Человек в синем сюртуке

Случилось это в день восшествия на Российский престол Екатерины Второй. Прискакала она со своей свитой в Измайловскую церковь для принятия присяги. Второпях забыли об одном: об изготовлении манифеста для прочтения перед присягою. Не знали, что и делать. При таком замешательстве вышел из толпы кто-то из присутствующих, одетый в синий сюртук. Вынул он их кармана белый лист бумаги и, словно по писаному, стал читать экспромтом манифест, точно заранее изготовленный. Императрица и все официальные слушатели были в восхищении от такого чтения. И был одет в этот синий костюм актер Федор Волков.

Но для нас, понятное дело, величие Волкова все-таки не в участии в политических интригах.

Так что теперь за право называться колыбелью русского театра спорят два города, Ярославль и Санкт-Петербург. Но Волков - наш, и мы никому его отдавать не намерены. В сквере рядом с драматическим театром стоит памятник Волкову, а площадь перед театром названа его именем. Здание нашего театра - третье за всю историю театрального искусства в городе, но театральные постановки осуществлялись в городе и в других местах, они не прекращались и с отъездом Волкова в Петербург. В нашем театре выступали крупнейшие актеры России: А.И. Южин-Сумбатов, Г.Н. Федотова, О.О. Остужев, М.Г. Савина, А.П. Ленский, М.Н. Ермолова, М.П. Садовский, многие лучшие актеры нашего времени.

А несколькими годами раньше в Ярославле открылась Славяно-латинская семинария, и это было начало длинной цепочки учебных заведений города. В конце XVIII века появилось народное училище, позже ставшее гимназией.

История сохранила нам несколько любопытных сведений о том, как жили и как выглядели наши предки, современники Затрапезновы, Федора Волкова, - ярославские купцы и обыватели.

Давайте попробуем представить себе Ярославль прежних веков. Время тогда текло медленнее, чем нынче, быт менялся слабо: жили, как и сто, и двести лет назад.

Дома были, естественно, деревянными, среди крестьянских курных изб изредка возвышались хоромы людей зажиточных, кое-где стояли прекрасные церкви - тоже, в основном, бревенчатые.

Подробное описание еще более ранних жилищ наших предков содержится в книге А.В. Бородкина "Подземелья средневекового Ярославля". Вот несколько выдержек.

Ярославские землянки и полуземлянки существовали, говорит этот автор, на территории приблизительно от нынешнего пр. Ленина и отдельных заречных районов до Стрелки.

Полуземлянка была частично углублена в землю, у землянки над поверхностью возвышалась только крыша. Стены жилища закрывались досками или плахами, которые закреплялись столбами. Входили в жилище, естественно, по спускавшимся внутрь ступенькам. В XII - XIII веках в вырытую яму опускали сруб. Пол в таком доме был земляной или досчатый. В последнем случае между полом и землей было пространство - "подполье" для хозяйственных нужд. Встречались и двухэтажные постройки. В таком случае первый этаж служил подклетом, а второй жильем и выглядел уже более-менее как современная изба.

Был еще один тип жилища рядовых горожан - "клети в городнях" городского вала. Дело в том, что городской вал представлял собой деревянно-земляное укрепление. Земляной вал закрывался срубом - "городней", в котором и устраивалось жилье- небольшое, безоконное, с земляным полом, но с печью и хозяйственным помещением. Потолком служила верхняя боевая площадка стены. Иногда такие жилища располагались в два ряда.

Рядом с жилищем ярославцев существовали хозяйственные постройки-устроения: "клеть" для различного имущества, хлев, "зольники", чаны для дубления кож, гончарные и металлургические горны, мастерские, овин, гумно, баня "мовница", сад.

Шли столетия, жилища потихоньку менялись - все-таки в лучшую сторону. Теперь дом состоятельного горожанина был окружен высоким забором с воротами, у богатого купца у ворот была сторожка, а сторожу помогал пес в конуре. Правда, фасад дома на улицу не выходил, и вся улица состояла из глухих заборов и ворот, заборов и ворот.

Даже позже, когда ворота могли строиться из кованого чугуна, зрелище такой улицы было очень неприглядным, даже если на минуту забыть о непролазной грязи. Хотя как такое забудешь? Тротуары еще могли быть деревянными, но сами кривые извилистые улочки не мостили, и перейти их в сырое время года было проблемой: до изобретения резиновых сапог было еще ох как далеко. К тому же и об уличном освещении тоже еще никто не слышал. В темное время выходить на улицу не стоило: если не завязнешь, так лихие люди ограбят, а то и убьют и в ближнее болото бросят.

А когда грязи не было? Тогда была страшная пыль, которая мешалась со зловонием, исходившим от свалок, повсюду валявшихся дохлых животных, "обжорных рядов" с их тухлятиной, а также миазмов от различных клеевых, кожевенных, сальных и прочих мастерских и заводиков. Удивительно ли, что город часто посещали страшные эпидемии?

Но подойдем к дому какого-нибудь боярина или купца. Это не так и просто: дом окружен избами прислуги, сзади огород и мыльня, тут и скотный двор. Сами хоромы могли быть двухэтажными с подклетом и теремом. В тереме жили женщины и дети. Женщинам в богатых домах работать не полагалось и, надо думать, скучали они отчаянно: на улицу выходили разве что в церковь или в гости и обязательно под строгим присмотром мужей и родственников. Не слишком послушных поколачивали. Вот и у А.А. Ахматовой:

Муж стегал меня узорчатым,

Вдвое сложенным ремнем.

Когда у хозяина такого дома увеличивалась семья, к дому могли делаться пристройки: одна, потом еще и еще, без особой системы и оглядки на красоту. В результате жилище такого ярославца могло выглядеть довольно причудливо.

Одна комната в доме была парадной, нежилой, она служила для приема гостей и была, естественно, просторнее и чище прочих. Это была горница или, как ее теперь называют у нас, "зала".

