ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ

1 И трижды, и четырежды успело Приветствие возникнуть на устах, Пока не молвил, отступив, Сорделло: 4 "Вы кто?" - "Когда на этих высотах Достойные спастись еще не жили, Октавиан похоронил мой прах. 7 Без правой веры был и я, Вергилий, И лишь за то утратил вечный свет". Так на вопрос слова вождя гласили. 10 Как тот, кто сам не знает - явь иль бред То дивное, что перед ним предстало, И, сомневаясь, говорит: "Есть... Нет..." - 13 Таков был этот; изумясь сначала, Он взор потупил и ступил вперед Обнять его, как низшему пристало. 16 "О свет латинян, - молвил он, - о тот, Кто нашу речь вознес до полной власти, Кто город мой почтил из рода в род, 19 Награда мне иль милость в этом счастье? И если просьбы мне разрешены, Скажи: ты был в Аду? в которой части?" 22 "Сквозь все круги отверженной страны, - Ответил вождь мой, - я сюда явился; От неба силы были мне даны. 25 Не делом, а неделаньем лишился Я Солнца, к чьим лучам стремишься ты; Его я поздно ведать научился. 28 Есть край внизу, где скорбь - от темноты, А не от мук, и в сумраках бездонных Не возгласы, а вздохи разлиты. 31 Там я, - среди младенцев, уязвленных Зубами смерти в свете их зари, Но от людской вины не отрешенных; 34 Там я, - средь тех, кто не облекся в три Святые добродетели и строго Блюл остальные, их нося внутри. 37 Но как дойти скорее до порога Чистилища? Не можешь ли ты нам Дать указанье, где лежит дорога?" 40 И он: "Скитаться здесь по всем местам, Вверх и вокруг, я не стеснен нимало. Насколько в силах, буду спутник вам. 43 Но видишь - время позднее настало, А ночью вверх уже нельзя идти; Пора наметить место для привала. 46 Здесь души есть направо по пути, Которые тебе утешат очи, И я готов тебя туда свести". 49 "Как так? - ответ был. - Если кто средь ночи Пойдет наверх, ему не даст другой? Иль просто самому не станет мочи?" 52 Сорделло по земле черкнул рукой, Сказав: "Ты видишь? Стоит солнцу скрыться, И ты замрешь пред этою чертой; 55 Причем тебе не даст наверх стремиться Не что другое, как ночная тень; Во тьме бессильем воля истребится. 58 Но книзу, со ступени на ступень, И вкруг горы идти легко повсюду, Пока укрыт за горизонтом день". 61 Мой вождь внимал его словам, как чуду, И отвечал: "Веди же нас туда, Где ты сказал, что я утешен буду". 64 Мы двинулись в дорогу, и тогда В горе открылась выемка, такая, Как здесь в горах бывает иногда. 67 "Войдем туда, - сказала тень благая, - Где горный склон как бы раскрыл врата, И там пробудем, утра ожидая". 70 Тропинка, не ровна и не крута, Виясь, на край долины приводила, Где меньше половины высота. 73 Сребро и злато, червлень и белила, Отколотый недавно изумруд, Лазурь и дуб-светляк превосходило 76 Сияние произраставших тут Трав и цветов и верх над ними брало, Как большие над меньшими берут. 79 Природа здесь не только расцвечала, Но как бы некий непостижный сплав Из сотен ароматов создавала. 82 "Salve, Regina," - меж цветов и трав Толпа теней, внизу сидевших, пела, Незримое убежище избрав. 85 "Покуда солнце все еще не село, - Наш мантуанский спутник нам сказал, - Здесь обождать мы с вами можем смело. 88 Вы разглядите, став на этот вал, Отчетливей их лица и движенья, Чем если бы их сонм вас окружал. 91 Сидящий выше, с видом сокрушенья О том, что он призваньем пренебрег, И губ не раскрывающий для пенья, - 94 Был кесарем Рудольфом, и он мог Помочь Италии воскреснуть вскоре, А ныне этот час опять далек. 97 Тот, кто его ободрить хочет в горе, Царил в земле, где воды вдоль дубрав Молдава в Лабу льет, а Лаба в море. 100 То Оттокар; он из пелен не встав, Был доблестней, чем бороду наживший Его сынок, беспутный Венцеслав. 103 И тот курносый, в разговор вступивший С таким вот благодушным добряком, Пал, как беглец, честь лилий омрачивший. 106 И как он в грудь колотит кулаком! А этот, щеку на руке лелея, Как на постели, вздохи шлет тайком. 109 Отец и тесть французского злодея, Они о мерзости его скорбят, И боль язвит их, в сердце пламенея. 112 А этот кряжистый, поющий в лад С тем носачом, смотрящим величаво, Был опоясан, всем, что люди чтят. 115 И если бы в руках была держава У юноши, сидящего за ним, Из чаши в чашу перешла бы слава, 118 Которой не хватило остальным: Хоть воцарились Яков с Федериком, Все то, что лучше, не досталось им. 121 Не часто доблесть, данная владыкам, Восходит в ветви; тот ее дарит, Кто может все в могуществе великом. 124 Носач изведал так - же этот стыд, Как с ним поющий Педро знаменитый: Прованс и Пулья стонут от обид. 127 Он выше был, чем отпрыск, им отвитый, Как и Костанца мужем пославней, Чем были Беатриче с Маргеритой. 130 А вот смиреннейший из королей, Английский Генрих, севший одиноко; Счастливее был рост его ветвей. 133 Там, ниже всех, где дол лежит глубоко, Маркиз Гульельмо подымает взгляд; Алессандрия за него жестоко 136 Казнила Канавез и Монферрат".