ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ

1 Закончил речь наставник мой высокий И мне глядел в глаза, чтобы узнать, Вполне ли я постиг его уроки. 4 Я, новой жаждой мучимый опять, Вовне молчал, внутри твердил: "Не дело Ему, быть может, слишком докучать". 7 Он, как отец, поняв, какое тлело Во мне желанье, начал разговор, Чтоб я решился высказаться смело. 10 И я: "Твой свет так оживил мне взор, Учитель, что ему наглядным стало Все то, что перед ним ты распростер; 13 Но, мой отец, еще я знаю мало, Что есть любовь, в которой всех благих И грешных дел ты полагал начало". 16 "Направь ко мне, - сказал он, - взгляд своих Духовных глаз, и вскроешь заблужденье Слепцов, которые ведут других. 19 В душе к любви заложено стремленье, И все, что нравится, ее влечет, Едва ее поманит наслажденье. 22 У вас внутри воспринятым живет Наружный образ, к вам запав - таится И душу на себя взглянуть зовет; 25 И если им, взглянув, она пленится, То этот плен - любовь; природный он, И наслажденьем может лишь скрепиться. 28 И вот, как пламень кверху устремлен, И первое из свойств его - взлетанье К среде, где он прочнее сохранен, - 31 Так душу пленную стремит желанье, Духовный взлет, стихая лишь тогда, Когда она вступает в обладанье. 34 Ты видишь сам, как истина чужда Приверженцам той мысли сумасбродной, Что, мол, любовь оправдана всегда. 37 Пусть даже чист состав ее природный; Но если я и чистый воск возьму, То отпечаток может быть негодный". 40 "Твои слова послушному уму Раскрыли суть любви; но остается Недоуменье, - молвил я ему. - 43 Ведь если нам любовь извне дается И для души другой дороги нет, Ей отвечать за выбор не придется". 46 "Скажу, что видит разум, - он в ответ. - А дальше - дело веры; уповая, Жди Беатриче, и обрящешь свет. 44 Творящее начало, пребывая Врозь с веществом в пределах вещества, Полно особой силы, каковая 52 В бездействии незрима, хоть жива, А зрима лишь посредством проявленья; Так жизнь растенья выдает листва. 55 Откуда в вас зачатки постиженья, Сокрыто от людей завесой мглы, Как и откуда первые влеченья, 58 Подобные потребности пчелы Брать мед; и нет хвалы, коль взвесить строго, Для этой первой воли, ни хулы. 61 Но вслед за ней других теснится много, И вам дана способность править суд И делать выбор, стоя у порога. 64 Вот почему у вас ответ несут, Когда любви благой или презренной Дадут или отпор, или приют. 67 И те, чья мысль была проникновенной, Познав, что вам свобода врождена. Нравоученье вынесли вселенной. 70 Итак, пусть даже вам извне дана Любовь, которая внутри пылает, - Душа всегда изгнать ее вольна. 73 Вот то, что Беатриче называет Свободной волей; если б речь зашла О том у вас, пойми, как подобает". 76 Луна в полночный поздний час плыла И, понуждая звезды разредиться, Скользила, в виде яркого котла, 79 Навстречу небу, там, где солнце мчится, Когда оно за Римом для очей Меж сардами и корсами садится. 82 И тень, чьей славой Пьетола славней Всей мантуанской области пространной, Сложила бремя тяготы моей. 85 А я, приняв столь ясный и желанный Ответ на каждый заданный вопрос, Стоял, как бы дремотой обуянный. 88 Но эту дрему тотчас же унес Внезапный крик, и показались тени, За нами обегавшие утес. 91 Как некогда Асоп или Исмений Видали по ночам толпу и гон Фивян во время Вакховых радений, 94 Так здесь несутся, огибая склон, - Я смутно видел, - в вечном непокое Те, кто благой любовью уязвлен. 97 Мгновенно это скопище большое, Спеша бегом, настигло нас, и так, Всех впереди, в слезах кричали двое: 100 "Мария в горы устремила шаг, И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью, В Испанию, где ждал в Илерде враг". 103 "Скорей, скорей, нельзя любвеобилью Быть вялым! - сзади общий крик летел. - Нисходит милость к доброму усилью". 106 "О вы, в которых острый пыл вскипел Взамен того, как хладно и лениво Вы медлили в свершенье добрых дел! 109 Вот он, живой, - я говорю нелживо, - Идет наверх и только солнца ждет; Скажите нам, где щель в стене обрыва". 112 Так встретил вождь стремившийся народ; Одна душа сказала, пробегая: "Иди за нами и увидишь вход. 115 Потребность двигаться у нас такая, Что ноги нас неудержимо мчат; Прости, наш долг за грубость не считая. 118 Я жил в стенах Сан-Дзено как аббат, И нами добрый Барбаросса правил, О ком в Милане скорбно говорят. 121 Одну стопу уже во гроб поставил Тот, кто оплачет этот божий дом, Который он, имея власть, ославил, 124 Назначив сына, зачатого злом, С душой еще уродливей, чем тело, Не по уставу пастырствовать в нем". 127 Толпа настолько пробежать успела, Что я не знаю, смолк он или нет; Но эту речь душа запечатлела. 130 И тот, кто был мне помощь и совет, Сказал: "Смотри, как двое там, зубами Вцепясь в унынье, мчатся им вослед". 133 "Не раньше, - крик их слышался за нами, - Чем истребились те, что по дну шли, Открылся Иордан пред их сынами. 136 И те, кто утомленья не снесли, Когда Эней на подвиг ополчился, Себя бесславной жизни обрекли". 139 Когда их сонм настолько удалился, Что видеть я его уже не мог, Во мне какой-то помысел родился, 142 Который много всяких новых влек, И я, клонясь от одного к другому, Закрыв глаза, вливался в их поток, 145 И размышленье претворилось в дрему.