ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ 11 страница

Парируя один из цвишенруфов, я допустил небольшую психологическую ошибку и сам почувствовал это тотчас же после того, как слова слетели с моих уст. Это и послужило сигналом к началу скандала.

Раздалось несколько гневных выкриков, и в этот момент какой-то субъект внезапно вскочил на стул и заорал «свобода». По этому сигналу печальные рыцари «свободы» и приступили к делу.

В течение нескольких секунд весь громадный зал превратился в свалку. Кругом - дико ревущая толпа, над головами которой как снаряды летают бесчисленные глиняные кружки. Улюлюканье, крики и вопли, треск сломанных стульев, звон разлетающихся вдребезги кружек, словом ад!

Таков был этот сумасшедший спектакль. Я остался невозмутимым на своем месте и смог отсюда наблюдать, как превосходно исполняли свои обязанности мои молодцы.

Посмотрел бы я в аналогичной обстановке на любое буржуазное собрание!

Скандалисты еще не успели войти в роль, как мои штурмовики (так суждено было называться им с этого дня) уже перешли в наступление. Как стаи разъяренных волков устремились на них мои штурмовики, группируясь маленькими кучками по 8-10 человек. Немедленно мои молодцы стали выкидывать скандалистов из зала.

Уже минут через пять со всех моих молодцов струилась кровь. Многих из этой дружины я впервые тогда как следует узнал. Во главе их стоял мой храбрый Морис. Затем я тут впервые узнал Гесса, который ныне является моим личным секретарем, и многих, многих других. Даже те из них, которые были ранены тяжело, продолжали драться, пока сколько-нибудь держались на ногах. Весь этот ад продолжался почти 20 минут. Затем однако, противники, которых было не меньше 700-800 человек, были выбиты из зала и летели стремглав с лестницы. Только в левом углу зала еще держалась большая группа противников, оказывавшая ожесточенное сопротивление. В это время у входной двери по направлению к трибуне раздалось два револьверных выстрела, после чего поднялась бешеная пальба. Мое сердце старого солдата испытало настоящее удовольствие. Обстановка начинала напоминать настоящую перестрелку на фронте.

Кто именно стрелял, уже нельзя было понять. Ясно было только одно, что с этой секунды ярость моих обливающихся кровью ребят только усилилась. В копне концов им удалось справиться с последней группой противников и полностью очистить зал.

С момента начала боевых действий прошло примерно 25 минут. Теперь зал выглядел так, будто в нем только что разорвалась граната. Многим из моих сторонников пришлось сделать перевязки тут же на месте, других пришлось, увезти в больницу. Но господами положения остались мы. Председательствовавший на этом собрании Герман Эссер встал и невозмутимо сказал: «Собрание продолжается. Слово имеет докладчик». И я продолжал.

Когда мы уже закрыли собрание, внезапно вбежал возбужденный полицейский чиновник и, дико размахивая руками, закричал: «Собрание распускаю».

Невольно расхохотались мы при виде этого запоздавшего блюстителя порядка. Как похоже это на этих героев! Чем мельче масштаб эпос господ, тем больше они важничают и встают на ходули.

Многому важному научились мы в ходе этого собрания.

Противники тоже однако получили уроки, которые не скоро забыли.

До самой осени 1923 г. местная с.-д. газета («Мюнхенская почта») не решалась нам больше угрожать «мускулистой рукой рабочего».

 

ГЛАВА VIII. СИЛЬНЫЕ БОЛЬШЕ ВСЕГО КРЕПКИ СВОЕЙ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬЮ

Выше я упоминал о блоке немецких патриотических союзов. Здесь я хочу коротко остановиться на проблеме таких блоков вообще.

