Лекция 1. Дидактика как наука и учебный предмет 8 страница

Главный редактор РР Том Хопкинсон (Tom Hopkinson, 1905-1990) находится в непрерывном конфликте с владельцем журнала Эдвардом Дж. Халтоном (Edward G. Hulton, 1906-1988), который поддерживает консервативную партию и неодобрительно относится к социалистическим взглядам Хопкинсона. В 1950-м это приводит к отставке последнего - после публикации статьи об обращении с политическими заключенными во время корейской войны, проиллюстрированной фотографиями Берта Харди (Bert Hardy, 1913-1995).

К июню 1952-го тираж журнала сокращается до 935,000. Продажи продолжают падать в результате конкуренции с телевидением и к моменту закрытия PP в июле 1957-го его тираж составляет уже менее 600,000 экземпляров в неделю.

Важным источником исторической документации является фотоархив PP, учрежденный Халтоном в качестве полу-независимой структуры Hulton Picture Library. В 1958-м эту библиотеку приобретает ВВС, включая ее в фотоархив Radio Times. Тот, в свою очередь, в 1988-м продают Брайану Дейчу (Brian Deutsch), а затем, в 1996-м, в составе The Hulton Deutsch Collection, его за 8,6 миллионов фунтов стерлингов покупает фотоархивное агентство Getty Images. Здесь Hulton Picture Library сохраняется в качестве отдельного блока изображений в рамках общего хранения.

 

Несмотря на то, что в 1920-х работает целая группа блистательных фотографов, имена которых составляют славу ранней пресс-фотографии, самым "главным" из отцов современной фотожурналистики неизменно признается Эрих Саломон (Erich Salomon, 1886-1944). Прежде всего он является фотографом важнейших политических событий –непрерывных раундов международных конференций, проходивших в конце 20-30-х. До него фотографии лиц, участвующих в подобных встречах, имели вид сугубо официальный или же подчинялись "художественному" стандарту, в то время как Саломоновские снимки выглядят открыто непостановочными, даже "домашними". Он снимает в интерьере без вспышки, чаще всего втайне от организаторов и самих снимаемых, ловя политиков в неконтролируемые ими моменты усталости, восторга или отвращения. Его неформальный, спонтанный стиль оказывает большое влияние на формирование арсенала приемов, с помощью которых журналисты более позднего времени будут снимать знаменитостей.

Саломон был четвертым ребенком в еврейской семье, принадлежавшей к высшему обществу Берлина (его отец – Эмиль Саломон, был банкиром и биржевиком). Эрих учится зоологии, затем машиностроению, затем юриспруденции: в 1913 году в Мюнхенском университете защищает ученую степень в области права. В 1914-м его призывают в германскую армию, и он участвует в боевых действиях, но через несколько недель в битве на Марне попадает во французский плен и до 1918-го находится в лагерях для военнопленных, где его используют как переводчика (что дает Саломону возможность выучить французский, весьма пригодившийся ему впоследствии). В 1920-м будущий фотограф возвращается в Берлин. Благосостояние его семьи оказывается подорванным, и Саломон ищет средства к существованию: работает на бирже, выступает компаньоном владельца фабрики музыкальных инструментов, открывает фирму по прокату электрических автомобилей и мотоциклов. В 1925-м, в попытке спасти свой прокатный бизнес, Саломон предлагает своим клиентам бесплатные юридические и финансовые консультации во время автомобильных прогулок, чем привлекает к себе внимание издательства Ullstein, где ему предлагают место в отделе рекламы.

В 1927 году, одолжив у издательства фотокамеру, Саломон отправляется собирать доказательства нарушений крестьянами договоров о размещении рекламы на их землях. Вскоре, увлеченный съемкой, он уже и во время своих воскресных прогулок делает снимки для газет своего издательства. Одной из камер, которую Саломон приобретает для работы и которая обеспечивает в дальнейшем его профессиональный успех, становится Ermanox (лишь немногие фотографы используют ее в помещениях и в темное время суток, поскольку наводка на резкость в ней достаточно сложна.)

