Эпическая жанровая модель действительности сложно соответствует философии истории Толстого.

Художественная разгадка сущности отечественной войны потребовала от Толстого жанрового эксперимента. Произведение Толстого – не роман в привычном смысле (главным предметом неприятия для русского прозаика был французский роман), здесь возрождается архаическая поэтика эпопеи. И действительно, в 1812 г. на мгновение возродились архаические, родовые, догосударственные формы бытия человека, когда не власть присваивает право выступать от лица нации и вершить историю, но каждый человек как часть народа обладает национально-исторической весомостью.

Размышляя над историей восстания, Толстой приходит к пониманию, что истоки национального пробуждения, одним из результатов которого стало появление декабристов, залегают в Отечественной войне 1812 г. Именно это историческое событие стало центром окончательного плана романа.

Лев Толстой рассматривает Отечественную войну 1812 г. именно как историческое чудо, тайну, которую надо разгадать. И здесь (нечто похожее мы уже видели в психологизме Толстого) нужно отказаться от привычных трактовок, от старых представлений о том, что важно и что не важно; требуется всё осмыслить заново. Тем более, что, как рассуждает писатель, для человеческой памяти характерна одна общая ошибка – прошлое искажается, «выпрямляется» в нашем восприятии под влиянием известного результата событий, как будто всё линейно вело именно к нему.

В «Войне и мире» мы видим панорамное пространство – в противовес точечному, сценическому пространству трагедийного мира, например, у Достоевского. Это кругозор не одного человека, а некоего народного «мы». Здесь представлена полная картина национального пространства, показаны обе столицы (с их различиями), крупный провинциальный город (на примере Смоленска), поместная Россия (тоже в разных вариантах: имение вельможи в отставке, Болконского-старшего, или предводителя дворянства, хлебосольного хозяина Ильи Ростова, или богача-чудака, пытающегося улучшить жизнь своих крестьян, Пьера Безухова), крестьянская Россия, необжитые, дикие уголки страны, которые проходят армия или пленные.

Время толстовского романа-эпопеи охватывает 15 лет национальной истории (с 1805 по 1819 г. в эпилоге – время зарождения тайных обществ будущих декабристов) – сравним с несколькими днями трагедийного мира Достоевского. Эпическая модель времени представлена и в другом, некалендарном отношении. В начале романа некоторые герои (например, Наташа Ростова) сами являются детьми, в конце романа мы видим их детей. Перед нами бесконечное родовое время, которое не исчерпывается границами индивидуальной судьбы.

Максимально масштабен герой эпопеи – это вся нация. Не случайно в произведении Толстого нет такой привычной составляющей романного мира, как главный герой. В центре «Войны и мира» – несколько ведущих героев, принципиально объемная картина, а рядом с ними – огромный густонаселенный мир. Классическая эпопея предполагает, что ведущие герои вполне исчерпывающе воссоздают картину национальной жизни, но Толстой дополняет это массовыми сценами, народная жизнь предстает действительно как огромная человеческая река.

Сюжетный материал эпопеи – событие, нечто объективное и всеобщее. Материал трагедии – поступок, поле личного выбора и ответственности. Это мы видим даже в названиях романов: «Война и мир» – уровень событий (война, победа в войне – не поступки, а события), «Преступление и наказание» – мир поступка.

Эпический повествователь никуда не спешит, не выстраивает динамической сюжетной интриги (да это и невозможно применительно к общеизвестному историческому событию – нам заведомо известен его итог), вводится множество побочных линий и сцен – в теории эпоса это породило специальное понятие «ретардация», т.е. замедление действия.

«Рыхлость» эпопеи связана также со специфическим равноправием большого и малого – последнее тоже может надолго привлечь внимание повествователя (как, например, щит Ахилла у Гомера): первый бал Наташи Ростовой оказывается не менее весом, чем переговоры императоров; семейное, бытовое, «мир» так же интересны эпосу, как историческое в узком смысле слова, как «война».

· Главный вопрос Толстого: кто творит историю? Русский писатель ведёт напряженную полемику с постнаполеоновской моделью истории (например, с философией Гегеля). Последняя предполагает, что история вершится исключительно выдающимися личностями, а остальные люди для них всего лишь материал, средство, инструмент; сама по себе безликая человеческая масса на историю не влияет. По мысли Толстого, историю вершит весь народ, что, в свою очередь, предполагает, что каждый (даже самый незаметный) человек своими поступками, решениями соучаствует в общей сумме человеческих действий, которая и формирует ход истории.

В контексте 1805–1807 гг. Андрей уходит на войну, оставляя беременную жену; Пьер женится на Элен. В это время герои (лучшие люди своего времени) совершают такие поступки – значит, такова будет и сумма человеческих действий.

Перед нами концепция истории, предполагающая максимальную степень ответственности человека за свои поступки. Наши решения в частной жизни касаются не только нас, они могут повлиять и на общий ход событий. В 1812 г. герои совершают поступки, прямо противоположные контексту 1805–1807 гг.: Пьер, остаётся в Москве, чтобы совершить покушение на Наполеона (он всё еще думает, что история вершится именно так), вместо этого спасает девочку во время пожара; Наташа для спасения раненых отдаёт подводы, предназначенные для вывоза имущества Ростовых. Общая сумма, т.е. логика истории будет соответствовать характеру слагаемых, поступков, совершаемых конкретными людьми. Герои при этом не думают, что они делают это во имя спасения Родины или борьбы с Наполеоном. Это тоже важный элемент историософии Толстого, потребовавший появления понятия «скрытая теплота патриотизма».