Эпоха Возрождения

 

Россия считает себя европейской страной и, соответственно, носительницей европейской культуры. Христианство Русь обрела вместе со средневековой Европой. Но выделилась Европа из цепи дремлющих древних евразийских цивилизаций только в эпоху Возрождения. Появление светской культуры, не зависимой от догмы философии, самостоятельной науки, любования красотой мира и человека, шедевров Леонардо да Винчи (Leonardo da Vinci), Микеланджело (Michelangelo Buonarroti), Шекспира (Shakespeare), Сервантеса (Cervantes), Веласкеса (Velazquez) - вот они, приметы европейского Ренессанса.

«Идеальный город» проектировался Леонардо да Винчи, но так и остался на бумаге. После пожара 1666 года однокашник Ньютона Кристофер Рен (Wren) хотел сделать упорядоченный Лондон – не вышло. Удалось построить лишь собор святого Павла. На картинах выдающихся итальянских живописцев герои жили в мире светлого архитектурного рая: среди ажурных аркад, изящных храмов, стройных башен, широких улиц, которые художник конструировал сам, становясь зодчим своей мечты. Грандиозные строения и города создавал на гравюрах Пиранези (Piraneesi). Как прекрасен храм, «возведенный» Рафаэлем ( Raffaello Santi)в картине «Обручение Марии и Иосифа»! Причем архитектурный элемент полотен не был дополнительным украшением. О двух самых известных фресках – «Тайная вечеря» Леонардо и «Афинская школа» Рафаэля – Вельфлин (Woelflin) сказал: «Если бы уничтожить архитектуру, композиция была бы разрушена»[16]. Идеальному человеку Возрождения требовалось новое пространство.

Автор первой научной теории Возрождения (1860 г.) Буркхардт (Burckhardt) именно Венецию считает тем городом, где итальянцы видели истоки идеального архитектурного пространства, оформляющего лучшую жизнь человека. «Сам островной город казался к концу XV в. тогдашнему миру как бы ларцом с драгоценностями…Сабелино описывает Венецию с ее древними церквами и куполами, с косо срезанными башнями, инкрустированными мраморными фасадами с их особенным великолепием, где позолота потолков сочетается со сдачей внаем каждого угла. Он приводит нас на заполненную народом площадь,…где совершение сделок обнаруживает себя не громкой речью или гулом, где в портиках и прилегающих улицах сидят менялы и сотни ювелиров, а над ними расположено бесконечное множество лавок и складов; по другую сторону моста он описывает большой фондако немцев, в залах которого сложены их товары и живут люди и перед которыми в канале вплотную друг к другу стоят их корабли…Затем от Риальто до площади св. Марка парфюмерные лавки и трактиры. Так он ведет читателя от дома к дому вплоть до обоих лазаретов, являвших собой пример высокой целесообразности, которую можно было обнаружить только здесь. Забота о людях была вообще отличительной чертой венецианцев и в мирное время, и на войне; их уход за ранеными, в том числе и за врагами, был предметом удивления всего мира. Все государственные учреждения Венеции могли вообще служить образцом; пенсионная система применялась систематически»[17].

Культура Возрождения - это не просто красивые картины, которые можно повесить на стенку, и изящные сонеты, которые приятно читать, сидя в кресле. Это образ жизни, требующий своего особого материального воплощения. Палладио (Palladio)в первой книге трактата «Четыре книги об архитектуре» (1570г.) сразу же определил идеальное пространство города как совмещение обычных жилых домов со зданиями, выполняющими многие социальные функции и тем самым определяющими богатство и разнообразие бытия. «Итак, я сначала поведу речь о частных домах, а затем перейду к общественным зданиям и вкратце расскажу о дорогах, мостах, площадях, тюрьмах, базиликах, или судилищах, о ксистах и палестрах, где древние предавались телесным упражнениям, о храмах, театрах и амфитеатрах, об арках, термах, акведуках»[18]. Петру были нужны здания особой планировки для заседаний Коллегий, биржи, театральных представлений, балов и ассамблей, лабораторных опытов. Нужны казармы и площади для плац-парадов, сады со скульптурами античных богов и героев для маскарадов и фейерверков, залы для музейных экспонатов, аптекарские оранжереи, манежи для выездки коней. Не будь Петербурга, не было бы реальной физической и культурной среды, где бы проросло и оформилось русское Возрождение и развились все последующие культурные эпохи. Спланированность, “регулярность” и красота Петербурга - это воплощенная в материале рукотворность его как ансамбля, как произведения искусства, как “гнезда” новой культуры.

