Испанец французского происхождения на русской службе
Особое внимание стоит уделить вопросу о национальности Бетанкура. Себя он, безусловно, считал испанцем. В русских словарях он встречается под именем Августина Августиновича Бетанкура. Но вот как звучит его полное имя: Августин Хосе Педро дель Кармен Доминго де Канделярия де Бетанкур и Молина. До 20 лет он жил не на материковой Испании, а на Канарских островах. В последующие 30 лет службы в Испании Бетанкур 7 лет (с 1784 по 1791 г.) учится и живет во Франции и Англии, затем еще 2 года проводит в Англии (1793–1795). В 1807 г. он покидает Испанию, едет в Россию и больше уже никогда не возвращается на родину. Еще в детстве Бетанкур изучает французский и английский языки
свободно ими владеет. В Англии он женится на англичанке-католичке, род которой происходит из Франции, причем свою девичью фамилию Жордан она произносит на французский, а не на английский лад. Непосредственная родина (остров) давала бы Бетанкуру слишком узкое поле деятельности. Испания отторгла Бетанкура: с приходом Годоя инженерные работы стали свертываться, в 1814 г. даже распустили Корпус инженеров путей сообщения. Уроженец Канарских островов, испанец, потомок древнего французского рода, женатый на незнатной англичанке с французскими корнями, собрат по профессии английским инженерам и французским механикам (Модсли, Монжу, Бреге, Лагранжу), изгой в своем коснеющем королевстве – таков Бетанкур в 1807 году. После завоевания Наполеоном Испании жить в ней Бетанкуру также не было смысла. Из стран, сопротивлявшихся агрессору, оставались Англия и Россия. Но в Англии инженерное дело было сферой частного предпринимательства – может быть и доходное, но без размаха. Россия манила широкими просторами, обширными правительственными проектами преобразований и уважением аристократического принципа. Сам царь Александр I объявил себе последователем своей бабки Екатерины II и был жив культ царя-плотника Петра Великого. Это было похоже на Испанию времен молодости Бетанкура, времен реформ.
Бетанкур приехал в Россию, не зная русского языка. Поэтому ему нужен был умный переводчик. Им и оказался Ф.Ф.Вигель, который стал чиновником в ведомстве Бетанкура (1816 – 1822). Вигель составлял деловые бумаги, чаще всего на одной странице располагая два столбика параллельных текстов: русского и французского. Бетанкур ставил свою подпись только под теми текстами, которые мог прочесть.
Конечно, языковой барьер отделял Бетанкура от русской культуры. Но первая четверть XIX века представляла собой своеобразную культурную эпоху. После реформ Петра I в русской культуре произошел раскол. По мере распространения европейских стандартов жизни русское дворянство все больше переходило на французский язык как язык сословного общения.
Поэтому Бетанкур не должен был испытывать особого затруднения в языковой адаптации к жизни дворянского Петербурга. Но нужно учесть, что употребление французского языка еще не означало приобщения к французской культуре. Это был скорее язык космополитический, использование которого демонстрировало единство дворянского мира Европы и великосветской культуры Запада. Говоря преимущественно по-французски, Бетанкур не становился тем самым французом. Он был иностранцем – испанцем, говорящим на языке европейской образованности. Организовав обучение в Институте путей сообщения по-французски, Бетанкур заботился не об ознакомлении русских юношей с французской культурой, а об обеспечении научной коммуникации по европейским стандартам. После открытия института в 1809 году около четверти века в его аудиториях звучала французская речь преподавателей.
Вряд ли Бетанкур совершенно не знал русского языка. Возможно, он не владел им в той степени, чтобы пользоваться в литературной форме в ответственных ситуациях (в переписке, в светской или официальной беседе). Еще раз хочется напомнить слова Резимона о Бетанкуре: “он мог одинаково заниматься и с самым остроумным часовщиком, и с самым простым кузнецом; с самым ловким токарем и с самым обыкновенным плотником”. Здесь названы те мастеровые, до которых, конечно, не дошло офранцузивание речи. И едва ли при Бетанкуре во всех ситуациях находился переводчик. Бетанкур мог говорить на ломаном русском языке, сопровождая слова усиленной жестикуляцией, но это была русская речь. Косвенным аргументом в пользу минимального владения русским языком является тот факт, что Вигель нигде не приводит случаев, когда Бетанкур оказался бы в нелепой языковой ситуации, хотя не упустил бы повода поиронизировать. А ведь такие казусы случались с иностранцами. Например, есть анекдот о графе Ланжероне – знакомом Бетанкура, управлявшим Новороссийским краем. Ланжерон любил русские песни, записывал их. Но по-русски не мог без записочки произнести ни одной команды. “Однажды на смотре, в присутствии Николая I, Ланжерон вынул записочку из кармана и скомандовал перед фронтом: “Ты поди, моя коровушка, домой”[40].