Гостепреимство в системе ius gentium древнего Рима

Гостеприимство отличало и римскую общину, зани­мая большое место в истории ее политических и военных соглашений. В сущности, можно прямо сказать, что письменная история древнего Рима начинается с института гос­теприимства. Уже древние связывали его происхождение с правом народов (ius gentium) или с естественным правом (ius naturale), возникшим позднее под влиянием философ­ской мысли греков. Гостеприимство, как право народов, явилось здесь первым шагом на пути возникновения международного права вообще.

Обо всех этих сюжетах в западной историографии написано немало работ, хотя в отечественной историографии их практически нет.

Этимология слова - «гостеприимство» (hospitium) восходит к общеиндоевропейскому корню и связана с родственными понятиями - hospes/hostis, когда этим словом обознача­ли не только «врага», «неприятеля», но и вообще «чужого человека», «чужака», «чужеземца, нарушающего границы». Это слово присутствует и в германских языках, и в славянских. Оно наличествует в немецком языке как der Hast, в верхненемецком вос­производится как Gast, в средневековом русском, а также в церковных текстах славянских языков оно обозначает «гостя» (В средневековой Москве «гостями» называли богатейших купцов, ведших заморскую торговлю). Ближайшей аналогией латинскому слову hospes/hostis в греческом языке является слово ξένος (гость, чужезе­мец). В Греции это слово было известно уже Гомеру, когда словом ξενία обозначалось гостеприимство.

Этимология слова «чужой», «чужеземец» примечательна и в том отношении, что она показывает развитие мышления человека древности, когда окружающий мир мыслился как разделенный на два противоположных мира - на мир чужой и мир свой. Древ­негреческий язык здесь является лучшим свидетельством, показывая языковую связь латинского слова aliud с греческими словами того же значения. Так, для понятия «чужая речь», «чужой человек» (αλλότριος φως), «чужая» и «неприятельская страна» (ή αλλότρια) служили многие слова со значением «враждебный», «вражеский», «неприя­тельский» (πόλεμος, εχθρός, αλλότριος). Многозначность слов для определения чужого человека, враждебного нам, наличествует и у римлян, однако она сопряжена еще и с изменением значения слов. Так, Варрон упоминает, что слово «враг» (hostis) в древности у римлян обозначало лишь иностранца, т.е. того, кого во времена Варрона уже называли словом «перегрин». Согласно Варрону, это слово обозначает свободного человека, кото­рый пользуется своими собственными законами (LL.V.3. «И многие слова ныне имеют другое значение, как, например, (слово) hostis; ведь прежде этим словом называли перегрина, который пользовался своими законами, теперь же так называют того, кого раньше звали «воюющий враг».). Также и Цицерон (Off. I. 12. 37) сообщает, что «предки наши словом hostis называли перегринов», Фест же говорит, что словом hostis у древних назывался чужеземец, а тот, кто ныне называется «враг» (hostis), обозначался perduellis. Точно так же и по словам Гая «.. .тех, кого мы сегодня именуем hostes, в древности называли perduelles, обозначая этим словом людей, с которыми ве­дется война» (D. 50. 16. 234).

Родство слов подобного значения, а также наличие общеиндоевропейского hostis в латинском, древнегреческом, в германских и славянских языках является следствием того, что в древности гостеприимство представляло собой институт международный. Перемена в сознании людей произошла вследствие их длительного общения друг с дру­гом, когда чужеземец не был больше врагом, но воспринимался как лицо, прибывающее из-за границы. Вместо слова hostis появилось слово - перегрины (peregrini), понимаемые как «чужеземцы», как люди «из-за поля». Это изменение произошло, как считают, в середине III в. до н. э. (в 247 г. до н. э.), когда в Риме была учреждена должность второго претора — praetor peregrinus. В его ведении находились дела, которые он вел между перегринами, а также между римскими гражданами и перегринами.