Обыкновенно под блоком понимают соглашение нескольких союзов или организаций, которые, чтобы облегчить свою работу, вступают в известное сотрудничество, создают общие руководящие органы с большей или меньшей компетенцией и затем приступают к совместным действиям. Уже из одного этого ясно, что тут дело должно идти о союзах или партиях, цели и пути которых не должны слишком отличаться друг от друга. Обыкновенно так и считают. Средний обыватель бывает обыкновенно очень обрадован, когда слышит, что такие-то и такие-то организации наконец образовали блок, отодвинули на задний план «все то, что их разъединяет», и выдвинули вперед «то, что их объединяет». При этом обыкновенно полагают, что в результате такого объединения непременно получается невесть какое увеличение сил, что слабые дотоле отдельные группы теперь внезапно выросли в огромную силу.

По большей части это совершенно неверно.

Чтобы как следует разобраться в этой проблеме, по-моему,

надо прежде всего поставить себе вопрос: если данные группы и организации утверждают, что все они преследуют одну и ту же цель, то как же, спрашивается, объяснить самый факт возникновения различных организаций? Ведь логика, казалось бы, говорит за то, что если цель совершенно одинакова, то нет никаких разумных оснований для возникновения нескольких организаций, преследующих одну и ту же цель.

Обыкновенно так и бывает, что данную определенную цель

сначала преследует только одна организация. Один определенный

деятель, познав определенную истину, провозглашает ее в

определенной среде, а затем вызывает к жизни движение,

призванное бороться за осуществление этой цели.

Так и создается союз или партия, которые в зависимости от своей программы либо ставят себе задачей устранение определенных существующих порядков, либо стремятся к созданию новых порядков в будущем.

Раз такое движение вызвано к жизни, оно этим самым практически приобретает права приоритета. Казалось бы, что все люди, преследующие такую же цель, должны бы без дальних слов просто-напросто примкнуть к уже существующему движению, стараясь его усилить и тем приблизить достижение обшей цели.

На деле это зачастую получается не так. И причин для этого две. Одна из них заслуживает название трагической; другая же заложена в человеческих слабостях, в жалких чертах характера иных людей.

Глубочайшей основой обеих этих групп явлений я считаю

факторы, сами по себе способные увеличивать силу воли, энергию

и интенсивность действий людей, а тем самым стало быть

способные приблизить разрешение возникающих проблем и в

последнем счете содействовать повышению человеческой энергии.

 

Трагическую причину того, что при разрешении определенной задачи дело не ограничивается одной единой организацией, мы видим в следующем. Каждое действие большого стиля на нашей земле обыкновенно является выражением стремлений, давно уже живущих в миллионах сердец. Бывает даже и так, что какое-либо страстное стремление к разрешению определенной проблемы живет в сердцах миллионов людей в течение целых столетий. Люди все больше и больше чувствуют непереносимость таких-то и таких-то несправедливостей, стонут под игом этих несправедливостей, а внешнее выражение этих стремлений все еще заставляет себя ждать. Бывает и так, что народы, стонущие под игом таких несчастий, в течение очень долгого срока не находят никакого героического разрешения проблемы. Такие народы мы и называем импотентными. Если же у данного народа достаточно жизненной силы и энергии, тогда в его среде непременно найдется отмеченный божьим перстом человек, который покажет правильную дорогу к освобождению, к исполнению заветной мечты, к устранению горькой нужды, к успокоению исстрадавшейся души миллионов и миллионов.

Поэтому вполне в порядке вещей, что в деле разрешения таких великих проблем эпохи неизбежно участвуют тысячи и тысячи людей, как неизбежно и то, что очень многие считают именно себя призванными показать людям дорогу. Сама судьба по-видимому выдвигает очень много кандидатур, предоставляя затем в свободной борьбе сил победить тому, кто способней, кто крепче. Этому последнему жизнь тогда вручает окончательное разрешение соответствующей проблемы эпохи.

Так бывало и в области религии. Люди испытывали глухое недовольство данным положением вещей в течение долгих столетий. Все это время они страстно стремились к обновлению. Это напряженное стремление людей к одной цели неизбежно выдвигало из их среды десятки деятелей, каждый из которых чувствовал себя призванным показать дорогу и найти выход религиозному недовольству. Многие из этих людей считали себя пророками нового учения и многие из них во всяком случае становились выдающимися борцами в этой области.

