В основном, лексические соответствия могут быть единичными или множественными.

Иначе говоря, в акте речевой коммуникации переводчик может совершать ошибки и как получатель исходного сообшения, т.е. слушатель, читатель оригинального текста, и как отправитель переводного сообщения.

Адекватным переводом называется перевод, который удовлетворяет всем указанным требованиям и, в первую очередь, поставленной прагматической задаче. В нестрогом употреблении адекватный перевод — это просто «хороший» перевод, оправдывающий ожидания и надежды участников межъязыковой коммуникации или лиц, осуществляющих оценку качества перевода.

Оценка качества перевода может производиться с большей или меньшей степенью детализации. Для общей характеристики результатов переводческого процесса традиционно используются термины «адекватный перевод», «эквивалентный перевод», «точный перевод», «буквальный перевод» и «свободный (или вольный) перевод».

Эквивалентный перевод — это перевод, воспроизводящий содержание оригинала на одном из уровней эквивалентности. Мы уже отмечали, что адекватный перевод должен быть эквивалентным (на том или ином уровне эквивалентности), но не всякий эквивалентный перевод будет адекватным.

Под точным переводом обычно понимается перевод, в котором эквивалентно воспроизведена лишь предметно-логическая часть содержания оригинала при возможных стилистических погрешностях. Эквивалентный перевод может быть точным, а точный перевод частично эквивалентен.

Буквальным переводом называется перевод, воспроизводящий коммуникативно нерелевантные (формальные) элементы оригинала, в результате чего либо нарушается норма или узус языка перевода, либо оказывается искаженным (непереданным) действительное содержание оригинала.

Буквальный перевод, как правило, неадекватен за исключением тех случаев, когда перед переводчиком поставлена прагматическая сверхзадача выполнить филологический перевод, то есть как можно полнее отразить в переводе формальные особенности исходного языка.

И, наконец, под свободным или вольным переводом подразумевается перевод, выполненный на более низком уровне эквивалентности, чем тот, которого возможно достичь при данных условиях переводческого акта. Свободный перевод может быть признан адекватным, если с его помощью решается определенная прагматическая задача или обеспечиваются высокие художественные достоинства перевода.

Во многих случаях подобной общей характеристики качества перевода оказывается недостаточно и требуется более конкретное указание на недостатки и достоинства перевода.

3.Эмпири­ческие методы оценки качества перевода.

ПЛАН

4.Классификация ошибок как основа оцен­ки.

ПЛАН

1. 1 тип ошибок (по Комисарову)

2. тип ошибок (по Комисарову)

3. тип ошибок (по Комисарову)

4. тип ошибок (по Комисарову)

5. оценка перевода (по Комисарову)

Из всех факторов, влияющих на качество перевода, наиболее объективно удается судить о степени его эквивалентности оригиналу, поскольку такая оценка может основываться на сопоставительном анализе содержания двух текстов. В основе этого анализа лежит процедура выделения и классификации ошибок перевода, то есть несоответствий содержанию исходного текста, которых, по мнению критика, можно и нужно было избежать.

В общем виде подобные ошибки подразделяются на две группы.

Ошибки первой группы классифицируются по степени отклонения от содержания текста оригинала. Здесь обычно различаются, по меньшей мере, три типа ошибок.

К первому типу относятся ошибки, полностью искажающие смысл оригинала, когда «черное» в оригинале становится «белым» в переводе, а утверждение чего-то становится его отрицанием или наоборот. Причина подобного грубого искажения смысла обычно кроится в неправильном понимании содержания оригинала и легко обнаруживается при анализе. Когда переводчик переводит английскую фразу «Не is a not infrequent visitor to her house» как «Он не частый гость в ее доме», то очевидно, что он не понял положительного значения двойного отрицания. Аналогичным образом, перевод фразы «Не did it out of concern for his friend» как «Он сделал это не из-за заботы о своем друге» представляет грубое искажение смысла оригинала. В этом случае переводчик, видимо, связывал значение предлога «out of» только с русским «вне» или «в стороне от».

Второй тип ошибок включает всевозможные неточности перевода, не передающие или неправильно передающие какую-то часть содержания оригинала, но не искажающие полностью его смысл. Как правило, такие переводы нуждаются лишь в некотором уточнении. Нередко речь идет о замене гипонима гиперонимом или наоборот, например, когда в оригинале говорится о неизвестной переводчику редкой породе собак, а в переводе упоминается «собака» без уточнения породы. Другим примером ошибки этого типа может служить перевод английского «in the 1930's» русским «в 1930 году».

И, наконец, к ошибкам третьего типа можно отнести все шероховатости перевода стилистического характера, связанные с неудачным выбором слова или громоздким построением фразы и требующие редакторской правки, хотя и не отражающиеся на точности передаваемой информации. Когда переводчик передает английскую фразу «Не belonged to a new race of scientists» как «Он принадлежал к новой расе ученых», он не искажает смысл оригинала, но обнаруживает незнание различия в употреблении английского «race» и русского «раса».

Еще одна группа ошибок включает всевозможные нарушения нормы или узуса языка перевода: правил сочетаемости слов, грамматических правил, правил орфографии и пунктуации и т.п. Перевод — это всегда создание текста, письменного или устного, и этот текст не должен содержать языковых ошибок, чего переводчику не всегда удается избежать, особенно когда он переводит на неродной язык.

При необходимости дать оценку конкретному переводу по пятибалльной шкале каждому виду ошибок приписывается определенный оценочный вес. В зависимости от серьезности отклонения каждая ошибка либо снижает оценку на один или полбалла, либо признается несущественной и не учитывается. При выведении окончательной оценки полученная сумма «минусов» сопоставляется с такими трудно определяемыми положительными чертами перевода, как «общее благоприятное впечатление», «элегантность изложения», «богатство словаря» и т.п. Очевидно, что при оценке перевода не удается полностью избежать субъективности.

В заключение отметим, что прагматические аспекты перевода представляют большой практический и теоретический интерес, т.к., с ними связан целый ряд сложных переводческих проблем, для решения которых профессиональный переводчик должен обладать необходимыми знаниями и техническими приемами.

ТИПОЛОГИЯ ПЕРЕВОДЧЕСКИХ ОШИБОК

ПЛАН (ГАРБОВСКИЙ СТР. 514)

1.Недостаточная образованность переводчика

2. Типология причин переводческих ошибок

3. ошибки переводчика при восприятии текста

4. Ошибки, обусловленные непониманием смыслов исходного текста

5. Ошибки на этапе расшифровки смыслов

6. структурная типология уровней логико-смысловой структуры

7. Ошибки понимания на уровне «знак — понятие»

8. Ошибки понимания на уровне «знак — сложное понятие»

9. Ошибки понимания на уровне «знак — суждение»

10. Ошибки понимания предметной ситуации

11. Понятие фрейма

12. возмож­ные ошибки трех типов на герменевтическом этапе.

13. Переводческие ошибки на этапе перевыражения системы смыслов

14. Стилистические ошибки

В отличие от деформаций переводческие ошибки совершают­ся бессознательно. Еще несколько веков тому назад было спра­ведливо замечено, что причины переводческих ошибок следует искать прежде всего в недостаточной образованности переводчи­ка. Поэтому изучение природы ошибок понимания может быть построено на основании анализа когнитивного опыта переводчи­ка, т.е. его индивидуального опыта в познании окружающей дей­ствительности, как языковой, так и внеязыковой.

Недостаточная образованность переводчика проявляется,

во-первых, в слабом знании языка оригинала и,

во-вторых, в недо­статочном знании «предмета мысли автора», т.е. того, о чем идет речь в тексте оригинала. Более того, и это составляет, на мой взгляд, главный аспект оценки герменевтической деятельности переводчика: переводчик должен понять не только то, о чем пи­шет автор, но и то, что он говорит о предмете, ведь предмет мыс­ли и мысль о предмете суть вещи разные. Невнимательное про­чтение текста оригинала может быть также связано с недостатком филологической образованности. В результате того что у перевод­чика не развита «языковая чуткость», он оказывается неспособ­ным уяснить особенности стиля переводимого произведения.

В наиболее общем виде типология причин переводческих ошибок при расшифровке системы смыслов исходного текста мо­жет быть представлена следующим образом:

· Недостаточное владение языком оригинала.

· Недостаточный когнитивный опыт.

· Недостаток знаний об описываемой в исходном тексте области окружающей дей­ствительности.

· Невнимательное отношение к системе смыслов, заключен­ной в исходном тексте. Непонимание того, что автор гово­рит о предмете.

· Неумение различить особенности индивидуального стиля автора исходного речевого произведения.

Разумеется, все причины ошибок, представленные в данной типологии, взаимосвязаны, так как касаются одной языковой личности — переводчика, его знаний и компетенции, его пси­хического состояния и условий, в которых ему приходится вос­принимать исходное сообщение, его представлений об этике пе­реводческого труда. Но подобное расчлененное представление переводческих ошибок кажется продуктивным как для перевод­ческой критики, т.е. объективной, насколько это возможно, оценки переводческого труда, так и для обучения переводу, когда необходимо найти причину каждой переводческой ошибки. Их причины хорошо известны: недостаточное владение языком ори­гинала и языком перевода, нетостаток знаний у переводчика о тех предметных ситуациях, о которых идет речь в исходном сооб­щении, невнимательное или пренебрежительное отношение к тексту оригинала, к идеям и индивидуальному стилю автора, а также многое другое.

Анализ ошибок переводчика представляет собой особый раз­дел переводческой критики. Он не только позволяет в очередной раз убедиться в том, что невежество, безграмотность и бездар­ность несовместимы с переводческой деятельностью, но и в не­которых случаях способен вскрыть те или иные стороны законо­мерной переводческой интерференции.

Интерференция может быть обусловлена как воздействием текста оригинала на мышле­ние переводчика, так и доминированием системы одного языка над системой другого в сознании переводчика.

Переводческие ошибки возникают на этапе, когда переводчик принимает решение о переводе той или иной единицы ориенти­рования. Они могут быть обусловлены как неверной расшифров­кой смысла знаков, составляющих единицу ориентирования, так и неправильным выбором знаков в переводящем языке для оформ­ления единицы перевода. Различить природу переводческих оши­бок бывает довольно сложно, так как наиболее распространенным способом выявления ошибок остается сравнение текста перевода с текстом оригинала. Но это сравнение не всегда способно пока­зать, отчего возникло несоответствие — от того ли, что переводчик неверно понял смысл какого-либо знака в оригинальном тексте, или же от того, что он выбрал в языке перевода знак, не соответ­ствующий понятию.

В условиях асимметричного билингвизма, которым обычно характеризуется языковая компе­тенция переводчика, ошибки первого рода чаще возникают при переводе с иностранного языка на родной, когда переводчик сталкивается не только с системой языка, над которой доминирует другая, но и с иной культурой, иным мировосприятием.

