвовать в процессе «морского разоружения», отсутствие в соглашении упоминаний о качественных параметрах военно-морского флота (скорость дальнобойность корабельной артиллерии и др.). Тем не менее, Лондонский договор стал заметным шагом вперед на пути ограничения гонки морских вооружений. Оставалось только надеяться, что зафиксированные в нем нормы и пропорции будут строго соблюдаться.

В решении проблем международной безопасности и сотрудничества важное место отводилось Лиге наций. В 1920-е гг. наиболее плодотворной была ее деятельность в гуманитарной и социальной сфере. Широкую известность и вполне заслуженны» авторитет снискали себе такие автономные ведомства и учреждения Лиги Наций, как Международная организация труда, (с.154) Международная организация здравоохранения, Комитет по контролю за торговлей опиумом и опасными лекарствами. Большое влияние на развитие пацифистского движения оказывал Комитет интеллектуального сотрудничества («Лига умов» — прообраз будущей ЮНЕСКО), в который входили видные ученые: А. Бергсон, А. Эйнштейн, М. Склодовская-Кюри и др. Комитет содействовал укреплению связей между деятелями науки, образования и культуры, выступал с программными заявлениями по вопросам обеспечения мира и разоружения.

Что касается главной задачи, определенной в Уставе Лиге Наций как «зашита территориальной целостности, независимости и безопасности государств», то ее реализация не заслужила сколь-либо высокой оценки. Прежде всего это проявилось а крайне малой эффективности урегулирования территориальных и территориально-политических споров и конфликтов. Как и в начальный период своего существования, так и в 1920-е гг. Лига Наций применяла три основных вида арбитража: разрешение спорных проблем в пользу сильного — той или иной великой державы, либо страны, которую эта держава поддерживала; полный отказ от посреднических услуг; письменные или устные увещевания конфликтующих сторон.

Самым ярким примером первого варианта урегулирования стало рассмотрение англо-турецкого конфликта по вопросу о территориальной принадлежности богатого нефтью Мосульского округа, входившего до мировой войны в состав Османской империи. В 1918 г. Англия оккупировала Мосул, позже присоединив его к своей подмандатной территории — Ираку. Протесты Турции, направленные в адрес Совета Лиги Наций, обсуждались на его заседаниях в 1924 г. в Брюсселе. В результате в качестве ирако-турецкой границы была установлена так называемая «Брюссельская линия», что оставляло район Мосула в пределах Ирака. В декабре 1926 г. Совет Лиги своей специальной резолюцией окончательно утвердил новую границу и тем самым решил Мосульский конфликт п пользу Англии.

Второй метод «активно применялся» в отношении американского и азиатского регионов. Причем если латиноамериканским государствам отказ от посредничества в урегулировании их территориальных споров объяснялся наличием в Уставе Лиги Наций положений о международном признании доктрины Монро, т.е. ответственности за спокойствие на континенте Соединенные Штатов, то азиатским странам обычно никакого объяснения не предлагалось. Так, Совет Лиги Наций несколько раз уклонялся от Рассмотрения жалоб Китая на силовые действия Англии и Японии, что позволило представителю пекинского правительства (с.155) Чао Шингу заявить: «Китайский народ не ощущает руки Лиги на азиатском континенте».

Наиболее распространенной формой участия Лиги Наций в разрешении конфликтных ситуаций оставались уговоры и наставления. Когда Литва в 1927 г. потребовала вмешательства международной организации в связи с тем, что в Польше, захватившей ранее Вильнюсский край, преследуется литовское меньшинство, Совет Лиги порекомендовал ей провести переговоры с польским правительством. Такое же пожелание, содержавшееся в срочной телеграмме, было адресовано Парагваю и Боливии, между которыми в 1928 г. начался военный конфликт из-за области Чако, продолжавшийся более десяти лет. Как свидетельствуют статистические данные, в двадцатые годы из 22 рассмотренных в Лиге Наций межгосударственных территориальных споров в 12 случаях она ограничилась применением «принципа увещевания».

Столь же «впечатляющими», как уже говорилось выше, оказались достижения Лиги Наций в разработке и осуществлении планов сокращения вооружений и разоружения. Несоответствие торжественных деклараций и беспрецедентных по продолжительности дискуссий с реальными мерами по созданию безопасного мира подрывало престиж этой международной организации. Известный французский писатель А. Моруа, посетивший в 1929 г. заседание Ассамблеи, по-литературному эмоционально отметил: «Лига Наций — грустное зрелище».

