Аппиан о происхождении римского пролетариата

«...богатые, захватив себе большую часть не разделенной на участки земли, с течением времени пришли к уверенности, что никто ее никогда у них не отнимет. Расположенные поблизости от принадлежащих им участков небольшие участки бедняков богатые отчасти скупали с их согласия, отчасти отнимали силою. Таким образом богатые стали возделывать обширные пространства земли на равнинах вместо участков, входивших в состав их поместий. <…> число италийцев уменьшалось, они теряли энергию, так как их угнетали бедность, налоги, военная служба. Если даже они и бывали свободны от нее, все же они продолжали оставаться бездеятельными: ведь землею владели богатые, для земледельческих же работ они пользовались рабами, а не свободнорожденными».[157]

Лишавшиеся своей земли, они скапливались в городах, где им не находилось практически никакой работы. Добавим к этому, что ремесленнический труд в Риме, точно так же, как и в греческих городах, чуть ли не с самого его основания считался уделом париев, заниматься им было унизительно для свободного человека. Позднее к этим несчастным, что вместе с землей потеряли опору в жизни, добавятся и те, кто вообще питает органическое отвращение ко всякому регулярному труду (такие были во все времена, изобилует ими и наше).

А следовательно, как всякому свободному гражданину, им претит занятие физическим трудом. Особенно таким, который способен унизить человека. Поэтому для собственного обслуживания даже римские парии нуждаются в рабах. Атмосфера же общества, богатеющего на своих завоеваниях, позволит всем им сформировать род морального оправдания пусть сначала и вынужденному, но через поколения становящемуся врожденным тунеядству,— в их глазах физический труд становится уделом рабов, занятием, недостойным свободного человека. Единственное исключение из всех видов занятий —это труд земледельца на своей собственной земле.

Цицерон об отношении к труду:

«А о том, какие ремесла и промыслы надо считать благородными, какие низкими, мы знаем примерно следующее. Во-первых, не одобряются те промыслы, которые вызывают ненависть людей, как промыслы сборщиков податей и ростовщиков. Неблагородны и презренны промыслы <…> всех тех, кто продает свою работу, а не искусство, ибо само получение платы служит задатком на рабство. <…>Ремесленники все занимаются грязным делом: в мастерской не может быть ничего от свободнорожденного. <…>Но те ремесла, которые требуют значительного ума или приносят серьезную пользу, как медицина, архитектура, преподавание почтенных наук, считаются почтенными — для тех, конечно, кому они подходят по их социальному положению. Что касается торговли, то мелкую надо считать презренной; но если она крупная и богатая, когда привозится отовсюду много товаров и они продаются оптом многим без надувательства, то такую торговлю не следует порицать... Но из всех способов добывания благ нет ничего лучшего, прибыльнее, достойнее свободного человека, чем земледелие».[158]

Все эти люди формально обладали правами римских граждан, участвовали в выборах магистратов, в народных собраниях (никаких собственных политических интересов они, правда, не имели и обычно голосовали за кого скажут); не имели они и никакой собственности. Этот слой жил за счет подачек богатых граждан, становясь клиентами и поддерживая их кандидатов на выборах, выполняя какие-то мелкие услуги, наконец, просто за счет государственных раздач. В I веке до н. э. их содержание взяла на себя римская казна: по закону Кассия, изданному в 73 г. до н. э., каждому из пролетариев полагалось 5 модиев зерна в месяц (примерно 1,5 кг в сутки). В 50—40 до н. э. в Риме регулярно получали бесплатный хлеб до 300 тысяч человек; все они были занесены в особые списки, и было бы прямым нарушением римского закона хоть в чем-то обделить этих невольных нахлебников.

Многие плебеи имеют своих рабов, и уже этим они противостоят не рабовладельцам, но рабам. Своих рабов имеют и клиенты. Т.е. люди, не имеющие собственного источника доходов и живущие милостью своих патронов.