Ошибки второго рода чаще возникают при переводе с родного языка на иностранный, когда переводчику недостает знаний о всей системе выразительных средств переводящего языка. Однако это деление далеко не абсолютно, и ошибки обоих родов могут возникать во всех случаях перевода.

Если условно ограничить единицу перевода понятием, зафик­сированным в знаке, то структуру переводческих ошибок можно представить следующим образом:

Знак ИТ ф понятие = знак ТП

Знак ИТ = понятие ф знак ТП

Ошибки, обусловленные непониманием смыслов исходного текста

Ошибки на этапе расшифровки смыслов

Неверная трактовка прагматического аспекта оригинального высказывания

Неверная трактовка семантического аспекта

Неверная трактовка син­таксического аспекта

В течение нескольких десятилетий теория перевода разраба­тывалась главным образом самими переводчиками, опиравшими­ся на собственный опыт практической работы и в меньшей сте­пени на критический анализ других переводов. Переводчики же априорно исходят из того, что текст оригинала понят полностью, поэтому герменевтический аспект перевода оказался менее раз­работанным, чем трансформационный. Вопрос «как вернее пре­образовать текст оригинала в текст на языке перевода?» почти вытеснил вопрос »как вернее понять текст оригинала?»

В то же время анализ некоторых переводов, выполненных в последние годы (речь идет о переводах художественных произве­дений), показывает, что немалая доля переводческих ошибок про­исходит именно в силу неполного или искаженного понимания оригинального текста.

Ошибки на этапе расшифровки смыслов, заключенных в зна­ках исходного сообщения, могут затрагивать все аспекты текста как знаковой сущности: прагматический, семантический и син­таксический.

Неверная трактовка прагматического аспекта оригинального высказывания может возникнуть в случае, если переводчик стал­кивается с так называемыми косвенными речевыми актами, т.е. высказываниями, внешняя форма которых скрывает истинные намерения автора вызвать у получателя речевого произведения ту или иную реакцию. Она возможна также при столкновении с разного рода аллегориями, «эзоповым языком» и другими форма­ми образной речи. Фразеологические обороты, метафоры и другие тропы нередко выполняют определенную прагматическую функ­цию и также представляют трудности для понимания. Для декодирования их прагматики требуются глубокие знания чужой культу­ры и исключительное внимание к речевой ситуации, к условиям коммуникации.

Семантические искажения представляют собой наиболее рас­пространенный вид переводческих ошибок на герменевтическом этапе. Они могут касаться как понятий, простых и сложных, так и смыслов целых высказываний. При этом возможны искажения не только на сигнификативном, но и на денотативном уровне, когда переводчик неверно понимает, какой класс предметов соот­носится с тем или иным понятием.

Синтаксические искажения обусловлены непониманием ха­рактера логических связей между элементами высказывания, его коммуникативного членения. Они могут возникнуть также, если переводчик не смог понять взаимной обусловленности отдельных элементов высказываний, особенно в тех случаях, когда они на­ходятся не в непосредственной, а в дистантной связи, т.е. того, что каждый элемент представляет собой часть единого целого.

Переводческие ошибки, происходящие от непонимания смыс­лов оригинального текста, возникают на разных уровнях речевой цепи, т.е. когда единицей ориентирования оказываются разные по своей протяженности и структуре знаки. Переводчик может не разобраться, какой концепт заложен в том или ином слове или словосочетании, какая идея доминирует во фразеологическом обороте, какие признаки описываемой предметной ситуации ока­зываются самыми необходимыми, наконец, какая предметная си­туация описывается в тексте оригинала.

Иначе говоря, выстраивается вполне структурная типология уровней логико-смысловой структуры, на которых возникают ти­пичные переводческие ошибки, а именно:

· уровень простого понятия;

· уровень сложного понятия;

· уровень суждения;

· уровень представления о предметной ситуации.

Ошибки понимания на уровне «знак — понятие»

Переводческие ошибки на семантическом уровне происходят в результате неверных трансформаций. Они основываются на ошибочном представлении переводчика о соответствии знаков исходного языка понятиям, т.е. знакам приписываются совсем не те понятия, которые они заключают в себе на самом деле.

Особую группу слов, трудных для понимания, составляют слова, принадлежащие диалектам и региональным говорам. Даже если язык оригинала родной, читатель не всегда может понять значения диалектизмов и регионализмов. Еще труднее это сде­лать переводчику. Но «трудно» и «невозможно* — не одно и то же. Переводчику следует использовать все для расшифровки тек­ста оригинала. Иногда ответы на вопросы, возникающие У пере­водчика, дают литературоведческие источники.

Переводческие ошибки могут возникнуть и тогда, когда пе­реводчик сталкивается в тексте перевода с многозначным словом, т.е. знаком, заключающим в себе несколько понятий. Иногда эти понятия могут настолько далеко отходить друг от друга, что по­лисемия перерастает в омонимию. Нередко знаки содержат вто­ричные понятия, возникшие в результате образного переосмыс­ления первичных. Переводчику необходимо очень внимательно проанализировать контекст, т.е. окружение знака, для того чтобы определить, какое из понятий актуализируется в том или ином случае.

Ошибки понимания на уровне «знак — сложное понятие»

Теперь проанализируем примеры переводческих ошибок в расшифровке смыслов не отдельных слов, а словосочетаний.

Возьмем текста Булгакова и по­смотрим, что и как нес Берлиоз: свою приличную шляпу пирожком нес в руке. Шляпа пирожком — это сложное понятие, в содержании ко­торого видовой признак родового понятия шляпа передан сравне­нием (как пирожок), в русском языке обозначено устойчивым словосочетанием. Смысл его в том, что шляпа напоминает пиро­жок, то есть она имеет сверху довольно глубокую продолговатую впадину.

Ошибки понимания на уровне «знак — суждение»

Как было отмечено еще в XVII в., ошибки в расшифровке смыслов исходного речевого произведения не ограничиваются непониманием только понятий, заключенных в отдельных словах или словосочетаниях. Они могут затрагивать смысл целых сужде­ний и более сложных логических конструкций. Эти ошибки часто происходят от недостаточно внимательного отношения к синтак­сической организации высказывания. Такие ошибки наиболее оче­видны в философских рассуждениях автора оригинального текста.

Философские рассуждения оказываются трудноразрешаемой задачей для переводчика. Для большей точности отметим, что искажение смысла возникает в этом случае в ре­зультате комплексного непонимания как синтаксической струк­туры высказывания, так и некоторых из составляющих его слов.

Ошибки понимания предметной ситуации

Обратимся теперь к ошибкам на уровне большем, чем одно высказывание, т.е. к искажениям в представлении в тексте пере­вода ситуаций, описанных в тексте оригинала. Для определения того, насколько верно и полно ситуации, описанные в тексте оригинала, воспроизведены в тексте перевода, анализ совпадений и несовпадений в значениях отдельных лексических единиц ока­зывается недостаточным. Описываемые в тексте референтные си­туации представляют собой некую систему взаимодействующих в определенных условиях актантов, которую переводчику следует расшифровать.

В этой герменевтической операции словарь помо­гает не всегда. Словарь дает перечень значений слов, а текст со­держит систему смыслов, заключенных во всех взаимосвязанных единицах языка. Совпадения словарных значений и текстовых смыслов слов возможны, даже довольно часты, но не абсолютны. Более того, словарный эквивалент на языке перевода оказывается наделенным для переводчика определенным смыслом лишь тог­да, когда у переводчика достаточно знаний о предмете, описывае­мом в тексте оригинала.

Таким образом, верная и полная расшифровка референтной ситуации, описанной в тексте оригинала, предполагает наличие у переводчика необходимого когнитивного опыта именно в той сфере жизни, срез которой предлагает автор оригинала в описы­ваемой ситуации.

Современная теория перевода, опираясь на данные когнитив­ной лингвистики, широко использует понятие фрейма как одного из способов представления стереотипной ситуации. Фрейм следу­ет понимать как двустороннюю когнитивную сущность: с одной стороны, это некая система знаний о той или иной прецедентной или даже типической, т.е. регулярно повторяющейся, ситуации реальной действительности, сложившаяся в сознании индивида на основании предшествующего когнитивного опыта. С другой стороны, фрейм представляет собой динамическую когнитивную категорию. Он возникает в сознании индивида, познающего дей­ствительность, под воздействием тех или иных раздражителей, активизирующих имеющуюся у него систему знаний. Фрейм час­то возникает в сознании индивида в результате воздействия на него речевого произведения, текста, т.е. знака. Но текст не толь­ко сигнализирует о какой-либо референтной ситуации, он еще и описывает специфическое видение этой ситуации автором рече­вого произведения.

Переводчик, воспринимающий текст оригинала, оказывается в сложной психолингвистической ситуации: расшифровав значе­ния отдельных языковых форм, составляющих текст, он привле­кает весь свой когнитивный опыт для понимания смысла описан­ной ситуации. Иначе говоря, он сопоставляет свое представление о ситуациях данного типа с тем, что выводит из содержания тек­ста оригинала. Если когнитивный опыт переводчика равен или превышает когнитивный опыт автора оригинала, герменевтиче­ский этап перевода будет преодолен успешно, так как статиче­ский, латентный, фрейм вберет в себя и фрейм динамический, вызванный текстом оригинала.

Если же когнитивный опыт переводчика меньше опыта автора оригинала, то в переводе уже на герменевтическом этапе возмож­ны ошибки трех типов.

Первый, весьма распространенный, — это пропуски, называемые также переводческими лакунами. Они похожи на опущения, являющиеся одним из типов переводческих трансформаций. Но опущения имеют, как правило, сугубо линг­вистическую основу. Они обусловлены межъязыковой асимметри­ей в выборе более или менее протяженных средств выражения для обозначения одного и того же понятия. Пропуски имеют иную природу и вызываются недостаточными знаниями переводчика. Приводить отдельные примеры пропусков в переводе, допускае­мых малообразованными переводчиками, вряд ли интересно. На против, весьма интересно и важно для теории перевода проана­лизировать типические пропуски, возникающие в переводах раз­ных людей, работающих в определенной паре языков.

Второй тип ошибок — это слепое следование тексту оригинала без понимания его смысла. Такие ошибки встречаются уже до­вольно редко. Вся история переводческой мысли свидетельствует о том, что здравомыслящие переводчики не брались за перевод, не поняв смысла оригинала, даже тогда, когда текст этот состав­лял таинство.

Третий тип ошибок состоит в том, что переводчик подменяет динамический фрейм, возникший в сознании автора оригинала и выведенный им в тексте, своим собственным, возникшим на ос­нове недостаточного когнитивного опыта.

