Особенности развития дворянско-буржуазной историографии в начале XX в.

ЛЕКЦИЯ 2

ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА В РОССИИ В ПЕРИОД ИМПЕРИАЛИЗМА (1900 – 1917 ГГ.)

Вступление России в эпоху империализма ознаменова­лось, как известно, резким обострением классовых про­тиворечий. На арену общественной борьбы выступил проле­тариат, руководимый революционной социал-демократией. В новых условиях либеральная буржуазия, домогавшаяся усту­пок от правительства, резко поворачивает вправо, встает на консервативные позиции, смыкаясь с помещиками. Отчетли­вым рубежом в этом процессе стала революция 1905—1907 гг. Дворяне, главная опора самодержавия, стремились всеми си­лами не допустить ликвидации монархического режима в стране. Ход классовой борьбы обусловил разные политиче­ские комбинации между господствующими классами России и разными слоями этих классов, но сущность их была одна — антиреволюционная.

Эти острые, многоплановые и сложные явления в разви­тии страны в начале XX в. находили отражение в историче­ской науке. Представители борющихся классов и партий об­ращались к материалам истории для обоснования своих по­зиций.

С конца XIX в. стали отчетливо проявляться черты про­тиворечивости и кризисные моменты в развитии официальной, либеральной и мелкобуржуазной историографии, оторванной от реальной жизни своего времени, генезис кото­рой она призвана, была объяснить. Историография оказалась бессильной в понимании ведущих тенденций всемирно-исторического процесса и места в нем России.

Кризисные явления, противоречивость в официальной и либеральной историографии обнаруживались в самых разно­образных формах, являясь сложным и многогранным процес­сом, который никак нельзя понимать как единодушное дви­жение всех историков «назад» и рисовать одной краской. Шел процесс научного развития, именно развития, а не пре­кращения движения. В конце XIX в, мы наблюдаем идейный перелом, отмеченный усиленной работой домарксистских историков, активными поисками выхода из идеалистического тупика, идейной дифференциацией ученых.

Часть ученых скатывается на реакционные позиции и идет назад, к старой буржуазной схеме; другая часть мечется в поисках новых решений. И, наконец, часть историков под влиянием идейных побед марксизма тянется к материалисти­ческим решениям, движется, иногда интуитивно, к материа­листическому пониманию истории, к материалистической идеологии. Эти исследователи стояли у истоков советской историографии (М. Покровский, Б. Греков, Е. Тарле, С. Бах­рушин и др.). В напряженном научном движении и поиске, насыщенном острой идейной борьбой, встречается немало конкретных завоеваний исторической науки, правильных частных решений отдельных вопросов или приближений к ним. Эта характеристика раскрывает непростую картину официальной и либеральной историографии начала XX в.

Одним из проявлений материалистических тенденций в исторической науке было расширение социально-экономиче­ской проблематики, которая заняла видное место уже в рабо­тах исследователей второй половины XIX в. (В. О. Ключев­ский). Теперь в начале XX в. занятия социально-экономиче­ской историей развились больше, но при этом можно отме­тить преимущественную концентрацию научного анализа на выявлении отдельных, частных аспектов социально-эконо­мической истории. В этой связи необходимо выделить уси­ленную разработку писцовых книг и актового материала, их публикацию и приемы обработки. Большинство этих источ­ников относится к XVI—XVII вв. Начинается поиск источ­ников и исследование по вопросам промышленного капита­лизма.

Наряду с углубленным изучением проблем социально-экономического развития значительно расширилось иссле­дование истории государства и права, представленное в трудах последнего поколения историков «государственной

школы».

Активизация изысканий в области вспомогательных дисциплин, особенно источниковедения, в начале XX в. в разных аспектах отражала определенное поступательное движение научного познания, внося позитивный вклад в ме­тодику работы над источниками. Принципиально важно, однако, что уход многих историков исключительно в специ­альные источниковедческие проблемы, углубленная источни­коведческая деятельность значительно опережали разработку общих концепций, крупных исторических тем, теоретическое обобщение фактического материала. Погружение исследова­телей в узкие проблемы явилось ярким проявлением проти­воречивости и кризисности официальной и либеральной историо­графии. В период империализма не создается таких обоб­щающих многотомных трудов по истории России, как в сере­дине и второй половине XIX в. (С. М. Соловьев, В. О. Клю­чевский).