Конечно и здесь в силу естественного порядка вещей великая

 

миссия в конце концов выпадает на долю самого сильного. Однако, что самым сильным является именно данное единственное лицо, это всем остальным претендентам становится ясно лишь с трудом. Напротив, эти претенденты всегда сначала склонны думать, что все они имеют одинаковые права стать главными выразителями данного направления или настроения. Да и окружающий мир сначала тоже с трудом разбирается в вопросе о том, кто же из претендентов на руководство является самым сильным и за кем поэтому надо последовать до конца.

Так и случается, что на протяжении столетий, а зачастую и

в один и тот же сравнительно короткий отрезок времени

появляются деятели, которые вызывают к жизни движение и

намечают цели более или менее одинаковые по существу или во всяком случае кажущиеся широким массам народа более или менее одинаковыми.

Стремление самого народа часто носит достаточно неопределенный характер. Столь же общи в основном и его убеждения. Народ редко отдает себе полный отчет до конца в том, каковы же собственно его желания и каковы возможности их воплощения в жизнь.

Трагизм положения заключается в том, что крупные деятели зачастую различными путями стремятся к одной и той же цели, совершенно не зная друг о друге, и каждый из них поэтому с полной искренностью верит в свою собственную миссию и в то, что он один знает дорогу, по которой ему и следует идти, не обращая внимания на других.

Трагичным является или трагичным во всяком случае кажется на первый взгляд то обстоятельство, что ряд движений, партий, религиозных групп, порожденных духом времени, работают совершенно независимо друг от друга, хотя цели их в основном едины. Люди считают это трагичным, потому что большею частью уверены в том, что при объединении всех этих групп в одном лагере основные цели были бы достигнуты быстрее и вернее. На самом деле это, однако, не так. В действительности сама природа с ее беспощадной логикой оставляет отдельным группам и течениям свободу соревнования и пальму первенства отдает наиболее сильным. В конце концов победа достается тому движению, которое избрало самый верный, самый ясный и самый прочный путь.

А как в самом деле определить правильность или неправильность того или иного пути, если не предоставить решение свободной борьбе сил, если не поставить крест на отзывах всезнаек и доктринеров и если не положиться на то, что в конце концов наиболее сильному достанется и наиболее верный успех.

Если оказывается что к одной и той же цели, но только различными путями идут различные группы, то каждая из этих групп, узнав об остальных, сочтет своим долгом внимательнее вникнуть в свои собственные пути и подумать о том, нельзя ли сократить дорогу, нельзя ли еще больше напрячь свою энергию, чтобы скорей придти к желанной цели.

В результате этого соревнования получается только большая закалка отдельных бойцов. Человечеству не раз приносили величайшую пользу как раз те движения и те учения, которые сумели правильно учесть опыт поражений своих предшественников.

Таким образом раскол и раздробленность, которые на первый взгляд производят на нас впечатление чего-то трагического, на самом деле зачастую приводят в конце концов совсем не к столь плохим результатам.

Возьмите например такую проблему как объединение Германии. Достаточно распространен взгляд, что оба пути объединения и через Австрию и через Пруссию, и через посредство Габсбургов, и через посредство Гогенцоллернов были-де одинаково хороши и что надо было просто объединить все силы и идти к обшей цели. Ну, а мы-то знаем, что если бы дело пошло тогда на объединение всех сил, то все преимущества имела бы тогда Австрия, а через Австрию мы как раз никогда бы не получили единой германской империи.

Действительное единство Германии возникло не из такого объединения сил, а из борьбы - той борьбы, в которой миллионы немцев видели тогда ужасающий символ братоубийственной войны, ибо подлинное единство Германии родилось даже не в боях под Парижем, как думали многие впоследствии, а родилось в Кенигреце.

