СУДЬБА «НАКАЗА».

Про свой «Наказ» Екатерина после писала, что он ввел единство в правила и в рассуждения не в пример более прежнего и «стали многие о цветах судить по цветам, а не яко слепые о цветах; по крайней мере стали знать волю законодавца и по оной поступать». «Наказ» роздали депутатам, читали в полном собрании и в частных комиссиях в начале каждого месяца; на него ссылались в прениях; генерал-прокурор вместе с маршалом должен был не допускать в постановлениях Комиссии ничего противного разуму «Наказа». Екатерина думала даже установить чтение его в годовщину его обнародования по всем судебным местам империи. Но Сенат, конечно, с ведома императрицы дал ему специальное назначение, разослал его только по высшим центральным учреждениям, отказав в том областным присутственным местам. Да и в центральных учреждениях он был доступен только властным членам; ни рядовым канцеляристам, ни посторонним его не дозволено было не только списывать, но и читать. «Наказ» всегда покоился на судейском столе, и только по субботам, когда не докладывались текущие дела, эти члены в тесном кругу читали его, как читают в кабинете, запершись, запретную книжку избранным гостям. «Наказ» не предназначался для публики, служил руководством для одних правящих сфер, и только по их манерам и действиям подчиненным и управляемым предоставлялось чувствовать на себе свойство тех аксиом, какие верховная власть нашла нужным преподать для блага своих подданных. «Наказ» должен был озарять сцену и зрительную залу, оставаясь сам незримым светочем. Сенат придумал такой театральный фокус для предупреждения превратных толков в народе, но самая таинственность «Наказа» могла только содействовать распространению слухов о каких-то новых законах. Депутаты и правители, читавшие или слушавшие «Наказ», выносили из него несколько новых идей, цветы мысли, но их действие на управление и образ мыслей общества уловить трудно. Только сама Екатерина в последующих указах, особенно по делам о пытке, напоминала подлежащим властям о статьях «Наказа», как обязательные постановления, и, к чести ее надобно прибавить, строго настаивала, «чтоб ни под каким видом при допросах никаких телесных истязаний никому делано не было». Несмотря на слабое практическое действие, «Наказ» остается характерным явлением царствования в духе всей внутренней политики Екатерины. Она писала Фридриху II в объяснение своего творения, что должна была приспособляться к настоящему, не закрывая, однако ж, пути к более благоприятному будущему. Своим «Наказом» Екатерина бросила в русский оборот, хотя и очень стесненный, много идей, не только новых для России, но не вполне усвоенных политической жизнью и на Западе, и не спешила воплотить их в факты, перестроить по ним русский государственный порядок, рассуждая: были бы идеи, а они рано или поздно приведут свои факты, как причины приводят свои следствия.