Переводческие ошибки на этапе перевыражения системы смыслов

На этапе перевыражения ошибки обусловлены прежде всего недостаточно мастерским владением языком перевода, неспособ­ностью найти в языке перевода формы, эквивалентные соответ­ствующим формам оригинала.

В некоторых случаях прямой перевод высказываний, внешне не представляющих каких-либо затруднений, может оказаться де­формирующим. Деформации подвергаются авторские идеи, кото­рые нужно видеть не в строках текста, а «между строк».

Стилистические ошибки

И, наконец, последнее, на чем хотелось остановиться в анали­зе переводческих неточностей в преобразовании текста, основан­ных на невнимательном отношении к оригинальному произведе­нию, — это стиль автора оригинала. Обратимся к роману Турнье и к его переводу. Стиль повествования — первое, что бро­сается в глаза при чтении перевода: несколько развязная, игриво-ироничная манера речи, претензия на простоту и свободу речевого общения с читателем. Спокойный и вдумчивый Турнье со стили­стически выдержанной, обработанной речью, тщательно подби­рающий каждое слою, заговорил на русском языке так, как говорят с нами ведущие развлекательных программ в эфире, именующие себя «диджеями» и т.п.: простецки, по-свойски, без комплексов, не стесняясь в выражениях.

Выбрав для первой части романа форму личного дневника, предполагающую повествование от первого лица, Турнье исполь­зует отдельные разговорные формы речи. Оттенок разговорности имеют некоторые синтаксические формы: неполные, точнее, не­завершенные предложения {Quant à la monstruosité...; Comme un serin...), членение текста на короткие простые фразы (J'ai perdu Rachel. C'était ma femme). Однако такие конструкции, кстати до­вольно редкие, органично вплетаются в структуру текста. Созда­вая атмосферу доверительности, они тем не менее не придают тексту разговорной окраски. Не свидетельствуют о разговорности стиля и глагольные формы, употребляемые автором. Формы Passé composé, более свойственные, как известно, разговорной речи, появляясь в повествовании в соседстве с книжными формами Passé simple, не противоречат современной литературной норме и выполняют определенную смысловую функцию. Для Турнье, ут­верждающего на страницах романа, что все есть знак (tout est signe), такое сочетание глагольных форм, безусловно, значимо. Оно показывает не только степень отдаленности в прошлом тех или иных событий от момента речи, но и свидетельствует о сте­пени отчужденности от них героя романа.

Что же касается лексики, то в ней нельзя заметить ни про­сторечия, ни, напротив, слов возвышенного стиля. Турнье ис­пользует только тот слой лексического состава языка, который отвечает литературной норме. Он не стремится ни к опрощению, ни к выспренности. Стиль повествования можно охарактеризо­вать фразой самого Турнье, когда его герой говорит о Рахиль как о женщине своей жизни. Образ откровенно клишированный и напыщенный. Поэтому Турнье сразу же вносит уточнение: Я го­ворю это без всякой напыщенности. Таков и весь стиль романа: никакого ложного пафоса, никакой вычурности.

Переводчик же, не искушенный в таинствах стилистики, ве­село скачет по тексту, жонглируя словами и не задумываясь об их уместности. В переводе нередки такие изыски стиля, как «вспыхнул свет, разгоревшийся от искры, высеченной из, казалось бы, самого за­урядного события. Он и озарил мой путь» вместо вполне нейтраль­ного высказывания у Турнье «Or cette lumière, les circonstances les plus médiocres l'ont fait jaillir hier, et elle n'a pas fini d'éclairer ma route»; «явить истину» или «лицезреть физиономию в зеркале». Эти перлы невозмутимо соседствуют с такими сомнительными для художественной литературы выражениями, как «марать чистый лист», «размазывать свои кишки по чистым листам»; «трахать» (имеется в виду женщину) и многое тому подобное.

Рассмотрим пример еще одной стилистической проблемы пе­ревода, а именно выбор соответствующей грамматической формы. Известно, что разные языки по-разному используют относитель­ные прилагательные. Английский язык довольно свободно ис­пользует относительные прилагательные для обозначения притя­жательности. Во французском языке под влиянием английского относительные прилагательные все чаще заменяют аналитиче­скую конструкцию с предлогами de или à. Однако не все замены признаются во французском языке нормативными. Не считается стилистически оправданным и чрезмерно частое употребление относительных прилагательных. Злоупотребление относительны­ми прилагательными в тексте и получило название «аджективита» (от фр. adjectif— прилагательное).

В русском языке многие притяжательные прилагательные име­ют в качестве синонимов существительные в родительном падеже. Однако синонимичные формы прилагательного и существитель­ного не абсолютно тождественны. Прилагательные обозначают более постоянный признак, нежели существительные в родитель­ном падеже. Поэтому не всегда образование прилагательного от имени собственного желательно, даже если оно и возможно. Притяжательные прилагательные на -ов, -ин, обозначающие при­надлежность конкретному лицу, вытесняются в русской норматив­ной речи существительными в родительном падеже, продолжают использоваться в просторечии и встречаются в художественной ли­тературе, где выполняют определенную стилистическую функцию.

В тексте Булгакова в притяжательной функции использована форма существительного Азазелло, не изменяющаяся по падежам: Крем Азазелло.

В сербском языке, где употребление существительных в роди­тельном падеже для обозначения притяжательного менее распро­странено, в аналогичной функции используется относительное прилагательное Азазелова помада. Аналогичную замену существи­тельного в родительном падеже в оригинальном тексте относи­тельным прилагательным в переводе на сербский показывают многие другие примеры. Это свидетельствует об устойчивости и закономерности данной грамматической транспозиции. Ср.: сердце Маргариты — Маргаритино сердце; тело Маргариты — Маргаритино тело; ветви клена — кленово гранье.

Во французском языке в данном случае возможна только аналитическая конструкция La crème d'Azazello, так как никакая морфологическая модель образования относительных прилага­тельных неприемлема.

Категория переводческой ошибки подводит нас к взгляду на переводческие преобразования текста с другой стороны, а именно с позиций некоего постороннего «критика», внешнего к процессу перевода, но способного оценить его результат путем сравнения оригинального текста с переводным.

В этом случае трансформация и деформация в большей степе­ни предстают как оценочные категории и составляют оппозицию, в которой первый член является антиподом второго. С точки зре­ния этого «постороннего наблюдателя» результат одних и тех же операций, называемых иногда переводческими приемами, может расцениваться либо как трансформация, т.е. со знаком «плюс», либо как деформация, т.е. преобразование со знаком «минус».

Различие лишь в их обоснованности. Именно обоснован­ность тех или иных действий переводчика, преобразующих текст оригинала, является тем главным критерием, который позволяет критику судить о верности переводческих решений, оценить ка­чество переводческой работы. Обоснованные действия, как бы далеко ни уводили они иногда переводчика от текста оригинала, его формы, отраженной в нем реальности, ожидаемого эффекта.

предстают в виде оправданной трансформации, согласуюшейся с концепцией критика.

Иначе говоря, переводческое преобразование исходного текс­та предстает для критика как трансформация, если декодирован­ная им концепция перевода согласуется с концепцией переводчи­ка. И напротив, если концепция переводчика, определяющая его стратегию, и концепция критика, выросшая из анализа текста пе­решла в его сопоставлении с текстом оригинала, не совпадают, то последний будет стремиться представить переводческое преоб­разование текста как его деформацию.

Таким образом, в переводческой критике деформацией мо­жет быть названо любое искажение оригинала, которое и оце­нивается отрицательно. При этом не всегда как деформация, т.е. искажение, квалифицируются именно сознательные деформирую­щие действия переводчика. В эту категорию попадают и перевод­ческие ошибки.

ЛЕКЦИЯ 17

ПЛАН

Процесс перевода как совокупность действий переводчика по созданию текста перевода. Недоступность процесса перевода для непосредственного наблюдения.

1. Основные принципы описания переводческого процесса.

2. Экспериментальные мето­ды исследования.

3. Характеристика этапов в процессе перевода.

4. Проблема выделения единицы перевода

1. Процесс перевода как совокупность действий переводчика по созданию текста перевода. Недоступность процесса перевода для непосредственного наблюдения.

ПЛАН( КОМИСАРОВ ЛЕКЦИЯ 9)

1.Недоступность процесса перевода

2. Три этапа перевода

3. метод «думай вслух»

4. недостатки метода «думай вслух»

Как известно, когда говорят о переводе, то обычно имеют в виду либо процесс создания текста перевода (то есть действия переводчика), либо результат этого процесса (то есть сам текст перевода). На первых порах возникновения лингвистической теории перевода многие ее создатели полагали, что именно процесс перевода должен быть предметом изучения этой научной дисциплины. В дальнейшем перевод стал рассматриваться в широких рамках межъязыковой коммуникации, и в сферу интересов переводоведения были включены и результат, и процесс перевода, и все участники коммуникации, и все факторы, влияющие на ход и результат переводческого процесса. Вместе с тем очевидно, что раскрытие механизма перевода, описание действий переводчика, его стратегии и тактики представляют большой теоретический и практический интерес. Изучение процесса перевода осложняется тем, что он является результатом мыслительных операций, происходящих в мозгу переводчика и недоступных для непосредственного наблюдения. Исследователю поэтому приходится прибегать к различным косвенным средствам заглянуть в переводческую «кухню». Наиболее очевидны представляется возможность вычления в процессе перевода каких-то этапов, которые могут проходить одновременно или следовать друг за другом. Несомненно присутствие в переводе двух этапов: этапа понимания и этапа собственно перевода, создания текста на другом языке. Некоторые авторы предлагают выде-

лять и третий этап — этап редактирования, окончательной шлифовки перевода. Поскольку процессы понимания и порождения текстов давно исследуются психологами и языковедами, переводоведение может использовать при изучении процесса перевода данные этих наук, предполагая, что протекание этих процессов у переводчика не может быть принципиально отличным от других, «нормальных» людей. И, действительно, многие переводоведческие концепции основаны на наших знаниях того, как люди понимают и создают тексты. Вместе с тем исследования выявляют и некоторые особенности коммуникативного поведения переводчика. Как это ни парадоксально звучит, переводчик вынужден понимать переводимый текст более глубоко, чем это обычно делает «нормальный» читатель, для которого язык оригинала является родным. Такая дополнительная глубина понимания связана с необходимостью,

во-первых, делать окончательные выводы о содержании текста и,

во-вторых, учитывать требования языка перевода.

