Введение. 1 страница

Понятие об игре вообще и детских играх в частности. ‑ Первые потребности и первые попытки ребенка в игре.‑Дальнейшее развитие игры в форме подражания, эксперимента, анализа, творчества и т.д. Игры древних народов,‑ особенно греческие и римские. ‑ Игры средневековья и новейшего времени. ‑Значение детских игр в связи с этнографией, археологией и антропологией.‑ Выяснение значения игр с точки зрения физиологии, психологии, педагогии и гигиены.‑Необходимость поощрения детских игр в Poccии.‑Возражения противников физических упражнений детей вообще и ответ им.‑Мотивы автора при составлении предлежащего труда.‑Порядок описания игр.

Понятие об «игре» вообще имеет некоторую разницу у разных народов. Так у древних греков слово «игра» означало собой действия, свойственные детям, выражая главным образом то, что у нас теперь называется «предаваться ребячествy».‑У евреев слову «игра» соответствовало понятие о шутке и смехе. У римлян «ludo» означало радость, веселье. По санскритски «кляда» означало игру, радость. У немцев древнегерманское слово «spilan» означало легкое плавное движение, на подобие качания маятника, доставлявшее при этом большое удовольствие[1]Впоследствии на всех европейских языках словом «игра» стали обозначать обширный круг действий человеческих, ‑ с одной стороны не претендующих на тяжелую работу; с другой — доставляющих людям веселье и удовольствие. Таким образом в этот многообъемлющий круг, соответственно современным понятиям, стало входить все, начиная от детской игры в солдатики до трагического воспроизведенияя героев на сцене театра,— от детской игры на орехи до биржевой игры на червонцы,— от беганья на палочке верхом до высшего искусства скрипача и т.д.

Что касается определения «детской игры» в тесном смысле слова, — то некоторые авторы, особенно немецкие, дают нам в этом отношении такой ответ: детская игра, по характеру своему, составляет один из видов деятельности организма, впрочем, деятельности такой, которая существенным образом отличается от серьезной работы, так как всякая серьезная работа имеет целью удовлетворение каких либо практических задач жизни, между тем как всякая игра, а в том числе и детская, не задается никакой предвзятой целью, а наоборот сама по себе составляет и цель, и действие, и наслаждение;—кроме же того в данном случае деятельность, выражающаяся в игре, является еще как бы специально приспособленною и совершающеюся в силу внутренних, физиолого-психических потребностей и побуждений, наиболее свойственных молодому организму^[2].

Под это понятие об игре теперь мы без труда можем подвести уже ряд следующих случаев. Известно, что дитя рождается на свет с весьма малою восприимчивостью к внешним впечатлениям: глаза его едва различают свет от тьмы; уши почти не слышат; чувствительность кожи значительно отстает от таковой же взрослого: никакого мышления, воли и сознания у новорожденного еще не заметно. Но вот с половины второго месяца ребенок начинает останавливать свои глазки на предметах и отчасти следить за ними; в конце 3-го месяца ребенок начинает узнавать мать или кормилицу, улыбаться при виде их, отвечать радостными звуками на их ласки, выражать удовольствие при виде ярко - окрашенных или блестящих вещей, охотно обращать голову в ту сторону, где слышатся мелодические, более или менее приятные для него звуки пения, музыки и т.д. Если ребенка в этом возрасте положить на кроватку, после того как он хорошо выспался и насосался груди, то он начинает быстро двигать ручками и ножками, хватать свои ножки ручками, тащить их в рот и при этом выражать заметное удовольствие разнообразными своими гримасами и интонациями голоса. Все эти первые проблески мозговой деятельности ребенка с выражениями в то же время удовольствия, первые, неумелые и забавные движения его с выражением радости, издавна и везде называют «игрою ребенка».—Согласно с только что изложенным воззрением и мы со своей стороны должны рассматривать их также не иначе, как первые попытки ребенка к игре.