Мы видим таким образом, что и создание немецкой империи не было результатом простого объединения и сложения всех сил, а результатом вполне сознательной (а иногда и бессознательной) борьбы за гегемонию, из каковой борьбы Пруссия в конце концов вышла победительницей. Кто не ходит в шорах, кто умеет видеть жизнь, как она есть, тот должен признать вместе с нами, что живая жизнь с ее свободной борьбой сил в конце концов дает нам образцы гораздо более правильных решений, нежели так называемый здравый рассудок человека. Кто в самом деле поверил бы 200 лет назад, что именно гогенцоллерновская Пруссия, а не габсбургская Австрия станет творцом и учителем новой германской империи. Ну, а кто станет теперь отрицать, что судьба решила более правильно? Кто в наши дни может себе хотя бы только представить единую германскую империю под руководством сгнившей и разложившейся династии?

Естественное развитие вещей, как мы видим, хотя и после целью веков борьбы, все же в конце концов поставило надлежащих людей на надлежащее место. Так было, так будет. Вот почему не приходится жаловаться на то, что различные люди, стремясь к одной и той же цели, избирают различные пути к ней. Ход событий уже сам позаботится о том, чтобы победа досталась тем, кто более силен, тем, кто сумел избрать самые правильные пути к цели. Но кроме указанной причины, есть еще одно обстоятельство, приводящее к тому, что в народной жизни часто возникают параллельные движения, идущие, казалось бы, к одной и той же цели, только различными путями. Это второе обстоятельство уже отнюдь не трагично, а совсем наоборот. Оно заложено в той зависти, самолюбии, конкуренции и воровских навыках, которые, к сожалению, очень часто встречаются на свете. Нередко мы видим у отдельных субъектов сочетание всех этих малоприятных качеств.

Стоит только найтись крупному человеку, который понял потребности времени, постиг нужду своего народа, правильно установил причины болезни и начал серьезную борьбу, чтобы излечить ее; стоит только этому деятелю окончательно фиксировать свою цель и выбрать соответствующую дорогу к ней, - как сейчас же непременно найдутся маленькие люди и людишки, которые станут внимательно и ревниво следить за каждым шагом этого деятеля, раз он только успел обратить на себя внимание всего общества. Видали ли вы, как воробей притворяется, что он совершенно равнодушен, а на самом деле внимательнейшим образом смотрит и завидует своему более счастливому товарищу, который успел овладеть небольшим кусочком хлеба? Видали ли вы, как этот воробей, выждав удобную минуту, неожиданно бросается на этого второго воробушка, чтобы его ограбить? Вот так же поступают эти мелкие люди и людишки! Стоит только какому-нибудь крупному человеку открыть новые пути, как сейчас же найдется много охотников, которые сами не умеют найти новых дорог, но зато не прочь выждать удобной минуты, чтобы попытаться урвать себе некоторые результаты победы, не им принадлежащей.

Как только они ознакомились с новыми целями движения, не ими выдуманными и не ими сформулированными, они тотчас же начали думать: а не удастся ЛИ нам перехватить эту цель, если мы пойдем к ней другими более короткими путями?

Когда цели нового движения уже сформулированы, когда программа этого движения уже известна, тогда на сцену появляются маленькие люди и людишки, подымающие крик, что они преследуют как раз те же цели. Казалось бы, что если они действительно преследуют эти самые цели, они должны честно стать в ряды уже существующего движения и признать его приоритет. Но так они не поступят ни за что. Ничуть не бывало! Они предпочтут украсть у других программу и основать свою собственную новую партию. При этом у таких людишек всегда хватает бесстыдства на то, чтобы всем охочим людям направо и налево доказывать, будто они «уже давно» преследовали как раз те же самые цели. Зачастую такая проделка удается. Уделом таких людей должно было бы быть всеобщее презрение, а в действительности они иногда пользуются даже некоторым почетом. Разве в самом деле не бесстыдством является выдавать чужую программу за свою, а затем еще идти какими-то своими особыми путями к достижению тех целей, которые украдены у других? А еще большим бесстыдством являются те крики о пользе единства, которые чаще всего подымают как раз эти подлинные виновники раскола и дробления сил. Когда эти субъекты убедятся, что обкраденный ими противник все-таки имеет крупные преимущества перед ними и неудержимо идет вперед, тогда эти людишки подымают неистовый крик о необходимости объединения всех сил.

