Гонения на Русскую Православную Церковь в 20-30 –е гг.

В апреле 1925 г. скончался Святейший Патриарх Тихон. Митрополит Петр (Полянский, 1862-1937) приступил к исполнению обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. Мирополит Петр родился в 1862 г. в семье сельского священника Воронежской епархии. Окончив Московскую Духовную академию, он работал там же помощником инспектора и преподавателем, позднее стал членом Синодального Учебного Комитета. Будучи высокопоставленным синодальным чиновником, он отличался бессребреничеством и строгостью. Участвовал в Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1917—1918 гг. В это время особенно сблизился с Патриархом Тихоном. В 1920 г. Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и стать его помощником в делах церковного управления. Так в 58-летнем возрасте Петр избрал стезю церковного служения. Сразу после архиерейской хиротонии епископ Петр был сослан властями в Великий Устюг, но вскоре вернулся в Москву, став ближайшим помощником Патриарха во всех делах управления Церковью. В завещании Святителя Тихона о преемстве Патриаршей власти в условиях гонения на Церковь митрополит Петр был назван первым в ряду преемников Первосвятителя. После погребения Патриарха Тихона обязанности Патриаршего Местоблюстителя были возложены на митрополита Петра.

В своем управлении Русской Церковью митрополит Петр шел по пути Патриарха Тихона — это был путь твердого стояния за православие и бескомпромиссного противодействия обновленческому расколу, что вызывало крайнее недовольство гонителей Церкви. 9 ноября 1925 г. митрополит Петр был арестован, для него началась пора мучительных допросов и нравственных истязаний. Петр остался верен делу сохранения церковного единства. Ни продление срока ссылки, ни переводы в отдаленные от центра места (Тобольск, Пермь, Заполярье, Екатеринбург), ни ужесточение условий заключения не могли сломить воли митрополита. 10 октября 1937 г. священномученик Петр был расстрелян и тем самым увенчал свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа.

В середине 20-х годов условия. в которых жила Церковь, оставались по-прежнему трудными. Многие из архиереев были высланы из епархиальных городов или сосланы в Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию. Но главным местом заключения архиереев, священников и мирян в 20-е годы был Соловецкий лагерь особого назначения, прообраз лагерей 30-50-х годов.

После ареста митрополита Петра в 1925 г. к исполнению обязанностей Заместителя Патриаршего Местоблюстителя приступил митрополит Сергий (Страгородский, 1867-1944). После долгих колебаний, шантажируемый угрозой ареста всей православной иерархии, он избрал путь сотрудничества с властями, согласившись выполнить их основные требования, и прежде всего допустить вмешательство советского государственного аппарата во внутреннюю жизнь Церкви в обмен на «легализацию» Патриархии. 29 июля 1927 г. вышло «Послание пастырям и пастве», подписанное митрополитом Сергием (Страгородским). В литературе оно получило название «Декларации 1927 года». В «Декларации» речь шла о лояльности Русской Православной Церкви к Советской власти, которая понималась митрополитом Сергием как законопослушность, уклонение от сообщества с врагами Советской власти и от агитации против нее. В «Декларации», в частности, говорилось: «Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи…» Некоторых православных расценили эти слова как свидетельство перехода с позиции аполитичности на позицию внутренней духовной солидарности с властью. Едва ли не первыми откликнулись на «Декларацию» митрополита Сергия заключенные в Соловецком концлагере епископы. Они писали: «...мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категоричной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и Государства». В отличии от митрополита Сергия соловецкие епископы требовали от правительства полного невмешательства во внутреннюю жизнь Церкви.

«Декларация 1927 г.» не внесла умиротворения в Русскую Церковь. Митрополит Сергий при всей своей дальновидности и осмотрительности ошибся в расчетах на то, что его уступки позволят свернуть репрессии священнослужителей. Однако, учитывая, что в 30-е гг. встал вопрос уже не о подчинении, а о полном уничтожении православия в стране, компромиссная позиция Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, позволившая хотя бы частично сохранить Церковь, представляется во многом оправданной. Но для значительной части духовенства и мирян она оказалась неприемлемой ни при каких обстоятельствах.

С рубежа 1928-1929 гг. произошло существенное изменение политики в отношении религиозных организаций, началась полоса крайне воинственного, нетерпимого отношения к Церкви. Это было связано с принятием общего курса руководящей группы ЦК ВКП(б) во главе с И.В. Сталиным на свертывание НЭПа, насильственную коллективизацию, обострение классовых отношений в городе и деревне. В период ликвидации нэпманов и кулачества власти обрушились и на Церковь, усматривая в ней инструмент эксплуататорских классов. Церковь в это время оставалась единственным дореволюционным чужеродным институтом, чудом уцелевшим в структуре молодой страны Советов. Авторитарное государство требовало от своих граждан не только поклонения, но и полной отдачи всех своих сил, как физических, так и духовных. Поскольку Христос призывает Своих последователей идти за Ним, отдавая Ему сердце, то на Русскую Церковь большевики смотрели как на нежелательного конкурента.