Отметим далее тот факт, что чем юнее животный организм, тем резче действия его носят на себе характер автоматических или рефлективных движений; наоборот, чем далее подрастает животный организм, тем заметнее он стремится принять наиболее активное или самостоятельное участие во внешнем мире. Отсюда становится понятным явление следующего рода: в то время как в наиболее раннем возрасте первые попытки ребенка в игре вызываются почти исключительно по рефлексу, начиная с 5-го месяца, когда дети вообще начинают отличаться большею осмысленностью, большим пониманием, большим развитием как душевных, так и телесных сил, у них является уже стремление и способность хватать речонками приближенные к ним предметы и затем является потребность, правда, сначала весьма темная, но впоследствии все более и более сознательная для пользования в форме игры различными предметами из внешнего мира. —Из сказанного становится ясным, что игра, рассматриваемая с этой точки зрения, составляет собою один из методов, посредством которого ребенок мало по малу вступает в общение с внешним миром,—один из методов наиболее ранних, наиболее доступных для него, а потому самому и наиболее удобных для юного организма в этом отношении.

Впоследствии ребенок, играя с теми или другими предметами, уже производит над ними те или другие наблюдения, тот или другой эксперимент или даже анализ, смотря по возрасту и смышлености, а в конце концов такого рода игры мало по малу сознательно доводят его до признания существования причин, связи и последствий всех тех явлений, которые он наблюдал или сам намеренно вызывал при помощи своих игрушек или игр.

В самом деле, как только ребенок мало-мальски научится пользоваться своими членами и внешними предметами, то, упражняясь в том и другом все более, он потом пробует в своих играх подражать другим. Так, его поражает крик птицы, лай собаки, мяуканье кошки и он, играя, старается подражать им своим голосом. Возьмите в руку погремушку, произведите ею бряцание; возьмите молоток постучите им о стол; дайте потом эти предметы ребенку и он сам будет стараться произвести то же самое. В подобных подражаниях ребенок обыкновенно упражняется довольно долго и впоследствии. Во Франции есть детская игра, прямо носящая название «подражание» (l'imitation), состоящая в том, что кто-нибудь побойчее и комичнее бежит вперед и делает всевозможные смешные телодвижения,—остальные следуют за ним и проделывают то же самое. В Германии в подобном же роде есть игра, носящая название «комический концерт». В России к разряду подобных игр можно причислить напр. «перелизы» и многие другие. Подобных игр немало и у других народов.

Известны, впрочем, примеры такого рода, что играми с подражаниями увлекаются и взрослые и увлекаются ими тем сильнее, чем меньше они ушли в своем развили от детей. Тайлор напр. говорит: если английские дети находят удовольствие в том, чтобы подражать звукам животных и пр. и любимая игра новозеландцев состоит в подражании хором шипению пилы, стуку топора, выстрелу ружья и остальным инструментам, которые производят особый шум[3].

Научившись от других, путем подражания тому или другому, ребенок теперь пробует подвинуться дальше на пути к своему самообразованию и самосовершенствованию и в душе его возникает, сначала в самой примитивной форме, потребность эксперимента и анализа. -Замечателен тот день в жизни ребенка, — говорить Прейер[4], — в который он впервые узнает зависимость и связь произведенного им самим движения с следующим за ним ощущением. Шум, происходящий от разрывания и комкания бумаги, сначала еще неизвестен ребенку; но вот на 5-м месяце дитя, при разрывании бумаги, получает новые ощущения звука и затем изо дня в день все с большею и большею настойчивостью повторяет этот опыт до тех пор, пока он не потеряет для него свежесть новизны. Здесь, однако, еще нет ясного понимания касательно причинной связи, а ребенком только сделан опыт, что он сам может быть причиной комбинированного ощущения для зрения и слуха, притом правильно, так что когда он разорвет бумагу, то с одной стороны произойдет умаление, с другой шум. Терпение, замечаемое при этом занятии, особенно в возрасте 45—55 недель, объясняется удовольствием быть причиной, равно как приятным ощущением, что такое важное дело, как превращение бумаги в маленькие клочки, совершается собственными силами. Занятия, подобные помянутым и совершаемым с непонятными для взрослых последовательностью и настойчивостью, как напр. бряцанье связкой ключей, открывание и закрывание ящика или копилки (на 13-м месяце) вытаскивание и опоражнивание, затем опять наполнение и вдвигание ящика у стола, собирание и сыпание садовой земли, песка, перелистывание в книгах (13—19 месяцев), копанье и рытье в песке, переставление скамеек для ног, расположение рядами раковин, камней, пуговиц (31 месяц), выливание и наливание склянок, стаканов, леек (31—33 месяцы), бросание камней в воду и т.д. составляют не одно только играние, но и «экспериментирование», которое потом мало по малу сознательно открывает ребенку причины и связь тех явлений, которые при этом удалось ему подметить.

