ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

1 По окончаньи речи, вскинув руки И выпятив два кукиша, злодей Воскликнул так: "На, боже, обе штуки!" 4 С тех самых пор и стал я другом змей: Одна из них ему гортань обвила, Как будто говоря: "Молчи, не смей!", 7 Другая - руки, и кругом скрутила, Так туго затянув клубок узла, Что всякая из них исчезла сила. 10 Сгори, Пистойя, истребись дотла! Такой, как ты, существовать не надо! Ты свой же корень в скверне превзошла! 13 Мне ни в одном из темных кругов Ада Строптивей богу дух не представал, Ни тот, кто в Фивах пал с вершины града. 16 Он, не сказав ни слова, побежал; И видел я, как следом осерчало Скакал кентавр, крича: "Где, где бахвал?" 19 Так много змей в Маремме не бывало, Сколькими круп его был оплетен Дотуда, где наш облик брал начало. 22 А над затылком нависал дракон, Ему налегший на плечи, крылатый, Которым каждый встречный опален. 25 "Ты видишь Кака, - мне сказал вожатый. - Немало крови от него лилось, Где Авентин вознес крутые скаты. 28 Он с братьями теперь шагает врозь За то, что обобрал не без оглядки Большое стадо, что вблизи паслось. 31 Но не дал Геркулес ему повадки И палицей отстукал до ста раз, Хоть тот был мертв на первом же десятке". 34 Пока о проскакавшем шел рассказ, Три духа собрались внизу; едва ли Заметил бы их кто-нибудь из нас, 37 Вождь или я, но снизу закричали: "Вы кто?" Тогда наш разговор затих, И мы пришедших молча озирали. 40 Я их не знал; но тут один из них Спросил, и я по этому вопросу Догадываться мог об остальных: 43 "А что же Чанфа не пришел к утесу?" И я, чтоб вождь прислушался к нему, От подбородка палец поднял к носу. 46 Не диво, если слову моему, Читатель, ты поверишь неохотно: Мне, видевшему, чудно самому. 49 Едва я оглянул их мимолетно, Взметнулся шестиногий змей, внаскок Облапил одного и стиснул плотно. 52 Зажав ему бока меж средних ног, Передними он в плечи уцепился И вгрызся духу в каждую из щек; 55 А задними за ляжки ухватился И между них ему просунул хвост, Который кверху вдоль спины извился. 58 Плющ, дереву опутав мощный рост, Не так его глушит, как зверь висячий Чужое тело обмотал взахлест. 61 И оба слиплись, точно воск горячий, И смешиваться начал цвет их тел, Окрашенных теперь уже иначе, 64 Как если бы бумажный лист горел И бурый цвет распространялся в зное, Еще не черен и уже не бел. 67 "Увы, Аньель, да что с тобой такое? - Кричали, глядя, остальные два. - Смотри, уже ты ни один, ни двое". 70 Меж тем единой стала голова, И смесь двух лиц явилась перед нами, Где прежние мерещились едва. 73 Четыре отрасли - двумя руками, А бедра, ноги, и живот, и грудь Невиданными сделались частями. 76 Все бывшее в одну смесилось муть; И жуткий образ медленной походкой, Ничто и двое, продолжал свой путь. 79 Как ящерица под широкой плеткой Палящих дней, меняя тын, мелькнет Через дорогу молнией короткой, 82 Так, двум другим кидаясь на живот, Мелькнул змееныш лютый, желто-черный, Как шарик перца; и туда, где плод 85 Еще в утробе влагой жизнетворной Питается, ужалил одного; Потом скользнул к его ногам, проворный. 88 Пронзенный не промолвил ничего И лишь зевнул, как бы от сна совея Иль словно лихорадило его. 91 Змей смотрит на него, а он - на змея; Тот - язвой, этот - ртом пускают дым, И дым смыкает гада и злодея. 94 Лукан да смолкнет там, где назван им Злосчастливый Сабелл или Насидий, И да внимает замыслам моим. 97 Пусть Кадма с Аретузой пел Овидий И этого - змеей, а ту - ручьем Измыслил обратить, - я не в обиде: 100 Два естества, вот так, к лицу лицом, Друг в друга он не претворял телесно, Заставив их меняться веществом. 103 у этих превращенье шло совместно: Змееныш хвост, как вилку, расколол, А раненый стопы содвинул тесно. 106 Он голени и бедра плотно свел, И, самый след сращенья уничтожа, Они сомкнулись в нераздельный ствол. 109 У змея вилка делалась похожа На гибнущее там, и здесь мягка, А там корява становилась кожа. 112 Суставы рук вошли до кулака Под мышки, между тем как удлинялись Коротенькие лапки у зверька. 115 Две задние конечности смотались В тот член, который человек таит, А у бедняги два образовались. 118 Покамест дымом каждый был повит И новым цветом начал облекаться, Тут - облысев, там - волосом покрыт, - 121 Один успел упасть, другой - подняться, Но луч бесчестных глаз был так же прям, И в нем их морды начали меняться. 124 Стоявший растянул лицо к вискам, И то, что лишнего туда наплыло, Пошло от щек на вещество ушам. 127 А то, что не сползло назад, застыло Комком, откуда ноздри отросли И вздулись губы, сколько надо было. 130 Лежавший рыло вытянул в пыли, А уши, убывая еле зримо, Как рожки у улитки, внутрь ушли. 133 Язык, когда-то росший неделимо И бойкий, треснул надвое, а тот, Двойной, стянулся, - и не стало дыма. 136 Душа в обличье гадины ползет И с шипом удаляется в лощину, А тот вдогонку, говоря, плюет. 139 Он, повернув к ней новенькую спину, Сказал другому: "Пусть теперь ничком, Как я, Буозо оползет долину". 142 Так, видел я, менялась естеством Седьмая свалка; и притом так странно, Что я, быть может, прегрешил пером. 145 Хотя уж видеть начали туманно Мои глаза и самый дух блуждал, Те не могли укрыться столь нежданно, 148 Чтоб я хромого Пуччо не узнал; Из всех троих он был один нетронут С тех пор, как подошел к подножью скал; 151 Другой был тот, по ком в Гавилле стонут.