ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

1 Когда б мой стих был хриплый и скрипучий, Как требует зловещее жерло, Куда спадают все другие кручи, 4 Мне б это крепче выжать помогло Сок замысла; но здесь мой слог некстати, И речь вести мне будет тяжело; 7 Ведь вовсе не из легких предприятий - Представить образ мирового дна; Тут не отделаешься "мамой-тятей". 10 Но помощь Муз да будет мне дана, Как Амфиону, строившему Фивы, Чтоб в слове сущность выразить сполна. 13 Жалчайший род, чей жребий несчастливый И молвить трудно, лучше б на земле Ты был овечьим стадом, нечестивый! 16 Мы оказались в преисподней мгле, У ног гиганта, на равнине гладкой, И я дивился шедшей вверх скале, 19 Как вдруг услышал крик: "Шагай с оглядкой! Ведь ты почти что на головы нам, Злосчастным братьям, наступаешь пяткой!" 22 Я увидал, взглянув по сторонам, Что подо мною озеро, от стужи Подобное стеклу, а не волнам. 25 В разгар зимы не облечен снаружи Таким покровом в Австрии Дунай, И дальний Танаис твердеет хуже; 28 Когда бы Тамбернику невзначай Иль Пьетрапане дать сюда свалиться, У озера не хрустнул бы и край. 31 И как лягушка выставить ловчится, Чтобы поквакать, рыльце из пруда, Когда ж ее страда и ночью снится, 34 Так, вмерзши до таилища стыда И аисту под звук стуча зубами, Синели души грешных изо льда. 37 Свое лицо они склоняли сами, Свидетельствуя в облике таком О стуже - ртом, о горести - глазами. 40 Взглянув окрест, я вновь поник челом И увидал двоих, так сжатых рядом, Что волосы их сбились в цельный ком. 43 "Вы, грудь о грудь окованные хладом, - Сказал я, - кто вы?" Каждый шею взнес И на меня оборотился взглядом. 46 И их глаза, набухшие от слез, Излились влагой, и она застыла, И веки им обледенил мороз. 49 Бревно с бревном скоба бы не скрепила Столь прочно; и они, как два козла, Боднулись лбами, - так их злость душила. 52 И кто-то молвил, не подняв чела, От холода безухий: "Что такое? Зачем ты в нас глядишь, как в зеркала? 55 Когда ты хочешь знать, кто эти двое: Им завещал Альберто, их отец, Бизенцский дол, наследье родовое. 58 Родные братья; из конца в конец Обшарь хотя бы всю Каину, - гаже Не вязнет в студне ни один мертвец: 61 Ни тот, которому, на зоркой страже, Артур пронзил копьем и грудь и тень, Ни сам Фокачча, ни вот этот даже, 64 Что головой мне застит скудный день И прозывался Сассоль Маскерони; В Тоскане слышали про эту тень. 67 А я, - чтоб все явить, как на ладони, - Был Камичон де'Пацци, и я жду Карлино для затменья беззаконий". 70 Потом я видел сотни лиц во льду, Подобных песьим мордам; и доныне Страх у меня к замерзшему пруду. 73 И вот, пока мы шли к той середине, Где сходится всех тяжестей поток, И я дрожал в темнеющей пустыне, - 76 Была то воля, случай или рок, Не знаю, - только, меж голов ступая, Я одному ногой ушиб висок. 79 "Ты что дерешься? - вскрикнул дух, стеная. - Ведь не пришел же ты меня толкнуть, За Монтаперти лишний раз отмщая?" 82 И я: "Учитель, подожди чуть-чуть; Пусть он меня избавит от сомнений; Потом ускорим, сколько хочешь, путь". 85 Вожатый стал; и я промолвил тени, Которая ругалась всем дурным: "Кто ты, к другим столь злобный средь мучений?" 88 "А сам ты кто, ступающий другим На лица в Антеноре, - он ответил, - Больней, чем если бы ты был живым?" 91 "Я жив, и ты бы утешенье встретил, - Был мой ответ, - когда б из рода в род В моих созвучьях я тебя отметил". 94 И он сказал: "Хочу наоборот. Отстань, уйди; хитрец ты плоховатый: Нашел, чем льстить средь ледяных болот!" 97 Вцепясь ему в затылок волосатый, Я так сказал: "Себя ты назовешь Иль без волос останешься, проклятый!" 100 И он в ответ: "Раз ты мне космы рвешь, Я не скажу, не обнаружу, кто я, Хотя б меня ты изувечил сплошь". 103 Уже, рукой в его загривке роя, Я не одну ему повыдрал прядь, А он глядел все книзу, громко воя. 106 Вдруг кто-то крикнул: "Бокка, брось орать! И без того уж челюстью грохочешь. Разлаялся! Кой черт с тобой опять?" 109 "Теперь молчи, - сказал я, - если хочешь, Предатель гнусный! В мире свой позор Через меня навеки ты упрочишь". 112 "Ступай, - сказал он, - врать тебе простор. Но твой рассказ пусть в точности означит И этого, что на язык так скор. 115 Он по французским денежкам здесь плачет. "Дуэра, - ты расскажешь, - водворен Там, где в прохладце грешный люд маячит" 118 А если спросят, кто еще, то вон - Здесь Беккерия, ближе братьи прочей, Которому нашейник рассечен; 121 Там Джанни Сольданьер потупил очи, И Ганеллон, и Тебальделло с ним, Тот, что Фаэнцу отомкнул средь ночи". 124 Мы отошли, и тут глазам моим Предстали двое, в яме леденея; Один, как шапкой, был накрыт другим. 127 Как хлеб грызет голодный, стервенея, Так верхний зубы нижнему вонзал Туда, где мозг смыкаются и шея. 130 И сам Тидей не яростней глодал Лоб Меналиппа, в час перед кончиной, Чем этот призрак череп пожирал. 33 "Ты, одержимый злобою звериной К тому, кого ты истерзал, жуя, Скажи, - промолвил я, - что ей причиной. 136 И если праведна вражда твоя, - Узнав, кто вы и чем ты так обижен, Тебе на свете послужу и я, 139 Пока не станет мой язык недвижен".