Таким же примитивным способом ребенок приступает и к анализу вещей, привлекающих на себя его внимание внутренним своим устройством и содержанием. Так ребенку нравится какая-нибудь игрушка, с внутренним устройством которой ему хочется познакомиться. Поиграв ею на разные лады, он наконец чувствует неудержимое влечение заглянуть ей внутрь, а чтобы достигнуть этого он решается иногда на жестокое дело—сломать игрушку. После этого ребенок долго смотрит с тяжелою грустью на разломанную игрушку, сам хорошенько не понимая, зачем он это сделал; но тем не менее дело сделано и теперь он снова пробует воссоздать утраченную игрушку или даже устроить другую, может быть, в лучшем виде, причем иногда является ему помощниками целая коллегия подобных ему любителей анализа и восстановителей разломанного и при том все это делается в форме игры.

От анализа ребенок переходит к творчеству. Посмотрите на мальчика, едущего на палочке верхом. Какие он выделывает штуки! Начать с того, что палку он воображает лошадью, сам себя каким либо необычайным ездоком,—он бьет лошадь кнутом, лошадь ржет, бежит, прыгает, галопирует, бьет копытом, стремится разбить всадника, но всадник удерживается, а не­обузданная лошадь примерно наказывается. Посмотрите на другие игры детей. Всякая игра имеет свои особенности и правила, которым дети обыкновенно стараются подчиняться, но за всем тем нет ни одной игры такой, в которой бы дети не фантазировали по своему и при том каждый согласно с своими душевными качествами. Попробуйте какую либо игру поставить в строго определенные рамки и вы тотчас увидите, что дети теряют в ней свою веселость, одушевление; она делается им скучной, как обязательный урок, или педантическая гимнастика, которой живые дети решительно не выносят. Наоборот, самая развеселая, самая оживленная игра та, в которой дети, возможно, более прикладывают своего воображения, творчества и самодеятельности. В таких-то играх дети бывают наиболее деятельными и участливыми субъектами и о таких-то играх опять можно сказать, что они составляют собою результат внутренней деятельности детского организма.

К разряду творческих игр принадлежат еще так называемые символические игры, а именно: игры в звери, солдатики, разбойники и т.п. Эти игры нередко составляют собою как бы детские театральные представления, излагаются своеобразные факты из детских наблюдений и жизни, нередко наполненные разнообразными впечатлениями драматизма и комизма, свойственных детям и т.д. Во всем этом однако с большею ясностью мы можем убедиться при более подробном рассмотрении игр этого рода в своем месте,—впоследствии.

На ряду с играми, ведущими детей к саморазвитию, следует далее поставить те, которые, по характеру своему, близко касаясь той или другой способности человека и привлекая к себе этой стороной наиболее способных к ним, содействуют потом заметным образом, а иногда даже с весьма раннего возраста, наиболее сильному развитию уже, так сказать, готовых врожденных способностей. Это именно те игры, которые еще из глубокой древности рекомендуются лучшими мыслителями и педагогами, как первые пробы обнаружения природных наклонностей, степени дарования, пытливости ума и даже склада характера детей.

К разряду игр, ведущих детей к саморазвитию, следует затем отнести все общественные детские игры, составляющие собой наивысший момент для окончательной подготовки детей не только к практической, но и общечеловеческой деятельности. Более подробное изложение значений этих игр мы, однако, позволим себе привести также несколько ниже, по означенным там причинам.