Стекла долгое время были большой редкостью и, соответственно, не всем доступными. Часто роль стекла в окнах выполняла слюда. Народ победнее обходился бычьим пузырем. Невидимыми, осторожно обойдем хрипло лающего пса и зайдем в хоромы. Просторно и чисто. В положенном месте висят образа. В глаза бросается большая изразцовая печь. Иногда каждый изразец - подлинное произведение искусства. По стенам лавки и скамейки, позже появляются и стулья. Под потолком - полати, на которых удобно и тепло лежать и на которых сушится лук.

В "красном углу" любого дома, хоть боярских хором, хоть бедняцкой избы висят и на особой полочке стоят иконы. Святое место. Знаете выражение "Хоть святых выноси" ? - это про иконы, их первыми выносят при пожаре, за ними хранят деньги и прочие ценности, ими благословляют молодых и кладут в гроб покойнику.

В доэлектрические времена и до прихода керосиновых ламп наши предки предпочитали с наступлением темноты ложиться спать, но пользовались и лучиной, и масляными светильниками. Те, что побогаче, сидели со свечами.

Присядем за обеденный стол вместе с гостеприимными хозяевами. Поесть наши ярославцы любили и делали это степенно и истово. Прямо как у Пушкина:

Не скоро ели предки наши,

Не скоро двигались кругом

Ковши, серебряные чаши

С кипящим пивом и вином.

Они веселье в сердце лили,

Шипела пена по краям,

Их важно чашники носили

И низко кланялись гостям.

Кстати, одним медом, то есть напитком на меду, дело, понятно, не ограничивалось. Пили пиво, всевозможные настойки и водку. Пили и привозные, заморские вина. Посуда была глиняная или деревянная, а то и серебряная.

Основными блюдами были, естественно, супы и каши. Ярославские супы мало отличались от всероссийских, это были, прежде всего, щи и уха. Последняя в волжском городе, конечно же, была, так сказать, королевой супов.

Для любителей сладкого будет интересно прочесть главу "Сладости ярославской кухни" из книги А.В. Бородкина "Быт и нравы ярославцев". Из нее мы узнаем, что наши предки не меньше нашего любили сласти, особенно всевозможные пряники, некоторые из которых надо было готовить несколько суток. Среди других лакомств автор называет "калужское тесто" молотые сухари специально выпеченного хлеба, заваренные на сиропе с добавлением специй, "левишники" протертая сушеная брусника, черешня, вишня или земляника, "мазни" растертая в муку сушеная редька, сваренная с медом и специями, "пастила" из антоновских яблок, а также различных ягод.

Что носили наши предки, в чем щеголяли? Крестьянская мода и вовсе практически не менялась столетиями, и какой-нибудь зипун или кафтан передавался от отца к сыну и дальше, пока не превращался уж совсем в тряпье. Зимой, естественно. ходили в шубах. На картинах известного художника А.П. Рябушкина вы, вероятно, видели его любимых средневековых персонажей в длинных рубахах и бархатных кафтанах, в сафьяновых сапогах и высоких меховых шапках, а также длиннокосых нарумяняных девиц в скрывающих всю фигуру одеждах без рукавов или с длинными, едва ли не до полу, рукавами. Белились, сурмились и румянились эти девицы без всякой меры, так что лица напоминали маски. Но ведь белила, как известно, очень портят кожу, так что без белил, надо думать, иные девушки выглядели и вовсе не слишком привлекательно. У тех, что попроще, румянами служила свежеразрезанная свекла..

Основной тип одежды был - очень простого покроя рубаха, покороче у бедняков, длинная - у тех, кто побогаче. Вышитый орнамент не был просто украшением, это был, скорее всего, оберег. Штаны состояли из двух частей - "гачи" - это верх и "ноговицы" - собственно штанины. Вплоть до XVIII века сарафан был мужской одеждой: он восходит к длинным восточным одеяниям, которые мы можем видеть и сегодня. Выражение "распоясаться" восходит к обычаю не выходить на люди, не подпоясавшись, пояс был абсолютно обязательной деталью одежды. Снимали его только перед казнью.

Описывать все виды одежды прошлых веков здесь нет никакой возможности. Многие названия современному ярославцу совершенно незнакомы. Вот только несколько названий одежды XIV - XVIII веков из книги И.Ф. Барщевского. Мужская одежда: сорочка, азям, кафтан, чуга, ферязь, охабень, однорядка, зипун, терлик, горлатная шапка; женская одежда: сарафан, летник, опашень, телогрей и т.д.

Н.В. Дутов собрал из разных источников интересные факты касательно одежды ярославцев. За особую опрятность, сообщает он, их называли "ярославцы-белотелы". Были наши предки и франтоваты:

"Парни даже в жару на праздник надевают спинжак, жилет при часах, толстое драповое пальто, драповый картуз, в который для шику иногда втыкается цветная булавка, панталоны непременно навыпуск, сапоги в резиновых галошах или в кожаных со скрипом, в руках зонтик. Такие импровизированные европейцы во время дождя снимают не только калоши, чтобы их не испачкать, но и сапоги, а зонтик прячут, чтобы его не замочило...Девки и молодцы также рядятся, носят бурнусы, дипломаты, барежевые и шелковые платья в обтяжку, что вовсе не идет им; бывает, что даже в холодную погоду они носят соломенные и шелковые шляпки". "Барежевые ткани" предназначались только для женских одеяний.

Екатерина Вторая после посещения Ярославля записала фразу, которую как-то неловко и воспроизводить:

"Ярославки ликом хороши, а тальею и одеянием на обезьян похожи"...

Очевидно, матушку императрицу шокировала дородность ярославен.

В утешение стоит добавить, что еще один путешественник - на этот раз николаевских времен - маркиз де Кюстин, этот брюзгливый и брезгливый ругатель, посетивший Ярославль, прекращает брань в адрес России исключительно для того, чтобы отметить красоту ярославцев обоего пола:

"Я любовался их тонкими лицами и благородными чертами. Повторяю уже в который раз: если не считать женщин калмыцкой расы, горбоносых и скуластых, русские чрезвычайно красивы".

