Обзоры III Отделения.
Уже в «Обзоре общественного мнения» за 1827 год = картина отношения к правительству различных социальных групп, дана социальная иерархия:
– на первом месте обзор ставит «двор», то есть «круг лиц, из коих собственно и составляется придворное общество». Жандармский надзор отмечает две группы: телом и душой преданных императору и партию вдовствующей императрицы. Настроение придворных несущественно: «Мнение двора не представляет значения для правительства, так как оно (мнение) не играет никакой роли в обществе».
– на втором месте стоит «высшее общество», то есть столичная аристократия и бюрократическая верхушка. Здесь обзор устанавливает деление на две группы: «довольных» и «недовольных». Недовольные – это либо опальные вельможи прежнего царствования, либо сторонники аристократической конституции на английский манер, «члены английского клуба». Последние кажутся опаснее, но ни те ни другие не представляют сколько-нибудь значительной угрозы в смысле перехода к какому-нибудь действию.
– далее идет «средний класс: помещики, живущие в столицах и других городах, неслужащие дворяне, купцы первой гильдии, образованные люди и литераторы. Это многочисленный класс, разнородные элементы коего спаяны в одно целое, составляет, так сказать, душу империи». Здесь все обстоит благополучно: «Улучшение настроения и общественного мнения этого класса прогрессирует с поразительной быстротой». Правда, все эти группы имеют свои мелкие жалобы. Помещики и купцы страдают от налоговой политики и денежных затруднений, литераторы недовольны бездеятельностью Министерства народного просвещения. Основной факт непреложен: «средний класс» является надежнейшей опорой правительства.
– следующая социальная группа, выделяемая «Обзором», = чиновничество. Последнее не внушает сколько-нибудь серьезных опасений, но «морально наиболее развращено» и требует попечения с этой стороны. «Хищения, подлоги, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической системы».
В «Картине общественного мнения за 1829 год» дан разбор всех министерств и министров. В своей критике жандармы, «не взирая на лица», были довольно резки:
– о министре финансов Канкрине: «человек знающий, просвещенный, деятельный и трудолюбивый, но упрямый; не слушает никого, кроме нескольких любимцев, которые его обманывают».
– министр внутренних дел Закревский «деятелен и враг хищений, но совершенный невежа».
– военный министр граф Чернышев «пользуется печальной репутацией: это предмет ненависти публики, всех классов без исключения».
Наряду с характеристикой высших бюрократов жестокой критике подвергается и вся государственная система.
В «Обзоре общественного мнения» выделены три отдельные группы: армия, крепостное крестьянство и духовенство.
– в армии: нельзя, может быть, определенно утверждать, что армия в целом довольна, но надо сознаться, что она «вполне спокойна и прекрасно настроена».
– неблагополучно обстоит с крестьянством, жаждущим освобождения, и массой духовенства. Последнее живет почти в одинаковых условиях с крестьянством и заражается его настроениями.
Интеллигентская дворянская молодежь = в ее характеристике пафос: «Молодежь, то есть дворянчики от 17 до 25 лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, выливающиеся в разные формы и чаще всего прикрывающиеся маской русского патриотизма. Тенденции, незаметно внедряемые старшинами в них, иногда даже собственными отцами, превращают этих молодых людей в настоящих карбонариев. Все это несчастие происходит от дурного воспитания. Экзальтированная молодежь, не имеющая никакого представления ни о положении в России, ни об общем ее состоянии, мечтает о возможности русской конституции, уничтожении рангов, достигнуть коих у них не хватает терпения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии подчинения. В этом развращенном слое общества мы снова находим идеи Рылеева, и только страх быть обнаруженными удерживает их от образования тайных обществ».
Центр оперативной деятельности III Отделения = слежка за молодежью, которая есть благоприятная почва для возникновения «тайных обществ». «Наблюдение вскоре убедило, что преступные замыслы (имеются в виду декабристы) не оставили в обществе почти никакого следа. Оренбургское дело и ничтожная попытка образования тайного общества в Москве (дела Колесникова и братьев Критских) были единственными, можно сказать, исключительными случаями, обратившими на себя внимание Отделения в первые пять лет его существования».
В характеристике «общественного мнения», помимо разреза социального, был разрез национальный = упомянуты только прибалтийские провинции, Финляндия и Польша. В Польше III Отделение не имело силы: там действовала, хотя в значительной степени лишь на бумаге, своя конституция, а наместник, великий князь Константин, относился к жандармам скептически, в польские губернии их не допускал. Восстание 1830-1831 годов сразу изменило обстановку. Бенкендорф писал великому князю Константину в 1830 году: «У нас эта война будет войной национальной, тем не менее она большое для нас несчастье. Она послужит поощрением для негодяев всяких национальностей и бросит на весы, и без того уже наклоняющиеся в другую сторону, большую тяжесть в пользу мятежа против законной власти».
После подавления восстания польская конституция была уничтожена и III Отделение распространилось на Польшу, была создана заграничная агентура. Рассказ жандарма Ломачевского, относящийся к его деятельности в виленской следственной комиссии 1841 года. Когда председатель комиссии, изумившись рвению одного из ее членов, полковника Н., спросил его: «Скажите, полковник, что, по вашему мнению, лучше для государя: не раскрыть вполне преступления или, напутав небылиц, обвинить невинного?» – тот ответил: «Лучше обвинить невинного, потому что они здесь все виноваты, канальи!»
«Между тем как польские провинции вызывали усиленную деятельность III Отделения в политическом отношении, внутренние, чисто русские области империи оставались по-прежнему спокойными и не возбуждали ни малейших опасений»: за весь период от декабристов до петрашевцев жандармам не довелось раскрыть ни одного крупного революционного дела. Только Оренбургское дело Колесникова, дело братьев Критских, дело Ситникова, кружки, связанные с именами Сунгурова, Герцена и Огарева, Кирилло-Мефодиевское общество.
Николай I не оставлял без внимания ни одного политического доноса. В 1835 году некий Луковский, приехавший из Англии, сообщил, что там существует два тайных общества: русское и польское. Он, Луковский, состоит членом этих обществ. Оба они действуют в контакте и предполагают начать в России широкую пропаганду. Для этого печатается соответствующая литература, полная ненависти к России и русскому престолу, и литературу эту будут переправлять в Россию по маршруту: Индия – Персия – Грузия – Астрахань. При всем том Луковский ни одной фамилии не называл и, как полагалось, просил дать ему денег для раскрытия злого умысла. Нелепость доноса была очевидна: после 14 декабря неоткуда было взяться в Англии тайному обществу, а придуманный маршрут сразу обнаруживал мнимость предприятия. Николай догадался, что его обманывают, и на докладе по доносу Луковского написал резолюцию: «Все это очень неясно, нет ни одного положительного указания; во всем этом правда только ненависть к нам англичан». Однако тут же приписал: «Впрочем, в наш век нельзя ничего оставлять без внимания». Про Дубельта говорили, что он выдумывает заговоры, чтобы пугать постоянно правительство. Если Дубельт сам заговоров и не выдумывал, то он не препятствовал другим измышлять их. Дела III Отделения полны доносов о «государственных тайнах» и злоумышлениях против императора, которые по расследовании оказывались надуманными.