В 1928-м Саломон делает свои первые сенсационные снимки для Berliner Illustrierte Zeitung -- из зала суда, с шумного процесса над человеком, обвиняемым в убийстве полицейского. После успеха этих фотографий он уходит из издательства, сделавшись профессиональным фотографом. Саломон работает на встрече на высшем уровне в Лугано, на заседании Лиги наций в Женеве, при подписании пакта Келлога-Бриана в Париже. В свободное от поездок время он снимает политические и общественные события в Берлине.

В 1929-м фотограф делает несколько репортажей о первой Гаагской конференции, а в Берлине снимает тайные заседания высшей судебной палаты. В одной из первых поездок в Лондон опять же тайно он делает снимок суда высшей инстанции во время вынесения смертного приговора (за что по британским законам ему грозит до трех месяцев тюрьмы – по этой причине фотография долгое время не появляется в печати). В 1930-м по заданию Fortune Саломон отправляется в поездку в Калифорнию, где снимает Марлен Дитрих, которая в четыре часа ночи беседует с дочерью, находящейся в Берлине по только что проложенному трансатлантичесому кабелю. Здесь же он делает первые фотографии из частной жизни пресс-магната Уильяма Рэндолфа Херста (William Randolph Hearst, 1863-1951) в его поместье Сан-Симеон. В это время наряду с Ermanox фотограф начинает пользоваться "лейкой".

1931 год – вершина карьеры Саломона. В честь 45-летия и по поводу выхода своей книги "Знаменитые современники в моменты беспечности" (Berühmte Zeitgenossen in unbewachrten Augenblicken) с изображениями 170-ти известных персонажей он организует праздник в отеле "Кайзерхоф" (для 400 собравшихся здесь представителей берлинского высшего общества устраивается лекция с показом диапозитивов, на которых многие узнают самих себя. В 1932-м Гитлер изберет этот отель своей резиденцией). В 1933-м Саломон эмигрирует в Голландию, на родину своей жены. Из Гааги он следит за важнейшими событиями, по-прежнему участвуя в важнейших международных встречах. Все чаще фотограф снимает концерты и портреты великих дирижеров (главным образом, делая это из оркестровой ямы). В 1934-м в Лондоне Саломон устраивает выставку в Королевском фотографическом обществе, а в 1937-м - в Ilford Galleries. Однако в конце 30-х фотограф сосредотачивается на событиях внутренней жизни Голландии. В это время он получает от журнала Life приглашение работать в США, но постоянно откладывает свой ответ. В мае 1940-го нацисты оккупируют Голландию, и Саломон теперь обязан носить на одежде звезду Давида. В 1943-м нюрнбергские законы, призванные окончательно решить еврейский вопрос, распространяются и на территорию Голландии. Саломон с семьей пытается скрыться, но его выдает властям газовщик, который, снимая показания счетчика, оказывается удивлен непомерно большим расходом газа. По данным Красного Креста, Саломон погибает в Освенциме в июле 1944-го.

Впоследствии Германским обществом фотографии (Deutsche Gesellschaft für Fotografie) учреждается Премия д-ра Эриха Саломона (Dr. Erich Salomon Prize) за пожизненные достижения в области фотожурналистики (рассматриваемая как эквивалент Нобелевской).

Уловки, использовавшиеся Саломоном, весьма остроумны и даже гротескны. На своем первом судебном процессе он делает крупноплановые фотографии обвиняемого, его матери, адвокатов и свидетелей, спрятав камеру в шляпе с прорезанной в ней дырой для объектива. В последний день судебный пристав все же распознает саломоновскую уловку и требует у него негативы, однако под видом последних фотограф передает приставу чистые пластинки (прием впоследствии будет повторен им неоднократно). В следующий раз в зале суда Саломон уже прячет камеру в тщательно подготовленном портфеле, где хитроумная система рычагов позволяет незаметно нажимать на спуск.

Американского президента Герберта Гувера (Herbert Clark Hoover, 1874-1964) Саломон снимает из-за букетов цветов на столе. Перевязь на руке дает ему возможность сделать первую фотографию заседания высшей судебной палаты США, учебник по математике с выпотрошенной серединой помогает снимать игровые залы монте-карловских казино, а на церемонии подписания пакта Келлога-Бриана в Париже фотограф просто занимает место отсутствующего польского дипломата, чтобы проделать необходимую работу. Он умеет оказаться в нужном месте к моменту, когда бдительность секьюрити успевает притупиться, или же дождаться прибытия очередной знаменитости, чтобы присоединиться к ее свите.