Далее, все в той же главе, посвященной Ярославлю, де Кюстин пишет в том же духе:

"Самое обыкновенное состояние духа в этой стране - печаль, скрытая под иронией; особенно в салонах, ибо там более, чем где-либо приходится таить свою грусть; отсюда саркастично-язвительный тон, ради которого насилуют себя и говорящие, и слушающие. Простонародье топит свою тоску в молчаливом пьянстве, а знать --в пьянстве шумливом. Так один и тот же порок принимает разные формы у раба и господина. У господ есть еще и другое средство от тоски - честолюбие, опьянение духа. Вообще же в народе этом, во всех его классах, царит некая врожденная грация, природная утонченность: изначальное преимущество, которого не отняли у него ни варварство. ни цивилизация - даже та, в которую он рядится".

А что касается склонности ярославцев к зеленому змию как утешительному средству, то вряд ли они сильно отличались в этом плане от костромичей или псковитян. Помните русскую народную песню с таким припевом: "Пей, брат ты, молодец, ты же не девица, пей, тоска пройдет"? Описывая быт ярославцев XVIII века, историк А.Р. Хаиров пишет:

"Перемены, происходившие в XVIII столетии в России, затронули жизнь и быт ярославцев. В начале века контраст богатства и нищеты в Ярославле был остро ощутим. Целовальники старались пополнить казну "пьяными" деньгами, поэтому к уличной грязи прибавлялись гомон и брань любителей вина и водки"

Вам этот пассаж касательно пополнения казны за счет продажи алкоголя ничего не напоминает?

Насчет контраста богатства и нищеты. Вот выдержка из описи пожитков трех рабочих Ярославской Большой Мануфактуры. По пьяному делу эти молодцы занялись грабежом и были пойманы. Их имущество следовало описать и отдать сотским. А в чем это имущество состояло?

"Василия Аксенова: вначале - образ Толгския Богоматери, венец и оклад медный, другой - Вознесения Господня, без окладу; одежного: кафтан суконный серонемецкий поношеный, шуба овчинная поношена; жены оного Аксенова сарафан крашенинный, войлок коровий обшит холстиною, зголовье - перяное, на нем наволока набойчатая синяя; две подушки маленькие перяные ж; одеяло овчинное, обшито холстиною, ветхое; женские рукава новинные поношеные и с заплатами; зеркало небольшое новое, да коробка небольшая с пробоями железными и замком висячим, а сверх сего еще оного Аксенова, кроме имеющейся на них и на жене его носильной одежды, ничего не оказалось

Дмитрия Крашенинникова: образ медный Казанской Богородицы; одежи: кафтан смурный поношенный, да еще на нем шуба овчинная, а сверх сего принадлежащей ему одежи еще никакой не оказалось.

Михаила Прокопьева: образ Николая Чудотворца без окладу, а одежного у него Прокофьева и с женой его, кроме что имеется на них носильная одежа, ничего не оказалось".

Ну, разумеется, не все же так жили. Крепостным работным людям приходилось особенно худо. Но были и такие, кто жил несравненно лучше.

К.Д. Головщиков цитирует прелюбопытнейший документ конца XVIII века, который стоит того, чтобы привести его здесь целиком. Речь идет о некой "записке", опубликованной в "Ярославских губернских ведомостях" в 1850 году.

"Молодых ярославских женщин автор этой записки описывает "сухопарыми, с плоскими и малыми грудями", добавляя к этому, что "для щегольства и приятного вида они подкладывали под свои полушубки и телогрейки, стеганые на пуху или на вате подушечки". Наряд богатых женщин был - парчовые, штофные и др. шелковых материй сарафаны, обложенные по краям золотым и серебряным галуном, с вызолоченными до 17 пуговицами посредине; менее состоятельные женщины обтягивали пуговицы красным кумачом. Кокошники доходили стоимостью до 1000 р. Этот убор привязывался на затылке к верху почти перпендикулярно, оставляя всю переднюю часть головы открытою. Женщины и девицы, все без исключения, кроме старух, "очень много белились; румяна же употребляли мало".

В какие-либо публичные собрания купечество появлялось весьма редко, устраивая между собой пиршества только в именины, свадьбы, поминки и приходские годовые праздники. Когда все приглашенные соберутся, читаем в этой записке, "хозяин усаживал за стол мужчин, а хозяйка - женщин", вполне наблюдая при этом местничество. определяемое в этом случае и родством, и положением мужей, и богатством и т.п. При этом "перекорам и отговоркам со стороны гостей конца не было", так что если собрание было многолюдно, то усаживание продолжалось с час и более. Число блюд за столом доходило до 14. Виноградные вина употреблялись очень мало; пили же "водки, наливки и пиво; пили и женщины, но под видом кваса". Пилось вообще тогда очень много, но за столом царствовала полная тишина и безмолвие.

После многих кушаньев подавался непременно жареный гусь. перед которым каждый из гостей обязан был выпить от 3 до 5 сосудов какого-либо напитка. Стол заканчивался всегда богатым сладким короваем с изюмом, за которым напитки всем гостям подносила сама хозяйка.

Выйдя затем на несколько минут из-за стола, чтоб дать только время убрать кушанья и приборы, гости снова усаживались за тот же стол, но уже уставленный разными сухими фруктами и вареньями.

Немного спустя к хозяину обращался обыкновенно старший из гостей со словами "хозяин, укажи дорожку". После этого хозяин и хозяйка, поклонясь друг другу, начинали целоваться, целовали затем хозяйку и все гости - мужчины, каждый по стольку раз, сколько поцелуев получила она от своего мужа, и при этом она подносила всем по рюмке какого-либо напитка. Затем выходил из-за стола старший гость со своей женой, раскланивался с ней, целовал ее и отпускал в круговой обход со всеми гостями мужчинами.

За этой четой выходили поочередно все прочие пары гостей, повторяя в том же порядке действие предшествовавших супругов; причем каждая гостья, по примеру хозяйки, подносила, при поцелуе, по рюмке какого-либо напитка.

По окончании этого обряда подавался чай и пунш. В это время женщины выходили большей частью в другие комнаты, где хозяйка и угощала их вином. Это скрытое, но известное всем действие называлось "заверняйкой".

