Александр Черников 3 страница

В ходе формирования пары большое значение имеют проблемы части и целого. Сначала каждый из супругов ощущает себя как единое целое, взаимодействующее с другим целым. При формировании нового целого — супружеской пары — каждый должен стать его частью. Это может ощущаться как отказ от части своей индивидуальности. В некоторых случаях терапевт, работающий с семьей на этом этапе, бывает вынужден сосредоточивать внимание на взаимодополнительности с целью помочь паре понять, что принадлежность к семье не только стесняет, но и обогащает.

Со временем новый организм стабилизируется в виде уравновешенной системы. Такой переход на новый уровень сложности почти всегда болезнен. Однако если холон выживет вообще, то пара достигнет такой стадии, на которой при отсутствии значительных внутренних изменений или внешних воздействий флуктуации системы будут оставаться в определенных пределах.

Семьи с маленькими детьми

Второй этап начинается с рождением первого ребенка, когда мгновенно возникают новые холоны: родительский, мать-ребенок, отец-ребенок. Супружеский холон должен реорганизоваться для решения новых задач и выработать новые правила. Новорожденный ребенок целиком зависит от ухода за ним, ответственность за который лежит на родителях. В то же время он проявляет элементы собственной индивидуальности, к чему семья вынуждена приспосабливаться.

Это еще одна структура, диссипативная настолько, что может оказаться под угрозой вся система. Жена может разрываться между мужем и ребенком, претендующими на ее время и внимание. Отец может почувствовать отчуждение. Возможно, терапевт будет вынужден помочь ему сблизиться с матерью и ребенком, напомнить о родительских функциях и способствовать выработке у него более сложного, дифференцированного представления о себе в составе супружеского и родительского холонов. Если эти проблемы будут решены недостаточно успешно, могут возникнуть коалиции между представителями разных поколений. Мать или отец могут объединиться с ребенком против другого супруга, удерживая его на периферии семьи или толкая к злоупотреблению своей властью.

Непрерывно решая проблемы внутреннего управления и общения, семья в то же время должна обсуждать и свои новые контакты с внешним миром. Формируются взаимоотношения с бабушками и дедушками, тетками и дядями, двоюродными братьями и сестрами. Семье приходится иметь дело с больницами, школами и со всей индустрией детской одежды, продуктов питания и игрушек.

Когда ребенок начинает ходить и говорить, родители должны выработать такие способы управления, которые предоставляют им определенную свободу при обеспечении безопасности и сохранении родительской власти. Выработав определенные стереотипы ухода, взрослые теперь должны модифицировать эти стереотипы, найти подходящие способы сохранять контроль и в то же время способствовать развитию ребенка. Новые стереотипы должны быть исследованы и стабилизированы во всех холонах семьи.

Когда рождаются другие дети, стабильные стереотипы, сконцентрированные вокруг первого ребенка, разрушаются. Должна возникнуть более сложная и дифференцированная карта семьи, включающая в себя холон сиблингов.

Семьи с детьми-школьниками или подростками

Когда дети отправляются в школу, происходит резкая перемена —начинается третий этап развития. Теперь семья должна соотносить себя с новой, хорошо организованной и высоко значимой системой. Вся семья должна выработать новые стереотипы: как помогать в учебе и кто должен это делать, как урегулировать укладывание спать, приготовление уроков и досуг, как воспринимать оценку ребенка школой.

Подрастая, дети вносят в семейную систему новые элементы. Ребенок узнает, что семьи его друзей живут по иным, по-видимому, более справедливым правилам. Семье придется достигать соглашения о некоторых переменах, изменять кое-какие правила. Новые границы, разделяющие родителей и ребенка, должны допускать контакт между ними, но при этом предоставить ребенку возможность держать в тайне некоторые стороны своего опыта.

В подростковом возрасте приобретает особое значение группа ровесников. Это отдельная культура, с собственными взглядами на секс, наркотики, алкоголь, одежду, политику, образ жизни и будущее. Теперь семья взаимодействует с сильной и часто конкурентной системой, а растущая компетентность подростка дает ему больше оснований требовать уступок от родителей. На всех уровнях приходится заново приходить к соглашениям по поводу самостоятельности и управления.