Примерно таким образом возник так называемый «раскол патриотических сил».

Тот факт, что в 1918-1919 гг. во всей стране параллельно

возникал целый ряд групп, партий и т. д., называвших себя

народническими совершенно не зависел от воли отдельных

инициаторов, а вытекал из естественного развития вещей. Уже в

течение 1920 г. из среды всех этих групп и партий постепенно

выкристаллизовалась германская национал-социалистическая

рабочая партия, вышедшая победительницей. Честность и чистота

 

намерений большинства инициаторов параллельных групп и партий была доказана тем, что эти добросовестные люди скромно и без претензий примыкали к более сильному движению и без всяких условий сами распускали свои более слабые группы и организации в пользу нашей единой партии.

Я должен особо подчеркнуть это относительно главного представителя тогдашней немецкой социалистической партии в Нюрнберге, Юлиуса Штрейхера. Конечные цели германской национал-социалистической партии, с одной стороны, и германской социалистической партии, с другой, были одинаковы, и вместе с тем обе эти партии были образованы совершенно независимо одна от другой. Главным вождем германской социалистической партии был тогда, как я уже сказал, учитель Юлиус Штрейхер из Нюрнберга. Сначала он свято верил в будущее и в миссию созданного им движения, но как только он увидел, что наша германская национал-социалистическая рабочая партия сильнее и быстрее растет, он распустил свою собственную партию и пригласил всех своих сторонников войти в ряды нашей партии и вместе с нами бороться дальше за общие цели. Такие решения даются людям нелегко. Тем больше признательности заслуживает Штрейхер.

От этой полосы движения не осталось ни малейших осколков. Люди действительно по-честному хотели объединения сил и поэтому сразу же нашли правильный путь к такому объединению. То, что теперь принято называть «расколом патриотического лагеря», получилось исключительно в результате второго из двух вышеуказанных факторов: как раз в тот момент, когда германская национал-социалистическая рабочая партия вступила на путь несомненных успехов, нашлись честолюбцы, которые сочли себя вправе вступить в конкуренцию с ней. Раньше у них не было никаких своих собственных идей и тем более никаких своих собственных целей; теперь они все это «позаимствовали» у нас.

Внезапно стали возникать «новые» программы, в действительности целиком списанные с нашей программы. Внезапно сформулированы были «новые» идеи, на самом деле целиком взятые у нас. Внезапно возникли «новые» цели, за которые мы в действительности боролись уже в течение ряда лет. Внезапно обнаружились «новые» пути, по которым наша партия на деле давно уже шла. Пущены были в ход всевозможные софизмы, чтобы только «доказать», почему эти люди вынуждены основывать свои параллельные новые партии рядом с давно уже существующей германской национал-социалистической рабочей партией. Но чем более «благородные» мотивы приводили эти господа, тем более лживы были их фразы.

В действительности решающую роль здесь играло только одно личное честолюбие инициаторов, их стремление сыграть роль, для которой у них не было никаких данных и дарований. У этих политических лилипутов поистине не было никаких дарований кроме одного: большой смелости, когда дело идет о том, чтобы украсть чужую идею. В общежитии такую смелость обыкновенно характеризуют словом воровство.

Любую нашу идею, любую нашу мысль эти политические клептоманы в кратчайший срок присваивали и пускали в оборот для своих делишек. И эти же самые господа ухитрялись еще при этом на всех перекрестках оплакивать «раскол патриотического лагеря» и кричать о необходимости единства. Видимо они надеялись наго, что эти крики нам надоедят и что мы в добавок к украденным ими идеям выдадим им еще в руки соответствующие организации.

Но перехитрить всех конечно этим господам не удавалось. И когда они начинали убеждаться, что игра не стоит свеч и что собственная лавочка развивается не очень успешно, тогда эти господа становились сговорчивее и были счастливы, если им удавалось найти пристанище в одном из так называемых блоков партий.