Объективные данные о процессе перевода позволяет получить методом «думай вслух», который мы уже упоминали. Напомним, что при этом переводчику предлагается для перевода письменный текст, и его просят проговаривать в микрофон все мысли, которые приходят ему в голову в процессе перевода. Например, он может сказать: «Читаю следующее предложение. Не понимаю, что оно означает, так как не знаю первого слова. Ищу это слово в словаре. Словарь дает четыре следующих соответствия. Выбираю второе из них, которое, как мне кажется, больше подходит по контексту» и т.д. Все сказанное переводчиком фиксируется на магнитной ленте, затем

переносится в письменный текст и сопоставляется с самим переводом. Записываются и анализируются также различные звуковые проявления эмоций: где-то переводчик горестно вздохнул или простонал, где-то радостно засмеялся, а где-то просто надолго

замолчал. Разработанная процедура анализа позволяет получить сведения о трех важных аспектах переводческого процесса.

Во-первых, выявляются различные типы переводческих трудностей как при понимании оригинала, так и при выборе варианта перевода.

Во-вторых, определяется общая стратегия переводчика: последовательность его действий, методы работы со словарем, использование дословности и пр.

В-третьих, удается обнаружить некоторые принципы, которыми руководствуется переводчик при выборе окончательного варианта перевода. Все это представляет несомненный интерес, и такой метод служит ценным инструментом изучения переводческого процесса. Следует, однако, заметить, что он не лишен существенных недостатков.

С одной стороны, он неполно отражает реальный процесс, поскольку часть этого процесса может осуществляться интуитивно, не осознаваться и не озвучиваться переводчиком.

С другой стороны, получаемая картина отражает какой-то искусственный, реально не представленный вид перевода: письменный перевод, который предварительно как бы выполняется устно. Кроме того, очевидно что далеко не каждый переводчик способен достаточно полно и правдиво рассказывать, о чем он думает.

2.Основные принципы описания переводческого процесса.

ПЛАН(КОМИССАРОВ ЛЕКЦИЯ 9)

1. Понятие «модель перевода».

2. Описание переводческого процесса методом моде­лирования.

3. Дедуктивный характер переводческих моделей.

4. Ситуативная (денота­тивная), трансформационная и семантическая модели перевода.

5. Лингвистическое обоснование модели. Объяснительная сила модели.

Наиболее разработанным методом изучения переводческого процесса является создание теоретических моделей перевода и описание различных типов преобразований (трансформаций), с помощью которых возможен переход от отрезка текста оригинала к отрезку текста перевода.

Модель перевода — это условное изображение процедуры осуществления процесса перевода, основанная на попытке распространить на перевод некоторые общие постулаты языкознания или психологии. Модель носит гипотетический характер, поскольку, как мы знаем, процесс перевода в мозгу переводчика непосредственно наблюдать нельзя и нет уверенности, что переводчик действует именно так, как предсказывает та или иная модель.

Однако это не означает, что модели перевода — это чисто умозрительные построения. Как и в других случаях, когда исследователь имеет дело с ненаблюдаемой системой («черным ящиком»), реальность модели (ее объяснительная сила) проверяется путем сопоставления состояния системы «на входе» и «на выходе». Для перевода это означает сопоставление текстов оригинала и перевода. Если результат перевода оказывается таким, каким он должен был получиться согласно данной модели, следовательно модель «работает», хотя это, разумеется, не доказывает, что переводчик осознанно использовал такую модель.

В настоящее время в теории перевода разработано несколько подобных моделей.

Наибольшее распространение получили

ситуативная,

трансформационная и

семантическая модели,

основанные на постулатах современной лингвистики.

Ситуативная (или денотативная) модель распространяет на процесс перевода лингвистические концепции о связи языка и действительности. Вспомним, что словесные знаки называют классы объектов или единичные объекты (денотаты), реально существующие или воображаемые, а речевые высказывания и тексты используются для описания ситуаций — совокупностей денотатов и связей между ними. Ситуативная модель перевода исходит из положения о том, что любая ситуация может быть в принципе описана средствами любого языка. Даже если в языке отсутствуют наименования для каких-то элементов действительности, всегда существует возможность либо образовать в этом языке новые единицы, либо описать эти элементы с помощью сочетаний уже имеющихся единиц. На основе этих положений предполагается, что процесс перевода происходит следующим образом. Поняв содержание оригинала, переводчик определяет, какая ситуация в нем описана, а затем описывает эту ситуацию средствами языка перевода. Иначе говоря, процесс перевода осуществляется в два этапа: от текста оригинала к действительности и от действительности к тексту перевода.

Есть ли какие-нибудь доказательства, что перевод, действительно, может осуществляться подобным образом? По-видимому, в ряде случаев ситуативная модель хорошо объясняет наблюдаемые факты. Прежде всего она «работает» при переводе

слов, не имеющих прямых соответствий в другом языке, так называемый «безэквивалентной лексики». Встретив в оригинале такое слово, переводчик выясняет, какая за ним стоит реальность и затем решает, каким способом эту реальность лучше описать в переводе. Например, выяснив, что английское «baby-sitter» обозначает человека, которого попросили посидеть с чужими детьми, переводчик будет решать, как это выразить по-русски.

Объясняет эта модель и известные нам случаи ситуативной эквивалентности, когда отдельные ситуации описываются в языке перевода строго определенным способом. Независимо от того, как в оригинале формулируется требование «Не мять траву» (сравни английское «keep off the grass»), в русском переводе будет написано: «По газону не ходить!». Обращение к ситуации подсказывает переводчику общепринятый способ ее описания.. Решающую роль играет обращение к ситуации и в тех случаях, когда содержащаяся в высказывании информация недостаточна для выбора варианта перевода. Мы уже знаем, что любая ситуация описывается в высказывании не во всех деталях, а через обозначение некоторой совокупности ее признаков. В то же время выбор варианта перевода может порой зависеть от других признаков, которыми данная ситуация обладает в реальной действительности, но которые не вошли в способ ее описания, использованный в оригинале. В этом случае переводчик обращается к описываемой ситуации, ища необходимые сведения.

Таким образом ситуативная модель перевода дает возможность объяснить те особенности переводческого процесса, которые связаны с обращением переводчика к реальной действительности. В то же время нетрудно убедиться, что она охватывает

лишь некоторые способы реализации процесса перевода. Мы знаем, что в первом типе эквивалентности сохранение цели коммуникации достигается за счет отказа от описания той же самой ситуации. Если ситуация, описанная в оригинале, не позволяет рецептору перевода сделать необходимые выводы, то описание средствами другого языка той же ситуации не обеспечит возможности межъязыковой коммуникации. Не объясняет ситуативная модель и тех случаев, когда в переводе сохраняется не только ситуация, описанная в оригинале, но и способ ее описания, а также основная часть значений языковых средств. Из этого не следует, что модель неправильна, просто такая модель обладает ограниченной объяснительной силой.

Попытку объяснить, каким образом происходит выбор синтаксических структур в переводе, предпринимает трансформационная модель перевода. Она основывается на положениях трансформационной грамматики, которая постулирует существование в языке рядов взаимосвязанных синтаксических структур. В таких (трансформационных) рядах выделяются ядерные структуры, в которых отношения между элементами структуры наиболее прозрачны, и производные структуры (трансформы), выводимые из ядерных по определенным трансформационным правилам. Например, производными по отношению к структуре «Мальчик читает книгу» будут трансформы «Мальчик не читает книгу», «Чтение книги мальчиком», «Читающий книгу мальчик».

Одна и та же производная структура будет неоднозначной, если она может быть выведена из разных ядерных структур. Так, сочетание «приглашение ректора» может означать, что либо ректор пригласил кого-то, либо кто-то пригласил ректора. Трансформационная модель предлагает рассматривать процесс перевода как ряд последовательных трансформаций в двух языках, исходя из предположения, что ядерные структуры в разных языках совпадают в значительно большей степени, чем производные структуры.

Согласно этой модели процесс перевода осуществляется в три этапа.

На первом этапе производная структура в оригинале возводится к ее ядерной структуре в исходном языке.

На втором этапе происходит переход от ядерной структуры языка оригинала к аналогичной ядерной структуре языка перевода.

И, наконец, на третьем этапе ядерная структура в языке перевода преобразуется в производную в соответствии с нормой и узусом этого языка. Предположим, английское предложение «She is a poor letter-writer» переведено на русский язык как «Она не умеет писать письма». По трансформационной модели этот перевод объясняется следующим образом. На первом этапе происходит преобразование в ядерную структуру: «She is a poor letter-writer — She writes letters poorly». На втором этапе эта ядерная структура заменяется соответствующей ядерной структурой в русском языке — «Она пишет письма плохо». А затем происходит преобразование в естественную производную структуру «Она не умеет писать письма».

Разумеется и трансформационная модель, устанавливающая соответствия лишь между синтаксическими структурами оригинала и перевода, обладает ограниченной объяснительной силой и не претендует на всестороннее описание переводческого процесса. В определенной степени ее дополняет семантическая модель перевода, которая представляет процесс перевода как идентификацию и сохранение релевантных сем оригинала. В основе этой модели лежит попытка распространить на перевод применяемую в лингвистике процедуру компонентного анализа, позволяющую разбивать значения языковых единиц на более мелкие элементарные смыслы — семы, и эти значения рассматриваются как пучок таких сем. При этом оказывается, что, если пучки сем (значения языковых единиц) в разных языках, как правило, не совпадают, то между составляющими их семами имеется значительная общность.

Предполагается, что процесс перевода может осуществляться в два этапа. На первом этапе переводчик определяет семный состав отрезка оригинала и решает, какие из выявленных сем релевантны для коммуникации и должны быть переданы в переводе. На втором этапе в языке перевода подбираются единицы, в значения которых входят как можно больше сем оригинала, в первую очередь, релевантных. Степень близости перевода к оригиналу определяется количеством общих сем.

При этом некоторые семы могут обнаруживаться из контекста оригинала и эксплицироваться в переводе или навязываться нормами языка перевода. Предположим переводится английское предложение «I have come». В этом предложении компонентный анализ выявляет пять эксплицитных сем: 1. Говорящий (первое лицо). 2. Прибытие (без указания на способ передвижения). 3. Прошедшее время 4. Связь с другим действием или моментом времени (значение перфекта). 5. Связь с моментом речи (значение формы перфекта настоящего времени). Первые три семы явно релевантны и должны быть сохранены в переводе. Кроме того, при переводе на русский язык выбор варианта потребует дополнительной информации о том, какого пола говорящий и пользовался ли он какими-либо средствами передвижения. А также было ли действие однократным или повторяющимся. Эта информация не содержится в самой фразе, и ее придется искать в других частях текста или в описываемой ситуации. С учетом всех таких факторов переводчик мог бы перевести эту фразу: «Я пришла». В русском предложении компонентный анализ обнаруживает шесть сем: 1. Говорящий. 2. Прибытие. 3. Прошедшее время. 4. Женский род. 5. Движение пешком. 6. Совершенный вид.