Кульминационной точкой в развитии пацифистского движения и пацифистской политики в 1920-е гг. стало подписание многостороннего пакта об отказе от войны как средства урегулирования международных споров. Автором этого миротворческого проекта являлся премьер-министр и министр иностранных дел Франции А. Бриан. Несмотря на «недипломатическую» внешность (французская поэтесса Анна де Ноайль дала ему такой словесный портрет: «Если бы он не был министром, я бы сказала, что это налетчик!»), Аристид Бриан по своей популярности мог считаться «политиком №1» «эры пацифизма». Блестящий оратор, политический деятель с огромным опытом (впервые стал премьером еще в 1909 г.), талантливый дипломат, Бриан выдвинул в двадцатые годы столько предложений по сохранению мира и обеспечению европейской безопасности, что с ним не могли сравниться никакие правительственные и неправительственные организации, включая Лигу Наций. За свою энергичную пацифистскую деятельность он был удостоен Нобелевской премии мира, присужденной ему в 1926 г.

Наибольшую известность приобрела внешнеполитическая инициатива Бриана, с которой он выступил в апреле 1927 г., предложив администрации США заключить двусторонний договор (с.156) о «вечной дружбе» и об объявлении войны вне закона. Первоначальный смысл этой инициативы заключался в том, что Франция с помощью пакта попыталась связать Соединенные Штаты со своей европейской политикой. Однако американское правительство отвергло идею подписания сепаратного соглашения, которая не вписывалась в изоляционистскую концепцию «свободы рук» и поддержания выгодного для США баланса сил в Европе. В ответ на обращение Бриана глава государственного департамента Фрэнк Келлог высказался в пользу многостороннего договора — «открытого для всех миролюбивых стран». Такая позиция объяснялась не только и не сколько абстрактно-пацифистскими умонастроениями в администрации США, сколько тем, что при сложившейся расстановке сил и значительном финансово-экономическом преобладании над конкурентами Соединенные Штаты могли добиться осуществления своих целей путем диктата за столом переговоров, обращение к вооруженной силе считалось излишним. Совместный франко-американский проект обсуждался в столицах мира в течение нескольких месяцев. Его окончательный вариант был готов к лету 1928 г.

27 августа 1928 г. в Париже в здании французского министерства иностранных дел представители 15 стран подписали соглашение, вошедшее в историю под названием Пакт Бриана-Келлога. Выступивший с речью А. Бриан предложил посвятить договор «памяти погибших в мировую войну». Участниками пакта стали все великие державы, включая СССР, который первым его ратифицировал. За десять предвоенных лет к пакту присоединились 63 государства. Содержание договора сводилось к двум главным положениям: осуждение и отказ от войны как метода решения международных споров и орудия национальной политики: принятие договаривавшимися сторонами обязательства разрешать конфликтные ситуации исключительно мирными средствами. По существу Пакт Бриана-Келлога представлял собой формальную Декларацию благих намерений по сохранению мира. В нем даже не упоминалась возможность применения санкций против нарушителей провозглашенных пацифистских принципов. В этой связи один из американских сенаторов назвал его «международным Поцелуем». Тем не менее Пакт имел важное морально-политическое значение: он определял международно-правовые нормы, направленные против агрессивных действий, призывал правительства всех стран к проведению политики мира, объявлял войну вне закона.

В сентябре 1929 г. на открытии юбилейной X сессии Ассамблеи Лиги Наций Бриан выступил с еще одной крупной инициативой: он изложил проект объединения европейских государств в (с.157) «федеративный союз» — проект создания «Пан-Европы». План французского премьера предусматривал экономическую интеграцию континентальных стран и их тесное политическое сотрудничество. Идея была не нова: еще в 1922 г. ее выдвинул и обосновал австрийский публицист граф Р. Куденхове-Калерги, который на следующий год опубликовал книгу под названием «Пан-Европа». Концепция «европейского объединения» предполагала поэтапное развитие: от установления «федеральных уз» до «слияния в единое государство». В 1926 г. в Вене состоялся первый Паневропейский конгресс, провозгласивший образование неправительственной организации «Паневропейский союз», почетным председателем которого стал А. Бриан. В союз входили известные политические деятели (Э. Эррио, Л. Блюм. К. Вирт), писатели (Т. и Г. Манн), ученые (А.Эйнштейн, З.Фрейд). Однако концепции паневропеизма придерживался лишь узкий круг европейских интеллектуалов и движение вскоре пошло на убыль. Идею возродил все тот же Бриан, подняв ее на официальный межгосударственный уровень.