Все эти группы и группки, не умевшие стоять на собственных ногах, обыкновенно начинали объединяться друг с другом в форме блока. Эти господа были твердо уверены, что если сложить восемь хромых, то обязательно получится один гладиатор.

К вопросу об образовании так называемых блоков мы всегда должны подходить под углом зрения тактики, но при этом мы не должны упускать из виду следующее принципиальное соображение.

Образование блоков никогда не приводит к усилению слабых партнеров, но зато очень часто приводит к ослаблению наиболее сильного из партнеров. Совершенно неверно то мнение, будто объединение всевозможных слабых групп непременно дает в итоге крупную силу. Это неверно хотя бы уже потому, что, как доказано опытом, «большинство», в какой бы форме оно ни сорганизовалось, всегда является только представительством трусости и глупости. Многоголовое руководство, создаваемое в результате блока разных групп, неизбежно будет вести линию глупую и трусливую. Мало того. Сверх всего прочего блок групп мешает еще и свободному соревнованию сил, а стало быть, задерживает отбор наиболее доброкачественных элементов, что только замедляет окончательную победу более здоровых и более сильных организаций.

Ввиду всего сказанного подобные объединения приносят только вред естественному ходу развития. Во всяком случае подобные «объединения» гораздо чаще мешают разрешению соответствующих проблем, нежели содействуют разрешению их.

Разумеется, иногда бывают такие обстоятельства, когда, исходя из чисто тактических соображений, главные руководители движения, обозревающие весь путь в целом и умеющие отгадывать будущее, тем не менее сочтут необходимым на очень короткий срок вступить в определенное соглашение с аналогичными группами и вместе с ними сделать тот или иной шаг. Но если движение не хочет само отказаться от своей великой освободительной миссии, оно ни в коем случае не должно увековечивать подобный блок. Ибо если бы движение надолго задержалось на этом этапе, оно неизбежно запуталось бы в таком блоке и тем самым само лишило бы себя возможности (да и потеряло бы право) развить до конца свои собственные силы, победить в открытой борьбе всех соперников и выйти полным победителем в борьбе за поставленные себе цели.

Никогда не следует забывать, что все действительно великое в этом мире было завоевано отнюдь не коалициями, а являлось результатом успеха одного единственного победителя.

Успехи, достигаемые в результате коалиции, уже в самих себе

несут зародыш будущего дробления сил, а тем самым и потери

завоеванного. Великие, действительно мировые умственные

революции всегда являются продуктом титанической борьбы

отдельных строго отграниченных друг от друга лагерей, а вовсе не делом коалиций.

Наше новое, собственное, патриотическое государство возникает отнюдь не в результате компромиссных соглашений того или иного патриотического блока, а только в результате стальной воли нашего собственного движения, которое проложит себе дорогу против всех.

ГЛАВА IX. МЫСЛИ О ЗНАЧЕНИИ И ОРГАНИЗАЦИОННОМ ПОСТРОЕНИИ ШТУРМОВЫХ ОТРЯДОВ

Сила старого германского государства покоилась, так сказать, на трех китах: 1) на монархической форме правления, 2)на административном аппарате и 3)на армии. Революция 1918 г. устранила монархическую форму правления, разложила армию и сделала административный аппарат достоянием партийной коррупции. Этим самым революция уничтожила все три главные источника сил государственной власти. Ибо надо сказать, что источником сил всякой государственной власти почти всегда являются именно эти три указанных фактора.

Главнейшим фундаментом государственной власти всегда является популярность ее. Однако та государственная власть, которая базируется только на этом фундаменте, еще крайне слаба и не прочна. Любой носитель власти, основанной только на одной популярности, будет поэтому думать о том, что вдобавок к популярности обязательно необходимо создать себе еще силу. Второй из важнейших факторов всякой государственной власти мы видим поэтому в вооруженной силе. Такая власть будет уже куда стабильнее, прочнее, сильнее, чем первая. Если затем популярность соединится с вооруженной силой и если такая власть просуществует достаточно долгий срок, тогда такая государственная власть будет еще прочнее, ибо она получит за себя и авторитет традиции. Когда же соединятся популярность, вооруженная сила и традиция, тогда государственная власть станет уже совершенно незыблемой.

