Для того чтобы открыть наилучшие правила общежития, подобающие народам,нужен ум высокий, который видел бы все страсти людей и не испытывал ни однойиз них; который не имел бы ничего общего с нашею природой, но знал ее всовершенстве; чье счастье не зависело бы от нас, но кто согласился бы все жезаняться нашим счастьем; наконец, такой, который, уготовляя себе славу вотдаленном будущем, готов был бы трудиться в одном веке, а пожинать плоды вдругом*. Потребовались бы Боги, чтобы дать законы людям. _________ * Народ становится знаменитым лишь когда его законодательство начинаетклониться к упадку. Неизвестно, в течение скольких веков устроение, данноеЛикургом, составляло счастье спартанцев, прежде чем о них заговорили вдругих частях Греции. Тот же вывод, который делал Калигула применительно к фактам, Платонвозводил в принцип для определения свойств человека, призванного кгражданской деятельности или к тому, чтобы стать царем, принцип, поискамикоторого он занят в своей книге о Правлении (73). Но если верно, что великиегосудари встречаются редко, то что же тогда говорить о великом Законодателе?Первому надлежит лишь следовать тому образцу, который должен предложитьвторой. Этот - механик, который изобретает машину; тот лишь рабочий, которыйее собирает и пускает вход. При рождении обществ, - говорит Монтескье, -сначала правители Республик создают установления, а затем уже установлениясоздают правителей Республик (74). Тот, кто берет на себя смелость дать установления какому-либо народу,должен чувствовать себя способным изменить, так сказать, человеческуюприроду, превратить каждого индивидуума, который сам по себе есть некоезамкнутое и изолированное целое, в часть более крупного целого, от которогоэтот индивидуум в известном смысле получает свою жизнь и свое бытие;переиначить организм человека, дабы его укрепить; должен поставить наместофизического и самостоятельного существования, которое нам всем даноприродой, существование частичное и моральное. Одним словом, нужно, чтобы онотнял у человека его собственные силы и дал ему взамен другие, которые былибы для него чужими и которыми он не мог бы пользоваться без содействиядругих. Чем больше эти естественные силы иссякают и уничтожаются, а силы,вновь приобретенные, возрастают и укрепляются, тем более прочным исовершенным становится также и первоначальное устройство; так что, есликаждый гражданин ничего собою не представляет и ничего не может сделать безвсех остальных, а сила, приобретенная целым, равна сумме естественных силвсех индивидуумом или превышает эту сумму, то можно сказать, что законыдостигли той самой высокой степени совершенства, какая только им доступна. Законодатель - во всех отношениях человек необыкновенный в Государстве.Если он должен быть таковым по своим дарованиям, то не в меньшей мере долженон быть таковым по своей роли. Это - не магистратура; это - не суверенитет.Эта роль учредителя Республики совершенно не входит в ее учреждение. Это -должность особая и высшая, не имеющая ничего общего с властью человеческой.Ибо если тот, кто повелевает людьми, не должен властвовать над законами, тои тот, кто властвует над законами, также не должен повелевать людьми. Иначеего законы, орудия его страстей, часто лишь увековечивали бы совершенные имнесправедливости; он никогда не мог бы избежать того, чтобы частные интересыне искажали святости его создания. Когда Ликург давал законы своему отечеству, он начал с того, чтоотрекся от царской власти (75). В большинстве греческих городов существовалобычай поручать составление законов чужестранцам. Этому обычаю частоподражали итальянские Республики нового времени; также поступила ЖеневскаяРеспублика, и она не может пожаловаться на результаты*. Рим в пору своегонаибольшего расцвета увидел, как возродились в его недрах все преступлениятирании, и видел себя уже на краю гибели, потому что соединил в головаходних и тех же людей знаки достоинства законодателя и власти царя. ___________ * Те, кто смотрят на Кальвина лишь как на богослова (77), не понимают,по-видимому, всей широты его гения. Составление наших мудрых Эдиктов, вкотором он принимал немалое участие, делает ему столько же чести, как и его"Наставление" (78). Какие бы перевороты ни произошли со временем в нашейвере, - до тех пор пока не угаснет среди нас любовь к отечеству и свободе, -в нашей стране никогда не перестанут благословлять память этого великогочеловека. Между тем даже Децемвиры никогда не присваивали себе (76) права вводитькакой-либо закон своею собственною властью. "Ничто из того, что мы вампредлагаем, - говорили они народу, - не может превратиться