В мае 1930 г. правительство Франции разослало во все столицы Европы «Меморандум об организации режима Федеративного европейского союза». В экономических и финансовых разделах проекта содержались положения о снижении и ликвидации таможенных пошлин, о создании общего рынка товаров и услуг и другие меры, что позволяет назвать предложенную программу прообразом современного Европейского сообщества. Бриан превозносил свой проект, доказывая, что он является эффективным средством «обеспечения мира», ликвидации социальных противоречий, предотвращения революционных конфликтов и преодоления экономических трудностей. Политический смысл французского плана заключался в том, чтобы расширить базу локарнского договорного комплекса, растворить набиравшую силу Германию в федеральной европейской системе, усилить роль Франции на континенте как инициатора и организатора объединительного процесса.

Претворить в жизнь этот радикальный проект не удалось. А. Бриан опередил свое время на три десятка лет: Европа в конце 1920-х гг. ни экономически, ни тем более политически не была готова к объединению, поскольку разъединявшие ее межгосударственные противоречия преобладали над интеграционными тенденциями. Ни одна из великих европейских держав, кроме Франции, не поддержала план организации федеративной «Пан-Европы». Англия выступила против него, не желая ослаблять свое влияние и содействовать укреплению французских позиций на континенте. Германия, формально согласившись с проектом, фактически отказалась от его реализации, поставив в качестве условия своего участия в паневропейском союзе установление (с.158) общего равенства» его членов, т.е. фактически отмену Версальского договора. Итальянское правительство отвергло идеи Меморандума по причине полного несоответствия лозунгов создания «Пан-Европы» и воссоздания «Великой Римской империи». Руководство СССР увидело во французской инициативе очередную попытку формирования единого антисоветского фронта, так как объединение европейских стран планировалось на основе рыночной экономики и в рамках Лиги наций, членом которой Советский Союз не состоял.

Единственным реальным результатом паневропейского проекта стало одобрение XI сессией Ассамблеи Лиги наций в сентябре 1930 г. резолюции об образовании «Комиссии по изучению вопроса о Европейском союзе». Работа Комиссии была недолгой и свелась к процедурным дискуссиям. В 1932 г. незадолго до своей смерти Бриан в беседе с одним из французских журналистов с горечью констатировал: «Боюсь, что политическая инициатива нами потеряна и что Европейский союз осуществит когда-нибудь германская армия».

Подписанием Пакта Бриана-Келлога и крушением планов европейской экономической и политической интеграции завершилась «эра пацифизма». К концу этого периода известное равновесие между миротворческими устремлениями и глубокими межгосударственными противоречиями становилось все более непрочным, все заметнее проявлялось преобладание последних, что отразилось на международной обстановке не только в Европе, но и на Дальнем Востоке.

МЕЖДУНАРОДНАЯ ОБСТАНОВКА НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ И ПРОТИВОРЕЧИЯ ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВ

Прочность и устойчивость Версальско-Вашингтонской системы в 1920-е гг. зависели от изменений в расстановке сил и развития международных отношений не только на европейском континенте, но и в азиатско-тихоокеанском регионе. В этот период Дальний Восток окончательно превратился во второй по значению центр мировой политики. Важность проблем обеспечения дальневосточной безопасности была обусловлена сочетанием трех Основных факторов: обострением противоречий великих держав в Рамках силового треугольника США – Англия – Япония; кардинальными переменами во внутриполитическом положении Китая; связанными с революцией 1925–1927 гг. и последовавшей за ней гражданской войной; активизацией азиатской политики СССР, усилением его роли и влияния на Дальнем Востоке. (с.159)

Как известно, правовую основу нового международного по рядка в этом районе мира составили постановления Вашингтоне кой конференции 1921–1922 гг. Однако соглашения, заключенные в Вашингтоне, устраивали ведущие дальневосточные державы далеко не в одинаковой степени, что предопределило жесткое противоборство между ними в двадцатые годы.

