География очагов современного сепаратизма

Одним из наиболее распространенных видов территориальных и этнических конфликтов можно назвать сепаратистские конфликты. Термин «сепаратизм» происходит от лат. &ерагаШ8 — «отделенный».

Сепаратизм можно определить как политическое движение, возникающее в территориально неоднородных государствах (эта неоднородность может быть этнической, конфессиональной, экономической), направленное на выход части территории из состава единого государства с целью создания нового независимого государства или вхождения в состав другого государства. Первый из названных процессов (отделение для создания самостоятельного государства) получил название сецессии, второй (вхождение в состав другого, как правило, соседнего и близкого по культуре государства) именуется ирредентизмом.

Сепаратизм — высшая стадия проявления дезинтеграционных процессов. Сепаратистским мы можем назвать конфликт только тогда, когда, по крайней мере, одна из конфликтующих сторон ставит требования выхода из существующего государства. Более ранние и менее выраженные стадии развития дезинтеграции называют регионализмом и автономизмом.

Автономизм — это движение за самоопределение этнических групп и регионов на базе автономии — права на самостоятельное управление какой-либо частью государства, закрепленное кон­ституцией или другими правовыми нормами. Автономистский конфликт часто предшествует сепаратистскому.

От регионализма автономизм отличается более широким набором требований политической, культурной и экономической самостоятельности, а от сепаратизма — отсутствием требований пол­ной государственной независимости и борьбой за признание прав региона на самоуправление в рамках существующего государства.

Регионализм — это самая ранняя стадия развития дезинтегра­ции, в пределах которой неудовлетворенные своим положением этнические и региональные группы выступают за реформы в рамках существующего государственного устройства, добиваясь признания культурной самобытности района, большей экономичес­кой самостоятельности. Регионалистские конфликты никогда не несут в себе остроты автономистских и тем более сепаратистских.

Приходится констатировать, что мировое сообщество еще не выработало четкой оценки сепаратистских политических движений. В самом Уставе ООН, призванном регулировать международные и межэтнические отношения в мире, содержатся трудноразрешимые противоречия между основополагающими принципами современного международного права. С одной стороны, для каждого государства декларируются принципы нерушимости границ, территориальной целостности, невмешательства во внутренние дела, а с другой — выдвигается принцип равноправия и самоопределения народов, подчеркивается необходимость воздерживаться от каких-либо насильственных действий, лишающих народы их неотъемлемого права на самоопределение, свободу и независимость.

Эта правовая неопределенность приводит к неоднозначным последствиям. Общественные движения, цель которых — отделение, ссылаются на одни статьи Устава ООН, противостоящие им силы унитаристов (сторонников существования единого государства) апеллируют к другим; и те и другие требуют международной поддержки. Наглядный пример подобной двусмысленности в понимании конфликтной ситуации — эволюция конфликта в Косово, приведшая к широкомасштабным военным действиям, которые вышли за пределы проблемного региона (бомбардировки авиацией стран НАТО объектов на территории Сербии и Черногории).

На планете можно выделить более пятидесяти крупных очагов сепаратизма. Они суммарно занимают территорию 12,7 млн км² (8,5 % площади суши) и концентрируют около 4 % мирового на­селения (приблизительно 220 млн человек).

Анализируя пространственное расположение очагов сепаратистских конфликтов, можно выявить определенные закономерности. Большинство из них тяготеют к гипотетической дуге, про­ходящей от Британских островов через Среднюю Европу, Балканы, Кавказ, горные системы Гиндукуша, Памира и Гималаев к Индокитаю и островам Зондского архипелага.

В англоязычной литературе это географическое пространство получило название shatterbelt «пояс расшатывания» или crush zone «зона дробления». В русском переводе, как нам представляется, наиболее подходящий аналог этой пространственной конфигурации — пояс нестабильности. С точки зрения классической геопо­литики (к настоящему времени уже в известной степени устаревшей) пояс нестабильности — это зона, не контролировавшаяся полностью ни одной из двух великих держав — США и СССР, но входившая в сферы их влияния. В настоящее время в связи с превращением США практически в единственную сверхдержаву со­временного мира, геополитическое положение этой зоны суще­ственно изменилось.