Таким образом, эквивалентность перевода основана на общности трех релевантных сем, эксплицированных в оригинале, и на трех других семах, соответствующих общему смыслу исходного текста. Заменяющие друг друга семы могут не совпадать, а быть связаны отношениями семантического перефразирования, характерными для третьего типа эквивалентности: «Last year saw a rapid growth of industrial production». — «В прошлом году отмечался быстрый рост промышленного производства» (А видит X у себя = X наличествует у А = X существует в период, когда А). Вполне очевидно, что и семантическая модель не обладает универсальной

объяснительной силой. Мы уже знаем, что эквивалентность перевода может устанавливаться на уровне цели коммуникации при замене ситуации или на уровне указания на ситуацию при замене способа ее описания. В этих случаях общность сем в оригинале и в переводе, естественно, отсутствует и процесс перевода не может осуществляться по семантической модели.

Для моделирования переводческого процесса могут быть использованы положения психолингвистики о структуре речевой деятельности. Как и в любой человеческой деятельности, в речевой деятельности человека можно выделить несколько этапов.

В начале у человека возникает мотив, побуждающий к действию, затем цель, которую он стремится достичь для удовлетворения мотива с помощь речевого произведения, внутренняя программа будущего высказывания, построение высказывания во внутренней речи и, наконец, вербализация его в устной или письменной речи.

Для теории перевода особое значение имеют данные психолингвистических исследований, свидетельствующие о том, что внутренняя программа речепроизводства формируется не на базе естественного языка, а на индивидуальном предметно-образном коде человека. Она представляет в сжатой форме замысел высказывания и может затем развертываться средствами любого языка, которыми этот человек владеет. Поскольку переводчик также осуществляет речевую деятельность, создавая текст перевода, процесс перевода должен проходить через те же этапы, но при весьма существенном отличии: внутренняя программа переводчика создается не им самим, а представляет собой свернутое содержание оригинала. Тогда процесс перевода может быть представлен следующим образом. На первом этапе переводчик «переводит» понятое им содержание оригинала на свой «язык мозга» в виде своей внутренней программы (замысла высказывания), а на втором — развертывает эту программу на другом языке, как это делает любой говорящий на этом языке. Поскольку результатом перевода является создание речевого произведения, есть основания полагать, что психолингвистическая модель речевой деятельности, в целом, правильно описывает и процесс перевода, хотя и нуждается в некотором уточнении. Дело в том, что, как уже отмечалось, замысел речевого высказывания не содержит готовых языковых единиц, и говорящий развертывает свою внутреннюю программу, самостоятельно выбирая языковые средства. Поскольку переводчик ограничен в свободе выбора'этих средств необходимостью как можно полнее передать содержание оригинала, то он должен обладать дополнительной информацией, которая позволит ему сделать правильный выбор. Такую информацию он может иметь, либо если его внутренняя программа будет принципиально иной, включая указания о способе развертывания (что теоретически маловероятно), либо если в процессе ее развертывания он вновь обращается к оригиналу, соизмеряя выбор языковых средств с содержанием и формой исходного текста.

Подобные дедуктивные модели перевода представляют процесс перевода в общей форме в виде ряда последовательных операций.

Другой способ описания переводческого процесса заключается в попытке обнаружить более конкретные операции, с помощью которых переводчик может осуществлять переход от оригинала к переводу. Предполагается, что отношение между отрезком оригинала и соответствующим отрезком перевода можно представить как преобразование (трансформацию) первого во второй по определенным правилам.

3. Экспериментальные мето­ды исследования.

САМОСТ-НО (РЕЦКЕР СТР. 69-80)

4. Характеристика этапов в процессе перевода.

САМОСТ-НО (АЛЕКСЕЕВА СТР. 147-171, ВИНОГРАДОВ СТР. 30-35, КОМИСАРОВ СТР. 155-174)

5 .Проблема выделения единицы перевода

ПЛАН (СДОБНИКОВ СТР.280-288)

1. Принципы выделения единицы перевода

2. Определение единицы перевода:

3. Ж.-П. Вине и Ж.Дарбельне

4. Л.С.Бархударов

5. А.Д. Швейцер

6. В.Н.Комиссаров

7. Л.А.Черняховская

8. Текст – единица перевода

В процессе перевода переводчик оперирует какими-то единицами языка, анализиру­ет их с целью уяснения их значения и нахождения соответствий в ПЯ. Как пишет С.А.Семко, «Пере­вод текста, особенно текста значительных разме­ров, не может быть осуществлен в виде некоего си­мультанного акта, он производится «поэлементно», «поблочно». Переводчик производит некоторую смысловую сегментацию оригинала, т.е. членит его на отрезки и затем подыскивает им соответствия в ПЯ». В целях адекватного описания процесса пе­ревода необходимо уяснить, какие именно едини­цы выступают в качестве тех сегментов, которыми оперирует переводчик, то есть что именно является «единицей перевода» (терминируемой также как «переводема» или «транслема». Но прежде следу­ет определиться с самими принципами выделения единицы перевода.

Считается, что в качестве единицы перевода можно принять уже известную, выделяемую в язы­кознании единицу или единицы, либо выделить со­вершенно особую, «собственно переводческую» единицу. Кроме того необходимо решить, будут ли единицы перевода выделяться в одном из языков, участвующих в процессе перевода, или они будут представлять собой какое-то отношение между от­резками текстов оригинала и перевода.

Единицей перевода может считаться минималь­ная языковая единица текста оригинала, переводи­мая как одно целое в том смысле, что в тексте перевода нельзя обнаружить единиц ПЯ, воспроизводя­щих значение составных частей данной единицы, если таковые у нее имеются. Именно эта точка зрения была высказана первой. Еще Ж.-П. Вине и Ж.Дарбельне под единицей перевода понимали «наименьший сегмент сообщения, в котором сцеп­ление знаков таково, что их нельзя переводить раз­дельно».

Л.С.Бархударов, исходя из того, что под единицей перевода понимается единица в исходном тексте, которой может быть подыскано соответ­ствие в тексте перевода, но составные части кото­рой по отдельности не имеют соответствий в тексте перевода, считал, что в качестве такой единицы мо­жет выступать единица любого языкового уровня. Другими словами, перевод может осуществляться на уровне фонем или графем (например, английс­кая фамилия Heath переводится как Xum, a фами­лия Lincoln — как Линкольн с использованием транскрипции в первом случае и транслитерации во втором), на уровне морфем (backbencher — заднескамеечник), на уровне слов (Не came home — Он пришел домой), на уровне словосочетаний (to come to the wrong shop — Обратиться не по адресу), на уровне предложений (Many happy returns of the day — Поздравляю с днем рождения) и на уровне тек­ста (например, поэтического)395.

С подобным подхо­дом к выделению единицы перевода не согласен А.Д. Швейцер, который указывает, что любая еди­ница — это, во-первых, постоянная величина, во-вторых, она образует тот или иной уровень языка, в-третьих, она позволяет как бы «измерить» одно­родные величины, представив их в виде линейной последовательности или совокупности определен­ных единиц. Между тем в определении A.C. Барху­дарова единица перевода предстает как перемен­ная величина; за единицу перевода принимаются варьирующие и неопределяемые в лингвистических терминах речевые отрезки исходного языка; кроме того, процесс перевода не удается представить как простое соединение единиц перевода.

В.Н.Комиссаров отмечает, что единица перево­да может определяться как минимальная единица текста, выступающая в процессе перевода в каче­стве самостоятельного объекта этого процесса. В.Н. Комиссаров исходит из того, что переводчик делит текст оригинала на какие-то отрезки и при­ступает к переводу очередного отрезка только пос­ле перевода предыдущего. Проблема заключается в определении величины таких отрезков. По мне­нию В.Н.Комиссарова, такие отрезки будут неоди­наковыми для разных языков и разных видов пере­вода. Для англо-русского письменного перевода минимальной единицей переводимого текста будет, как правило, одно предложение, а в некоторых слу­чаях — два предложения. Величина такой единицы определяется тем, что в ней содержится вся инфор­мация, необходимая для определения структуры соответствующего предложения в русском перево­де.

В синхронном переводе таким минимальным от­резком переводимого текста чаще всего является смысловая группа. Но и в этом случае предложение может оказаться единицей перевода.

Можно предложить и иной путь выделения еди­ницы перевода, ориентирующийся на единицы ПЯ. При таком подходе за единицу перевода принима­ется минимальный набор лексем или граммем ИЯ, который можно поставить в соответствие с некото­рой лексической или грамматической категорией ПЯ. При таком подходе система лексических и грам­матических категорий ПЯ как бы проецируется на язык оригинала. В результате в ИЯ выделяются со­вокупности разнородных единиц, и появление в ори­гинале любого члена такой совокупности сигнали­зирует о необходимости использовать в переводе определенную лексическую или грамматическую категорию ПЯ.

Как отмечает В.Н.Комиссаров, не­достатком такого подхода является,

во-первых, раз­нородный характер единиц, составляющих совокуп­ности, принимаемые за единицы перевода, а

во-вто­рых, подобные единицы являются, по сути, не единицами перевода, а соотносимыми единицами двух языковых систем.

Интерес представляет и другое направление, в рамках которого поиски единицы перевода осу­ществляются с ориентацией исключительно на план содержания оригинала. Единица перевода оп­ределяется как минимальная единица содержания текста оригинала, воспроизводимая в тексте пере­вода. То есть единицы перевода обнаруживаются среди элементарных смыслов различных уровней содержания оригинала.

Схожую по сути, хотя и не идентичную, точку зре­ния высказывает Л.А.Черняховская. Она катего­рически отказывается воспринимать в качестве единицы перевода какую-либо единицу языка или сегмент текста оригинала. В качестве примера неправомерности отрицаемого ею подхода она при­водит переводы стихотворения Э.По «Ворон», в ко­тором английское словосочетание never more вы­полняет звукоподражательную функцию. Соответ­ственно, переводчики поставили своей целью воспроизвести эту функцию в переводе. М.Зенке­вич использовал транслитерацию «невермор» («каркнул ворон: невермор!»), что расценивалоськак перевод на уровне фонем; С.Хвостову удалось передать и смысловую, и звукоподражательную функции английского словосочетания («каркнул ворон: не вернуть!»).

Л.А.Черняховская заключает, что объектом перевода в данном случае была не фо­нема и не части речи, а определенные смысловые функции этого словосочетания. Просто так получи­лось, что аналогичную функцию в русском языке выполняет определенная фонема. «Если стоять на той точке зрения, — пишет Л.А.Черняховская, — что переводятся не знаки текста (на том или ином уровне языка), а заключенная в них информация, ко­торая содержится в тексте и эксплицитно (в знаках), и имплицируется ими, то попытки поиска языковых единиц перевода оказываются и вовсе нелепыми, так как одно слово оригинала может, как видно из при­веденного примера, содержать весьма разнородную информацию. И никогда не известно, удастся ли отыс­кать в языке перевода аналогичное слово, вмещаю­щее всю исходную информацию».