Появление многочисленных изысканий по методологии истории в начале XX в.

(А. С. Лаппо-Данилевский, В. Хво­стов, Н. И. Кареев и др.) отразило напряженные поиски вы­хода из обозначившегося идейно-теоретического тупика, стремление что-либо противопоставить материалистическо­му пониманию истории. Отчетливым рубежом в развитии идейно-методологического кризиса либеральной историогра­фии явилось поражение революции 1905—1907 гг. Именно тогда все чаще начинает звучать мотив невозможности по­знания прошлого.

Либерально-буржуазные и мелкобуржуазные ученые ис­пользовали в борьбе с материалистическим пониманием ис­тории ставшие к тому времени «модными» западноевропей­ские неокантианские теории позитивизма, агностицизма.

Наиболее последовательным и убежденным сторонником их являлся Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский (1863— 1919). Еще в- 1902 г. он опубликовал в журнале «Вопросы идеализма» работу «Основные принципы социологической доктрины О. Конта», выступив защитником системы неокан­тианских взглядов. Работа затем легла в основу его труда «Методология истории» (1910—1913), который явился переложением работ немецких неокантианцев Виндельбанда, Риккерта и др. (Даже терминология «Методологии истории» целиком заимствована у них.) Полностью взял автор и деле­ние наук на номотетические и идеографические.

Номотетические науки — это естествознание в широком смысле слова, а идеографические — история в широком смысле слова, то есть история природы и общества. А. С. Лаппо-Данилевский искусственно противопоставляет естест­венные и собственно исторические науки. Таким образом, автор — противник материалистического положения о не­разрывном единстве истории природы и истории общества. Однако самое главное у него состоит в том, что теория исто­рического познания отрицает реальный исторический про­цесс. История представляется автором в качестве результата нашего субъективного восприятия. В этом утверждении сно­ва выступает неокантианское отрицание законов истории. Ученый отвергает «номотетическое» построение историче­ского знания и выступает сторонником «идеографического» познания истории, которую он сводит к науке о «духе». По мнению Лаппо-Данилевского, история имеет дело главным образом с явлениями психологического порядка. Такие рас­суждения ведут к отрицанию законов истории. Приведенные факты показывают идейно-теоретический кризис буржуазно-дворянской историографии начала XX в.

А. С. Лаппо-Данилевский, наряду с разрешением теоре­тических вопросов исторической науки с неокантианских позиций создал труды в области археографии, разрабатывал и конкретно исторические проблемы.

Первые изыскания его по русской истории появились в конце 80-х годов XIX в. В работах «Организация прямого обложения в Московском государстве со времен смуты до эпохи преобразований» (1890) и «Русские промышленные и торговые компании в первой половине XVIII в.» (1890) автор уделяет главное внимание социально-экономической темати­ке. Однако трактовка проблемы дается с позиций государст­венно-юридической школы, реальная историческая действи­тельность искусственно подгоняется под безжизненные схемы правовых определений.

А. С. Лаппо-Данилевский утверждает, что история фи­нансов — это ключ к пониманию государственной жизни Московского государства. В финансовой истории XVII в., по его мнению, находится разгадка специфических особенностей русской национальной жизни. В XIV—XV вв. видны только зародыши будущего государства, а в XVI в. обрисовываются важнейшие национальные черты государственного строя. В XVII в. черты государства выступают как типичные. В орга­низации «прямого обложения» на первый план выдвигаются интересы государства, которое выступает как фактор, опре­деляющий все стороны исторической жизни народа и, прежде всего, как сложный механизм податного обложения и рас­кладки. Московское государство в XVII в. выполняет глав­ным образом функции финансовые, потом судебно-полицейские, а затем — хозяйственные.