Однако случаются у Саломона и неудачи. Так срывается съемка у шотландского дворянина, когда Саломон , спрятав камеру в волынке, при этом по ошибке оказывается одет в цвета соперничающего клана и на входе его отсылают восвояси. А на конференции в Гааге, пытаясь снять собравшихся на балконе четвертого этажа, он маскируется под маляра, вооруженного 18-метровой лестницей и сопровождаемого шестерыми помощниками, отчего производит столько шума, что распугивает всех делегатов, -- в довершение британский представитель еще и заявляет ему, что "некорректно атаковать министров с пожарных лестниц".

Однако главной причиной саломоновского успеха становятся не все эти уловки, а его органическая способность к мимикрии. Человек средних лет и среднего роста, Саломон внешне ничем не отличается от политических деятелей. Он излучает серьезность и достоинство истинного джентльмена, обладает аурой светского человека, говорит на нескольких языках, имеет необходимые связи и юридическую степень, одевается в соответствии с этикетом и даже иногда нанимает лимузин. Со временем фотограф все более полагается на помощь новоприобретенных друзей: хотя бы один из них обязательно оказывается там, где работает фотограф. К тому же к присутствию Саломона довольно быстро привыкают. Министр-президент Пруссии Отто Браун (Otto Braun, 1872-1955) как-то даже произносит:"Нынче конференция может состояться без министра, но не без Саломона".. А министр иностранных дел Франции Аристид Бриан (Aristide Briand 1862-1932), нарекший Саломона "королем бесцеременности", однажды (не без иронии, правда) публично вопрошает:"Где же Саломон? Мы не можем начать без него! Ведь иначе никто не поверит, что наша конференция действительно очень важна!"

Однако технические проблемы по-прежнему остаются – метод Саломона требует изображения портретируемых в тот момент, когда они к портретированию не готовы. К тому же в условиях, в которых работает фотограф, выдержка составляет не менее четверти секунды, отчего ему требуется штатив, а после каждого кадра еще нужно менять фотопластинку. Но Саломон, с неизменным спокойствием производящий все необходимые манипуляции, даже будучи узнанным, умудряется не привлекать к себе внимания -- для чего использует бесшумную лепестковую диафрагму, всегда держатся на заднем плане и в нескольких шагах от штатива - с тросиком в руке. При этом он чрезвычайно редко портит свои снимки. Удивительное чувство момента делает для него излишним даже непосредственное пользование видоискателем.

 

Еще один из "отцов фотожурнализма", яркий представитель непосредственной фотографии Альфред Айзенштадт (Alfred Eisenstaedt, 1898-1995),был человеком чуть больше полутора метров ростом, чем и пользовался как преимуществом для типа съемки, которому себя посвятил. А та требовала от него незаметности, возможности смешиваться с толпой. Искусный профессионал, обладающий фотографической памятью, он "всегда вел себя как любитель со скромной аппаратурой", возведя свою скромность, незаметность и терпимое отношение к людям в главный принцип, на которой основывается индивидуальная манера:"Мой стиль не сильно изменился за все эти шестьдесят лет. В большинстве случаев я продолжаю пользоваться имеющимся в наличии светом и стараюсь не пугать людей. Мне приходится быть столь же дипломатом, сколь фотографом. Часто меня не принимают всерьез, потому что я ношу с собой очень мало аппаратуры и произвожу минимум суеты. Когда в 1949 году я женился, моя жена спросила меня:"Но где же твои настоящие камеры?" Я никогда не нагружал себя множеством аппаратуры. Мой девиз всегда был "будьте проще (Keep it simple)".

Альфред Айзенштадт родился в Диршау (Dirschau, Западная Пруссия, ныне Польша, Тчев) в семье торговца Йозефа Айзенштадта. В 1906-м семья переезжает в Берлин. В 1913-1916 году Айзенштадт учится в Берлинском университете. Свою первую камеру (Eastman Kodak No. 3) он получает в подарок от дяди, в возрасте 14 лет.