Вначале рассмотрим обязанности «гостя» и «гостеприимца», как они вырисовываются исходя из свидетельств источников. Обязанности «гостя» и «гостеприимца» состояли в соблюдении условий договора, о котором догово­рились обе стороны, вступающие в гостеприимство. Гостеприимство заключалось между частными лицами одной общины и другой, и тогда оно было личным (hospitium privatum). Гостеприимство могло заключаться между всей общиной, и тогда оно было общественным или государственным (hospitium publicum). При гостеприимстве общест­венном вступал в соглашение весь римский народ, от имени которого сенат заключал договорные отношения с представителями другой общины. Привилегии гостя, при­бывшего в чужую общину, состояли в бесплатном жилье, бесплатном питании (lautia), гостевом подарке (xeniolum). Он имел также право участвовать в жертвоприношениях, быть приглашенным на торжественный обед, устраиваемый сенатом, смотреть на зрели­ща и в качестве посла находиться на особом помосте форума, так называемом грекостасисе. Гостю дарились подарки - золотые и серебряные - в зависимости от статуса лица, прибывшего в общину, и статуса лица, принимающего гостя в этой общине. В случае, если гость заболевал, в обязанности гостеприимца входило оказание ему медицинской помощи, в случае смерти - обязанность погребения. К гостю был прикомандирован спе­циальный раб для услуг (servus ab hospitiis).

При гостеприимстве личном права гостя приобретали характер семейных связей. Гость имел право на участие в ужине со всеми членами семьи; при его приходе готовилась ванна; он участвовал в жертвоприношении домашним богам - очагу Весты, а также Ларам и Пенатам, т.е. приобщался к святыням дома. В доме, где размещался гость, имелись специальные комнаты, так называемые доми­ки (domuncula). Двери дома, где принимали гостя, были открыты для его друзей и друзей хозяина дома. Это связывало гостя с интересами той общины, куда он прибыл, и одновре­менно способствовало упрочению связей между общинами - родной и чужой.

Дом, в котором останавливался гость, считался домом священным. Его не позволено было разрушать даже во время военных действий или политических неурядиц. Так, во времена Троянской войны на дверях дома, где жил Антенор, была повешена леопардовая шкура в знак того, что этот дом является домом гостеприимца и в нем принимали Менелая и Одиссея (Нот. II III. 121,203; Pans. X. 26. 7; 27. 2; Strabo. XIII. 1. 53). Во время проскрипций Суллы святость гостеприимства была нарушена: в Риме «не были пощаже­ны ни храмы богов, ни очаг гостеприимства, ни отчий дом» (Plut. Sulla. 31).

Сам гость, находясь в Риме, не был связан никакими правовыми нормами с римской общиной, ибо его право - было правом другой общины. Но римский гражданин, обыч­но патриций, принимавший гостя в своем доме, обязывался защищать его интересы и интересы общины, которую он представлял, а также оказывать поддержку в его судеб­ных делах. Таким образом, права, которые гость приобретал через посредство своего римского друга, делали его участником в делах римской общины. Авл Геллий, ссылаясь на правоведа Сабина, пишет, что Мазурий Сабин обязанности в отношении гостя испол­нял даже раньше, чем обязанности в отношении клиента и члена семьи: «У предков (apud maiores) было установлено так, что сначала обязанности должны исполняться в отноше­нии опекаемого, затем обязанности в отношении гостя, после этого обязанности в отно­шении клиента, после чего — обязанности в отношении кровных родственников и уже потом - остальных сородичей» (Gell. V. 13. 5). Это были обязанности больше морального, чем право­вого характера. Предпочтение прав гостя перед правами клиента означало то, что гость в отличие от клиента, который имел ограниченную правами патрона собственность в римской общине, не имел в этой общи­не никакой собственности, но, как лицо опекаемое, он мог получить право пользоваться доходами с движимой и недвижимой собственности. Как перегрин, гость мог совершать торговые сделки с римскими гражданами, ибо он имел как исключение ius commercii (Ulp. Fr. XIX. 4). Он мог также производить заемные операции, вступать в наследование фидеикомиссарным имуществом (fidei commissa; Gai. Inst. II. 40; III. 93, 119-120, 133, 179; IV. 37). Далее, не имея правовой защиты в чужой общине (ибо гость не имел права римского гражданства), он мог испросить для себя попечительство патрона. Как лицо, опекаемое патроном, гость мог приобрести права клиента, т.е. право собственности в той общине, где он был принят. Гостеприимство личное было распространено в знатных римских семьях. В число прав гостя входило и право политического убежища (асилия). Марк Брут, бе­жавший из Рима после убийства Цезаря, нашел гостеприимство у одного из своих гостеприимцев из афинян (Veil, Pat. III. 64. 1; Plut. Brut. 24; App. В. С. III. 96).