Плотность сепаратистских конфликтов неодинакова в разных частях планеты. Наибольшее число очагов сепаратизма выделяют в пределах Евразии, но это вовсе не означает, что в странах хозяйственно отсталого юга планеты эта проблема менее остра. Дело в том, что в полиэтничных, еще не окончательно сформировавшихся молодых государствах Африки и Океании, где господствуют клановые общества и племенная обособленность — трайбализм, а местные племенные элиты стремятся к предельной концентрации власти в своих руках, во многих ареалах существуют дезинтеграционные процессы, в том числе и дозревшие до стадии сепаратизма. Однако отсутствие более или менее сложившихся по­литических движений национального характера, общая экономическая и политическая отсталость, отсутствие или неполнота электоральной статистики, противоречивость данных о внутренних вооруженных столкновениях и антиправительственных повстанческих движениях основательно снижает число фиксируемых здесь сепаратистских конфликтов.

Очаги сепаратизма имеют региональную специфику, обнаруживая сходство основных черт у конфликтов в пространственно близких очагах. Это сходство может определяться следующими причинами:

• малой удаленностью друг от друга;

• этнокультурной общностью;

• единым цивилизационным фундаментом (христианским, ис­ламским, буддистским и др.);

• сходством особенностей исторического развития;

• сходством факторов развития сепаратизма;

• уровнем политической стабильности;

• интенсивностью конфликтов.

Исходя из этих оснований, в мире можно выделить шесть региональных разновидностей сепаратизма. Каждая из которых выдвигает свои требования.

Западноевропейская разновидность, к которой относятся очаги конфликтов в Северной Ирландии, Стране Басков, Каталонии, Бельгии, на Корсике и др., характеризуется ведущей ролью этноконфессионального и социально-экономического факторов. Здесь преобладает высокая общественная мобилизация населения, впрочем, не выплескивающаяся (за исключением Северной Ирландии Корсики и Страны Басков) за пределы цивилизованной политической борьбы. Как правило, основными целями западноевропейских национальных и региональных движений (в том числе в Уэльсе, Галисии, Северной Италии, Сицилии) являются не немедленное создание независимого государства, а достижение максимальной национально-культурной, экономической и политической автономии в рамках существующих государственных границ.

Основная часть населения как ныне существующих, так и потенциальных очагов сепаратизма, как правило, трезво, без эйфории, воспринимает расплывчатые перспективы самостоятельного существования. Прагматическая оценка трудностей перехода к собственной государственности чаще превалирует над эмоциями. Осознание своей малой родины как части единой Европы выработало у западноевропейцев множественную самоидентификацию. Так, очень многие жители Барселоны, согласно проведенным опросам общественного мнения, одновременно считают себя каталонцами, испанцами и европейцами.

Восточноевропейская разновидность сепаратизма (примеры: Косово, Чечня, Кипр, Татарстан и др.) охватывает пространства Центрально-Восточной Европы, Европейской части СНГ, Кавказского региона. Она отличается от западноевропейской недавней актуализацией большинства очагов сепаратизма в конце 1980-х— 1990-е гг. Здесь существует целый ряд непризнанных государств: Абхазия, Нагорный Карабах, Южная Осетия, Приднестровская Молдавская Республика, Косово, Республика Сербская в Боснии и Герцеговине. Эти территориально-политические обра­зования, имея вооруженные формирования, уверенно контролируют свою территорию. В них действуют самопровозглашенные конституции, существуют органы исполнительной и судебной власти, проводятся парламентские и президентские выборы.

В отличие от Западной Европы восточноевропейские националисты отдают предпочтение требованиям политического характера, хотя экономическое развитие большинства стран этого региона оставляет желать лучшего. Трудности экономики не дают возможности сконцентрироваться на решении проблем повышения уровня жизни национальных меньшинств, что, естественно, при­водит к протестным действиям последних.

В Восточной Европе уровень толерантности по отношению к этническим и конфессиональным меньшинствам ниже, чем в Западной. Развитие культуры меньшинств некоторыми слоями господствующего этноса воспринимается как вызов доминирующей нации. Это приводит к дополнительному напряжению в общественно-политической жизни восточноевропейских государств.

