Россия и Испания

Видимо, Бетанкур предпочитал жить там, где была возможность приложения его рукам и голове. Россия в некоторых отношениях схожа с Испанией. Это огромные окраинные европейские государства, ставшие поэтому жертвой завоевателей извне. Реконкиста в Испании и борьба русских с татарами протекали примерно в одну эпоху. Крайнее напряжение национальных сил привело к военной консолидации страны вокруг сильного монарха, что обострило все внутренние проблемы – и социальные, и культурные. По­жа­луй, больше ни одна европейская страна в средние века не имела такого разгула жестокой власти, как Испания с ее инквизицией и Россия с ее опричниной. Двух выходцев из одной и той же страны – Византии, двух великих художников с похожими именами, оказавшимися один в Испа­нии, другой на Руси, роднит глубокое ощущение драматизма жизни, ее стра­дальчества и неуспокоенности. Это Феофан Грек и Эль Греко. Бетан­кур прибыл в Россию, когда готовилось вторжение Наполеона в Испанию, и пережил в России драму Отечественной войны 1812 года. Тогда именно консервативные Россия и Испания взяли наполеоновскую империю в клещи. Но в Испании на национальной волне должны были всплыть “гасильники” Бурбоны, а в России сохранялась надежда на александров­ские реформы. К тому же Россия была велика, и в ней находились земли, так похожие на Испанию. Путешествуя в 1820 году по Кавказу, Бетанкур записал о виденном: “Какая прекрасная Андалусия: ведь это же наша родина со всей ее красотой, со всей ее плодородностью!" (Б, 101). Бетанкур приехал в Рос­сию в 1807 году, ему шел пятидесятый год. Остаться навсегда в стране со столь суровым климатом было подвигом. Достаточно вспомнить Де­карта, кото­рый в таком же возрасте отправился в Стокгольм, простудился и скон­чался, не прожив при дворе королевы Христины и полугода. Бетан­кур умер в возрасте 66 лет – немало для тех времен, но не так уж много. Боль­шин­ство его современников-инженеров, избежавших резкой смены кли­мата, прожили дольше: Перроне – 84 года, Прони – 84 года, Мердок – 85 лет, Смитон – 97 лет. Зато примерно в том же возрасте (65–67 лет) сконча­лись приехавшие на русскую службу Деволант, Резимон, Сенновер, Дест­рем. Чтобы не получить упрека в произвольном выборе имен, сооб­щаю, что я использовал те имена современников Бетанкура, подле кото­рых А.Н.Боголюбов в своей книге о нем указал даты жизни. Сравнительно рано из западных “домоседов” умер лишь Ашетт – в 65 лет.

Бетанкур поселился в России навсегда. Он даже не делал попыток вернуться в Испанию. И похоронен Бетанкур в русской земле..

Русское правительство находило выгоду в приглашении иностран­цев на службу, особенно в центральные учреждения: считалось, что ино­земцы менее склонны к взяточничеству. Поэтому даже в эпоху Отечест­венной войны охоты на заморских ведьм не было. Но все-таки Бетанкур приехал в Россию в неблагоприятное для иноземца время – время роста ан­тинаполеоновских настроений и национального самосознания, иногда ок­рашенного в консервативные тона.

В связи с войной положе­ние Бетан­кура оказалось двусмысленным. Сам он в военных действиях не участво­вал. Призванные в армию слушатели Института путей сообщения вели себя профессионально и храбро. Претензий к устройству дорог и мостов у воен­ного командования не было. Но все четыре профессора ин­ститута в начале войны повели себя как подданные французского импера­тора и изъявили го­товность покинуть Россию. Их, конечно, выслали в глубь страны, и ин­ститут лишился преподавателей. Хорошо, что все происходило летом, ко­гда нет занятий. Да и профессора затем выразили желание присягнуть Александру I, но тень на шефа института все-таки могла лечь. Бетанкур был испанцем и, как патриот, являлся искренним сто­ронником русских в борьбе с Наполеоном – поработителем его отечества. Александр I доверял Бетанкуру, которому было дозволено хо­датайствовать за сосланных профессоров.

Но все же... Самая фамилия Бетанкура звучала как француз­ская. И, кроме того, престиж иностранцев в общест­венном сознании сни­жался. Достаточно вспомнить судьбу Барклая де Толли. Прилагая все уси­лия для спасения России и русской армии, дей­ствуя талантливо и гра­мотно, Барклай все-таки вызывал недоверие. Время острой вражды русских к иностранцам длилось не­долго – около трех лет (1812–1815), но последействие угасало медленно. И едва ли гос­подствующее в России умонастроение располагало к сохра­нению памяти о “гишпанском генерале” на русской службе Августине Бе­танкуре. Царь же с каждым годом все более настороженно относился к нему, так как все дальше отходил от либерализма.