Дети — не единственные члены семьи, которые растут и меняются. Существуют особые периоды и в жизни взрослых, которые обычно совпадают с круглыми десятилетиями. Эти периоды также влияют на семейные холоны и испытывают на себе их влияние.

На этом этапе может появиться новый источник давления и претензий к семье — родители родителей. Как раз в то время, когда достигшие среднего возраста родители решают проблемы самостоятельности и поддержки своих подрастающих детей, для них может возникнуть необходимость обсуждать способы вновь войти в жизнь своих собственных родителей, чтобы компенсировать их угасающие силы и утраты.

На большей части третьего этапа для семьи характерен лишь незначительный дисбаланс, требующий адаптации. Однако диссипативные условия становятся очевидными в момент поступления в школу и в различные периоды отрочества, когда сексуальные потребности, требования школы и конкурирующие влияния со стороны группы ровесников разрушают стереотипы, установившиеся в семье.

В конце концов на этом этапе начинается процесс отделения, и эта перемена сказывается на всей семье. Бывает, что второй ребенок занимает относительно отчужденное положение в сверхпереплетенном родительском холоне. Однако, когда его старшая сестра отправляется в колледж, он сталкивается с повышенным вниманием к себе со стороны родителей. В таких случаях сильна тенденция воссоздать установившиеся структуры, втянув в ранее возникшие стереотипы нового члена семьи. Это может означать неумение адаптироваться к требованиям перемен в семье.

Семьи с взрослыми детьми

На четвертом, последнем этапе у детей, теперь уже молодых взрослых, формируется собственный образ жизни, своя карьера, появляется круг друзей и, наконец, партнер. Изначальная семья снова состоит из двух человек. Хотя теперь у членов семьи есть большой опыт совместного изменения стереотипов, на этом новом этапе требуется четкая реорганизация, затрагивающая взаимоотношения между родителями и взрослыми детьми.

Этот этап иногда называют “периодом опустевшего гнезда”, что обычно ассоциируется с депрессией у женщины, лишившейся своих привычных забот. Однако на самом деле супружеская подсистема вновь становится для обоих ее членов важнейшим семейным холоном, хотя при появлении внуков приходится и здесь вырабатывать новые взаимоотношения. Данный период, часто описываемый как период растерянности, может вместо этого стать периодом бурного развития, если супруги, и как индивиды и как пара, прибегнут к накопленному опыту, своим мечтам и ожиданиям, чтобы реализовать возможности, ранее недоступные из-за необходимости выполнять свой родительский долг.

Эта схема развития относится лишь к семьям из среднего класса, по статистике состоящим из мужа, жены и 2,2 ребенка. Сейчас все более вероятно, что семья окажется также частью какой-то более обширной системы или же переживет развод, уход одного из супругов и новый брак. На этих этапах люди также сталкиваются с весьма сложными проблемами. Однако при любых обстоятельствах основной принцип остается в силе: семья должна пройти определенные этапы развития и взросления. Она должна пережить периоды кризиса и перехода в новое состояние.

С точки зрения терапии важен тот факт, что и перемены, и преемственность свойственны любой живой системе. Семейный организм, как и организм отдельного человека, колеблется между двумя полюсами. Один полюс — безопасность известного. Другой — исследование нового, необходимое для адаптации к меняющимся условиям.

Когда семья обращается за терапевтической помощью, она переживает трудности, потому что застыла на этапе гомеостаза. Потребность сохранить статус кво лишает членов семьи возможности творчески откликаться на изменившиеся условия. Приверженность правилам, которые когда-то были более или менее пригодными, мешает реагировать на перемены. Поэтому одна из целей терапии — вывести семью на стадию плодотворного смятения, когда на смену тому, что воспринималось как данность, должен прийти поиск новых путей. Усиливая флуктуации системы, нужно добиваться от семьи гибкости, в конечном счете заставляя ее двигаться в направлении более высокого уровня сложности. В этом смысле терапия есть искусство, подражающее жизни. Нормальное развитие семьи включает в себя флуктуации, периоды кризиса и разрешение проблем на более высоком уровне сложности. Терапия — это продвижение семьи, застывшей на месте, вперед по спирали развития и создание кризиса, который подтолкнет семью дальше по ее собственному эволюционному пути.