Затем в разгаре общего веселья начиналось пение; сначала тянули обыкновенно одни мужчины разные стихиры, к ним подставали женщины, и пение заканчивалось русскими песнями. Пиршество продолжалось обычно всю ночь, и гости отправлялись по домам уже на рассвете, а некоторые тут же оставались и ночевать".

А вот музыки, по-видимому, было мало или вовсе не было: игра на балалайках, гуслях, волынках, бубнах и прочем долгое время приравнивалась к греховным соблазнам, все эти инструменты предписывалось уничтожать.

Из приведенного выше отрывка видно, что ярославцы и в прошлые века любили "принять на грудь". Вот еще один отрывок - на этот раз из книги Л.Н. Трефолева "Ярославль в царствование Елизаветы Петровны":

"Страдая от кляузников, терпя невзгоду от властей гражданских и военных, от духовенства, суда и полиции. - ярославцы того времени, само собою разумеется, нуждались в какой-нибудь радости и забвении и...находили его в вине. Пьянствовали все: мужчины, женщины, дети. Пили люди подначальные и люди именитые, власть имущие; пили у себя дома, пили и на общественных собраниях, приходя туда мертвецки пьяные и, вместо спокойного обсуждения дел, "лаяли друг на друга неподобно". Так однажды, в марте 1756 года, происходило городское собрание. И вот "на оном собрании купец Матвей Броунов обругал Кириллу Фатьянова сквернословно и многократно; а третий купец, Григорий Лбовский, якобы во унимание оного Броунова, сквернословными же словами говорил ему, чтобы он перестал". Магистрат "воспрещал сии случаи, не принадлежащие до гражданского согласия"; но это запрещение, понятно, было гласом вопиющего в пустыне. Да и в кругу самих магистратских чинов не было ладу: члены позорили непотребно один другого, обзывали ворами, и взяточниками, а магистратские приказные заносили в журнал все бранные слова, радуясь, что с обидчика и сквернословца можно поживиться изрядно. Те же приказные внесли в сию официальную летопись следующие известие, несомненно подтверждающее все. что сказано выше об ярославцах того времени: "Многие из ярославских посадских людей едва не завсегда находятся в пьянствах".

В. Толбин пишет:

"Нет буйнее и беспокойнее людей, как ярославцы пьяные, и пословица: пьяным море по колено - непременно, кажется, должна была выехать в Русь именно из одного только Ярославля. Ярославцы в пьяном виде бывают людьми чисто западными, не признающими никаких общественных условий, хотя ярославцы народ смирный и в трезвом состоянии все переносящий со стоическим хладнокровием, особливо, когда дело касается личных выгод".

В книге А.В. Бородкина "Быт и нравы ярославцев" большая глава посвящена ярославским питейным заведениям. Первые кабаки появились в Ярославле, говорит автор, еще при Иване IV. Предназначались они исключительно для того, чтобы выпить, но не закусить: так посетители быстрее напивались и тратили последние копейки. Как и сейчас, водка была серьезным средством дохода государства. В качестве особой награды за заслуги перед отечеством вам могли предложить в собственность какой-нибудь кабак. В 1645 году боярин Львов был пожалован "кабаком на ярославском посаде". Надо полагать, торговля водкой была исключительно выгодным занятием. Как, впрочем, и в настоящее время...

В конце XIX века Ярославская губерния была на пятом месте по пьянству. Больше пили только в Санкт-Петербургской, Московской, Архангельской и Тульской губерниях.

Впрочем, ярославцы с большим удовольствием пили не только водку, но и "гоняли чаи", за что заслужили прозвище "ярославские водохлебы".

Вторая половина XVIII века - это время Алексея Петровича Мельгунова, интереснейшей личности, много сделавшей для Ярославля. При Екатерине Второй он стал наместником Ярославского края. Ему мы обязаны расцветом всей этой части России и особенно - самого Ярославля.

Время Мельгунова - это время полной перепланировки Ярославля. Теперь город получает новый центр - Ильинскую площадь. Появляются такие значительные каменные постройки, как "Дом призрения ближнего". В 1786 году в Ярославле появляется весьма примечательное учреждение - приют для сирот, созданный под покровительством губернатора Мельгунова на средства многих и многих ярославских купцов и дворян. Здание многократно перестраивалось, но внешне все-таки более или менее сохранило прежний вид, характерный для XVIII века. Фактически это целый комплекс различных учреждений. В двухсветном зале устраивались благотворительные балы, позже там выступали с концертами приезжие знаменитости. В нем была создана домовая церковь со своей колокольней, устроены жилые помещения и школа. В последующие века здесь была богадельня, потом гимназия.

Сейчас это один из корпусов Ярославского университета им. П.Г. Демидова.

В 1767 году Екатерина Вторая, путешествуя по Волге, останавливается и в Ярославле. Все слышали про потемкинские деревни и про то. как матушке императрице нравилось думать, что в ее империи народ благоденствует. Однако следующая ее запись все-таки, по-видимому, имеет под собой некоторые основания:

"Здесь народ по всей Волге богат и весьма сыт, и хотя цены везде высоки, но хлеб едят и никто не жалуется и нужду не терпит. Хлеб всякого рода здесь так хорош, как еще не видали, по лесам везде вишни и розы дики, а леса много нет, как дуб и липа; ...Одним словом, сии люди Богом избалованы. Все есть и все дешево".

Война 1812 превратила Ярославль в едва ли не прифронтовой город. Сюда потекли толпы беженцев, здесь появился Главный военный госпиталь. Сюда из Москвы перевезли ценности московских монастырей. Даже московский градоначальник Ростопчин после занятия Москвы французами оказался здесь со всей своей семьей. Ярославский губернатор М.Н. Голицын возглавил комитет местного ополчения - "Ярославскую военную силу", а генерал Я.И. Дедюлин с этой "военной силой" участвовал в боях, в том числе и за пределами России.