Споры о сущности Возрождения не утихают до сих пор. Крайние позиции отмечены следующими установками: 1) оно принадлежит только итальянской культуре XIV- XVI веков (в силу органичности и уникальности своего происхождения); 2) оно характерно для любой культуры светского типа (здесь сравнение с итальянцами осуществляется нахождением любых черт сходства). Обе крайности тяготеют к эмпиризму. Более плодотворным является подход, имеющий теоретическое основание.

Свое название Ренессанс получил не случайно. Его приверженцы осознали провал во времени между римской античностью и своим настоящим. Итальянские мыслители воспринимали себя этническими потомками латинян, с сожалением признавая мрачную эпоху, разделившую прадедов и правнуков и названную Средними веками. Так была постулирована перекличка времен и личная жизнь в двойном времени – основа диалога с прошлым. Но постижение древности открывало и новые пространства. После взятия турками Константинополя в 1453 году в Европу хлынули образованные греки, и итальянские гуманисты глубже осознали древнегреческие корни латинской учености и расширили пространство своего прошлого – как географическое, так и культурное. Началось размыкание пространственных границ, кончилось средневековое разделение пространства на земли «праведные» и «неправедные». Кстати, у итальянцев повысилась чувствительность и к достижениям северных стран, ранее считавшимися варварскими: от Ван Эйка (Van Eick) и его соотечественников были заимствованы методы изображения бытовых предметов и использование масляных красок. Так возникал диалог пространств. И, наконец, открывалась возможность для появления личности, развившейся до уровня богатой индивидуальности. В основе этого лежала проблема свободного выбора – своего прошлого (античного или средневекового, «готического»), своего смыслового поля (католически-традиционалистского или универсального, общечеловеческого), своего поприща (смиренного грешника или богатой возможностями личности). Активизировалась рефлексия – внутренний диалог, а вместе с ней и коммуникабельность – жажда спорить, убеждать и творить.

Позднее средневековье и Возрождение породили образы людей как великого подвига ("Давид" Микеланджело, "Дон-Кихот" Сервантеса, "Гамлет" Шекспира), так и великого и опасного эгоизма (гедонист и раз­вратник Дон-Жуан, ученый и чернокнижник Фауст).

Так называемый реализм Возрождения носит характер "культурного взрыва" (термин Ю.М.Лотмана). Возрождение осуществило проверку тех моделей мира и человека, которые разрабатывались ранее. Культуры большой группы (эпос), малой (идиллия) и отдельного, "внутреннего" че­ловека выступили как равноправные, как носители тех критериев кото­рыми нужно было оценивать жизнь в целом. Если огрубить эти критерии, то они таковы: долг и мужество в контексте большой группы; любовь и приязнь - малой; свобода и творчество - в контексте отдельной личности

Как их совместить? Великими художниками Возрождения была предпри­нята такая попытка, но результаты оказались трагическими. Будучи коро­лем, Лир оказывается не в состоянии проявить теплоту в семейном обще­нии; став настоящим отцом, Лир не имеет сил быть королем. Борясь за ве­ликую социальную справедливость, Дон-Кихот проявляет слепоту в жи­тейском ходе дел (отчего "спасенные" им люди страдают еще сильнее и умоляют «рыцаря печального образа» не вмешиваться больше в их жизнь).

