Изучение русских летописей

Шлецер скоро увидел, что он находится в положении Колумба, что перед ним область, которая сможет дать ему и деньги и ученую славу в Западной Европе. Эту ученую пищу обещали ему преимущественно древние русские летописи99. Этому выбору помогало движение в русской историографии в первые годы [царствования] Екатерины II.

Шлецер принялся за изучение церковнославянского языка и был восхищен его богатством: вот на какой язык лучше всего перевести Гомера, говорил он. Видя трудолюбие своего подмастерья и не разглядев еще размеров его честолюбия, Миллер решил пристроить его в Петербурге адьюнктом при академии на срок не менее пяти дет за 300 руб. ежегодно. Этого было мало Шлецеру: он ценил себя недешево100. Шлецер страшно обиделся и отказался. Тогда рассерженный Миллер сказал ему: если так, то вам больше делать ничего не остается, как с первым кораблем [отправиться] в Германию. Шлецер заметался; открыв Миллеру свой план поездки на Восток101, который не позволял ему долго оставаться в России, он стал просить у него домашних уроков или рекомендаций на место корректора при академической типографии102. Миллер ответил, что все эти планы -- чистейший вздор. Тогда Шлецер обратился к библиотекарю академии и правителю академической канцелярии злейшему врагу Миллера Тауберту. Тауберт принял его с распростертыми объятиями. Шлецеру предложили место адьюнкта с жалованьем в 360 руб. на неопределенное время. Он принял место и прилежно принялся за изучение древних русских летописей103. Он увидел, что его надежды не будут обмануты, что из русской летописи можно сделать настоящее ученое открытие для европейской науки. Плохо зная еще русский язык, он скоро увидел, что во избежание крупных погрешностей необходимо составить родословную росписи русских князей., Он стал собирать родословные Ломоносова, Феофана Прокоповича. Особенно полезны были для него таблицы в рукописном Татищеве. Чтение летописей представляло для Шлецера большие затруднения, но здесь его выручил датчанин монах Александро-Невской лавры Адам Селлий. Он долго занимался русскими историческими памятниками и оставил два труда: 1) Schediasma litterarium de scriptoribus, qui historiam politico-ecclesiasticam Russiae scriptis illustrarunt, второй его труд дошел до нас только в переводе, в "Вивлиофике" Новикова, под заглавием: "Зерцало историческо-российских государей". Здесь перечислены все русские князья с годами их княжений, а главные события их княжений изложены в русском переводе виршами, должно быть так же и в оригинале104.

Тауберт доставил Шлецеру из академической библиотеки Селлиев немецкий перевод одного из русских летописных сводов в двух фолиантах. Точность перевода сделала эти фолианты драгоценным пособием для Шлецера в его занятиях русской летописью.

 

ЛЕКЦИЯ IX

А. Л. Шлецер и Академия наук. -- Труды А. Л. Шлецера.-- Приемы исторической критики. -- "Нестор". -- Заключение о А. Л. Шлецере

А. Л. Шлецер и Академия наук

Вместе с местом адьюнкта Шлецер принял обязательство обучать детей президента академии графа Кирилла Разумовского105. Разумовский хотел дать своим детям возможно лучшее воспитание, но этому мешала мать, которая видела в книгах язву. Разумовский решил удалить детей от матери, не удаляя их из Петербурга, нанял дом на Васильевском острове. Так устроился любопытный пансион Разумовского на Васильевском острове. Здесь, кроме его троих детей, учились дети других знатных людей. Штат преподавателей был большой, обер-инспектором пансиона, или института106, был Тауберт, гувернером при детях -- некто m-r Бурье, французский лакей, но человек начитанный, умевший писать по-французски почти без ошибок: ему же было поручено преподавание всеобщей истории. Шлецер был приглашен преподавать латинский язык. Он вскоре заметил большой пробел в образовательной программе института: в пансионе не преподавали географии. География была введена в число учебных предметов института, и Шлецер составил маленькое карманное руководство по этому предмету. Затем ему пришло в голову, что детям государственного человека, которым предстоит, может быть, занимать видное общественное положение, нельзя не знать своего отечества, и вот он начинает преподавать им отечествоведение, или статистику России. Вот где родилась русская статистика -- на Васильевском острове, в 10-й линии107. Тауберт, имевший разнообразные сношения с казенными учреждениями, доставлял Шлецеру важные статистические данные, которыми пользовался тот для составления маленьких карманных рукописных книжек и по этому предмету и русской географии в таком же виде. Кроме того, Бурье вскоре отказался от преподавания всеобщей истории, находя его затруднительным для себя, Шлецер начал преподавать и всеобщую историю и108 при этом составлять свой учебник, приноровленный к потребностям русских учеников, собирался писать и русскую историю в виде учебника109.