XIX век - это век бурного развития промышленности Ярославля. К концу века он в России - на восьмом месте по количеству рабочих. Появляются целые семьи крупных капиталистов - прежде всего это Вахрамеевы, Карзинкины, Оловянишниковы, Дунаевы, Пастуховы. В середине XIX-го века, указывает Н.В. Дутов, кузнецы "ковали" Норской слободы изготавливали до одной трети всех гвоздей в России.

Ярославль становится крупным железнодорожным узлом. Свою долю вносит и купечество. Один за другим строятся гостиные дворы

Серьезно повышается культура города и увеличивается число образовательных учреждений. В Ярославле открывается "Демидовское высших наук училище", которое позже стало Демидовским юридическим лицеем - одним из немногих высших учебных заведений России за пределами двух столиц. Гордость Ярославля - единственное до революции провинциальное высшее учебное заведение в этой части России. Открылся он в 1804 году на средства князя П.Г. Демидова, правнука знаменитого горнозаводчика Никиты Демидова и тщанием губернатора М.Н. Голицына. Основатель Лицея был широко образованным человеком, ученым-натуралистом. Он пожертвовал на обустройство Лицея 120 тысяч рублей и несколько поместий с 3578 душами крестьян.

Вначале речь шла о "Демидовском высших наук училище", которое практически было филиалом Московского университета. В его уставе было указано, что училище занимает "первую степень непосредственно после центральных университетов". Все-таки - "после": для превращения в университет преподавательских сил еще не хватало. Хотя сам Демидов мечтал о создании училища, имеющего "одинаковую степень с университетом и все преимущества оного". Фактически же это был как бы филиал Московского университета во главе с проректором. Училищу было официально присвоено название "Демидовского".

Большую помощь в организации Училища сыграл М.Н. Муравьев, заместитель министра народного просвещения тогда он назывался "товарищ министра" просвещенный ученый, историк, педагог, поэт и, кстати, отец будущих декабристов Муравьевых.

Надо сказать, что появление такого училища не всеми было встречено с восторгом. Местное дворянство даже неоднократно обращалось с просьбой превратить его в военное учебное заведение.

Тем не менее, училище возникло и стало развиваться. Первоначально в нем обучалось 11 студентов. Торжественное открытие его состоялось в 1805 году. Преподавали в нем воспитанники Московского университета. Одним из преподавателей был профессор словесности А.З. Зиновьев, который впоследствии был домашним учителем М.Ю. Лермонтова. Он играл видную роль в работе созданного при училище в 1814 году "Обществе любителей российской словесности", задачей которого издание необходимой литературы, отечественной и переводной.

Первоначально училище размещалось не там, где оно окончило свои дни: это был "новый архиерейский дом" и дом купчихи Васюхновой. Специальное здание было заселено в 1807 году. В 1816 году к нему был пристроен еще один корпус.

С самого начала училище было относительно демократично по составу. Устав училища предусматривал даже постановку на иждивение 30 студентов из числа "недостаточных" дворян и лиц недворянского происхождения. А после реформы 1861 года там могли учиться мещане и крестьяне. До 1810 года в нем было два класса, подготовительный и высший, собственно университетский.

С 1870 года училище стало называться Лицеем. В 1872 году в нем было уже 14 кафедр. В 1874 году Лицей получил все права юридических факультетов российских университетов. То есть он существовал как пятый факультет Московского университета. К 1913 году в нем обучались свыше 950 студентов и 50 вольнослушателей, которых обучали 8 профессоров, 8 приват-доцентов и лекторов звание "приват-доцент" соответствует современному "преподаватель-ассистент. Ежегодный выпуск составлял сто человек, 20 процентов из которых получали звание кандидата прав. Россия тогда крайне нуждалась в юридических кадрах, особенно после судебной реформы 1864 года.

Лицей широко практиковал издательское дело, выпускал "Временник Лицея", т.е. что-то вроде современных Ученых записок.

В Лицее была прекрасная библиотека, а преподавали там талантливые столичные профессора - в частности, К.Д. Ушинский. Лицей воспитал немало хороших специалистов. Одним из студентов Лицея был известный поэт "серебряного века" русской поэзии К. Бальмонт. Именно в Ярославле Бальмонт выпустил свой первый поэтический сборник. Учился здесь и белорусский поэт Максим Богданович. Первый ректор Ярославского университета Валериан Ширяев - тоже выпускник Лицея.

Другое дело, что в российской провинции в просвещении верх нередко брали не те, кому бы надо. Об этом говорит печальная судьба таких передовых профессоров Лицея, как К.Д. Ушинский и И.Е. Срезневский. Вот как рассказывает о судьбе этого последнего проф. Л.Б. Генкин:

"...и правительству и местным дворянским кругам особенно опасным казался профессор И.Е. Срезневский. Какие-то "подозрительные", с точки зрения правительства, нотки слышались уже в его речи "о любви к отечеству", произнесенной при открытии училища. Правда, он говорил в этой речи о "заботах" правительства на благо просвещения. Но вместе с тем в этой же речи Срезневский упоминал о том, что "бедные не имели способов к воспитанию детей своих" ..., ополчился против иностранных воспитателей ..., что люди, посвятившие себя наукам, "утесненные бедностью, не могли иметь способов к дальнейшему усовершенствованию своих познаний", что "гражданские власти часто во зло употребляли права свои над сим родом людей и, сжимая, так сказать, таланты их, не воздавали достойной цены трудам их". Он говорил об "унижении учащих".

Такие мысли, даже преподнесенные в осторожной форме, конечно, вызывали неудовольство в правящих кругах. Поэтому Срезневского с самого начал его работы в училище сочли "вольнодумцем". В 1814 году он вынужден был уехать из Ярославля".

В общем-то такой печальный итог был предсказуем. Что вы хотите, если сам Николай Первый относился к просвещению, как полковник Скалозуб, который, как вы помните, мечтал о том, чтобы "собрать все книги бы да сжечь". Во всяком случае, после посещения училища еще Александром Первым оно было выведено из состава Московского университета, а "попечительство" было поручено Ярославскому губернатору Безобразову, который рьяно принялся искоренять "свободомыслие", которого, кажется, было не так уж и много. Тем не менее в Демидовском юридическом! училище была даже введена строевая подготовка. Студенты были объединены в три роты, возглавляемые унтер-офицерами. Оценки студенты получали не только за словесность, но и за умение маршировать. Военный человек меньше склонен к вольнодумству..."Общество любителей российской словесности" тоже было закрыто.