В 17 лет Айзенштадта призывают в германскую армию. Он служит на фронте во Фландрии; 9 апреля 1918-го в сражении под Верденом получает ранение обеих ног, после чего целый год не может ходить без посторонней помощи. В это время возобновляется его интерес к фотографии, и он посещает музеи, изучая приемы композиции и способы передачи освещения. В 1922-м Айзенштадт становится продавцом галантерейных товаров, на сэкономленные от своей скромной зарплаты деньги покупая фотографическое оборудование.

В 1927 году, будучи с родителями на каникулах в Чехословакии, с расстояния в 46 метров он делает снимок женщины, играющей в теннис, фигура которой отбрасывает эффектную тень. Позднее в книге "Айзенштадт об Айзенштадте" (Eisenstaedt on Eisenstaedt) он напишет:"Я сделал фотографию сцены при помощи камеры Zeiss Ideal на пластинку 9 x12см. и испытывал удовлетворение, показывая ее своему другу. "Почему же ты ее не увеличишь?", - спросил тот. И показал мне хитроумное приспособление в виде деревянной коробки с лампой внутри, прикрепленное к камере, точно такой же, как и моя... Кода я увидел, что можно увеличить изображение и убрать несущественные детали, меня укусила какая-то фотографическая муха, и я открыл огромные возможности". Это фотография становится первой из проданных мастером (в Der Welt Spiegel, за 12 марок).

В 1929-м ( в возрасте 31 года) Айзенштадт начинает профессиональную карьеру, и его первым заданием становится освещение церемонии вручения Нобелевской премии в Стокгольме ("Фотожурнализм только начинался, а я знал о фотографии очень мало. Это было авантюрой, и я всегда удивлялся, когда что-либо получалось"). В то время он находится под влиянием Мартина Мункачи и Эриха Саломона, с которым сотрудничает.

С 1928 года Айзенштадт работает фрилансером для берлинского отделения агентства Pacific and Atlantic Photos, которое в 1931-м входит в состав Associated Press. В это время он начинает пользоваться "лейкой" -- впоследствии она превратится в его любимую камеру; другая, тоже часто используемая – Rolleiflex – впервые куплена им в 1935-м. Айзенштадт снимает портреты политиков и знаменитых артистов, а также общественные события. В 1933-м его посылают на собрание Лиги Наций, где он делает свой известный снимок министра пропаганды ЙозефаГеббельса (Paul Joseph Gebbels, 1897-1945). В 1934-м Айзенштадт отправляется в Италию освещать первую встречу Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини (Benito Amilcare Andrea Mussolini, 1883-1945) и запечатлевает их первое рукопожатие на летном поле в Венеции. Второй и последний снимок Гитлера фотограф делает двумя месяцами позже, во время похорон Пауля фон Гинденбурга (Paul von Hindenburg, 1847-1934). После смерти последнего Гитлер становится канцлером, и два года спустя, в 1935-м, Айзенштадт вынужден эмигрировать в США.

В следующем, 1936 году, уже в Нью-Йорке, Генри Лус нанимает Айзенштадта вместе с тремя другими фотографами (Маргарет Бурк-Уайт, Томасом Макэвоем (Thomas McAvoy) и Питером Стокполом (Peter Stackpole) для работы в Project X, держащемся пока в тайне – из него полгода спустя родится еженедельный LIFE magazine. Первый номер этого издания содержит пять страниц с фотографиями Айзенштадта. Фотограф работает для журнала до 1972 года. Для обложки второго номера (30 ноября 1936 года) Айзенштадт ( к тому времени уже прозванный Айзи) делает снимок в военной академии Вест Пойнт. Затем он занимается материалами, посвященными восстановлению страны от последствий Великой депрессии. Не будучи еще гражданином США, Айзенштадт не имеет права работать на фронтах, и только в 1942-м, получив гражданство, отправляется через океан, чтобы снимать последствия боевых действий. 15 августа 1945-го (V-J Day) фотограф делает на Times Square свой самый знаменитый кадр ("Я увидел моряка, несшегося по улице и хватавшего каждую девушку, попадавшуюся ему на глаза, будь она старой, полной, худой – не важно. Я бежал перед ним со своей "лейкой", оглядываясь через плечо… Внезапно словно возникла вспышка: я увидел, что он схватил нечто белое. Я повернулся и нажал на спуск в тот самый момент, когда моряк целовал медсестру". "Люди говорят мне, что когда я уже буду на небесах, они будут помнить это изображение"). И в том же году в Японии он сопровождает императора Хирохито (1901-1989) при осмотре разрушений, причиненных атомной бомбой.