Место адьюнкта не удовлетворяло Шлецера. Он думал или в Петербурге прочно основаться при Академии наук, или покинуть Россию; высшее профессорское жалованье, 860 руб., казалось ему слишком ничтожным.: В 1764 г. он обратился к академии с просьбой дать ему отпуск на три года за границу и вместе с тем просил сказать, находит ли академия его труды по русской истории полезными. Он представил по требованию академии два плана: план разработки русской истории и план распространения знакомства с историей в русском обществе. План разработки русской истории был110 [построен] на мысли111 о предварительной критической обработке всех важнейших источников, особенно летописей и иноземных известий о России. Когда план этот был представлен в академию, Ломоносов пришел в крайнее раздражение. Он увидел в нем, во-первых, прямую интригу против него со стороны немецкой партии, во-вторых, внушение немецкого нахальства. Когда немецкие члены академии одобрили этот план, Ломоносов представил записку, где в очень резкой форме выразил свое мнение. Суждение иностранных профессоров по этому предмету, по словам Ломоносова, ничего не значит, ибо, как иностранцы, сами они о деле никакого понятия не имеют. Шлецеру, говорил он, нужно еще много учиться, чтобы быть профессором русской истории112, и, наконец, для него нет места в академии. Ломоносова сердило, что Шлецер хочет с ним соперничать113. Поднялись горячие споры между академиками. [Было] решено положить им конец мотивированным письменным голосованием. Ломоносов представил свое мнение на латинском языке. Шлецер, занимаясь церковнославянским языком, тотчас принялся за составление русской грамматики с обильными словотолкованиями, и эта грамматика уже печаталась. Теперь Ломоносов добыл Корнеслов Шлецера и до крайности резко разобрал его114. Он находил в нем "суждения ругательные и позорные для чести России". Действительно, странно было слышать от ученика Михаэлиса такие словопроизводства, как боярин от баран, дева от Дiев, князя от Knecht115.

Миллер в своем отзыве высказался решительно, что если Шлецер не хочет оставаться в России, то его не следует допускать к изучению русской истории, так как, собрав документы, он мог напечатать их за границей и причинить неприятности России. Узнав, что Шлецер недоволен ходом своего дела и собирается уехать за границу, Ломоносов представил в Сенат рапорт об опасности отъезда Шлецера. Было приказано ему паспорта не давать, а в его бумагах произвести обыск и отобрать неизданные исторические известия. Тауберт, который давал ему множество документов, рано утром прискакал и забрал их у него, посоветовав ему пересмотреть свои бумаги ввиду предстоящего обыска. Однако обыска у Шлецера не произвели116.

Через отца одного своего воспитанника генерал-рекетмейстера Козлова Шлецер подал записку Екатерине и просил разрешения разрабатывать русскую историю под ее покровительством. Отец другого его воспитанника личный секретарь Екатерины Теплов устроил это дело. Шлецер предложил два плана: или отправить его на Восток для собирания коммерческих сведений, или оставить в России для разработки древней русской истории. Екатерина предпочла второе. Шлецеру дали звание ординарного академика по контракту на пять лет.

Покровитель |Шлецера] Тауберт вскоре после этого потерял значение при Академии. В 1767 г. Шлецер уехал в отпуск в Германию и не вернулся более117.

Оттуда он заводил сношения с Академией и предлагал назначить его руководителем за границей русских молодых людей для изучения исторической критики с жалованием в 1 тыс. руб. Академики обиделись: их младший сочлен хочет устроиться лучше их самих, Шлецер отказался от звания русского академика и сделался профессором в Геттингене.