3. ПРИСОЕДИНЕНИЕ

Семейный терапевт должен с самого начала занять в какой-то степени ведущее положение. Теоретически и семья, и терапевт приступают к терапии, имея одни и те же цели. Само присутствие семьи свидетельствует о том, что она нуждается в помощи и приглашает специалиста присоединиться к ее системе и помочь ей изменить ситуацию, которая поддерживает или вызывает стресс, дискомфорт или страдания. Однако в действительности члены семьи и терапевт чаще всего по-разному понимают местонахождение болевой точки, причину страдания и процесс исцеления.

Семья, как правило, связывает проблему с одним из своих членов. Она полагает, что причина — во внутренней патологии этого индивида. Она ожидает от терапевта, что он сосредоточит внимание на этом индивиде и будет работать с ним, чтобы вызвать у него изменения. Однако для семейного терапевта этот идентифицированный пациент — всего лишь носитель симптома; причина проблемы — дисфункциональные взаимодействия в семье, а процесс исцеления потребует изменения этих взаимодействий. Понадобится усилить флуктуации, чтобы сдвинуть семейную систему в направлении более сложной организации — такой, которая поможет лучше справиться с текущей ситуацией в семье.

Поэтому вмешательство терапевта может привести в действие те механизмы внутри семейной системы, которые сохраняют ее гомеостаз. За время совместной жизни семьи в ней выработались определенные правила, регулирующие взаимоотношения между ее членами. Любое нарушение этих правил автоматически встречает отпор. Более того, семья, обратившаяся за терапевтической помощью, уже некоторое время сама пыталась решить проблему, которая привела их к терапевту. Эти попытки могли сузить диапазон восприятия жизни членами семьи. Они склонны излишне сосредоточиваться на проблеме и, находясь в состоянии стресса, злоупотреблять привычными реакциями. Поэтому они пользуются меньшей свободой, чем при обычных обстоятельствах, и возможности для исследования у них огра­ничены.

И вот семья и терапевт становятся партнерами, имеющими более или менее сформулированную общую цель — избавить от симптомов их носителя в семье, ослабить конфликт и напряженность у всех ее членов и научить семью новым способам преодоления трудностей. Две социальные системы объединяются ради определенной цели и на определенное время.

Теперь следует определить функции всех участников этой терапевтической системы. Терапевт находится в той же лодке, что и семья, но он должен быть рулевым. Какими качествами должен обладать такой рулевой? Какими навыками он должен владеть? Какой явной или скрытой картой этих вод может он руководствоваться, чтобы вести судно?

Терапевт пока еще не знает особенностей именно этого семейного танца, однако он видел много семейных танцев. Кроме того, у него есть собственная генетическая программа и собственный жизненный опыт. Он привносит свою индивидуальную манеру общения и комплекс теоретических знаний. Семье придется так или иначе приспосабливаться к этому набору, а терапевту — приспосабливаться к семье.