Эпоха Возрождения (или Ренессанса) возникла в Италии и знаменовала собой возможно полное восстановление культурных связей между современностью и античностью как национальным прошлым итальянцев, осознавших себя потомками римлян. греческая и римская классика получила как бы новую жизнь. Стиль Ренессанса классичен - он тяготеет к ясности, гармоничности, телесности, уравновешенности, симметричности, достойному спокойствию, ориентированности на человека как меру вещей. Полная реабилитация искусства античности, подражание ему, реставрация древних памятников, заимствование архитектурных и скульптурных форм - это лишь одна сторона Возрождения. Главное - в стремлении возродить духовно-телесную гармонию. В здоровое тело “возвращался” здоровый дух. Но это был не слабо индивидуализированный “дух” античного человека, а многократно расширившаяся сфера внутренней жизни европейца, прошедшего школу христианского воздействия духовной нивы. Идеальной красотой мира увлечен Шекспир в комедии «Двенадцатая ночь».

Важно отметить, что культура Возрождения не была массовой и географически широкой. Она была “точечной”. На очень узком пространстве и в очень короткое время оформлялось аристократическое художественное братство, которое делало открытие в искусстве и распадалось, передавая традицию в другую “точку”. Достаточно сказать, что Возрождение (Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль и их ученики) просуществовало всего несколько десятилетий в немногих итальянских городах. Закат гармонического периода в живописи одной страны и скульптуре переходит в рассвет ренессанской драматургии в другой (Микеланджело умер в год рождения Шекспира). Ренессансный стиль был неустойчив как художественная модель предназначенная для непосредственного широкомасштабного воплощения. Решающее большинство жителей Европы жили в доренессансной, в готической культурной среде. Но наследие гениев Возрождения было тем “семейным материалом”, который будет высеваться и выращиваться на полях искусства вплоть до нашего века, являясь источником больших художественных стилей, существование которых возможно лишь при наличии подготовительной массовой публики.“Декамерон” Боккаччо состоит из 100 новелл, каждая из которых предваряется кратким изложением сюжета. Для исторической психологии особенно ценными представляются те сюжеты, в которых отражается нововведение, изменяющее ход жизни людей. Такова, например, седьмая новелла шестого дня. В подзаголовке события излагаются так:

“Донну Филиппу муж застает с любовником; на суде она благодаря находчивому и остроумному ответу избавляет себя от наказания и дает повод для того, чтобы изменить закон”.[19]

Разумеется такой сюжет не претендует на точную хронологическую привязку события к реальности, но позволяет уловить изменение в установках людей конкретной эпохи. Сюжет обеспечивает повышенную точность и надежность сообщения именно потому, что фиксирует противопоставление диспозиций - социальных и личностных, в результате чего и проводится определенная граница между двумя (и более) семантическими полями.

Но писатели в освобождении личности видели и опасность эгоизма, формирующего деструктивную личность. Приведу отрывок из другой великой трагедии, созданный уже через два тысячелетия после «Антигоны». В «Гамлете» Шекспир прямо проводит сравнение истинной и разрушительной личности. Для принца его умерший отец выступает как идеальное Я («Он человек был, человек во всем»; «Ему подобных мне не встретить»)[20]. И в разговоре с матерью Гамлет показывает ей два портрета; первого мужа (отца принца) и второго (отравителя своего брата – короля). И о Клавдии звучат такие слова:

«Убийца и холоп;

Смерд, мельче в двадцать раз одной десятой

Того, кто был вам мужем; шут на троне;

Вор, своровавший власть и государство,

Стянувший драгоценную корону

И сунувший ее в карман»[21].

Клавдий – типичная деструктивная личность. Он сеет смерть, будучи готовым разрушить самые святые связи (родство, брак, закон). И выдает Клавдия, возвеличенного придворными льстецами, именно мелкость натуры. Он – малое измерение того, на что претендует: шут вместо короля; вор вместо правопреемника; карлик рядом с великаном-братом (уменьшенный в размерах даже двуступенчато: сперва в десять раз, а потом в двадцать). И в отличие от Креонта Клавдий – уже полностью оформившаяся деструктивная личность. Клавдий осознает себя как разрушенную личность еще до окончательного расчета. В знаменитой сцене молитвы Клавдий сам над собой произносит приговор:

 

«Увязший дух, который, вырываясь,

Лишь глубже вязнет»[22].