Культурно-исторические и геополитические предпосылки
В православном мире Византия представляла собой культурный, духовный, научный идеал, к которому стремились все религиозно солидарные страны. В чем собственно и заключалось ее неоспоримое влияние на них. Совершенно другой в этом отношении была Москва, на тот момент являвшейся «большой деревней», в которой только и слышали о науке и школах, в ней также не было достойно-образованных людей. Собственно всей научной базой был не такой и уж большой опыт предыдущих поколений, представляющий своеобразное наследство. Иногда греки вносили своё посредственное или непосредственное влияние на культурное и духовное развитие России. Таким образом, Москва если могла заменить Константинополь в роли православного центра, то только весьма условно. Такого мнения придерживался профессор Н.Ф. Каптерев, рассуждая о причинах, приведших к «перемене в воззрении русских на относительное достоинство греческого и русского благочестия».
В конце 1640-х патриарху московскому и царю стало известно от Арсения Суханова о проведении процедуры сожжения ряда славянских книг московской печати в афонском монастыре в Молдавии, признанных еретическими. Константинопольский патриарх Паисий, выясняя обстоятельства произошедшего инцидента, осудил поступок афонитов, но тем не менее решился высказать свое неутешительное мнение, а именно дал довольно ясно понять что тоже считает московские книги погрешными в своих чинах и обрядах.
Как ни странно, но в XVII веке стремление духовного единения с Востоком переходит в интенсивный режим. Многие государственные деятели на тот момент являлись поклонниками греческой культуры и мировоззрения, а также искренне верили в это. Это может подтвердить тот факт, что сам царь Алексей Михайлович был убежденным грекофилом. В его переписке с восточными патриархами отчетливо прослеживается серьезное намеренье реформировать русскую православную церковь по образу и подобию греческой, более того он желал максимальной идентичности. В принципе объясняется это тем, что Алексей Михайлович, после распада Византии, стал рассматривать себя как одного из самых перспективных кандидатов в защитники православной веры, отражения воли Бога на земле, который должен, вероятнее всего, освободить христиан от турок и занять тот самый центр православия – Царьград(Константинополь). Этот факт толкал его на решение единения церковных устоев с греческими. Кроме того, сходные цели ставил перед собой Восток, а именно – во время визита Константинопольского патриарха Паисия в Москву в 1649 году царю было высказано пожелание о том, что его хотели бы видеть царем Константинополя: «да будеши Новый Моисей, да освободиши нас от пленения». Таким образом, целесообразность проведения реформы принципиально возросла из-за возможности проведения внешними силами привести русскую православную систему вероисповедания в полное согласие с греческой.
Также немаловажным геополитическим фактором проведения Московским правительством реформ является присоединение Малороссии, находившейся в тот момент в церковной юрисдикции Константинопольского престола, к Московскому государству. Отделение Малороссии от Польши и признание своим царем Алексея Михайловича, несмотря на расширение границ предполагала и негативное последствие. А именно различие в проведении церковных обрядов, которые тогда у Малороссии сходились с Греческими более чем с Российскими. Тем самым создавая напряженные отношения и сомнения в единстве.
Николай Костомаров, проводя исследования личности Никона заметил некоторые религиозные особенности: «Пробывши десять лет приходским священником, Никон, поневоле, усвоил себе всю грубость окружавшей его среды и перенёс её с собою даже на патриарший престол. В этом отношении он был вполне русский человек своего времени, и если был истинно благочестив, то в старом русском смысле. Благочестие русского человека состояло в возможно точном исполнении внешних приёмов, которым приписывалась символическая сила, дарующая Божью благодать; и у Никона благочестие не шло далеко за пределы обрядности. Буква богослужения приводит к спасению; следовательно, необходимо, чтобы эта буква была выражена как можно правильнее.»
После собора в 1654 году Никон отправил свои 27 вопросов к Константинопольскому патриарху Паисию, дабы получить достоверные сведенья о существующих на тот момент в Греции богослужебных обычаев. На которые он получил характерный ответ, гласивший:
1. Относительно вопроса о троеперстии, Паисий решил рассказать о том, какой смысл греки вкладывают троеперстие, тем самым уклонившись от четкого и исчерпывающего ответа.
2. Относительно вопроса о самих обрядах Паисий написал, что « взгляд греческой церкви на обряд рассматривается как на несущественную часть религии, могущую иметь и имевшую разные формы.»
Воспитанный на русских национальных обычаях, Никон не мог в полной мере истинно ощутить суть греческого обряда, и поэтому воспринял полученный ответ в желательном ему смысле. В свою очередь Паисий даже не догадывался об остроте сложившейся проблемы принципиально связанной с проведением обрядов. Таким образом «греческий богослов и русский книжник не могли понять друг друга».