Началось массовое закрытие церквей. В 1928 г. закрыто было 539 храмов, а в 1929 — уже 1119 церквей. Закрытые храмы использовались под производственные цеха, склады, квартиры и клубы, а монастыри — под тюрьмы и колонии. Многие храмы разрушались. В Москве в 1929 г. уничтожили часовню Иверской иконы Божией Матери, в 1931 г. взорвали Храм Христа Спасителя. В начале 1930 г. был принят план «безбожной пятилетки». Комиссия по вопросам культов при ВЦИК максимально упростила процедуру закрытия храмов. В 1933 г. был запрещен колокольный звон во многих населенных пунктах, началась кампания по снятию и переплавке колоколов с действующих церквей.

Закрытие храмов и уничтожение святынь сопровождалось арестами священнослужителей, высылками и ссылками их. Гонения большевиков не оставляли христианам большого выбора. Оставалось лишь два пути: сотрудничества с богоборческой властью или мученичества. В 1929 г. Русская Церковь потеряла одного из своих самых видных иерархов — священномученика архиепископа Илариона (Троицкого), выдающегося богослова, поборника восстановления Патриаршества, ревностного борца с обновленчеством. Оказавшись в ссылке на Соловках, архиепископ Иларион сохранил свой жизнерадостный, общительный характер. Он скрашивал тяготы соузников непоколебимым благодушием, остроумием, веселостью. В лагере его любили все: не только собратья по священству, интеллигенты, дворяне, офицеры, крестьяне, но и соловецкая шпана. Он мог часами разговаривать с отпетым уголовником, и тот после разговора исполнялся особым уважением к нему. Человек редкой физической силы, священномученик Иларион после вторичного пребывания на Соловках занемог, здоровье было подорвано. Архиепископ Иларион скончался в декабре 1929 г. в тюремной больнице.

В конце 1935 г. с новой силой возобновились аресты епископата, духовенства, мирян. По стране прокатилась волна судебных процессов над священнослужителями по обвинению их в шпионаже и террористической деятельности. Начало массовым репрессиям было положено приказом наркома внутренних дел СССР Н.И. Ежова № 00447 от 30 июля 1937 г., в котором говорилось о том, что нужно «раз и навсегда покончить с подрывной работой банды антисоветских элементов», которыми называли церковников. «Наиболее враждебные подлежали аресту и, по рассмотрении их дел, — расстрелу; менее активные подлежали аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет... Операцию решили начать 5 августа 1937 года и закончить в четырехмесячный срок». Только в 1937 г. было закрыто более 8 тыс. церквей, ликвидировано 70 епархий, расстреляно около 60 архиереев, арестовано 150 тыс. священников, более 80 тыс. из них расстреляно. К 1938 г. церковная организация оказалась в основном разгромлена.

Религиозная ситуация в СССР накануне Великой Отечественной войны.

В 1936 г. в связи с подготовкой и обсуждением проекта новой Конституции СССР в центре общественного внимания оказались вопросы деятельности религиозных организаций, их права и обязанности, взаимоотношения с государством, дальнейшее развитие законодательства о культах. В адрес Конституционной комиссии от граждан, государственных учреждений и общественных организаций поступали многочисленные поправки к проекту статьи о свободе совести.

5 декабря 1936 г. была принята Конституция СССР, провозгласившая политические и гражданские свободы, предоставившая равные права всем гражданам, включая «служителей культа». 124-я статья Конституции касалась вопроса свободы совести и гласила: «В целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь в СССР отделена от государства и школа от церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами». Предлагаемая поправка к 135-й статье «о лишении избирательного права служителей культа» Сталиным была отвергнута. Государство создавало видимость религиозной терпимости.

Конституция породила в умах многих людей надежды на прекращение практики незаконных репрессий, на восстановление в стране правопорядка, на смягчение режима. В действительности издание новой Конституции явилось прологом к неслыханному разгулу террора. Жертвой репрессий пали миллионы людей, принадлежавших к самым разным общественным слоям, носители разных мировоззрений: политические и государственные деятели, военачальники, дипломаты, ученые, литераторы, рядовые крестьяне, рабочие и служащие. Террор 1937 года залил кровью всю страну. Уничтожались все, кто считался потенциально опасным не только для советской власти, но хотя бы только для личной власти Сталина.

Накануне Великой Отечественной войны казалось, что правящая коммунистическая партия близка к достижению провозглашенной в области религиозных отношений цели. «Безцерковные» и «безбожные» деревни и поселки, города районы и даже целые области насчитывались десятками и сотнями. Согласно проводившимся тогда социологическим исследованиям и опросам, количество верующих сокращалось день ото дня. Официальные средства массовой информации и антирелигиозная литература свидетельствовали о «поддержке трудящимися массами» курса церковной политики государства как наиболее обеспечивающего свободу совести. Председатель Союза воинствующих безбожников Е. Ярославский в канун войны в марте 1941г. отмечал, что граждане все реже и реже обращаются с ходатайствами об открытии ранее административно закрытых культовых зданий, об организации религиозных общин. Но религиозная жизнь в стране в ее реальном виде была совсем другой. И, в частности, это проявилось в мартовские дни 1941г., когда в Москве прошли торжества по случаю 40-летия служения в архиерейском сане митрополита Сергия. Тысячи православных верующих собрались в кафедральном соборе, чтобы поздравить юбиляра: москвичи, представители почти всех епархий, расположенных в СССР, гости из-за рубежа.