Средства воздействия на заключенных.

Классификация арестантов.

Классификации арестантов, содержащихся в тюрьмах, посвящена работа А. И. Свирского «Мир тюремный». Автор подразделяет тюремную братию на две основные категории: случайных преступников — «брусов» и собственно «тюремный мир», который составляют так называемые «фартовые ребята», или «фартовики». Случайные преступники, или «брусы», в свою очередь, делятся на «брусов легавых», т. е. преступников, которые после отбытия наказания больше в тюрьму не возвращаются, и «брусов шпановых», которые, попав в тюрьму первый раз, быстро воспринимают обычаи тюремного быта и под» его влиянием проявляют склонность к продолжению преступной деятельности.

«Фартовые ребята» по своему составу весьма неоднородны. Иерархическая структура у них довольно сложная, представляющая классы, роды и виды преступных сообществ. Среди «фартовиков» выделяются три класса, составляющие основу тюремного мира: а) «жиганы» — каторжники и бродяги; б) «шпана» — воры; в) «сча­стливцы» — мошенники и шулера. Далее, каждый класс, в свою очередь, разделяется на виды. К примеру, «жиганы» составляли три вида: «орлы» — беглые с каторги; «пустынники» — лица, утратившие все родственные и социальные связи; «монахи» — ссыльные на Сахалин. «Шпана» разделялась на восемь видов, «счастливцы» — на шесть^.

Профессор Познышев при классификации арестантов в качестве основного критерия использовал показатель, характеризующий поведение, и в этой связи выделял четыре класса: 1-й — класс «испытуемых»; 2-й — класс «исправляющихся»; 3-й — класс «об­разцовых» и 4-й класс — «штрафной разряд».

Среди преступников, подлежащих нравственному исправлению, он различал:

1) преступников эндогенных, т. е. лиц, совершивших преступление в силу внутренних (эндогенных) факторов, и

2) преступников экзогенных, ставших на преступный путь в силу внешних (экзогенных) факторов, т. е. причин, лежащих в окружающей преступника внешней среде.

Вывод:

В основу классификации заключенных тюрьмоведы закладывали поведенческий показатель или статус преступника. Разделение на категории помогало в дальнейшей работе с заключенными.

3. Способы размещения заключенных.

Российские ученые-правоведы серьезное внимание уделяют научному обоснованию способов размещения заключенных в стенах тюрьмы. Обращаясь к зарубежному опыту, большинство из них склоняются к одиночной системе содержания арестантов, полагая, что она наиболее соответствует целям и задачам исполнения уголовных наказаний в виде лишения свободы. Обобщенные в Комиссии по тюремному преобразованию материалы по этому вопросу следующим образом обосновывают предпочтительность одиночного содержания содержанию в общих камерах.

Одиночное заключение:

лучше всего отвечает целям наказания — устрашению, искуплению вины страданием, предупреждению преступлений и исправлению; позволяет изучать индивидуально каждого арестанта и применять меры тюремной деятельности сообразно личности, условиям и особенностям каждого;

исключает всякие сношения между арестантами, предупреждает беспорядки и заговоры против начальства; делает невозможным взаимное развращение арестантов, и если не успевает исправить арестанта, то, во всяком случае, не выпускает его из тюрьмы более развращенным; предупреждает заведение знакомств в тюрьме и тем самым образование преступных товариществ между освобожденными из мест заключения;

более или менее быстро укрощает самые строптивые характеры, ставит арестанта вне возможности делать зло, открывает ему путь к добру и собственному исправлению;

освобождает тюремное начальство от неприятной необходимости прибегать к помощи шпионства; делает лишение свободы в высшей степени репрессивным и исправительным, позволяет уменьшить сроки наказания и таким образом сокращает государственные расходы на содержание арестантов.

Сторонники одиночного содержания утверждали, что при такой системе арестант сохраняет свое человеческое достоинство, чувство чести и индивидуальной ответственности, что невозможно при общем содержании.

Профессор Познышев, поддерживая эту точку зрения, считает, что размещение арестантов группами по общим камерам есть про­стейший, но совершенно непригодный способ. Гибельное, развра­щающее влияние такого порядка не вызывает сомнения. При нем неизбежно развивается половой разврат, процветает арестантский «майдан» и картежная игра.

Признавая индивидуализацию наказания необходимым условием исправительного воздействия тюрьмы, С. П. Мокринский обращает внимание на нереальность реализации этой идеи в российских тюрьмах. Ссылаясь на опыт строительства Петербургской одиночной тюрьмы военного ведомства, при котором стоимость оборудования одиночной камеры обошлась свыше 2000 руб., он указывает, что при среднесуточном составе тюремного населения в 100 тыс. человек перевод на режим одиночного содержания потребует затрат в 225—300 млн. руб.; обеспечение же содержания максимального состава арестантов в отдельных помещениях составит 340— 450 млн. руб.³

Убежденным противником одиночного содержания в свое время выступал Ф. М. Достоевский. Он писал: «Я твердо уверен, что знаменитая келейная система достигает только ложной, обманчивой, наружной цели. Она высасывает жизненный сок у человека, нервирует его душу, ослабляет ее, пугает ее, и потом нравственно иссохшую мумию, полусумасшедшего представляет как образец исправления и раскаяния».