В большинстве случаев семья соглашается считать терапевта ведущей стороной в этом партнерстве. Тем не менее он должен заработать право быть лидером. Как и всякий лидер, он должен будет приспосабливаться, уговаривать, подчинять себе, поддерживать, направлять, предлагать и следовать за другими, чтобы оставаться лидером. Однако терапевт, владеющий спонтанностью, может с легкостью взять на себя парадоксальную обязанность быть лидером системы, членом которой является он сам. У него выработаны некоторые навыки использования самого себя в качестве инструмента изменений. Он также располагает определенной суммой знаний и опыта, касающихся семей, систем и процессов изменения. Он знает, что, как только он станет членом терапевтической системы, на него будут распространяться ее требования. В какие-то моменты он будет вынужден избирать какой-то определенный путь и двигаться по нему каким-то определенным образом. Иногда такое воздействие будет для него очевидным, в других случаях он даже не будет его осознавать. Он должен примириться с тем, что столкнется с неявными правилами, организующими поведение членов семьи. Ему придется больше говорить с центральным членом семьи, посмеиваясь про себя над беспомощностью этого “шлемиля”*. Ему захочется прийти на помощь носителю симптома или же помочь другим делать его “козлом отпущения”. Его долг целителя требует умения действовать заодно с семьей. Однако он должен также уметь отойти в сторону, а затем снова присоединиться к семье, но уже по-иному — и в этом состоит его главная трудность.

Использование терапевтом собственного “я”

В области семейной терапии существуют разногласия по поводу того, как именно терапевт использует собственное “я”, чтобы добиться ведущего положения в терапевтической системе. Прежние теории терапии изображали терапевта как объективного собирателя сведений, однако сейчас этот миф в значительной мере опровергнут. Даже в психоанализе понимание того, как психоаналитик использует собственное “я” в процессе контрпереноса, стало толчком к огромным переменам в психоаналитической теории и практике. “Вероятно, это правда, — пишет Дональд Мельцер, — что любой анализ, действительно проникающий в глубь переживаний пациента, делает то же и для психоаналитика, вызывая изменения, которые способны помочь ему анализировать свое собственное “я”. Необходимое состояние вдохновенной интерпретации — это “тот тип внутренней близости, который создает атмосферу рискованного предприятия, когда между зрелой частью личности пациента и психоаналитиком как ученым-творцом возникают товарищеские отношения... что открывает терапевтические возможности перед обоими участниками этого предприятия”1.

Семейные терапевты часто признают лишь традиционные позиции психодинамического подхода к терапии. Поэтому интересно отметить, насколько близкая параллель нашему стремлению понять, как терапевт использует собственное “я”, обнаруживается в совершенно иной парадигме психоанализа.

Когда терапевты начали рассматривать семью как целое, в центре изучения процесса использования собственного “я” лежала опасность для терапевта оказаться втянутым в поле семьи настолько, что он утра­тит терапевтическую маневренность. Лайман Уинн и другие авторы описывали растерянность и тревогу, которые испытывают терапевты, работая с семьями, в которых есть шизофреник2.

Решение проблемы сохранения терапевтического потенциала, предложенное Карлом Витакером, состоит в подключении к работе второго терапевта: “Я не думаю, что один терапевт может быть достаточно силен, чтобы войти в семью, изменить ее и снова выйти... Я не хочу до конца жизни сидеть у плотины, затыкая пальцем дыру в ней”. При наличии же второго терапевта первый может решить свою “проблему контрпереноса, опираясь на свои взаимоотношения со вторым терапевтом, и тогда терапевтический процесс превращается в процесс взаимодействия двух групп”. Витакер возлагает надежды на “нас обоих” — на своего помощника и самого себя,— не всегда полагаясь на каждого в отдельности; вместе же они обретают “стереоскопическое видение”3. Под защитой второго терапевта Витакер, целью которого является творческое обогащение как семьи, так и самого себя, вступает в интенсивную личную связь с семьей, воспринимая воздействие семьи на терапевта как неизбежное и часто благотворное.

На другом полюсе находится Миланская школа, которая исходит из постулата, что такое втягивание неизбежно всякий раз, когда терапевт вступает в близкие отношения с семьей4. Чтобы избежать втягивания, терапевт поддерживает тесную связь со своей собственной группой, состоящей из двух терапевтов, которые находятся под наблюдением еще двух членов команды и получают от них поддержку. Взаимоотношения между терапевтами и семьей, хотя внешне и дружеские, втайне враждебны. Терапевты планируют свои вмешательства так, чтобы вызвать сопротивление семьи, что, в свою очередь, вызывает поведение, которое рассматривается как терапевтическое. При этом предпринимаются всяческие попытки предотвратить опасность включения терапевтов в семейную систему и вовлечения их в конфликты между ее подсистемами.