Исламская разновидность сепаратизма (примеры: Курдистан, Белуджистан, Южный Йемен и др.) господствует в исламских странах Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки, Сред­ней и Южной Азии. Для нее характерна принадлежность любых противостоящих групп одному религиозно-культурному фундаменту — исламскому, который, несмотря на порой значительные внутренние различия, в общепланетарном масштабе представляет собой довольно целостную систему. На территории исламской цивилизации господствуют более или менее схожие традиционно-культурные установки, сильна роль религии и религиозного права — шариата, здесь нет такого большого разнообразия этносов, как в Тропической Африке или Индостане. При этом решающее значение начинает иметь этническое самосознание меньшинств, подавляемых в национальных государствах своих единоверцев. Вместе с тем следует признать, что в странах исламского пояса ряд внутренних и межгосударственных конфликтов обусловлен не только этническими, но и религиозными разногласиями. Примеры этого — конфликты между шиитами и суннитами в Ираке, между пуштунами и хазарейцами в Афганистане, между исмаилитами Горного Бадахшана и равнинными таджиками.

Азиатская разновидность (примеры: Пенджаб, Кашмир, север Шри-Ланки, Тибет) распространена в Восточной, Юго-Восточ­ной, Южной Азии. Конфликты имеют корни в доколониальном историческом периоде, но возродились после получения страна­ми государственной независимости (1940— 1950-е гг.).

Во многих конфликтах азиатского типа сильна роль конфессионального самосознания. Этот элемент, наряду с этническим самосознанием, — ведущий в индийских штатах Джамму и Кашмир, Пенджаб, Нагаленд, в северных районах Шри-Ланки, на юге Филиппин, в Тибете. Не последнюю роль в возникновении конфес­сиональных, этнических, экономических, геополитических и прочих барьеров сыграли в этом регионе природные рубежи.

Перед большинством государств региона стоят трудноразреши­мые экономические проблемы. В странах с наименьшими душевы­ми доходами (Индия, Шри-Ланка, Мьянма) риск сепаратизма для национальных окраин максимален. В более благополучных в экономическом плане Малайзии и Филиппинах очаги сепаратиз­ма медленно, но верно сокращаются в размерах и снижают свою активность.

Африканская разновидность (Южный Судан и Оромоленд в Эфиопии, Северное Сомали, Кабинда в Анголе, Коморские острова, Квазулу-Наталь в ЮАР) близка азиатской. Отличия заклю­чаются в более поздних сроках получения странами региона государственной независимости (преимущественно в 1960-е гг.) и со­ответственно в более поздней актуализации очагов конфликтов. В Африке отмечается меньшая, чем в Азии, сформированность сепаратистских движений, сказывающаяся и на их активности. Этот факт объясняется тем, что большинство африканских этносов до сих пор находится на племенной стадии с ее обычной межпле­менной враждой, препятствующей созданию крупных этнических группировок, которые могли бы выдвинуть требования отделения.

Хотя во времена колониализма сепаратизм формально был сведен к нулю (выделение территории из существующего колониального владения в другое практически не могло изменить ее зависимый политический статус), именно тогда сложились условия, угрожающие ныне территориальной целостности африканских государств. Главная опасность — это пестрый этнический состав большинства стран континента: в Нигерии и Демократической Республике Конго насчитывается около 200 этносов, в Танзании — свыше 120. Колониальная карта Африки создавалась в свое время без учета этнической, экономической и культурной общности ее районов, границы обычно носят случайный характер. 42 % их протяженности приходится на геометрические линии (участки параллелей и меридианов, линии равных расстояний, дуги окружностей).

Американская разновидность сепаратизма представлена межэт­ническими конфликтами в канадском Квебеке, мексиканском Чьяпасе, Гренландии, на острове Невис, входящем в состав Федерации Сент-Китс и Невис. Она определяется наименьшим по сравнению с уже перечисленными регионами распространением сепаратизма (всего четыре ярко выраженных очага). Существует несколько причин этого феномена.

Во-первых, переселенческий характер государств Нового Света привел к тому, что у крупнейших народов Америки нет своих национально-исторических очагов в пределах континента. По этой причине апеллировать к территориальной реабилитации могут только коренные народы — индейцы и эскимосы, но из-за своей малочисленности и высокой степени ассимиляции они редко одерживают победу.

Во-вторых, наличие лишь одной основной этнической группы переселенцев в рамках каждой колонизируемой территории привело к практической моноэтничности большинства стран региона. Вывозившиеся из Африки негры-рабы в силу своего низкого социального статуса не могли составить конкуренции европейцам: ис­панцам, португальцам, британцам, французам. Единственной стра­ной, колонизируемой двумя равноправными нациями, была Канада. Результат — несколько столетий борьбы за доминирование между англо- и франкоканадцами, что породило самый серьезный на сегодняшний день очаг сепаратизма в Новом Свете — Квебек.