Вывод:

Ученые признавали наиболее удачным одиночный способ размещения заключенных, однако с точки с финансовой точки зрения это была неподъемная задача. Мечты об одиночном заключении так и остались мечтами.

Разработке средств воздействия на заключенных, способствующих их исправлению, серьезное внимание уделял профессор Фойницкий. На основе исследования исторических источников, зарубежных тюремных систем, практики исполнения уголовных наказаний в России он пришел к выводу, что основными мерами тюремной деятельности должны быть тюремная работа, тюремное образование, тюремная дисциплина, тюремное воспитание, тюремная гигиена и тюремная архитектура. Применение этих мер, в свою очередь, предполагало реорганизацию системы тюремного управления, создание совершенно новых организационно-управленческих структур.

Очень важной мерой Фойницкий считал тюремную работу. Безделье развращает арестантов и делает весьма трудным надзор за ними, без которого невозможно никакое исправительное воздействие тюремных мер. Работа, по его утверждению, поддерживает гармонию физических сил арестанта. Образование решает эту же задачу в отношении его интеллектуальных и духовных сил. Тюремный надзор в своем содержании имеет цель в наблюдении за пове­дением арестантов во всех сферах их деятельности. Меры дисциплинарного воздействия следует согласовывать с воспитательными задачами. Тюремное воспитание должно стремиться образовать характер арестанта. Применяемые меры тюремной деятельности призваны не столько подавлять арестанта, сколько приобретать над ним духовное влияние.

Если в научных трудах Фойницкого мы встречаемся с понятием «мер тюремной деятельности», то в более поздних работах Познышева в понятийном аппарате уже используется понятие «средства исправления арестантов». К ним он относит тюремное воспитание, тюремное образование, арестантский труд, тюремную дисциплину. Рассматривая воспитывающий фактор тюрьмы, он подчеркивает, что ее влияние должно быть сосредоточено на тех сторонах личности, с которыми связано совершенное конкретным арестантом преступление, указавшее необходимость известных изменений личности для предупреждения рецидива. Школа, как непременное условие нравственного исправления арестантов, должна быть в каждом Учреждении, исполняющем уголовное наказание. Познышев также считает, что одно из главнейших условий правильной постановки тюремного дела — хорошая организация арестантского труда. Тюремную дисциплину можно успешно поддерживать лишь при правильном сочетании наград и наказаний. Задача дисциплинарного взыскания состоит вовсе не в том, чтобы калечить арестантов и выпускать их из стен тюрьмы больными, а чтобы оказать влияние на формирование их правопослушного поведения.

В науке предпринимаются попытки разработать критерий, с помощью которого можно было бы определить эффективность тюремного воздействия на заключенных. И таким объективным критерием, который отражает эффективность карательной системы государства, в том числе и ее неотъемлемой части — учреждений, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы, учеными признается состояние рецидивной преступности. Следует обратить внимание на относительную стабильность этого показателя на протяжении довольно длительного периода времени. По данным С. П. Мокринского, на 100 осужденных общими судами приходилось рецидивистов: 1874—1878 гг. — 19,8%; 1879—1883 — 20,8%; 1884—1888 — 23,1%; в 1889—1893 гг. — 22,8%².

Более поздние исследования показали, что на 100 осужденных общими судами рецидивисты составляли: в 1907 г. — 18,3%; в 1909 — 19,3 %, в 1910 – 21,4%; 1911 – 21,9%, в 1912 – 21,4%.

Любое государство для поддержания порядка и защиты власти всегда нуждается в особом аппарате принуждения, существенной частью которого является система мест заключения. Накануне Февральской революции в России эта система представляла сложный неоднороный организм. Вне мест заключения, подведомственных Главному тюремному управлению, на 1 января 1917 г. содержалось 30 550 арестантов, в том числе в арестных домах, помещениях при полиции, волостных правлениях — 21 550 человек, пересыльных в пути — 5000 человек, несовершен­нолетних в исправительно-воспитательных заведениях — 4000 человек.

В системе мест заключения Главного тюремного управления на 1 февраля 1917 г. тюремное население было представлено следующим образом: подсудимые и подследственные — 51 714 человек, осужденные к срочным видам наказания — 87 492, в их числе: а) к аресту — 1636 человек, б) к тюрьме — 22 604, в) к крепости – 176, г) к исправительным арестантским отделениям – 26 737, д) к каторжным работам – 36 337 человек.

Вывод:

По сведениям статистического отдела Главного тюремного управления, на 1 июня в местах лишения свободы содержалось 25 193 заключенных, в сентябре их численность возросла примерно до 36 468 человек. На 1 сентября 1917 г. в России функционировало 712 мест заключения^.

Характерной особенностью рассматриваемого периода было сохранение в неизменном виде системы исполнения наказания, а также системы управления тюремным ведомством. По-прежнему в качестве мер уголовного наказания использовались арестантские помещения при полиции. Таких помещений, к примеру, в Самарской губернии в июне 1917 г. насчитывалось 404, в Саратовской — 68, Смоленской — 29, Симбирской — 50, Тамбовской — 306, Семиреченской области — 125.

В Европейской части России и в Сибири в системе исполнения уголовного наказания продолжали функционировать каторжные тюрьмы: Николаевская № 2, Шлиссельбургская, Смоленская, Саратовская, Тобольская, Александровская, Варшавская, Владимирская, Орловская, Псковская, Ярославская, Херсонская.