В 1834 году училище было преобразовано в "Камеральный лицей" В. Даль: ""Камеральный - к науке внутреннего, особенно финансового управления относящийся". Но преподавались там и юридические и общеобразовательные предметы. Лицей снова попадает под управления Московского университета в качестве его пятого факультета.

После реформы 1864 года в стране стал остро ощущаться недостаток юристов, и лицей получил название Демидовского юридического. Статус его резко повысился, появились новые научные и преподавательские силы, открылись новые кафедры. Стали выходить научные издания. Таким уважаемым учебным заведением Лицей и оставался до своего конца.

Здание Лицея не обладало особыми архитектурными достоинствами, но стало выглядеть гораздо интереснее, когда получило колоннаду из двенадцати близко поставленных колонн.

Во время обстрела красными войсками центральной части города, в том числе Стрелки, где стояло здание Лицея, Лицей был разрушен, сгорела и его научная библиотека, вторая после библиотеки Московского университета. Перед революцией в ней было 20 тысяч названий и более ста тысяч томов. Восстанавливать здание не стали, хотя, говорят, в принципе это было возможно. Интересная страница истории Ярославля была навсегда перевернута.

Может быть, стоит подумать о том, чтобы в будущем на месте Лицея встало бы здание одного из учебных заведений Ярославля, не обязательно точно повторяющее то, сгоревшее, но продолжающее лучшие традиции Демидовского лицея. Проф. Е.А. Ермолин, например, предложил поместить в этом здании отделение Ярославского педагогического университета - высшую школу филологии и культуры: священный характер ярославской Стрелки требует, чтобы именно здесь ярославцы изучали собственную культуру.

Именно здесь начинается преподавательская и научная деятельность знаменитого педагога К.Д. Ушинского.

В XIX веке, еще в пушкинские времена, в Ярославле появляется первая газета - "Ярославские губернские ведомости".

В конце века ярославцы уже могли доехать до Москвы по железной дороге. Строится мост через Волгу В центре города появляется водопровод, в 1860 году - телеграф. В 1894 году появляется телефон - поначалу на сто номеров. А в 1900 году по городу пошел первый трамвай, так что наш трамвай - ровесник века, как и писали совсем недавно на бортах некоторых вагонов сегодняшнего трамвая. Первая трамвайная линия соединяла Московский вокзал и Волжскую пристань.

В 1898 году вышел первый номер газеты "Северный край".

Ярославль продолжает свою традиционную функцию - ведь его выгодное географическое положение никуда не делось. Россия пользуется Ярославлем как важнейшим перевалочным пунктом, особенно нужным северной части страны. Как говорилось, русский север получает через Ярославль все, от хлеба до огурца.

Конечно, проблем хватало всегда. Ярославские земли малоплодородны, поэтому крестьяне нередко отправлялись на заработки в другие края России.

Богатеющий город быстро застраивается каменными домами, некоторые из которых и сегодня составляют архитектурную славу Ярославля. Путеводители по Ярославлю редко проходят мимо Дома общества врачей на Волжской набережной, Гостиного двора на Первомайской улице, дом Вахрамеева на ул. Собинова, дома "Ярославской военной силы", дом Горяинова на Республиканской улице и многие другие.

Строятся и новые храмы. Одни из них следуют новым классицистическим канонам - например, Ильинско-Тихоновская церковь на Стрелке, другие стремятся увязать новую архитектуру с прославленными храмами времен Ионы Сысоевича. Не всем это удавалось, но Сретенская церковьи часовня Александра Невского город явно украшают.

Но вот приходит век ХХ с его революциями, двумя мировыми войнами и прочими катаклизмами. Начинаются трудные, а порой и трагические времена.

Но поначалу все было не так уж плохо. Российский капитализм быстро набирал силы, и Ярославль здесь был не на последнем месте. В хорошем темпе росла промышленность, а значит увеличивалось число рабочих. Открывались крупные банки, в том числе зарубежные. Успешно вошла в ярославскую среду нефтяная фирма Нобеля. Расцветал ряд пароходных компаний. Росла торговля. В 1911 году было решено ввести всеобщее начальное обучение.

Из трагических событий начала века нельзя обойти вниманием антисоветский мятеж 1918 года, повлекший за собой огромные человеческие жертвы и разрушения. Центр города был занят восставшими, а красные войска обстреливали их из-за Волги и Которосли. Целые районы Ярославля выгорели до тла. Население города сократилось многократно, что естественно, если знать, что почти тридцать тысяч жителей осталось без крова. Сгорел Демидовский лицей со своей замечательной библиотекой, уступавшей только Московскому университету, погибли в огне два десятка фабрик и заводов.

Но, как и прежде, после очередной беды город поднялся и окреп. Возникли крупные заводы - Нефтеперерабатывающий, Моторный, Шинный, Дизельной аппаратуры и многие другие. Намного раньше, чем в Западной Европе, на нашем заводе синтетического каучука была получена его промышленная партия.

Не обошли Ярославль и сталинские чистки. Около пяти тысяч ярославцев было арестовано и сослано в лагеря, пятьсот из них расстреляны, многие погибли уже в лагерях. До сего дня то тут, то там в окрестностях Ярославля обнаруживаются тайные захоронения жертв террора. Среди пострадавших были лучшие люди города, хозяйственники, инженеры, работники культуры.

Перед самой страшной войной, какую знало человечество, Ярославский край постигла еще одна беда: в апреле 1941 года началось заполнение Рыбинского водохранилища или, как его называли тогдашние борзописцы, "Рыбинского моря". Через семь лет, когда заполнилась водой огромная территория, край лишился города Мологи, нескольких древнейших русских городов, под воду ушли известнейшие храмы и монастыри. Но в первую очередь были искалечены судьбы тысяч и тысяч насильственно переселенных мологжан. Строго говоря, история Мологи - это не про Ярославль, и писать об этом следовало бы в другом месте. Но история Ярославского края от нашего города неотделима, и об одном из самых чудовищных преступлений, совершившихся рядом с Ярославлем и затронувшем судьбы многих и многих наших сограждан - кто считал, сколько родственников ярославцев жило в затопленных городах и селах и сколько жителей Мологского края жило в Ярославле? - стоит сказать и здесь.