Л.А.Черняхов­ская предлагает иной подход к переводимому тек­сту — выделению в нем той информации, которая составляет его содержание (если одно слово исход­ного языка содержит массу разнообразной инфор­мации, эта же информация может быть представле­на и целым абзацем в языке перевода, особенно если хотя бы часть ее требует в ПЯ подробной эксплика­ции) . В соответствии с этим подходом Л.А.Черняховская утверждает, что объектом перевода должны быть не те или иные знаки языка, но качественно раз­нообразная эксплицитная и имплицитная информа­ция текста ИЯ. «Выделение в тексте ее качественно разнообразных составляющих, независимо от того, фонемой или абзацем они представлены, и даст нам пресловутые единицы перевода»410. И Л.А.Черняховская, исходя из собственной богатой практики переводчицы и преподавателя перевода, вполне резонно отмечает необходимость передачи в переводе информационных составляющих содержания оригинала (с учетом разграничения коммуникативно релевантной и нерелевантной ин­формации, добавим мы). Однако она не предлагает четких критериев выделения этих сегментов инфор­мации в тексте оригинала. Да и можно ли такие кри­терии разработать? А между тем в подобных рас­суждениях проскальзывает мысль о том, что опре­деление элементов содержания оригинала, квантов или сегментов информации, которые в дальнейшем будут рассматриваться в качестве объекта перево­да, осуществляется на основе знания переводчиком содержания всего текста оригинала. Более того, учет содержания всего текста оригинала необходим не только для того, чтобы выделить в этом содержа­нии определенные кванты информации, подлежа­щей передаче в переводе, но и для нахождения в ПЯ соответствий тем единицам ИЯ, которые в данном тексте являются носителями этой информации. Что дает нам возможность определить, в каком значе­нии использовано многозначное слово в данном тексте? Только знание контекста, часто контекста всего произведения. Слова могут использоваться в необычных для себя значениях, и определение этого значения возможно только с учетом смысла всего ! Переводимого текста.

А.Д.Швейцер приводит следующий пример: название английского фильма Room at the Top было сначала ошибочно переведе­но как «Мансарда». Впоследствии был дан исправленный вариант — «Путь в высшее общество», для чего потребовалось ознакомление со всем текстом сценария. Данный пример подтверждает пра­вильность утверждения, что для достижения адек­ватного перевода необходим учет содержания смысла — всего текста оригинала.

Рассмотрение текста во всей совокупности его содержательных и формальных признаков в каче­стве единицы перевода вполне соответствует фун­кционально-коммуникативному подходу к перево­ду. Согласно этому подходу, текст оригинала рас­сматривается как способ выразить средствами ИЯ коммуникативную интенцию отправителя и как средство произвести желаемое воздействие на по­лучателя этого текста. Ведь понятно, что коммуни­кативная интенция отправителя заключена во всем тексте и для ее уяснения необходим анализ всего текста оригинала. Точно также, создавая текст пе­ревода, мы не можем обеспечить желаемый комму­никативный эффект на получателя перевода, оста­новившись на полпути, то есть переведя текст не до конца или переведя лишь отдельные части либо сег­менты текста оригинала. Другими словами, успех межъязыковой коммуникации зависит от того, будут ли коммуникативно равноценны тексты оригинала и перевода в целом. Именно в обеспечении коммуни­кативной равноценности двух текстов и состоит за­дача перевода как вида языкового посредничества (вспомним определение перевода, предложенное В.Н.Комиссаровым). Тот же подход к переводу про­является и в других определениях, воспринимаемых сейчас как бесспорные.

Так, А.Д. Швейцер опреде­ляет перевод как «однонаправленный и двухфазный процесс межъязыковой и межкультурной коммуни­кации, при котором на основе подвергнутого целе­направленному («переводческому») анализу пер­вичного текста создается вторичный текст (мета-текст), заменяющий первичный в другой языковой и культурной среде; процесс, характеризуемый ус­тановкой на передачу коммуникативного эффек­та первичного текста , часто модифицируемой различиями между двумя языками, двумя культурами и двумя коммуникативными ситуациями.

Из вышеизложенного должно быть ясно, что рассмотрение единиц языковых уровней, либо сегментов оригинала, либо соотношений меж­ду единицами ИЯ и ПЯ в качестве единиц перевода не соответствует реальным задачам, решаемым в процессе перевода, основной из которых является создание текста, коммуникативно равноценного тексту оригинала. При этом следует иметь в виду, что восприятие текста в качестве единицы перево­да вовсе не означает вольного обращения с отдель­ными частями или единицами этого текста. В каких-то ситуациях воспроизведение коммуникативного эффекта, создаваемого текстом оригинала, предпо­лагает максимально полную (по возможности) передачу информации, заключенной в значениях от­дельных лексических единиц и синтаксических структур, а по сути — частое обращение к межъя­зыковым соответствиям (специальные виды пере­вода), но в других случаях та же самая задача зас­тавляет переводчика отказаться от использования межъязыковых соответствий и, следовательно, от передачи всех или большинства значений, заклю­ченных в единицах оригинала (художественный пе­ревод, отчасти газетно-публицистический перевод), выбор переводческой стратегии определяется самими особенностями данного акта межъязыковой коммуникации, особенностями переводимого текста, что лишний раз подтверждает утверждение о том, что единицей перевода в конечном счете является текст.

ЛЕКЦИЯ 18

ПЛАН(КОМИССАРОВ ЛЕКЦИЯ 9)

1. Виды переводческих трансформаций. Лексические, грамматические и лексико-грамматические трансформации.

2. Приемы транскрипции, транслитерации и калькирования

3. Смысловая конкретизация, генерализация и модуляция.

4. Дословный перевод, членение и объединение предложений при переводе, грамматические замены.

5. Антонимический перевод, описательный перевод и прием компенсации.

6. Причи­ны и условия применения отдельных приемов перевода.

7. Переводческие соответствия (Понятие переводческого соответствия. Принципы классификации соответствий. Межуровневые соответствия. Лексические, фразеологические и грамматические со­ответствия. Единичные и множественные соответствия).

8. Лингвистический и ситуа­тивный контексты и их роль в выяснении значения слова в тексте и выборе соответ­ствия при переводе.

1. Процесс перевода как преобразование (трансформация) текста оригинала в текст перевода. Виды переводческих трансформаций. Лексические, грамматические и лексико-грамматические трансформации.

Подобные переводческие трансформации могут рассматриваться как приемы перевода,

которые переводчик использует для преодоления типичных трудностей.

В зависимости от характера преобразований переводческие трансформации подразделяются на:

Лексические (трансформации, которые описывают формальные и содержательные отношения между словами и словосочетаниями в оригинале и переводе. Среди формальных преобразований основными приемами перевода являются

· переводческая транскрипция/

· транслитерация и

· переводческое калькирование)

грамматические (Среди них наиболее частыми приемами являются дословный перевод, членение предложений, объединение предложений и грамматические замены) и

лексико-грамматические (Антонимический перевод, описательный перевод и прием компенсации).

2. Приемы транскрипции, транслитерации и калькирования (КОМИССАРОВ ЛЕКЦИЯ 9

ПЛАН

1. Прием транскрипции

2. Прием транслитерации

3. прием калькирования

Лексические трансформации описывают формальные и содержательные отношения между словами и словосочетаниями в оригинале и переводе. Среди формальных преобразований основными приемами перевода являются

· переводческая транскрипция/

· транслитерация и

· переводческое калькирование.

Прием транскрипции означает, что в переводе воспроизводится звучание слова оригинала, в отличие

от транслитерации, передающей его графическую форму. Этот прием широко применяется при переводе собственных имен, географических названий, названий фирм, печатных изданий, многих терминов и т.п. В современной переводческой практике, в основном, используется транскрипция, и многие наименования, которые в прошлом транслитерировались, теперь транскрибируются. Великий английский драматург был сначала известен в России как Шакеспеаре и лишь потом стал Шекспиром. Знаменитый английский физик был Невтоном, потом Нью'тоном, а теперь все чаще именуется 'Ньютоном. Транскрибируются и некоторые названия, которые прежде переводились. Так, на карте США был раньше Город Соленого Озера, ставший теперь Солт-лейк-сити.

В ряде случаев транскрипция носит условный характер, так как у звуков языка оригинала нет приблизительно соответствующих им звуков и букв в языке перевода. Английские звонкий и глухой звуки, передаваемые на письме сочетанием «th», воспроизводятся в русской транскрипции — звонкий как «д» или «з», а глухой как «т» или «с» (Warner Brothers = Уорнер Бразерз, Smith = Смит и пр.). Условное соотношение порой устанавливается и для звуков более или менее близких. Например, английское «w» транскрибируется русским «у», а немецкое «h» традиционно передается по-русски как «г». (В последнее время эта традиция начала нарушаться: если Helmut Kohl — это Гельмут Коль, то президент Herzog уже пишется Херцог, а многие прежние Гансы стали Хансами.)

Хотя в целом в переводческой практике преобладает транскрипция, можно отметить несколько типичных случаев отклонения от этого правила.

Прежде всего в транскрибируемых словах могут сохраняться элементы транслитерации. Так, в русских переводах сохраняется часто непроизносимое английское «г» и передающие один звук двойные согласные: Daily Worker = Дейли Уоркер, Bill Clinton = Билл Клинтон. Другим примером может служить преобладание графики над звучанием в передаче немецкого дифтонга «ei»: Leipzig = Лейпциг, Heine = Гейне. Нередко буквенный состав сохраняется, если в результате получается уже существующее слово. Так, названия ракет обычно транскрибируются по правилам: ракета «Hawk» = «Хок», a «Faulcon» = «Фолкон». Но американская ракета «Tomahawk» именуется по-русски не «Томахок», а «Томагавк», ракета «Hercules» — не «Херкьюлиз», а «Геркулес».

Особенно много отклонений от принципа транскрибирования связано с существованием традиционных наименований, которые уже прочно вошли в употребление. Это касается как географических названий, так и имен собственных. Столицу Франции мы называем не «Пари», как следовало бы (сравни название газеты «Пари суар»), а Парижем, а столицу Шотландии — не «Эдинбра», а Эдинбургом. Английское имя «Charles», естественно, транскрибируется как Чарлз — Чарлз Дарвин, Чарлз Диккенс и т.п. Но носивший такое же имя король, которому англичане отрубили голову, известен у нас как Карл I. Затем Карлом был назван и Charles II, а король Джеймс (James) превратился в Якова. Первого норманского короля Англии звали так же, как Шекспира, но мы его зовем Вильгельмом Завоевателем. Нескольких английских королей именовали Henry, но в России их зовут Генрихами. В Генрихов превратились и французские короли по имени Анри (Henri), а все восемнадцать французских царственных особ со столь распространенным именем Луи числятся у нас Людовиками. Понятно, что в подобных случаях переводчик не может транскрибировать такие имена «по правилам».