Революция 1918 г. совершенно уничтожила возможность этого третьего случая. После революции ни о какой традиционной государственной власти не может уже быть и речи. Уничтожив старое государство, устранив старую форму правления, выбросив вон старые государственные символы, революция резко оборвала всю традицию. Результатом всего этого не мог не быть глубочайший подрыв всякой государственной власти.

Второй фактор государственной власти - вооруженная сила -

тоже был уничтожен. Чтобы сделать революцию возможной,

революционерам пришлось ведь разложить и армию, всегда

являвшуюся до сих пор воплощением организованной силы

государства. Мало того. Разъеденные революционной агитацией воинские части пришлось и непосредственно употребить как ударную силу революционного переворота. Правда фронтовые армии далеко не все поддались процессу разложения. Но когда война кончилась и армии после четырех с половиной лет героической борьбы ушли с фронтов, они, придя на родину, также подверглись дезорганизации и разложению. Демобилизация протекала в самой неблагоприятной обстановке. В конце концов вся бывшая фронтовая армия была ввергнута в хаос и разложение, характеризовавшиеся принципом «добровольной дисциплины». Это и была эпоха пресловутых солдатских советов.

На этаких бунтовщических отрядах, рассматривающих военную службу под углом зрения пресловутого восьмичасового рабочего дня, конечно нельзя было уже построить никакой государственной власти. Этим самым уничтожен был и второй фактор, единственно способный обеспечить подлинную прочность государственной власти. Что же осталось тогда у революции? Осталась одна только голая популярность. Но на ней одной, как мы уже знаем, прочной государственной власти не построишь. Этот один фактор крайне ненадежен. Если революции тем не менее удалось одним ударом опрокинуть все государственное здание, то это объясняется только тем, что уже в ходе самой мировой войны у нас было уничтожено то внутреннее равновесие, которое прежде обеспечивалось самой структурой нашего народа.

Каждый народный организм можно подразделить на три больших класса. Первый класс это - полюс самых лучших людей - лучших в смысле большей добродетели, большего мужества и готовности к самопожертвованию. Второй класс это - полюс самого худшего человеческого материала, полюс человеческих отбросов; эти люди являются вместилищем всех эгоистических инстинктов и пороков. Третий класс это - та громадная масса, которая находится посередине между обоими указанными полюсами. Это именно средние люди, не отличающиеся ни чрезмерным героизмом, ни резко выраженной преступностью.

Эпохи подъема государства обыкновенно характеризуются абсолютным господством полюса самых лучших людей. Если бы не руководили эти люди, невозможен был бы и самый подъем.

Обычные нормальные эпохи более или менее равномерного и стабильного развития характеризуются очевидно для всех преобладанием элементов середины. Силы обоих полюсов в такие эпохи более или менее уравновешивают друг друга.

Эпохи крушения государства характеризуются преобладающей ролью полюса самых худших людей.

Примечательно, однако, то, что золотая середина, т.е. широкие массы средних людей, накладывает свой отпечаток на эпоху только тогда, когда оба крайних полюса находятся в жестокой свалке друг с другом и тем самым связывают силы друг друга. А как только победит тот или другой из крайних полюсов, так широкая масса середины немедленно подчиняется данному победителю. Если победит полюс лучших людей, широкая середина сразу пойдет за ним. Если же верх возьмет полюс худших элементов, то широкая середина во всяком случае не станет оказывать ему сопротивления. Ибо широкие массы средних людей никогда неспособны повести самостоятельную борьбу.

И вот мировая война после четырех с половиной лет тяжких битв совершенно нарушила у нас равновесие между тремя указанными классами. Нельзя конечно отрицать того факта, что и середина принесла в течение войны громадные жертвы. Но решающее значение получил тот факт, что полюс лучших людей в течение войны почти целиком лег на полях войны. Поистине неисчислимо количество героев нашей нации, сложивших свои головы на фронтах войны.