Рыбинское водохранилище - образец бездарного использования плодородных лугов, травы которых сравнимы были с альпийским лугами, прекрасных пастбищ, на которых паслись обширные стада. 85 процентов ярославского масла до революции производилось именно здесь. Только в Лондон этого масла отправлялось тогда на 2 миллиона рублей в год.

И это далеко не все. Вот как пишет об этом В. Лукьяненко, председатель Верхневолжского отделения Российской экологической академии:

"Ушли под воду древняя княжеская столица, культурно-исторический и административно-хозяйственный центр город Молога, в котором проживали более пяти тысяч человек. пятитысячный фабричный поселок Абакумово .... Затоплено три четверти территории одного из древних русских городов - Весьегонска .... Под воду ушла вся его историческая часть с тремя старинными храмами. ...Затоплены древние летописно известные села и храмы, ...в частности, село Борисоглеб - бывший Холопий Городок, впервые упомянутый в ХII веке. Ушли под воду самаяч благоустроенная в Ярославской епархии Югская Дорофеева пустынь ..., обширный комплекс Мологского Афанасьевского монастыря, основанного в XIV веке. В комплекс входили четыре храма. Затоплен Леушинский Иоанно-Предтеченский женский монастырь ...с величественным пятиглавым собором".

К этому скорбному списку можно добавить, что всего монастырей было затоплено пять, а храмов - и вовсе 140. Взорваны, ушли под воду усадьбы самых именитых дворянских фамилий - Волконских, Соковниных, Мусиных-Пушкиных. Ушли в небытие 408 колхозов, погибли 224 школы и 46 сельских больниц. Пострадали и сохранившиеся города, у которых вода смыла часть территории - Углич, Калязин, Мышкин, Брейтово, Пошехонье, Весьегонск.

Размыты старинные кладбища, каждый год вода выносит на берег кости предков мологжан.

Но даже и это еще не самое страшное. Были изуродованы судьбы ста тридцати - ста пятидесяти тысяч людей - всех тех, кого насильно согнали с их земель, да вдобавок не дали обещанную компенсацию. Есть сведения, что сотни стариков тогда отказались переселяться, заперлись в своих домах и утонули в рукотворном "море". Начальник Мологского отделения Волголага писал в органы НКВД:

"Докладываю, что граждан, добровольно пожелавших уйти из жизни со своим скарбом при наполнении водохранилища, насчитывается 294 человека. Среди них были те, кто накрепко закреплял себя замками, предварительно приковав себя к глухим предметам"...

Начальник Волголага мог бы рассказать и о том, как сооружалось это "море": строили его, конечно же, заключенные, которые вырыли земли в пять раз больше, чем такие же несчастные на Беломорканале, а бетона уложили вдвое больше, чем на Днепрогэсе. Умирало здесь заключенных, вероятно, не меньше, чем при строительстве Петром Первым Санкт-Петербурга. Говорили даже, что трупы их замуровывали прямо в строящуюся дамбу. Так что наше водохранилище построено на костях в самом прямом смысле слова.

И того хуже: большая часть этих жертв была напрасной: лес, росший на затапливаемой территории, вырубить не успели - или не хотели? - и поэтому огромная часть водохранилища не пригодна для рыбной ловли: сети рвутся о топляки. Ту же часть, которую все же кое-как вырубили, собрали в штабеля, да большей частью так и бросили.

Для судоходства тоже пригодна только очень небольшая акватория: море очень мелкое. Часть его периодически мелеет, обнажая дно, а это и вовсе бесполезная, мертвая, гниющая земля. В результате сооружения водохранилища сильно изменился - в худшую сторону - климат области, он стал более влажным и холодным.

Об ущербе, нанесенном природе, вообще говорить нельзя без боли. Вот как цитирует в еженедельнике "Аргументы недели" журналист Е. Мухтаров газету "Большая Волга" времен затопления:

"Лесные звери шаг за шагом отступают на более высокие места. Но вода с флангов и тыла обходит беглецов. Мыши, ежи, горностаи, лисы, зайцы пытаются спастись вплавь или на оставшихся от рубки леса бревнах и ветвях. Много лосей стоят по брюхо в воде".

Конечно, пострадали и рыбные запасы: на пути рыб встала плотина, около которой кишела рыба, лишившаяся привычных маршрутов. На оторвавшихся от материка кусках торфа плыли медведи...

Ну и, в довершение всего, нынче электричества народному хозяйству требуется столько, что производимого Рыбинской электростанцией хватает разве что на этот небольшой город.

И трагическим укором нынче смотрится с борта теплохода полуразрушенная церковь, одиноко торчащая посреди водной глади этого памятника иванам, не помнящим родства...Еще одна стройная Калязинская колокольня сохранилась лучше, и сейчас на крошечный островок, где она одиноко стоит посреди воды, время от времени высаживаются потрясенные увиденным туристы...

Давайте надеяться. что придет время, уровень водохранилища будет понижен, и хотя бы часть бесполезно пропадающих плодородных земель Мологи после рекультивации вернется к людям. Об этом просят потомки мологжан, об этом обратилось с просьбой Дворянское собрание центра России. Но, разумеется, в ближайшее время на такие громадные расходы никто не пойдет.

Во время Великой Отечественной войны город превратился в мощный тыл, делавший все, что можно, для Советской армии. В нем были устроены крупные госпитали, сюда приехали многие ленинградцы, эвакуированные из осажденной северной столицы. Многие из истощенных людей умерли уже здесь и навсегда остались на ярославской земле На территории Казанского монастыря им поставлен скромный памятник. Враги не дошли до Ярославля, но война обожгла и его. Главным объектом нападения был Рыбинск с его электростанцией и водохранилищем, но доставалось и Ярославлю. Первый раз его бомбили 6 ноября 1941 года, перед самым ноябрьским праздником. На него сыпались бомбы, предназначавшиеся прежде всего для стратегически важного моста через Волгу, но нередко попадавшие в жилые дома. Еще несколько лет назад существовала ограда микрорайона, называвшегося по имени советского деятеля "Бутусовским поселком", главным украшением которой были оболочки небольших зажигательных бомб.