Соединенные Штаты выступали за строгое соблюдение «договора девяти держав» и прежде всего узаконенного им принципа «открытых дверей» и «равных возможностей». В американских правительственных кругах справедливо полагали, что получившая международное признание доктрина «открытых дверей» сулит наибольшие выгоды самой мощной в финансово-экономическом отношении державе, т.е. Соединенным Штатам. Иными словами стратегической целью США являлось не участие в разделе Китая на новые сферы влияния, а сохранение территориальной целостности страны и установление полного контроля над ее экономикой и политикой. К концу 1920-х гг. в реализации этой цели Соединенными Штатами были достигнуты определенные успехи. По общему объему товарооборота с Китайской республикой они вышли на второе место после Японии, опередив Великобританию. В июле 1928 г. США первыми признали правительство Чан Кайши в качестве общенациональной власти, продемонстрировав свою солидарность с гоминьдановским курсом, направленным на объединение Китая, защиту его независимости и суверенитета. Вместе с тем «достижения» США на Дальнем Востоке не следует преувеличивать. Борьба за Китай не всегда и не во всем складывалась в их пользу, резко возросло противодействие американскому проникновению в регион со стороны Англии и Японии. В экономической сфере это проявилось в существенном отставании Соединенных Штатов от своих главных конкурентов в размерах капиталовложений (соответствующие данные на 1929 г.: Англия — 1,190, Япония – 1,140, США — 130 млн. долл.). В области политической — в скрытой и явной поддержке английской и японской дипломатией антигоминьдановских и антиамериканских сил в Китае, а также в подготовке правительственными кругами Японии плана военного решения китайской проблемы.

Дальневосточная политика Англии носила двойственный характер. С одной стороны, британское правительство неоднократно заявляло о своей твердой приверженности принципам «открытых дверей» и «равных возможностей». С другой стороны, оно отчетливо осознавало, что претворение в жизнь этих принципов может нанести серьезный удар по позициям Великобритании на Дальнем Востоке. Дело в том, что в рассматриваемый период Англия обладала наибольшими привилегиями в Китае: она контролировала (с.160) китайскую таможенную службу, хранила серебряный запас страны, являлась основным кредитором пекинского правительства, имела самые крупные концессии и инвестиции. Поэтому, официально поддерживая концепцию «открытых дверей», британские правительственные круги стремились держать эти «двери» полуоткрытыми, т.е. не отвергая либерального лозунга «равных возможностей», пытались сохранить преимущественные права и привилегированное положение Англии на китайской территории. При решении столь сложной задачи применялся традиционный метод баланса сил, что в конкретных временных и географических условиях означало активное использование американо-японских противоречий, лавирование между США и Японией, политикой «открытых дверей» и «сфер влияния». Однако то, что приносило политические дивиденды в XIX в., уже не срабатывало в XX: создавая выгодное для себя равновесие сил, Англия оказалась между двух огней. Солидаризируясь с американской концепцией «открытых дверей», она тем самым соглашалась на заведомо неравные условия конкурентной борьбы с экономически более сильным противником, а противопоставляя США Японию — объективно поощряла жесткий наступательный курс Страны Восходящего Солнца, который представлял угрозу и для ее интересов в Китае. Следовательно, в отличие от европейского континента английская политика баланса сил на Дальнем Востоке способствовала не смягчению, а обострению международной напряженности, не усилению, а ослаблению роли Великобритании в этом регионе.

В Японии, подписавшей Вашингтонские договоры, в 1920-е гг. все чаще и настойчивее говорили о необходимости их пересмотра, так как они не соответствовали ее национальным интересам. Влиятельные группировки политических и военных деятелей выступали за сохранение и приумножение сфер влияния в Китае вплоть до полного овладения его территорией. Такой подход к решению дальневосточных проблем был вызван двумя главными причинами. Во-первых, несмотря на бурный экономический рост, Япония в технологическом плане значительно отставала от западных держав. Основными статьями ее экспорта являлись сельскохозяйственная и кустарная продукция, в то время как ввозились преимущественно промышленное оборудование и сырье, что приводило к огромным дефицитам во внешней торговле. Фактически Япония находилась в том положении, что и европейские Страны в период промышленной революции: требовалось постоянное расширение рынков сбыта — рынков, закрытых для иностранных конкурентов. Такова была экономическая основа политики «сфер влияния» и военной экспансии. Во-вторых, уже в (с.161) двадцатые годы Япония имела в Китае существенные финансово-экономические привилегии (первое место по объему торговли и второе — по капиталовложениям), которые она могла потерять в случае утверждения здесь принципов свободной и равноправной конкуренции. Отсюда резко отрицательное отношение японской правящей элиты к доктрине «открытых дверей».

Тем не менее, в 1920-е гг. в правительственных кругах Японии шла борьба двух курсов: умеренного — направленного на «приспособление» к Вашингтонской системе, и открыто экспансионистского — имевшего целью подрыв и разрушение этой системы.

Первая тенденция наиболее отчетливо проявилась в так называемой «негативной дипломатии К. Сидэхары», названной так по имени японского министра иностранных дел. Концепция Сидэхары включала в себя такие понятия, как «коммерциализм» (приоритет экономических интересов во внешнеполитической деятельности), «интернационализм» (активное участие в работе Лиги наций), «негативная политика» в отношении Китая (отказ от силового вмешательства в его внутренние дела, овладение новыми китайскими рынками, а не захват территорий).