Примерно среднее положение в этом ряду принадлежит Мюррею Боуэну, который сохраняет свою объективность и контролирует использование своего “я”, выступая как тренер. В этом качестве специалиста терапевт занимает самое центральное место: он — тот человек, которому адресуются все высказывания. Людям предлагается говорить о своих эмоциональных процессах, а не испытывать их во время сеанса. Терапевт стремится сохранять атмосферу эмоционального спокойствия. В результате возникает терапевтическая система, совершенно непохожая на естественные внутрисемейные взаимодействия и менее интенсивная, чем они. Ее не столь жесткие правила не могут оказывать сильное влияние на терапевта. Занимая центральное положение, но оставаясь защищенным, терапевт ведет сеанс в значительной мере по своему усмотрению5.

Точка зрения авторов настоящей книги по вопросу об использовании терапевтом собственного “я” состоит в том, что он должен научиться чувствовать себя свободно при самых разных уровнях вовлеченности. Здесь может оказаться полезным любой прием в зависимости от личности терапевта, особенностей семьи и данного момента. Иногда терапевт может пожелать обособиться от семьи, давая ей указания подобно специалисту Миланской школы и, возможно, имея, какой-то тайный план. Иногда он будет занимать среднее положение, выступая по Боуэну в качестве тренера. А иногда он будет кидаться в бой по Витакеру, ставя себя на место одного из членов системы, открыто вступая в союз со слабой стороной или применяя любую тактику, которая будет соответствовать его терапевтическим целям и его пониманию данной семьи. Существуют определенные ограничения на использование им собственного “я”, определяемые его личностными особенностями и особенностями семьи. Однако в этих пределах терапевт может научиться применять такие методы, которые потребуют разной степени вовлеченности.

Присоединение к семье — скорее установка, чем метод; оно охватывает любые терапевтические взаимодействия. Присоединиться к семье — значит довести до сознания ее членов, что терапевт понимает их, работает вместе с ними и ради них. Только под его защитой семья может оказаться в достаточной безопасности, чтобы исследовать альтернативы, испытывать непривычные ощущения и изменяться. Присоединение — это тот клей, который скрепляет всю терапевтическую систему.

Как терапевт присоединяется к семье? Подобно членам семьи, он, как сказал Гарри Стак Салливан, “скорее тоже человек, чем кто-то еще”6. Где-то в его душе скрыты чуткие струны, которые откликаются на любую человеческую ноту. В ходе формирования терапевтической системы выявляются те аспекты его характера, которые помогают находить общий язык с членами семьи. При этом терапевт намеренно активирует те стороны своего “я”, которые конгруэнтны семье. Однако он присоединяется к семье таким образом, чтобы сохранить за собой возможность встряхнуть ее членов. Он приспосабливается к семье, но требует, чтобы и семья приспосабливалась к нему.

Процесс присоединения к терапевтической системе не ограничивается простой поддержкой семьи. Хотя присоединение часто связано с поддерживающими маневрами, в других случаях оно осуществляется путем противодействия дисфункциональным маневрам, и это вселяет в членов семьи надежду на то, что терапевт действительно способен улучшить ситуацию. Когда терапевт, подобный Витакеру, работает с семьей, среди членов которой есть психотики, присоединяясь к системе, он нередко выдвигает требование, чтобы члены семьи приноравливались к нему. Этот метод “неподвижного объекта” —эффективный прием присоединения, в котором сочетаются мировоззрение терапевта, его понимание происходящих в семье процессов и его самоуважение. Хотя такой прием может производить на наблюдателей весьма пугающее впечатление, он создает такую структуру терапевтической системы, которая внушает мысль о возможности помочь.

