ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

1 Уже горел прямым и ровным светом Умолкший пламень, уходя во тьму, Отпущенный приветливым поэтом, - 4 Когда другой, возникший вслед ему, Невнятным гулом, рвущимся из жала, Привлек наш взор к верховью своему. 7 Как сицилийский бык, взревев сначала От возгласов того, - и поделом, - Чье мастерство его образовало, 10 Ревел от голоса казнимых в нем И, хоть он был всего лишь медь литая, Страдающим казался существом, 13 Так, в пламени пути не обретая, В его наречье, в нераздельный рык, Слова преображались, вылетая. 16 Когда же звук их наконец проник Сквозь острие, придав ему дрожанье, Которое им сообщал язык, 19 К нам донеслось: "К тебе мое воззванье, О ты, что, по-ломбардски говоря, Сказал: "Иди, я утолил желанье!" 22 Мольбу, быть может, позднюю творя, Молю, помедли здесь, где мы страдаем: Смотри, я медлю пред тобой, горя! 25 Когда, простясь с латинским милым краем, Ты только что достиг слепого дна, Где я за грех содеянный терзаем, 28 Скажи: в Романье - мир или война? От стен Урбино и до горной сени, Вскормившей Тибр, лежит моя страна". 31 Я вслушивался, полон размышлений, Когда вожатый, тронув локоть мне, Промолвил так: "Ответь латинской тени". 34 Уже ответ мой был готов вполне, И я сказал, мгновенно речь построя: "О дух, сокрытый в этой глубине, 37 Твоя Романья даже в дни покоя Без войн в сердцах тиранов не жила; Но явного сейчас не видно боя. 40 Равенна - все такая, как была: Орел Поленты в ней обосновался, До самой Червьи распластав крыла. 43 Оплот, который долго защищался И где французов алый холм полег, В зеленых лапах ныне оказался. 46 Барбос Верруккьо и его щенок, С Монтаньей обошедшиеся скверно, Сверлят зубами тот же все кусок. 49 В твердынях над Ламоне и Сантерпо Владычит львенок белого герба, Друзей меняя дважды в год примерно; 52 А та, где льется Савьо, той судьба Между горой и долом находиться, Живя меж волей и ярмом раба. 55 Но кто же ты, прошу тебя открыться; Ведь я тебе охотно отвечал, - Пусть в мире память о тебе продлится!" 58 Сперва огонь немного помычал По-своему, потом, качнув не сразу Колючую вершину, прозвучал": 61 "Когда б я знал, что моему рассказу Внимает тот, кто вновь увидит свет, То мой огонь не дрогнул бы ни разу. 64 Но так как в мир от нас возврата нет И я такого не слыхал примера, Я, не страшась позора, дам" ответ. 67 Я меч сменил на пояс кордильера И верил, что приемлю благодать; И так моя исполнилась бы вера, 70 Когда бы в грех не ввел меня опять Верховный пастырь (злой ему судьбины!); Как это было, - я хочу сказать. 73 Пока я нес, в минувшие годины, Дар материнский мяса и костей, Обычай мой был лисий, а не львиный. 76 Я знал все виды потайных путей И ведал ухищренья всякой масти; Край света слышал звук моих затей. 79 Когда я понял, что достиг той части Моей стези, где мудрый человек, Убрав свой парус, сматывает снасти, 82 Все, что меня пленяло, я отсек; И, сокрушенно исповедь содеяв, - О горе мне! - я спасся бы навек. 85 Первоначальник новых фарисеев, Воюя в тех местах, где Латеран, Не против сарацин иль иудеев, 88 Затем что в битву шел на христиан, Не виноватых в том, что Акра взята, Не торговавших в землях басурман, 91 Свой величавый сан и все, что свято, Презрел в себе, во мне - смиренный чин И вервь, тела сушившую когда-то, 94 И, словно прокаженный Константин, Сильвестра из Сираттских недр призвавший, Призвал меня, решив, что я один 97 Уйму надменный жар, его снедавший; Я слушал и не знал, что возразить: Как во хмелю казался вопрошавший. 100 "Не бойся, - продолжал он говорить, - Ты согрешенью будешь непричастен, Подав совет, как Пенестрино срыть. 103 Рай запирать и отпирать я властен; Я два ключа недаром получил, К которым мой предместник был бесстрастен". 106 Меня столь важный довод оттеснил Туда, где я молчать не смел бы доле, И я: "Отец, когда с меня ты смыл 109 Мой грех, творимый по твоей же воле, - Да будет твой посул длиннее дел, И возликуешь на святом престоле". 112 В мой смертный час Франциск за мной слетел, Но некий черный херувим вступился, Сказав: "Не тронь; я им давно владел. 115 Пора, чтоб он к моим рабам спустился; С тех пор как он коварный дал урок, Ему я крепко в волосы вцепился; 118 Не каясь, он прощенным быть не мог, А каяться, грешить желая все же, Нельзя: в таком сужденье есть порок". 121 Как содрогнулся я, великий боже, Когда меня он ухватил, спросив: "А ты не думал, что я логик тоже?" 124 Он снес меня к Миносу; тот, обвив Хвост восемь раз вокруг спины могучей, Его от злобы даже укусив, 127 Сказал: "Ввергается в огонь крадучий!" И вот я гибну, где ты зрел меня, И скорбно движусь в этой ризе жгучей!" 130 Свою докончив повесть, столб огня Покинул нас, терзанием объятый, Колючий рог свивая и клоня. 133 И дальше, гребнем, я и мой вожатый Прошли туда, где нависает свод Над рвом, в котором требуют расплаты 136 От тех, кто, разделяя, копит гнет.