Познакомившись таким образом в общих чертах с главными понятиями относительно сущности и первого возникновения игр в ряду детского развития, посмотрим теперь, как к детским играм в различные времена относились народы и лучшие представители их мысли, касающееся так или иначе рассматриваемого нами предмета. О детских играх первобытных народов вообще, к сожалению, мы имеем чрезвычайно мало сведений. Древние летописцы, увлекаясь более строем жизни взрослых людей, описанием их войн и характеров предводителей, словом более политической стороной жизни, детям обыкновенно уделяли слишком мало внимания, а игры их представляли себе, по-видимому, ни более ни менее как едва дозволительными детскими шалостями, человеческими заблуждениями и даже, пожалуй, некоторого рода погрешностями против серьезной стороны жизни, а потому и сведений в этом отношении вообще оставили нам крайне мало. Судя, однако, по тем отрывкам, которые на этот раз все-таки существуют, мы должны допустить, что а) игры во все времена и у всех народов во всяком случае были непременно; б) многие из игр представляли собою большую оригинальность, смотря по свойствам и образу жизни народа; в) множество игр разных народов, наоборот, представляли между собою и большое сходство, каковы, напр., игры в мяч, кости, обручи, враки и т.д.

Ни один однако народ на свете не любил так искренно и не ценил так высоко в деле частного и общественного воспитания разнообразных игр—детских и народных — как древние греки. Эти игры ставились у них на ряду с умственным и изящным образованием и были плодом стремления греков к прекрасному, так как здесь требовалась также изящная соразмерность, самообладание и ловкость тела, без чего у греков не обходилось ни одно дело. Древнегреческий ребенок до семи лет обыкновенно находился под кровом родителей, под наблюдением материи няньки, причем строго наблюдалось за тем, чтобы он как можно более оставался на свежем воздухе, а затем с наступлением отрочества он поступал в общественную школу, под названием «палестры» где обучение начиналось с наиболее легких и веселых игр напр. игры в мяч, беганья, скаканья, и затем, переходя уже к наиболее трудным, напр. лазанью, плаванью и т. д. Подростки (Эфебы) посещали уже гимназии, в которых при образовании юноши добивались согласия изящного с добром. Эти две цели достигались тем, что на ряду с помещениями для гимнастики, натирания тела маслами и песком пред физическими упражнениями, а после того обмывания тела теплой и холодной водою и т.д, устраивались еще обширные залы для философов, ораторов, ученых, любителей музыки п т.д.. Случалось и так, что палестры и гимназии устраивались в одном здании, и в то время как в первых шумели отроки за своими играми, а во вторых юноши состязались между собой в гимнастических упражнениях,–в соседстве с ними, в особых залах,. мужи и старцы, историки и поэты, ораторы и артисты вели между собою продолжительные, оживленные разговоры, читали свои сочинения, пели, играли и т.д. Короче сказать, все возрасты находили здесь для себя общий мир, дружеское единение и взаимное поучение как относительно внешней красоты и силы, так и многоразличных, высоких гражданских добродетелей. В такой-то школе росли и развивались древнегреческие отроки и юноши, такого-то рода школы делались потом для них любимым местом посещения на всю остальную жизнь, и в них-то наконец создавался тот замечательный тип древнего грека, особенно афинянина, который история рисует нам так: он был высокого роста, имел открытую физиономию высокий лоб, был мощный, стройный, элегантный, прекрасно державшийся в обществе, страстный любитель музыки, поэзии, философии, наук и телесных упражнений. Он отличался вечною свежестью и бодростью духа, трезвым пониманием вопросов жизни и пользовался завидным здоровьем, позволявшим ему доживать до глубокой старости.

Великие умы Греции всегда высказывались самым энергичным образом в пользу игр и физических упражнений. Платон, напр., говорил: «только тогда, когда игры детей законны, образуются из них и законные мужи». Аристотель смотрел на государство, в котором были пренебрежены физические упражнения, как на плохо организованное.— Лучшие люди Греции всегда готовы были первые дать пример детям в играх, признавая в них большой смысл для будущего их развития. Спартанский царь Агезилай не стыдилсяездить с детьми на палочке верхом; философ Анаксагор, отказывавшийся от всяких почестей при жизни, тем не менее в своем завещании просил, как лучшей почести, о том, чтобы в день его смерти устроены были игры молодежи; Гераклит устраивал около храма Дианы в Эфесе игры для мальчиков: Сократ в Афинах сам не раз участвовал в играх с детьми и т.д.