Поскольку собственное “я” терапевта — его самое сильное оружие в процессе изменения семей, он должен хорошо представлять себе возможный диапазон своего репертуара присоединения. Молодому терапевту с тихим, ласковым голосом не стоит присоединяться к семье в качестве рассерженного отца, как иногда поступает Минухин. Для терапевта важно уметь использовать собственные ресурсы, а не стараться подражать добившемуся успеха специалисту. Еще одно простое правило присоединения состоит в том, чтобы работать с семьями, находящимися на такой стадии развития, через которую терапевт уже прошел. Когда же приходится иметь дело с незнакомыми терапевту ситуациями, то для присоединения будет полезно, если он займет подчиненное положение и попросит помочь ему разобраться — это позволяет выиграть время для развития как терапевтической системы, так и самого терапевта.

Как и любое дело человеческих рук, присоединение не всегда представляет собой осмысленный, разумный процесс. Значительная его часть не лежит на поверхности и связана с обычными процессами взаимодействия между людьми. Кроме того, собственная манера поведения терапевта может оказаться подходящей для одних семей, с которыми он, как выяснится, сможет в значительной степени оставаться самим собой, в то время как при работе с другими семьями он поведет себя более шумно или более сдержанно, чем обычно. В некоторых семьях он окажется более разговорчивым, с другими — более молчаливым. Будет меняться ритм его речи. В некоторых семьях он будет больше обращаться к матери, в других — ко всем членам семьи. Он должен следить за переменами в самом себе, отражающими скрытые стереотипы взаимодействий, свойственные данной семье, и использовать такие внешние сигналы как еще один источник информации о ней.

Терапевт присоединяться к семье с позиций различной степени близости. Существуют конкретные приемы присоединения для тесной близости, промежуточной и отстраненной позиций.

Тесная близость

Занимая позицию тесной близости, терапевт может брать под покровительство членов семьи, возможно, даже вступать в союз с одними из них против других. Вероятно, самый полезный инструмент такого покровительства — поддержка. Терапевт признает правомерными реальности холонов, к которым он присоединяется. Он выискивает позитивные моменты и подчеркнуто одобряет их. Одновременно он выявляет болевые точки, трудности и стрессы и дает понять, что, хотя и не будет их избегать, но постарается реагировать на них достаточно деликатно.

Терапевт может оказывать поддержку даже тем членам семьи, которые ему не нравятся, и при этом ему не нужно прибегать к напускному всепрощению и благодушию. Когда человеку кто-то нравится, он программирует себя на то, чтобы уделять внимание прежде всего тем сторонам этой личности, которые подтверждают его впечатление. То же самое происходит и тогда, когда человеку кто-то не нравится: он выискивает отрицательные стороны, игнорируя положительные. Он старается избежать ощущения неуверенности, сосредоточивая внимание на тех сторонах личности или группы, которые подтверждают его позицию. Структурно-ориентированный семейный терапевт знает, какую избирательность проявляют люди в процессе наблюдения, чтобы подкрепить свое мнение, и может заставить себя подмечать все положительное. В конце концов, те, кто обратился к нему за терапевтической помощью, как и любой из нас, делают все, что могут.

Поддерживая все положительное в людях, терапевт становится для членов семьи источником самоуважения. Более того, другие члены семьи видят получившего его поддержку в новом свете. Сделавшись источником самоуважения и статуса в семье, терапевт расширяет свои возможности. Кроме того, он получает право взять обратно свое одобрение, если клиенты не следуют его указаниям.

Часто поддержка представляет собой всего лишь сочувственный отклик на эмоции, проявленные тем или иным членом семьи: “Вы как будто чем-то озабочены... подавлены... рассержены... утомлены... измотаны”. Поддержка может заключаться и в описании какого-то взаимодействия между членами семьи без всякого элемента оценки: “Похоже, что между вами идет постоянная борьба”, или “Когда вы что-то говорите, он не соглашается... замолкает... воспринимает это как вызов”. Такое вмешательство — не интерпретация. Членам семьи и так уже известно то, о чем говорит им терапевт. Его слова — просто признание факта, что он понял ситуацию и готов заняться этой проблемой вместе с ними.

