Лекция 8. Российская безработица: дифференциация по социально-демографическим группам

Для разных социально-демографических групп риск остаться без работы может быть неодинаковым. Обычно к числу особо уязвимых категорий относят женщин, молодежь, работников с недостаточным образованием и низкой квалификацией, национальные меньшинства, инвалидов.

Устойчивая межгрупповая дифференциация безработицы порождает трудно разрешимые социальные и экономические проблемы. Она усиливает неравенство в распределении доходов, способствуя концентрации бедности в определенных сегментах общества. Ее существование может сигнализировать, что значительная часть безработицы имеет структурный характер и обусловлена несоответствиями между качественными характеристиками рабочей силы и требованиями производства. Это означает, что процесс перераспределения трудовых ресурсов из стагнирующих секторов экономики в растущие идет с большими трениями: либо из-за низкого качества высвобождаемых работников, либо из-за серьезных финансовых, информационных и социальных барьеров, препятствующих их мобильности (скажем, в форме дискриминирующего поведения работодателей).

Подобная сегментированность рынка труда сужает поле для маневра в макроэкономической сфере, ограничивая возможности без инфляционного развития. Опасность ускорения инфляции возникает на более ранних стадиях, поскольку одни сектора начинают сталкиваться с дефицитом кадров и усиливающимся давлением в сторону повышения заработной платы тогда, когда в других секторах предложение рабочей силы по-прежнему остается избыточным и безработица удерживается на высокой отметке.

Таким образом, смягчение неравенства в распределении бремени безработицы может быть столь же приоритетной задачей государственной политики на рынке труда, как и снижение ее среднего уровня. Именно этой цели служат разнообразные "активные" программы, призванные оказывать содействие в занятости различным проблемным категориям безработных.

Ситуация на рынках труда в России — осложнялась рядом дополнительных факторов. С самого начала было понятно, что воздействие системной трансформации на различные звенья экономики будет неодинаковым и что она потребует масштабного перераспределения трудовых ресурсов и кардинальной перестройки всей структуры занятости. Отсюда — закономерные ожидания значительной структурной безработицы. К тому же в первые пореформенные годы целевые программы, призванные содействовать занятости наиболее уязвимых категорий населения, только начинали отстраиваться. Это давало веские основания полагать, что не только средний уровень, но также и степень дифференциации безработицы в переходных экономиках окажется исключительно высокой.

На российском рынке труда риск попадания в ряды “лишних людей”, как правило, выше для тех групп, которые повсеместно рассматриваются как наиболее уязвимые.

Одним из наиболее значимых исключений можно считать безработицу среди женщин, которая в большинстве стран мира превышает безработицу среди мужчин. В России вероятность попадания в ряды безработных для мужчин и женщин отличалась очень мало. Уровень общей безработицы среди женщин даже несколько уступал среднероссийскому: чаще всего он был ниже на 0,3-0,7 процентных пункта. Интересно, что гендерная дифференциация безработицы в странах с переходной экономикой не укладывается в какую-то общую модель. В одних, как и в России, отмечалась более высокая безработица среди мужчин, в других — среди женщин. Но в любом случае эти различия были не столь глубоки, как в большинстве развитых стран. На первый взгляд, это могло бы быть связано с более быстрым оттоком женщин из экономически активного населения, последовавшим за стартом рыночных реформ, — именно такой сценарий был реализован в некоторых переходных экономиках. Однако в России снижение уровня экономической активности среди женщин было выражено даже слабее, чем среди мужчин (-6,3 и -8,0 процентных пункта соответственно за период 1992-2000 годов).

Другое напрашивающееся объяснение — различия в распределении мужской и женской рабочей силы по отраслям. В течение переходного периода традиционно “мужские” отрасли (ВПК и др.) понесли особенно большие потери в занятости, тогда как в традиционно “женских” отраслях социального сектора (образовании, здравоохранении и др.) она, напротив, увеличилась — как абсолютно, так и относительно. Хотя этот фактор, по-видимому, внес определенный вклад в сдерживание женской безработицы, все же не следует забывать, что некоторые из наиболее “феминизированных” отраслей (текстильная и др.) длительное время были в числе лидеров по темпам сокращения занятости. Решающую роль здесь сыграл традиционно высокий уровень участия женщин в рабочей силе, который десятилетиями поддерживался в бывших плановых экономиках. В большинстве стран мира значительная часть женщин либо никогда не выходит на рынок труда, занимаясь ведением домашнего хозяйства, либо делает в трудовой активности многолетние перерывы, посвящая их рождению и уходу за детьми. В результате по объему накопленного трудового опыта они значительно проигрывают мужчинам, что неизбежно ослабляет их способность конкурировать на равных за имеющиеся рабочие места. В отличие от этого, в плановых экономиках политика государства была направлена на предельную мобилизацию трудового потенциала женской рабочей силы: заниженная заработная плата делала модель семьи с

одним кормильцем экономически непривлекательной либо вообще невозможной; перерывы на рождение детей чаще всего длились недолго; по уровню образования женщины превосходили мужчин, что дополнительно ориентировало их на профессиональную карьеру и т.д. В результате женщинами был накоплен опыт трудовой деятельности, мало уступавший по продолжительности опыту мужчин. На наш взгляд, именно это способствовало укреплению их позиций в переходный период, позволяя удерживать женскую безработицу на уровне, сопоставимом с мужской.