Весь народ греческий, на ряду со своими представителями также считал игры, и особенно национальные, за нечто священное в высшей степени приятное богам, которых поэтому считал друзьями игр и вследствие того устраивал свои национальные игры, во первых, возле храмов, во вторых, так торжественно, как этого никогда не делал ни один народ на cвете. Так напр. когда наступало время празднования Олимпийских игр, то по всем городам Греции ходили герольды, возвещавшие об этом празднестве. Вслед за тем все племена Греции помимо любопытных всех званий, состояний, пола и возраста, спешили снаряжать от себя на готовящееся торжество особые посольства в богатых нарядах и в сопровождении иногда немалого количества лиц, выразивших желание принять участие в играх и состязаниях на священной равнине близ Олимпа.

Рис.1. Стадион Мессенский

Не меньшим значением пользовались в Греции игры Фитийские, Немейские, Истмийские и др. Начало торжества обыкновенно открывалось жертвоприношениями, а затем производились сами игры, в виду бесконечного количества зрителей, располагавшихся вокруг места игр, в несколько рядов на возвышениях в виде амфитеатра. В ряду игр одно из первых мест занимали ристания в колесницах на гипподромах, т.е. более или менее обширных площадях, обнесенных стенами с местами для сиденья зрителей. Рядом с гипподромами или отдельно от них и большей частью совершенно по образцу их устраивались еще другие, но меньшие по пространству площади для состязаний, без лошадей и колесниц, в простом беге,прыганьи, метаньи дротиков и дисков, борьбе на других гимнастических упражнениях.

Место для этих состязаний называлось стадион. Первоначально эти стадионы или стадии устраивались весьма незатейливо. Применяясь к местным условиям и, как напр. в Мессене (рис. 1), выбрав для этого площадь, рядом с городом, средина которой представляла естественное углубление,орошаемое ручейком; боковые части площади представляли естественные возвышения, вытягивавшиеся несколько неправильно расходящимися линиями; на этих возвышениях устраивались места для сидений зрителей; на одном конце этой площади устраивался полукруг hh, на котором воcседали судьи и избранная публика, а другой конец ограничивался городской стеной kk; весь cтадион окружался колоннами сс, имея два хода с противоположных сторон(fg).[5] Впоследствии стали устраиват стадионы много роскошнее, обнося их красиво выведенными стенами с удобными местами для сидений зрителей и несколькими арками для входа и выхода чрез них на арену и кнаружи, как устроен был напр. стадионАфродизийский[6](рис. 2). Обыкновенная длина древнегреческого стадиона равнялась 600 футам, но иногда была менее, а иногда, как напр. в Лаодикеи доходила до 1000 футов длины, при 90 футах ширины. Иногда стадионы, как гипподромы, украшались внутри изящнейшими произведениями искусств: статуями,колоннами и т.д. На одном из таких стадионов, напр., находились три колонны, указывавшие пути бега.Первая помещалась недалеко от входа, с надписью «мужайся»; на второй, означавшей средину, было написано «спеши», на третьей, у самой цели были слова «поворачивай назад». Иногда при конце бега устраивался орел, который, при окончании бега подымался кверху и посредством искусноустроенного механизма махал крыльями.В заключение игр победителям Рис. 2. Стадион раздавались венки, сплетенные из оливковых ветвей. Афродизийский Оливковые деревья почти всегда оттеняли сами места