Еще один способ поддержки — описать явно отрицательные черты какого-то члена семьи, в то же время “сняв” с него ответственность за такое поведение. Ребенку терапевт может сказать: “Ты ведешь себя словно маленький. Как это твои родители добились того, что ты остался таким ребенком?” Взрослому он может сказать: “Вы ведете себя так, будто во всем полагаетесь на свою супругу. Как она делает вас таким беспомощным?” При использовании этих приемов член семьи чувствует, что терапевт понимает его трудности, но не подвергает его критике и не считает виноватым, и может реагировать на это так, словно получил личную поддержку.

Поддержка продолжается на всем протяжении терапии. Стремясь к структурным изменениям, терапевт постоянно выискивает и подчеркивает положительные стороны в действиях членов семьи. Он всегда остается источником поддержки и заботы, а не только лидером и руководителем терапевтической системы.

Работая в условиях тесной близости, терапевт должен понимать, что такое “втягивание” в семейную систему стесняет свободу его действий. Вступая в тесную близость, он усиливает напряженность. Но в то же время он оказывается и участником, на которого распространяются соответствующие правила. Для терапевта важно уметь работать в такой модальности, однако столь же важно знать, как из нее снова выйти.

Промежуточная позиция

Занимая промежуточную позицию, терапевт присоединяется к семье в качестве активного, но нейтрального слушателя. Он помогает людям излагать свои истории. Такую модальность присоединения, которую называют прослеживанием, воспитывают у терапевтов объективистские школы динамической терапии. Это полезный способ сбора сведений. Однако он никогда не бывает таким нейтральным и объективным, каким считают его те, кто им пользуется. И он тоже может стеснять свободу действий терапевта. Если члены семьи жаждут поведать свои истории, внимание терапевта может оказаться чрезмерно приковано к их содержанию. Иногда терапевт увлекается прослеживанием высказываний самого словоохотливого члена семьи, не замечая разыгрывающейся перед ним картины семейной жизни.

Работая из промежуточной позиции, терапевт также может подстраиваться к идущим в семье процессам. Если главный диспетчер семьи —мать, а отец находится на периферии, терапевт может начать присоединение к семье, почтительно слушая мать, даже если его конечная цель состоит в том, чтобы повысить роль отца.

Терапевт может получить полезную информацию о семье, анализируя, как он сам ведет прослеживание идущих в семье процессов. Не оказывается ли, что он говорит большей частью с матерью? Не забыл ли он спросить, почему отец не пришел на сеанс? Не испытывает ли он покровительственных чувств по отношению к какому-то члену семьи и не вызывает ли у него раздражения другой? Наблюдая за факторами, влияющими на его поведение, терапевт может включиться в семью, намеренно уступив такому влиянию. Он не объясняет семье своих реакций, потому что это подчеркивало бы его роль аутсайдера, чужого семье человека. Однако он отмечает их про себя —и как способ избежать втягивания, и как способ знакомства со структурой, управляющей поведением членов данной системы.

Продемонстрировать прослеживание можно на примере семейства Джавитсов. Эта семья обратилась за терапевтической помощью из-за депрессии у отца — идентифицированного пациента.

 

Минухин (матери): Вы считаете, что в вашем доме все идет не так?

Мать: Я бы не сказала, что в моем доме все идет не так, но могло бы идти лучше.

Минухин: Когда ваш муж считает, что в вашем доме все идет не так, он полагает, что вы плохая хозяйка?

 

Терапевт приступает к прослеживанию, задавая, в сущности, конкретный вопрос: “Как влияет ваше поведение на представление о вас вашего мужа?”

 

Мать: Да.

Отец: Да.

Минухин (матери): И он может вам это высказать или должен держать про себя?

 

В ходе прослеживания вводится намек на стереотип взаимодействия между супругами, что ведет семью в направлении межличностного исследования.

 

Мать: По-разному — иногда он просто брякнет что-то такое, не особенно задумываясь, а иногда держит про себя, потому что я расстраиваюсь, когда он об этом заговаривает. Все зависит от того, боится ли он меня расстроить или нет.