Несколько слов о приеме калькирования, который не требует особых разъяснений. Применяя этот прием, переводчик переводит составляющие элементы слова или словосочетания и затем объединяет переведенные части в единое целое: superpower = сверхдержава, International Monetary Fund = Международный валютный фонд. При этом в переводе может изменяться порядок следования компонентов: United Nations Organisation = Организация Объединенных Наций, first-strike weapon = оружие первого удара. Встречаются смешанные случаи, когда при калькировании одна часть слова переводится а другая — транскрибируется: petrodollars = нефтедоллары, miniskirt = мини-юбка.

3.Смысловая конкретизация, генерализация и модуляция.

ПЛАН (КОМИСАРОВ СТР. 168-169)

1. конкретизация

2. генерализация

3. модуляция

Следующую группу лексических трансформаций составляют лексико-семантические замены, применение которых связано с модификацией значений лексических единиц. К основным приемам этой группы относятся

· конкретизация,

· генерализация и

· модуляция.

Прием смысловой конкретизации заключается в том, что переводчик выбирает для перевода в оригинале слово с более конкретным значением в переводящем языке. В любом языке есть слова с более общим или с более конкретным значением, выражающие родовые или видовые понятия: слово «собака» называет больший класс объектов, чем слово «бульдог», «двигаться» охватывает все частные виды движения — ходить, бегать, летать и пр.

В то же время соотношение таких слов в разных языках и их употребительность часто не совпадают, что вызывает необходимость в преобразованиях при переводе. Применение приема конкретизации оказывается целесообразным в двух основных случаях.

Во-первых, в языке перевода слову с общим значением в оригинале могут соответствовать несколько слов с более частными значениями. При переводе английского слова «meal» на русский язык обычно приходится выбирать между более конкретными названиями приемов пищи (завтрак, обед, ужин и пр.). Аналогичным образом, переводя на английский язык русское «плавать», нужно будет выяснить, кто плавает и как плавает, чтобы сделать выбор между более конкретными глаголами «swim, sail, float, drift».

Во-вторых, использование в переводе таких же общих слов, как в оригинале, может оказаться неприемлемым для описываемой ситуации. В романе ЧДиккенса «Давид Копперфилд» есть такой эпизод. Мать мальчика Дэви, от лица которого ведется повествование, сидит одна в полутемной комнате, глубоко задумавшись. Внезапно в комнату с шумом врывается ее эксцентричная тетушка, испугав неожиданным появлением погруженную в раздумье женщину. И вот как это описывается в романе: «My mother had left her chair in agitation and gone behind it in the corner». Английские глаголы с общим значением «to leave» и «to go» не могут быть здесь переведены с помощью соответствующих русских глаголов «оставить» и «пойти». Неприемлемость перевода «Взволнованная матушка оставила свое кресло и пошла за него в угол» очевидна. В русском языке столь конкретная эмоциональная ситуация не описывается подобным образом. Обеспечить эквивалентность перевода можно путем конкретизации указанных глаголов:

«Взволнованная матушка вскочила со своего кресла и забилась в угол позади его».

Как видно из его названия, прием генерализации подразумевает замену единицы ИЯ, имеющей более узкое значение, единицей ПЯ с более широким значением. И здесь применение этого приема может быть вынужденным или факультативным. В первом случае в языке перевода отсутствует необходимое слово с конкретным значением. Так, различия между русскими «теща и свекровь» или «шурин и деверь» обобщаются в английских переводах едиными «mother-in-law» и «brother-in-law». Во втором случае переводчик предпочитает более общий вариант по стилистическим соображениям. В художественных произведениях на русском языке не принято, например, в отличие от английских точно указывать рост и вес персонажей, и обычное предложение «I saw a

man 6 feet 2 inches tall» в оригинале может быть заменено в русском переводе: «Я увидел высокого парня».

Модуляцией или смысловым развитием называется замена слова или словосочетания ИЯ единицей ПЯ, значение которой логически выводится из значения исходной единицы. Наиболее часто значения соотнесенных отрезков в оригинале и переводе оказываются при этом связанными причинно-следственными отношениями. И в этом случае отказ от «прямого» перевода может быть вынужденным или зависеть от выбора переводчика.

Вспомним пример из романа А.Кронина «Цитадель», где герой приезжает к месту своей новой работы, и его встречает кучер с двуколкой. Дальше мы читаем: «Manson... climbed into the gig behind a tall... horse». Контекстуальной замены здесь не избежать, поскольку по-русски нельзя сказать: «Он сел в телегу позади лошади» (как будто лошадь тоже сидела в телеге). Но ведь лошадь не просто находилась впереди коляски, следовательно: «Мэнсон... влез в... коляску, запряженную крупной... лошадью».

В следующем примере «прямой» перевод показался переводчику слишком громоздким, и он предпочел использовать прием модуляции. В романе Ч.Диккенса «Давид Копперфилд» рассказывается о школьнике, которого часто наказывали за различные провинности. Он быстро забывал про свои неприятности, и автор пишет:«Не would cheer up somehow, begin to laugh again, and draw skeletons all over his slate, before his eyes were dry» — «Он снова приободрялся, начинал смеяться и рисовал на своей грифельной доске разные фигурки, хотя глаза его еще были полны слез». Можно согласиться, что вариант «...прежде чем у него высыхали глаза» был бы менее удачным.

4.Дословный перевод, членение и объединение предложений при переводе, грамматические замены.

ПЛАН ( КОМИСАРОВ ТАМ ЖЕ)

1. Дословный перевод

2. членение предложений при переводе

3. объединение предложений при переводе

4. грамматические замены

Теперь познакомимся с некоторыми грамматическими трансформациями. Среди них наиболее частыми приемами являются

· дословный перевод,

· членение предложений,

· объединение предложений и

· грамматические замены.

Дословный перевод (нулевая трансформация) — это способ перевода, при котором синтаксическая структура ИЯ заменяется аналогичной структурой ПЯ, например: «Не was in London two years ago» — «Он был в Лондоне два года назад». Прием достаточно прост, но заслуживает упоминания по двум причинам.

Во-первых, потому, что следует подчеркнуть «легитимность» его применения: у начинающих переводчиков иногда обнаруживается стремление изменять синтаксическую структуру даже там, где лучшим выбором был бы дословный перевод.

Во-вторых, надо четко отличать этот прием от уже известного нам буквального перевода, который тоже передает оригинал «слово в слово», но при этом искажает его смысл или нарушает нормы языка перевода.

Прием членения предложения, как об этом говорит его название, заключается в том, что одно предложение оригинала делится на два-три предложения в переводе. Применение этого приема может быть вызвано семантическими или стилистическими причинами. Например, в английских газетах нередко встречаются краткие сообщения, состоящие из одного предложения, но содержащие большой объем информации типа: «Both engine crews leaped to safety from a collision between a parcels train and a freight train near Morris Cowley, Oxfordshire». В этом предложении содержится целый рассказ: сообщается и что произошло, и где произошло, и с кем произошло, и как спаслись участники происшествия. В русском переводе будет естественным разбить сообщение на две части и сначала сказать о самом событии, а уже потом о его последствиях, например: «Вблизи станции Моррис Коули в графстве Оксфордшир произошло столкновение почтового и товарного поездов. Члены обеих поездных бригад остались невредимы, спрыгнув на ходу с поезда».

А вот краткая метеосводка из английской газеты: «Mist covered a calm sea in the Straits of Dover yesterday». Можно перевести эту фразу дословно «Туман окутывал вчера спокойное море в проливе Па-де-Кале», но не слишком ли это поэтично для простой метеосводки? А вот как будет звучать перевод при использовании приема членения: «Вчера в проливе Па-де-Кале стоял туман. Море было спокойно».

Прием объединения предложений прямо противоположен предыдущему — двум или трем предложениям оригинала соответствует одно предложение в переводе. Применение этого приема может оказаться вынужденным вследствие недооформленности одного из переводимых предложений: «The marchers did not intend to go to Parliament. Nor to petition their MP's» — «Участники демонстрации не собирались ни идти к парламенту, ни подавать петицию своим депутатам». В других случаях переводчик может решить, что целесообразно, объединить предложения по стилистическим соображениям. Для научно-технических текстов на английском языке характерно преобладание простых предложений, что менее свойственно соответствующему русскому стилю, где очень широко используются сложные предложения. В связи с этим в англо-русских технических переводах двум или более простым предложениям оригинала соответствует одно сложное предложение в переводе, например: «This condition, however, changes at certain critical energies of the electrons. At these critical energies the gas atoms do absorb energy» — «Однако это условие нарушается при некоторых критических энергиях электронов, когда атомы газа поглощают энергию».

Во многих случаях переход от оригинала к переводу осуществляется с помощью различных грамматических замен, что подразумевает отказ от использования в переводе аналогичных грамматических форм. Замене может подвергаться

· грамматическая категория,

· часть речи,

· член предложения,

· предложение определенного типа.

Рассмотрим несколько примеров применения этого приема. Обычно в переводе категория числа сохраняется, то есть соотнесенные существительные в оригинале и в переводе употребляются в том же самом числе, за исключением случаев, когда форме единственного числа в одном языке соответствует форма множественного числа в другом (сравни «money» — «деньги», «outskirts» — «окраина» и т.п.). Но в определенных условиях замена формы числа может применяться как прием перевода и при наличии соответствующей формы по соображениям стиля или узуса: «They left the room with their heads held high» — «Они вышли из комнаты с высоко поднятой головой». Весьма распространенным видом грамматической замены при переводе является замена части речи.

Для англо-русских переводов наиболее характерны замены существительного глаголом («It is our hope that an agreement will be reached by Friday» — «Мы надеемся, что соглашение будет достигнуто к пятнице») и прилагательного существительным («Australian prosperity was followed by a slump» — «За экономическим процветанием Австралии последовал кризис»). Нередко также подобная замена применяется в отношении английских прилагательных в сравнительной степени со значением увеличения или уменьшения объема, размера или степени: «The stoppage which is in support of higher pay and shorter working hours, began on Monday» — «Забастовка в поддержку требований о повышении заработной платы и сокращении рабочего дня началась в понедельник».

Часто встречающиеся в англо-русских переводах замены части речи и типа предложения обусловлены, в частности, тем, что в английском языке чаще, чем в русском, подлежащее выполняет иные функции, нежели обозначение субъекта действия, например: «The crash killed 20 people » — «В результате аварии погибло 20 человек» (подлежащее заменено обстоятельством причины).