игр, но близ Олимпа, у самого входа на место игр, росло старое оливковое дерево,из ветвей которого и делались венки для победителей. Тот, кто украсился таким венком, пользовался в своем городе величайшим почетом, как герой, доставлявший великую честь и славу своей родине. Так напр., когда старец Диагор из Родоса получил сам награду и такие же, одновременно с ним, получили его сыновья, то после того дети-победители принесли на плечах отца-победителя в собрание, где последнему кричали: «Ты уже довольно жил, или все еще не хочешь возноситься на Олимп». Наконец чтобы показать, что народные игры были для греков действительно высоким наслаждением в жизни и что они в свою очередь решительно не могли представить себе блаженных островов без места для игр, укажем между прочим на следующий факт: когда десятитысячная армия, принимавшая участие в войнах в средней Азии, после невыразимых лишений добралась наконец до берега моря, то первое что сделали возликовавшие греки, - это то, что в благодарность богам и для успокоения своих измученных членов они устроили военные игры пред Трапезунтом. Такое явление, очевидно, есть продукт глубоко укоренившегося нацинального, общественного воспитания.

Что касается женщин, то, к немалому нашему удивлению, воспитание их в Афинах вообще было крайне односторонне. Женские покои обыкновенно находились в задней части дома, из которого девочки почти никогда не отлучались. Мать обучала своих дочерей женским рукоделиям - прясть, ткать, шить, вязать - и, главнейшим образом, заботилась о красоте их лица и стройности стана. С этою целью мать обыкновенно давала своим дочерям понемногу есть, за то голову нередко украшала венками, грудь подвязывала широкой лентой, волосы красила, брови сурьмила. Результатом такого затворнически-кокетливого воспитания было то, что афинянки вообще были слабы телом и бледны лицом. Не то было в Спарте. Чтобы иметь женщин по возможности способных производить отличных детей, там девицам предписывался особый курс телесных упражнений, преподававшийся в особо отведенном для этого месте и состоявший в том, что они учились здесь привскакивать и ударять вверх пятками, бегать, бороться, прыгать, метать диском и копьем. Совершая такого рода мускульные упражнения на солнце и чистом воздухе, они росли крепкими и здоровыми, так что афинянка у Аристофана при виде спартанки невольно восклицает: «как ты прекрасна, как прекрасен цвет твоей кожи, как пышно твое тело, какая у тебя грудь; ты, право, могла бы убить быка»[7] Несмотря на такое мужественное развитие, спартанки в то же время были привязанными супругами и добрыми хозяйками.

В настоящее время по поводу сочувствия, высказываемого отно­сительно древнегреческих игр, приходится иногда слышать возражения такого рода: «в древней Греции было сильно развито рабство, в которое обращались все побежденные и за счет которых жили все коренные греки, как победители. Благодаря этому, у коренного Эллина всегда могло быть в распоряжении много свободного времени, которое он мог употреблять не только на игры и телесные упражнения, но также и на то, чтобы целыми днями, от нечего делать, ходить темницей духа; в заботах о физическом развитии видели одно плотоугодие, а потому и в играх детей, равно как в танцах, видели только одно выплясывание перед дьяволом. Школьное воспитание, в средние века, производилось почти исключительно в монастырях, где главное внимание обращалось на религию и мораль, все же остальное тщательно изгонялось, как суетное и языческое. Для достижения лучших результатов воспитания господствовала строгая дисциплина, поддерживаемая розгой, бичеваниями, лишением еды, привязыванием к позорному столбу и т.д. Иногда однако и в период этого мрачного времени перепадали для школьников дни веселья, в теченик которых им дозволялось играть в бабки, палки, бары, жениха и невесты, гонку кубаря, обручей, прыганье на одной ноге, кувырканье, качанье и т.п. В таких случаях дозволялось иногда школьникам продолжать игры до ночи, причем они заявляли желание, чтобы надзиратели их были «немы и слепы как кроты, а учителя блаженны до того, чтобы воображали себя перенесенными в елисейские поля». Рыцарство до некоторой степени противодействовало духовно-схоластическому и аскетическому направлению своего времени. В числе благородных пристрастий рыцарей считалось между прочим семь внешних совершенств: верховая езда, плаванье, стрельба из лука, фехтованье, охота, игра в шахматы и стихотворство. Благодаря этому, физические упражнения до некоторой степени поощрялись уже рано, еще с детства и сначала в форме игр; но, тем не менее, высшее рыцарское образование все-таки близко примыкало к духовному; благочестие и смирение считались необходимыми свойствами рыцарства, сами рыцари часто посещали монастырские и кафедральные школы, а потому физическому воспитанию все-таки и в это время не могло быть дано надлежащее развитие и требуемая полнота.[8]