Самым ярким свидетельством усиления экспансионистской тенденции во внешнеполитических планах Японии стал печально знаменитый «Меморандум генерала Танаки». Возглавив правительство в 1927 г., Г. Танака в июле того же года представил императору «Меморандум об основах позитивной политики в Маньчжурии и Монголии». По существу в этом секретном документе излагалась новая внешнеполитическая доктрина, нацеленная на завоевание регионального, а в перспективе и мирового господства. Оригинальный текст «Меморандума» до сих пор не обнаружен, в связи с чем многие исследователи считают его поддельным, однако последующие действия Японии на международной арене служат достаточно веским обоснованием противоположного мнения. Рекомендуемый им политический курс Танака назвал «позитивным», т.е. активным, наступательным, противопоставив его «негативной дипломатии» Сидэхары. Стратегическая цель и методы ее достижения определялись в «Меморандуме» жестко и во-военному категорично: «Ради самозащиты и защиты других Япония не сможет устранить затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику "крови и железа"... Для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем овладеть Китаем, все остальные малоазиатские страны, Индия, а также государства южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами». Само собой разумеется, что такой «прогноз» оставлял лишь «дым и пепел» от (с.162) вашингтонской договорной системы, сохранение которой отождествлялось с «самоубийством Японии». Позиции двух великих держав — США и СССР — рассматривались как главные международные препятствия на пути установления японской гегемонии в Азии. Преодолеть их предполагалось военными средствами «на полях сражений». «Если мы захотим взять в свои руки контроль над Китаем, — говорилось в "Меморандуме", — мы должны будем сокрушить Соединенные Штаты». Что касается «красной России», то предлагалось вначале «тайно с ней блокироваться», но затем «вновь скрестить мечи, так как пока этот риф не будет взорван, невозможно овладеть Маньчжурией и Монголией». Следует отметить, что «Меморандум Танаки» формулировал скорее новую внешнеполитическую идеологию, нежели программу немедленных действий, к которым в это время Япония еще не была готова. Однако сам факт разработки подобного документа показывал, насколько серьезным становилось влияние милитаристских группировок, сторонников применения вооруженной силы и агрессии в правительственных кругах Страны Восходящего Солнца. Это влияние в сочетании с широкой пропагандой «паназиатской доктрины», лозунгов «Азия для азиатов» и «Совместного процветания азиатских народов» под руководством Японии создавало необходимую организационную и идейную основу для перехода к практической реализации экспансионистских установок, столь откровенно и доходчиво изложенных в «Меморандуме Танаки».

Названные изменения в расстановке сил трех ведущих тихоокеанских держав явились первопричиной обострения международной обстановки на Дальнем Востоке. К концу рассматриваемого периода их внешнеполитические планы не просто противоречили, а взаимно исключали друг друга, что впоследствии и привело к крушению Вашингтонской системы. В этом смысле «дальневосточный взрыв» 1930-х гг. во многом был обусловлен развитием международных отношений в «спокойные и пацифистские» двадцатые годы.

Не менее важные международные последствия имели революционные перемены во внутриполитической жизни Китая. Начавшаяся в мае 1925 г. китайская революция по своему характеру была революцией демократической и национально-освободительной. В соответствии с известными «народными принципами» лидера партии Гоминьдан (ГМД) Сунь Ятсена приоритетными задачами революционного движения в Китае являлись восстановление национального суверенитета, создание единой демократической республики, ликвидация иностранного финансового и политического контроля, проведение реформ в интересах всего (с.163) китайского народа. Союзники гоминьдановцев по единому фронта коммунисты, выполняя установки Коминтерна, выдвинули лозунг перерастания демократической революции и социалистическую. Эти разногласия и предопределили драматическую развязку Маршал Чан Кайши, возглавивший гоминьдановскую партию после смерти Сунь Ятсена, весной 1927 г. подавил выступление рабочих в Шанхае, а затем в декабре того же года — восстание сторонников КПК в Гуанчжоу (Кантоне), известное в истории Китая как «Кантонская коммуна». После этого он обрушил на коммунистов жесточайшие репрессии: по различным оценкам было казнено от 300 до 330 тыс. человек. Наиболее активную роль в подавлении «коммунистических мятежей» и расправе над их участниками сыграл ближайший сподвижник Чан Кайши генерал Хо Цин, которого известный американский публицист Э. Сноу назвал «одним из выдающихся дегенератов Китая». Этими событиями завершилась китайская революция, которая перешла в состояние перманентной гражданской войны между сторонниками ГМД и КПК.