В 1949-м Айзенштадт женится на южноафриканке Кэти Кайе (Kathy Kaye). В 1950-х он освещает Корейскую войну и делает в Англии портрет Уинстона Черчилля (Winston Churchill, 1874-1965. Одновременно фотограф уделяет свое профессиональное внимание и более легкомысленной стороне жизни. "Каждая снятая фотография тебя чему-то учит", – говорит он на съемке женского белья для своего журнала. Не будучи великим стилистом, Айзенштадт почти всегда оказывается способен передавать смысл истории в единственном снимке.

Всего Айзенштадтом исполнено почти сто фотографий для обложек Life и около 10,000 снимков для журнала в целом. Ему принадлежат портреты Марлен Дитрих (Marlene Dietrich, 1901-1992), Мерлин Монро (Marilyn Monroe, при рождении получает имя Norma Jeane Mortenson, после крещения - Norma Jeane Baker, 1926-1962), Чарли Чаплина (Charles Chaplin, 1889-1977), Бернарда Шоу (George Bernard Shaw, 1856-1950), Джона Кеннеди (John Fitzgerald Kennedy, 1917-1963), Альберта Эйнштейна (Albert Einstein, 1879-1955), Роберта Оппенгеймера (J. Robert Oppenheimer, 1904-1967), Эрнеста Хемингуэя и любимой модели фотографа Софи Лорен (Sophia Loren, настоящее имя Sofia Villani Scicolone, 1934-). Снимая в разных жанрах, он совершенно не заботится об архивной классификации своего материала. Фотограф подписывает коробки, в которых хранятся его негативы, самым общим образом: "Германия", "Великие американцы", "Великие англичане", "Музыканты" и "Разное".

Первая персональная выставка Айзенштадта устраивается в 1954 году в International Museum of Photography в George Eastman House в Рочестере. Три его персональных проекта также осуществлены в нью-йоркском International Center of Photography. Айзенштадт является автором нескольких книг, в том числе: "Свидетельство нашего времени" (Witness to Our Time), 1966; "Взгляд Айзенштадта" (The Eye of Eisenstaedt), 1969; "Руководство Айзенштадта по фотографии" (Eisenstaedt's Guide to Photography), 1978; "Айзенштадт: Германия" (Eisenstaedt: Germany), 1981. Фотограф становится обладателем множества наград, в том числе National Medal of Arts, полученной в 1989 году от президента Джорджа Буша (George Herbert Walker Bush, 1989-1993), и Infinity Master of Photography Award от International Center of Photography. В 1951-м он назван "фотографом года" Британской энциклопедией и University of Missouri School of Journalism.

 

В истории медиума Андре Кертеш (настоящее имяAndor Kertész,1894-1985)замечателен тем, что первым соединил в своем творчестве линии функциональной (журнальной-фоторепортажной) и авторской фотографии, диалектика которых представляет чуть ли ни главную интригу ее классического периода. Впрочем, как справедливо говорит Анри Картье-Брессон:"Что бы мы ни делали, Кертеш сделал это первым" (Whatever we have done, Kertész did first.).Один из величайших фотографов прошлого века, он создал отчетливый индивидуальный стиль, в котором сочетается точность, интуиция, хрупкая интимность и мягкая ирония. По сути дела именно Кертеш в значительной мере сформировал идеологию французской документалистики, тяготеющей к приватному и "разговорному", лирическому стилю. Ему удалось адаптировать навыки модернистского «нового видения» к традиции французской фотографии и соединить формальные достижения немецкой съемки с атмосферой повседневной жизни.

Кертеш родился в Будапеште. Решил стать фотографом, в юношеском возрасте обнаружив на чердаке учебник по фотографии. Однако после смерти отца он вынужден поступить в будапештскую Академию коммерции; закончив ее, в 1912-1914-м работает клерком на будапештской бирже. В 1913-м он приобретает первую камеру и начинает заниматься фотографией. В 1914-15 годах Кертеш служит в австро-венгерской армии на Балканах и в Центральной Европе (снимая войну и товарищей по оружию). Там он получает тяжелое ранение, однако год спустя после окончания войны уже серьезно работает как фотограф. Многие его ранние фотографии утрачены во время революции 1918 года.