Мы не имеем достаточных сведений о том, как после помянутого периода относились в Европе к детским и народным играм в ближайшее к нам время. Судя, однако, по некоторым отрывочным данным, как напр. показывает рисунок 3-й, изображающий детские игры в семнадцатом столетии[9], надо полагать, что по крайней мере в некоторых местностях они пользовались немалым уважением. Кроме того в одной довольно старинной книге о гимнастике мы читаем между прочим, что напр. игра в мяч в начале нынешнего столетия была весьма распространена по всей Италии и в некоторых местах Франции. В Италии в ней нередко принимали участие не только простолюдины, но даже и дворяне, почему нередко приходилось видеть какого-нибудь знатного человека, играющего в мяч с чернорабочим, слух о ловкости которого в этой игре распространился по всей Италии[10]. В другом месте той же книги находим следующий факт, заслуживающий внимания: недалеко от Ворлица (маленького городка в верхней Саксонии) находится площадь огромного размера; с одной стороны её растет великолепный лес, с другой примыкает к ней город. 24-го сентября на эту площадь собирается множество народа, и на ней разыгрывается нечто вроде Олимпйских игр. Сельская музыка возвещает о прибытии жителей из окрестных деревень, вслед затем граждане спешат приветствовать поселян, и все с радостью принимают участие в общем веселье. Но вот основатель и президент этого праздника, принц Дессауский, появляется со своей супругой, сопровождаемый восхищенным народом. Здесь он сначала раздает приданое десяти молодым девушкам, известным своею скромностью и трудолюбием; потом приступает к наградам за силу и ловкость, выказанные в виде соревнования на празднике; а затем открываются ристалища: дети и юноши, парни и девушки все спешат на состязание в беге, чтобы выиграть приз, который получают из рук самого принца. Призы всегда простые, но они важны по чести, которой удостаивается получающий. Праздник заключается пиршеством и танцами. Затем каждый возвращается к своему очагу, гордый тем, что выиграл приз, или даже тем, что удостоился чести принимать участие в состязании, а многое кроме того возвращаются домой с новою мечтою непременно отличиться на празднике следующего года, для чего нужно только побольше поработать в продолжении текущего года.

Рис. 3 Детские игры 17-го столетия.

Помимо наиболее известных исторических народов, есть однако несколько других племен и народов, сравнительно мало известных в истории, но которые, тем не менее, весьма интересны для нас, потому что разного рода игры занимали в жизни их далеко не последнее место. Укажем напр. на некоторые племена Кавказские, -грузин, армян и других, родственных им племен. Читая летописи этих народов, особенно грузин[11] мы не раз встречаем в них советы военным ополчениям играть в мяч перед битвой. Сохранился даже рассказ, что царица грузинская, Тамара, стоя на полях Кизикии, у местности Карагадж, в ожидании громадных татарских полчищ устроила игру в мяч, где «лэло» (т. е. мяч в особой игре) достался ингилойскому молодцу - князю. Некоторые предместья Тифлиса названиями своими и ныне напоминают о давно минувших временах, когда игра в мяч играла такую роль в Грузии, и «Кабах» - род своеобразных рыцарских турниров, составлял общественное, гимнастическое услаждение дворянства и свободных людей Грузии. Любовь к играм сохранилась у грузин и армян до сих пор. В этом можно убедиться, посещая многочисленные престольные празднества грузинских и армянских церквей, сопровождаемые различными общественными увеселениями и играми. В своем месте мы скажем подробнее об этих играх; но здесь пока заметим только, что почти все они отличаются с одной стороны - большим разнообразием, с другой- большою подвижностью и оживлением. Все же это вместе указывает на то, что игры эти получили свое начало среди народа, любящего быстроту, ловкость, живую, кипучую деятельность, хотя иногда переходящую и в дикость.