Тем не менее, город рос. Если после пожара 1918 года в Ярославле оставалось около семидесяти тысяч жителей, сейчас нас - более шестисот тысяч. Правда, как и по всей стране, рождаемость в городе падает, и население, увы, сокращается.

Что представляет собой наш город сегодня? Крупный волжский город, промышленный и культурный центр Верхневолжья. Наиболее широко известны Нефтеперегонный, Шинный и Моторный заводы, завод Дизельной аппаратуры, но заводов в Ярославле - многие десятки. Особенно заметен Ярославль как центр химической и машиностроительной промышленности страны.

В экономическом отношении - гораздо лучше, чем во многих соседних городах и областях. Достаточно сказать, что по обеспечению качества жизни населения Ярославская область - на шестом месте среди 89 субъектов Федерации, впереди только обе столицы, Татарстан, Чувашия и Белгородская область. Условия, созданные для подрастающего поколения, тоже выше, чем у соседей. Наша программа для сельских школ "Школьный автобус" была рекомендована Министерством образования России для внедрения в других регионах. В ближайшие годы у нас осуществятся уникальные проекты - будет построен центр травматологии и перинатальный центр с самым современным оборудованием, который, несомненно, будет содействовать улучшению сегодняшней печальной демографической ситуации.

Если вдуматься, то это удивительно: в древних русских городах здания, возведенные в разные века, прекрасно сосуществуют. Храм XVI или XVII века, окруженный домами века XIX-го, выглядит так, как будто он и был задуман в таком соседстве. Такой "ансамбль" выглядит иногда торжественно, иногда весело, демонстрируя какое-то невольное чувство юмора. Ясно, что все это получилось само собой, но от этого не стало хуже.

А вот ложноклассицистические постройки сталинского периода, не говоря уж о невыносимо скучных домах из силикатного кирпича, в эту компанию не идут. И суперсовременные здания - офисы и коттеджи новых русских - тоже смотрятся инородным телом, хотя часто строятся по индивидуальному плану и, казалось бы, должны обладать "лица необщим выраженьем". Не обладают, ох не обладают...

.

Ярославль имеет право гордиться тем, что началось именно здесь, у нас. Это например:

• первый русский национальный театр;
• первый в провинциальной России журнал "Уединенный пошехонец";
• первый в России большегрузный автомобиль трехтонка Я-3;
• первый в России троллейбус;
• первый в России самосвал;
• первый в России дизель-мотор;
• первый в мире завод синтетического каучука;
• первая в мире автопокрышка из синтетического каучука;
• у нас родилась и выросла первая в мире женщина-космонавт - Валентина Терешкова.

Ярославцы очень любят свою филармонию, а в ней - великолепный государственный академический симфонический оркестр, с которым с готовностью выступают лучшие отечественные и зарубежные исполнители. Помимо старейшего в России драматического театра имени Ф. Волкова, в Ярославле пользуется популярностью Театр юного зрителя, кукольный театр, а кроме них - целый ряд камерных театров.

Ярославль - город музеев. Достаточно назвать хотя бы Ярославский музей-заповедник, Художественный музей с филиалом "Русская икона", музей истории города и первый в России частный музей Дж. Мостославского "Музыка и время".

Ярославль может гордиться и своими прославленными земляками или теми, чья судьба так или иначе оказалась связанной с нашим городом. Ряд из них уже был назван, но это - далеко не все, перечислять их можно долго. Упомянем на этот раз Н.А. Некрасова, Ю.В. Жадовскую, К.Д. Ушинского, Л.В. Собинова, М.А. Балакирева, Л.Н. Трефолева, М. А. Богдановича, А.К. Саврасова, Ф.И. Шаляпина, А.М. Опекушина, М.С. Петровых, а из наших современников - Л.П. Орлову, В.Н. Терешкову, А.Н. Яковлева, В.С. Розова, Н.А. Мухина. и др.

В 1875 году в Ярославле родился М.А. Кузмин - поэт, писатель, композитор, музыкальный критик Серебряного века.

В 1917 году в Ярославле родился Ю.П. Любимов - знаменитый режиссер, актер, народный артист России, в течение многих лет художественный руководитель Московского Театра на Таганке.

Несколько лет назад у нас появился лауреат знаменитой американской кинопремии "Оскар" - мультипликатор А.К. Петров, создавший в очень необычной манере фильм по повести Хемингуэя "Старик и море" и ряд других,Ю никак не хуже того, премированного.

В течение многих лет художественной жизнью Ярославского ТЮЗа руководил А.С. Кузин См. А.С. Кузин, один из самых ярких режиссеров современной России.

Немало родили Ярославль и ярославская земля толковых администраторов, хозяйственников, военачальников, политических деятелей. Перечислить всех нет никакой возможности. Но хоть одно имя все-таки надо назвать. Пусть это будет министр путей сообщения Советского Союза Б.П. Бещев.

А уж коль скоро речь зашла не только о Ярославле, но и о Ярославщине, грех не вспомнить о гордости ярославской земли - о выведенной у нас породе романовских овец, о ярославской породе молочных коров, о брейтовской породе свиней, о том, что именно у нас впервые в России было налажено промышленное производство сыра, а знаменитый ростовский лук знали и вовсе повсюду.

И все-таки главная гордость Ярославля - это он сам, с его старинным центром, уютным и каким-то домашним, где самые обычные двухэтажные дома XVIII - XIX веков создают атмосферу соразмерности и покоя, а древние церкви, сверкая зелеными куполами и золотыми крестами, поют гимн гению русского народа. Недаром Ярославль иногда называют "Флоренцией русского Севера" и "Красавцем Поволжья".