в закон безвашего согласия. Римляне, будьте сами творцами законов, которые должнысоставить ваше счастье". Вот почему тот, кто составляет законы, не имеет, следовательно, или недолжен иметь какой-либо власти их вводить; народ же не может, даже прижелании, лишить себя этого непередаваемого права, ибо согласнопервоначальному соглашению, только общая воля налагает обязательства начастных лиц, и никогда нельзя быть уверенным в том, что воля какого-либочастного лица согласна с общею, пока она не станет предметом свободногоголосования народа. Я уже это говорил, но не бесполезно это еще разповторить. Итак, мы обнаруживаем в деле создания законов одновременно две вещи,которые, казалось бы, исключают один другую: предприятие, повышающеечеловеческие силы, и, для осуществления его, - власть, которая сама по себеничего не значит. И вот еще одна трудность, заслуживающая внимания. Мудрецы, которыехотят говорить с простым народом своим, а не его языком, никогда не смогутстать ему понятными. Однако есть множество разного рода понятий, которыеневозможно перевести на язык народа. Очень широкие планы и слишком далекиепредметы равно ему недоступны, поскольку каждому индивидууму по вкусу лишьтакая цель управления, которая отвечает его частным интересам, он плохопредставляет себе те преимущества, которые извлечет из постоянных лишений,налагаемых на него благими законами. Для того чтобы рождающийся народ могодобрить здравые положения политики и следовать основным правилам пользыгосударственной, необходимо, чтобы следствие могло превратиться в причину,чтобы дух общежительности, который должен быть результатом первоначальногоустроения, руководил им, и чтобы люди до появления законов были тем, чем онидолжны стать благодаря этим законам. Так, Законодатель, не имея возможностивоспользоваться ни силою, ни доводами, основанными на рассуждении, понеобходимости прибегает к власти иного рода, которая может увлекать засобою, не прибегая к насилию, и склонять на свою сторону, не прибегая кубеждению. Вот что во все времена вынуждало отцов наций призывать к себе на помощьнебо и наделять своею собственной мудростью богов, дабы народы, покорныезаконам Государства как законам природы и усматривая одну и ту же силу всотворении человека и в создании Гражданской общины, повиновались по своейволе и покорно несли бремя общественного благоденствия. Решения этого высшего разума, недоступного простым людям, Законодательи вкладывает в уста бессмертных, чтобы увлечь божественною властью тех, когоне смогло бы поколебать в их упорстве человеческое благоразумие*. ______________ * "E veramente, - говорит Макиавелли, - mai non fu alcuno ordinatore dileggi straordinarie in un popolo, che non ricorresse a Dio, perchealtrimenti non sarebbero accetate; perche sono molti beni conosctuti da unoprudente, i quali non hanno in se radgioni da potergli persuadere ad aitrui"- Discursi sopra Tito Livio, L. I. сар. XI. "В самом деле, не было ни одногоучредителя чрезвычайных законов какого-либо народа, который бы не прибегнулк Богу, так как иначе они не были бы приняты; есть много благ, которыехорошо понятны мудрецам, но сами по себе недостаточно очевидны, чтобы можнобыло убедить в них других людей". - "Рассуждение на первую декаду ТитаЛивия", кн. I, гл. XI (итал.). Но не всякому человеку пристало возвестить глас богов и не всякомуповерят, если он объявит себя истолкователем их воли. Великая душаЗаконодателя - это подлинное чудо (79), которое должно оправдать егопризвание. Любой человек может высечь таблицы на камне или приобреститреножник для предсказаний; или сделать вид, что вступил в тайные сношения скаким-нибудь божеством; или выучить птицу, чтобы она вещала ему что-либо наухо; или найти другие грубые способы обманывать народ. Тому, кто умеетделать лишь это, пожалуй, удастся собрать толпу безумцев; но ему никогда неосновать царства, и его нелепое, создание вскоре погибнет вместе с ним.Пустые фокусы создают скоропреходящую связь, лишь мудрость делает еедолговременной. Все еще действующий иудейский закон и закон потомка Исмаила(80), что вот уже десять веков управляет половиною мира, доныне возвещают овеликих людях, которые их продиктовали, и в то же время как горделиваяфилософия или слепой сектантский дух видят в них лишь удачливых обманщиков(81), истинного политика восхищает в их установлениях тот великий и могучийгений, который дает жизнь долговечным творениям. Не следует, однако, заключать из всего этого вместе с Уорбертоном (82),что предмет политики и религии в наше время один и тот же; но что пристановлении народов одна служит орудием другой (83). Глава VIII