Впервые снимки Кертеша публикуются в 1917-м в Erkedes Ujsag ("Интересная газета"), а в 1922-м он уже награждается почетным дипломом Венгерской ассоциации фотографии. При этом Кертеш продолжает служить на бирже -- до самого переезда в Париж в 1925-м. В Париже в течение 10 лет работает в качестве фотографа-фрилансера для различных европейских изданий, включая Vu, Art et Medecine, Sunday Times, Berliner Illustrirte Zeitung, Frankfurter Illustrierte, Nationale de Fiorenza, Sourire, UHU и Times. В это же время фотограф делает портреты парижских художников, в том числе Фернана Леже (Joseph Fernand Henri Léger, 1881-1955), Пита Мондриана (настоящее имя Pieter Cornelis (Piet) Mondriaan, после 1912 Mondrian, 1872-1944), Марка Шагала (Marc Chagall, 1887-1985) и Константина Бранкузи, а также начинает свою серию "Искажения" (Distortions). В 1927-м проходит первая персональная выставка Кертеша (и, видимо, вообще первая персональная выставка автора, работающего в области фотографии) в парижской галерее Sacre du Printemps. Он пользуется коммерческим успехом, и критика к нему доброжелательна. Кроме того, он выступает в качестве наставника многих впоследствии знаменитых фотографов, среди которых Брассай, Робер Капа и Анри Картье-Брессон. В 1933-м Кертеш женится на Элизабет Сали (Elisabeth Sali) и публикует свою первую книгу "Дети" (Enfants).

В 1936-м мастер уезжает в Нью-Йорк снимать для Keystone Studios; его возвращение в Европу по окончанию проекта оказывается невозможным из-за надвигающейся войны. В 1944 -м он становится гражданином США. С 1937 по 1949 годы Кертеш работает фрилансером, снимая моду и интерьеры для журналов Look, Harper's Bazaar, Vogue, Collier's, Town and Country, однако его персональный стиль противоречит вкусам местных фотографов и издателей. Постепенно он теряет репутацию одного из ведущих мировых фотографов. С 1949-го по 1962 год мастер снимает исключительно для изданий Conde Nast, причем чаще всего знаменитые дома для журнала House and Garden. На выставке Family of Man (1955) его фотографии отсутствуют.

С 1950-х Кертеш также работает в цветной фотографии. После 1963-го, вследствие перенесенной серьезной болезни, он исключает для себя любые профессиональные занятия, кроме творческой фотографии, выставок и персональных публикаций. В 1964-м Джон Жарковски устраивает ему персональную выставку в МоМА. Творчество Кертеша снова начинает соответствовать духу времени, и фотографы конца 60-х-начала 70-х рассматривают его как одного из родоначальников традиции документально-художественной фотографии, связующей их с парижской фотографической средой 1920-30-х годов. В середине 70-х он уже показывает свои произведения в галереях всего мира и продолжает продуктивно работать. Незадолго до своей смерти мастер экспериментирует с полароидной фотографией.

 

Творчество Андре Кертеша открывает лирическую линию в европейской фотографии; укрепившись во время войны, эта линия отчетливо утверждает себя в Европе 50-х в рамках общего гуманизма, характерного для этого периода фотодокументалистики. Выставка Эдварда Стайхена "Семья человеческая" (1955) являет кульминацию такого гуманистического универсализма, который стремится к межчеловеческому пониманию больше, чем к суждению. Фотография в эти годы чаще позитивна, чем негативна и склонна к моральным стереотипам более, нежели к исследованию неоднозначных жизненных ситуаций. Для нее характерны великодушие и оптимизм, склонность к фиксации радостей жизни, симпатия к простому человеку с улицы, пойманному в действии, символизм сцен, а также чувствительность к юмору повседневности и даже откровенная сентиментальность. Особенно такая лирическая сентиментальность, утверждение человеческого достоинства и бытовой юмор присущи послевоенной французской фотографии, где выходит масса богато иллюстрированных журналов, таких как Cavalcade, Realites, Ambiance, Paris Match, Noir et Blanc, Point de Vue – Image du monde, Plaisirs de France. Видным представителем подобного типа съемки является Робер Дуано (Robert Doisneau, 1912-1994).

