Восприятие лекция 24

Значит, это абстракция от основной частоты. Вот какая картина открывается в речевом звуке. Есть еще одна абстракция. Это абстракция громкости. Тихо я говорю или громко — вы все равно воспринимаете эти слова. Для вас этот материал, вернее, этот звуковой предмет остается тем же самым звуковым предметом. Я скажу немнож­ко громче или скажу немножко тише, увеличу свой коэффициент усиления в громко говорящей установке или уменьшу его немножко — вы все равно продолжаете вос­принимать мою речь. Значит, очень своеобразная, самая удивительная абстракция происходит в отношении высоты, абстракция от основной частоты, можно сказать.

А что же тогда выполняет роль решающего звена? Спектр. То есть вот то са­мое, что я срезаю огибающей. Спектр образуется вот этими обертонами.

Слух речевой — я формулирую вывод — есть слух тембровый или спектраль­ный. Очень интересная деталь — внутри этого происходит еще некоторая абстрак­ция. Это абстракция от собственного тембра. Потому, что ведь голоса человеческие и речь человеческая характеризуются еще и индивидуальной тембральной окраской, верно? Так вот: от этих индивидуальных общих окрасок мы тоже делаем отвлечение. Мы извлекаем только динамику, только специальные изменения спектрального со­става, которые, собственно, и образуют то, что мы в лингвистике называем «фоне­ма». Вот как обстоит дело.

Большинство языков мира принадлежат к числу тембральных, то есть основан­ных на этом принципе. Исключение составляют немногие языки народов Африки и более широкая группа языков, которые являются с этой точки зрения смешанными, то есть включают в себя как очень важные компоненты тембровые, тембральные и вместе с тем звуковысотные.

Я апеллирую к вьетнамскому языку, серьезное значение в котором имеет и звуковысотное отношение. Кстати, и у вьетнамцев тоже в разных районах удельный вес тональных элементов, то есть по высоте, разный. Север, средний и южный Вьет­нам в этом отношении дифференцируются. У одних — более подчеркнутое значение тональных, то есть звуковысотных, компонентов, у других — относительно более подчеркнутым является значение тембровых компонентов.

Некоторые народы Африки, не очень многочисленные, пользуются языком, или также и языком, который построен вообще только на звуковысотном принци­пе, то есть по принципу изменения высоты. Вы знаете эти языки: это так называе­мый язык свистов — свист там большое преимущество имеет перед речью, там от­носительно широкий диапазон и сильный несущий эффект, то есть широко и далеко распространяющийся звук.

То же, в известной мере, относится к звуковым языкам — их называют языка­ми барабанов. Это, вернее, язык цимбал особого рода. Сначала думали, что там раз­личия достигаются различием ритмов, но более новые исследования показывают, что там очень важную роль играют различия по высоте. Дело в том, что по натянутой коже или по дереву (неважно, какой источник звука), на инструмент оказывается пе­ременное давление, так что меняется? Так, как в литаврах. Вы знаете, что это за ин­струмент? Это такая полусфера, затянутая сверху кожей, которая имеет рукоятки для большего или меньшего натягивания, от чего меняется звуковысотная характеристи­ка звука этого своеобразного, настраивающегося барабана. В действительности мы в других инструментах имеем то же — бубен, например, тоже настраивается. Там про­сто давлением пальцев большее или меньшее натяжение создается. В общем же язык должен быть охарактеризован для большинства языков как тембровое образование. Теперь я внес уже оговорки — не всегда так, правда? — но для большинства языков мира это так, как я описывал. Это тембровые языки.


слуховой восприятие 215

Насколько точно различение спектрального содержания, того, что мы назы­ваем тембровым содержанием, видно из тонкостей различения фонем. Причем ос­воение фонем — это процесс не очень простой.

Я приведу банальные, тривиальные, так сказать, примеры, если говорить о русском языке. Извольте: тень — день. Запишите с помощью записывающего прибора. Очень трудно различить прибору — человеку проще. Наше ухо сильнее инструмен­тального различения. Вы только подумайте — тень, день. Вы это ведь отчетливо слы­шите, правда? Мел — мель, ель — ел. Это грубо даже для русского уха, заметьте, для русского уха. Для уха иностранца это трудные фонемы.

Вы, наверное, знаете, что, например, для германских языков (для немецкого, в частности), смягчение согласных «ел» и «ель» затруднительно, и у них постоянные ошибки в русском языке и даже в понимании.

Во французском языке есть три звука, передаваемые одним русским звуком «э», а у них три разных. И для французского уха или уха бегло говорящего на фран­цузском языке, имеющего известный живой опыт, или очень хорошо обученного уха, конечно, они тоже существуют как различные фонемы, правда? Для овладевше­го впервые языком они не различимы.

Редкие иногда различия фонем составляют трудность для различения на иноя­зычный слух, на иноязычный речевой, заметьте, слух. Потому что только для рече­вого слуха и существуют эти различия.

Ну, «р» и «л» в нашем языке невозможно соединить, невозможно не различить. Вы знаете профессора Александра Романовича Лурия на нашем факультете. «Лурия» или «Рулия» — проблема для некоторых языков. Мне показывал однажды Александр Романович адрес на письме, а ведь когда пишут адрес, то отдают себе отчет, пишут особенно внимательно. И все-таки адрес был такой: Московский университет, такой-то факультет, такая-то кафедра, профессору Рулия. Я могу вам сказать, на каком языке пришло письмо — на японском. Нет у них фонемы «р» и «л», просто нет ее. Значит, надо ею овладеть.

Вообще, если себе представить тонкости этого различения — это удивитель­ная картина! Это удивительная система, удивительный прибор! И сколько ни дела­лось разработок, очень сложных конструкций декодеров, то есть приборов, дешиф­рующих человеческую речь, сколько ни делалось попыток записать различия этих фонем так, чтобы можно было выразить в зрительном языке все эти фонемы, — до сих пор это удавалось с очень грубыми приближениями, то есть наш прибор, наша система необыкновенно тонка. Ну, так же, как чувствительность, скажем, глаза, темноадаптированного глаза, который потрясает, с точки зрения наших техничес­ких представлений: что-то фантастически чувствительное! Здесь такая же фантасти­ческая дифференциация, совершенно фантастическая! Это удивительная система.

Я тут сразу хочу отметить, что во многом трудность этой системы и связана с очень хорошо известным обстоятельством, с сензитивными к усвоению фонетики языка периодами. «Сензитивными» — это значит с повышенными возможностями, с повышенной чувствительностью, если буквально переводить.

Ну, вы, вероятно, знаете, что дети преддошкольного и даже дошкольного воз­раста довольно легко и даже очень легко овладевают фонетикой иностранного языка. А взрослые... То есть, наверное, можно совершенно овладеть фонетикой языка. Слу­чай возможный, только уж очень трудный и, прямо вам скажу, нечасто встречаю­щийся. Обыкновенно поздно учивший язык дает так называемый акцент, только не об акценте идет речь, не об ударении. А о чем? Просто о неправильном, неточном произношении и отсюда о некотором затруднении в восприятии речи.