5.Антонимический перевод, описательный перевод и прием компенсации.

ПЛАН (КОМИСАРОВ там же)

1. Антонимический перевод

2. описательный перевод

3. прием компенсации

Особую группу переводческих трансформаций составляют приемы перевода, с помощью которых преобразуется и лексика, и синтаксические структуры оригинала. Наиболее распространенными лексико-грамматическими трансформациями являются

· прием антонимического перевода,

· прием описательного перевода и

· прием компенсации.

При антонимическом переводе замена утвердительной формы в оригинале на отрицательную форму в переводе или, наоборот, отрицательной на утвердительную сопровождается заменой лексической единицы ИЯ на единицу ПЯ с противоположным значением: «Nothing changed in my hometown» — «Все осталось прежним в моем родном городе». В англорусских переводах этот прием применяется особенно часто, когда в оригинале отрицательная частица употреблена со словом, имеющим отрицательный префикс, например: «She is not unworthy of your attention» — «Она вполне достойна вашего внимания». В русском языке форма отрицательной частицы «не» и основной отрицательной приставки совпадает, и их совместное употребление обычно оказывается неудобопроизносимым.

В рамках антонимического перевода единица ИЯ может заменяться не только прямо противоположной единицей ПЯ, но и другими словами и сочетаниями, выражающими противоположную мысль. Рассмотрим перевод следующего английского предложения: «The rail-road unions excluded negroes from their membership». Дословный перевод «Профсоюзы железнодорожников исключали негров из своих рядов» не вполне логичен: ведь, исключить человека из организации можно лишь тогда, если он является ее членом. Нельзя же предположить, что профсоюз принимал негра только для того, чтобы тут же его исключить. Но «исключать» — это значит «не включать» или, иначе говоря, «не принимать». Итак, «Профсоюзы железнодорожников не принимали негров в свои ряды».

Описательный перевод — это лексико-грамматическая трансформация, при которой лексическая единица ИЯ заменяется словосочетанием, раскрывающим ее значение: conservationist — сторонник охраны окружающей среды, whistle-stop speech — выступление кандидата в ходе предвыборной агитационной поездки. Недостаток описательного перевода заключается в его многословности. Поэтому наиболее успешно этот способ перевода применяется там, где можно обойтись сравнительно кратким объяснением. Так, a shuttle service — это организация челночных перевозок между какими-то пунктами, но в следующем переводе можно выразить эту мысль короче: «Car owners ran a shuttle service for parents visiting the children injured in the accident» — «Владельцы автомашин привозили и отвозили родителей, которые навещали своих детей, пострадавших во время аварии».

Последняя трансформация, которую мы упомянем, — это уже знакомый вам прием компенсации. Напомню вам, что компенсация — это способ перевода, при котором элементы смысла, утраченные при переводе, передаются в тексте перевода каким-либо иным средством, причем необязательно в том же самом месте текста, что и в оригинале. Так, в следующем примере нарушение языковой нормы в английском тексте, непередаваемое в переводе, компенсируется совсем иными нестандартными формами в русском языке: «You could tell he was very ashamed of his parents and all, because they said 'he don't' and 'she don't' and stuff like that» — «Было видно, что он стесняется своих родителей, потому что они говорили 'хочут' и 'хочете' и все в таком роде». Более подробно был рассматрен прием компенсации при описании пятого типа эквивалентности.

6.Причи­ны и условия применения отдельных приемов перевода.

ПЛАН

САМОСТ-НО

ЛЕКЦИЯ 19

ПЛАН (КОМИСАРОВ ЛЕКЦИЯ 10 СТР. 174-187)

1. Понятие переводческого соответствия. Принципы классификации соответствий

2. лексические соответствия

3. единичные и множественные лексические соответствия

4. Лингвистический контекст и ситуативный контекст

5. окказиональные соответствия

6. безэквивалентные единицы

7. Безэквивалентная лек­сика. Основные способы перевода безэквивалентных единиц.

8. фразеологические соответствия

9. особенностями семантики фразеологических единиц

10. прямое и переносное значение фразеологизмов

11. три типа соответствий образным фразеологическим единицам оригинала

12. фразеологическими сращениями

13. ПЕРЕВОД ИДИОМ (ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ СРАЩЕНИЙ)

14. ПЕРЕВОД УСТОЙЧИВЫХ МЕТАФОРИЧЕСКИХ СОЧЕТАНИЙ (ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНСТВ), В ТОМ ЧИСЛЕ ПОСЛОВИЦ И ПОГОВОРОК

15. грамматические соответствия

16. единичные и множественные грамматические соответствия

17. однотипные и разнотипные соответствия

18. безэквивалентные единицы грамматических соответствий

Мы уже отмечали, что для перевода, в целом, характерна не только смысловая, но и структурная близость к оригиналу. В большинстве случаев для каждого предложения оригинала можно обнаружить соответствующее предложение в тексте перевода. Более того, сопоставление переводов с их оригиналами показывает, что в процессе перевода значения определенных единиц ИЯ регулярно передаются с помощью одних и тех же единиц ПЯ. Это и не удивительно: языковые единицы обладают относительно устойчивым значением, что и предопределяет возможность того, что они могут регулярно заменять друг друга при переводе. Единица ПЯ, регулярно используемая для перевода данной единицы ИЯ, называется переводческим соответствием. «Регулярно» значит, что такая единица используется в качестве соответствия при переводе разных текстов разными переводчиками. Переводческие соответствия могут устанавливаться между единицами разного уровня языковой структуры. Так, при переводе английского «But he 'will go there» русским «Но он обязательно пойдет туда» усиление, выраженное в оригинале ударением на обычно безударном вспомогательном глаголе, передано в переводе лексическими средствами — словом «обязательно». Аналогичным образом могут существовать и лексико-грамматические

соответствия: «Не has read the book» — «Он уже прочитал эту книгу» (значение завершенности действия в оригинале выражено грамматическими, а в переводе — лексическими средствами).

Однако, как правило, переводческие соответствия устанавливаются между единицами одного и того же уровня. Поэтому различаются

· лексические,

· фразеологические и

· грамматические соответствия.

Единичное соответствие означает, что в большинстве случаев данная единица ИЯ переводится одной и той же единицей ПЯ. Такие соответствия существуют, главным образом, у терминов, собственных имен и различных названий. Это наиболее устойчивый способ перевода данной единицы. Так, House of Commons — это всегда «Палата общин», oxygen - «кислород», hydrogen - «водород», a Senator — всегда «сенатор». Могут быть случаи, когда единичные соответствия имеются только у некоторых значений многозначного слова, например, английское barrel — «бочка, бочонок, барабан» и пр. имеет такие соответствия в значении «часть огнестрельного оружия» (ствол) и «единица объема нефти» (баррель). Хранение единичных соответствий в памяти переводчика имеет большое практическое значение.

Во-первых, это дает ему возможность не тратить время на поиски эквивалента, что особенно важно при устном переводе.

Во-вторых, заранее известный перевод таких единиц позволяет быстро определить тематическую область текста, ориентирует мысль переводчика в нужном направлении.

Многие единицы ИЯ имеют множественные соответствия — несколько единиц ПЯ, регулярно используемых для передачи их значений. Например, trade-union — профсоюз или тред юнион, importance — важность, значение или значимость, flying — летающий, летный, летящий, летательный, летучий. Переводчик делает выбор между такими соответствиями на основе контекста — лингвистического или ситуативного.

Лингвистический контекст — это окружение слова в тексте. Различается узкий контекст в рамках предложения и широкий контекст — часть текста или весь текст в целом. Нередко выбор соответствия оказывается возможным уже из узкого контекста. Например, английский глагол to strike может переводиться как «бить, ударять, найти, натолкнуться, поражать, сражать, пускать корни, бастовать». Но уже при переводе сочетания «the striking trade-unions» контекст позволяет выбрать вариант «бастующие». В других случаях основания для выбора придется искать в широком контексте. Если в оригинале сказано, что кто-то «got up from his chair», то переводчику на русский язык нужно будет решать, идет ли речь о стуле или о кресле, а указание на это может обнаружиться совсем в другой части текста.

Под ситуативным контекстом понимается любая экстралингвистическая информация, позволяющая сделать выбор между соответствиями, сведения о времени, месте, обстоятельствах, фактах и т.п. Так, trade union в Англии будет переводиться «тредюнион», а в США — «профсоюз». Если речь идет о прошлых веках, то abolitionist — это «аболиционист» (то есть сторонник отмены рабства), а если о наших днях, то в переводе это будет «сторонник отмены смертной казни». Существование у единицы ИЯ одного или нескольких переводческих соответствий еще не означает, что эти соответствия будут обязательно использованы в переводе.

В ряде случаев условия употребления языковой единицы в контексте вынуждают переводчика отказаться от использования регулярного соответствия и найти вариант перевода, наиболее точно передающий значение этой единицы в данном контексте.

Такой нерегулярный, исключительный способ перевода называется окказиональным соответствием. Условия контекста могут побудить переводчика отказаться даже от применения единичного соответствия. Например название американского города New Haven регулярно передается на русский язык как «Нью-Хейвен». Но вот в романе Фицджеральда «Великий Гэтсби» встречается такое предложение: «I graduated from New Haven in 1915». Контекст ясно показывает, что название города употреблено здесь в переносном смысле вместо учебного заведения, находящегося в этом городе. Но по-русски нельзя «окончить Нью-Хейвен», хотя в некоторых случаях подобное переносное употребление вполне нормально, если название города связано с расположенным в нем университетом: можно окончить Оксфорд или Кембридж. С названием Нью-Хейвена у русского читателя такие ассоциации отсутствуют, и переводчик отказывается от регулярного соответствия: «Я окончил Йельский университет в 1915 году». Еще чаще контекст вынуждает переводчика отказываться от использования одного из множественных соответствий. Глагол «to deal» имеет несколько регулярных соответствий в русском языке: «обходиться, обращаться, поступать, вести себя». Но вот в книге «Во имя мира» А.Джонстон пишет: «History has dealt with Hitler; history will deal with all would-be Hitlers». Понятно, что автор имеет в виду, что история не просто обошлась с Гитлером, а обошлась с ним по заслугам, сурово. И в переводе читаем: «История покончила с Гитлером; история покончит со всеми будущими Гитлерами».

Нередко окказиональные соответствия используются в стилистических целях для воссоздания художественного эффекта оригинала. Английский автор пишет: «The mountain tops were hidden in a grey waste of sky», а переводчик переводит: «Вершины гор тонули в сером небе». Конечно, глагол to hide не означает «тонуть», но это окказиональное соответствие хорошо передает здесь беспредельность небесного свода (waste of sky).