Он родился в Жантийи (Gentilly, Валь-де-Марн, (Val-de-Marne, Франция) и в 1929-м закончил литографическую школу l'Ecole Estienne в Шантильи (Chantilly). В 1932-м Дуано публикует в журнале Excelsior свою первую фотоисторию и в 1934-39 годах начинает профессиональную карьеру в качестве рекламного фотографа фирмы Renault на заводах в Биланкуре (Billancourt), откуда его увольняют за прогулы, когда он решает сделаться независимым фотожурналистом. Желание Дуано, однако, не осуществляется, поскольку начинается война с Германией, и его призывают во французскую армию. С 1940-го до конца войны он участвует в Сопротивлении, не прерывая полностью фотографической деятельности и пытаясь заработать деньги производством почтовых открыток. В 1946-м мастер становится членом фотоагентства Rapho. В 1949-52 он служит штатным фотографом французского Vogue, а затем сотрудничает с этим изданием как фрилансер. Фотография моды, однако, не становится основной его специализацией, -- в истории медиума Дуано остается прежде всего мастером street photography. В своих бесчисленных снимках он юмористически и с симпатией документирует жизнь парижских пригородов, сделавшись иконой французского образа жизни. В качестве street photographer мастер находится на одном уровне с Брассаем (как и последний, Дуано любит бродить по улицам ночного Парижа, снимая маргиналов. Вместе с Брассаем и с некоторыми другими французскими фотографами в 1951-м он участвует в групповой выставке в МоМА.

 

Классический период пресс-фотографии связан главным образом с мастерами Германии, Франции и США. Что же касается Великобритании, то здесь дело с фотографией обстоит гораздо хуже. Лишь уроженец Германии Билл Брандт (Bill Brandt,1904-1983)поддерживает славу островной фотографии в то время, когда великая традиция XIX века в этой стране кажется безвозвратно иссякнувшей. Подобно Кертешу, Брандт обладает даром превращать заказную журнальную работу в художественное творчество, и его публикации в периодической прессе по своему качеству оказываются на одном уровне с фотографическими книгами. Удивительным образом он соединяет в в себе прежний тип фотохудожника с фигурой автора-фотографа "пост-журналистского" образца. Однако Брандт вовсе не инвентор -- скорее, его можно назвать эклектиком, причем совершенно британского типа. Творчество фотографа стилистически адаптирует темы его любимых авторов и направлений (сюрреализма, романтизма и реализма) в весьма широком диапазоне жанров: портрет (в том числе социальный), пейзаж, обнаженная натура. Самое оригинальное качество брандтовского искусства - это в высокой степени творческая (и при этом основывающаяся на глубинном уважении, пиетете) любовь к избранным сюжетам и людям, а также мастерская интерпретация исполняемых тем. Это ночная съемка Лондона, вдохновленная Брассаем и любимым сюрреалистами Атже; пейзажи с социальным стаффажем и без него, напоминающие о британских фотографических достижениях XIX века; обнаженная натура с открытыми ссылками на Мэн Рея и Кертеша; наконец, позднее портретное творчество, укладывающееся в русло экспрессивной стилистики 60-х. Как и положено представителю художественной, авторской фотографии (и совершенно не обязательно свойственным фотожурналисту образом) Брандт много работает над изображением не только на стадии съемки, но, главное, в процессе печати – то высветляя свои изображения, то делая их высококонтрастными, активно прибегая к ретуши, используя обрезку для нахождения точного варианта композиции и тонально-чувственной атмосферы.

Брандт родился в Гамбурге, в семье банкира-британца и немки. Большую часть юности, пришедшейся на послевоенные годы, он проводит в Давосе (Davos, Швейцария), где лечится от туберкулеза, и в Вене. Затем, желая усовершенствоваться в фотографии, Брандт переезжает в Париж, где Эзра Паунд (его известный портрет Брандт сделает в 1928) представляет его Мэн Рею, у которого тот работает помощником, постигая тайны фотографического мастерства.