Гостеприимство (как институт покровительства) становится одним из факторов внешней политики Рима. Об этом свидетельствуют взаимоотношения Рима с государствами Сре­диземноморья времени Республики. Так, связи гостеприимства на государственном уровне были заключены с общиной Липарских островов (in publicum hospitium) (Liν. V. 28. 4—5). В гостеприимстве с Римом находился Родос, а также цари провинции Азия (Liν. XXXVII. 54. 5). Известно также, что царь Персей, стараясь предотвратить вмеша­тельство римлян в дела Эпира, ссылался на наследственное гостеприимство, заключен­ное его отцом - Филиппом (Liv. XLII. 38. 8-9). Во время действий Цезаря в Африке царь Юба ссылался на гостеприимство, заключен­ное Помпеем с его отцом, Гиемпсалом (Caes. В. С. II. 25. 4). Гостеприимство выступает как средство, охранявшее политическую самостоя­тельность иноземных царств, когда цари, оказавшиеся в зависимости от Рима, прибегают к гостеприимству как способу сохранить свою независимость.

Одной из важнейших особенностей гостеприимства было право гостя в области рели­гиозно-нравственной. Прибывая в другую общину, гость, как лицо бесправное, мог пола­гаться больше на защиту божеского права, чем человеческого. Существовало твердое понятие о праве гостеприимства (ius hospitii), которое нарушить было невозможно вследствие общенравственных законов человеческого общества (Тас. Germ. 21). Гость старался заручиться поддержкой влиятельных и знатных людей. Плиний Младший пи­шет, что предки наши добросовестно выступали на защиту каждого обиженного частного лица (hospitium iniurias), находящегося под покровительством гостеприимства (Plin. Min. Epist. III. 4. 5). У германцев оскорбить гостя, как и отказать ему в крове, считалось гре­хом (Тас. Germ. 21). Обязанности гостеприимства в отношении гостя свято соблюдались. Оскорбить или убить гостя было делом неслыханным. Существовало нравственно-рели­гиозное понятие о святости стола и стоявшей на нем еды (sacra mensa). Эту трапезу на­рушить было делом безбожным, ибо приглашенный за стол считался лицом неприкосно­венным. Нарушение законов гостеприимства, когда оно совершалось за пиршественным сто­лом, сурово осуждалось. Пре­ступление против гостя было преступлением перед божеством и своей и чужой общины. Тацит передает, что заговор против Нерона не удался лишь потому, что убить Нерона во время пиршества - значит покрыть себя бесчестьем, ибо святость пиршест­венного стола будет попрана и боги гостеприимства будут осквернены (Ibid. XV. 52).

Институт гостеприимства находился под защитой главного божества римской общи­ны - Юпитера-Гостеприимца (Iuppiter Hospitalis). Нарушение гостеприимства было од­новременно нарушением клятвы «Верности», которая давалась при вступлении в такой союз. Нарушение клятвы каралось римским обществом, так как было нарушением боже­ского права.

При заключении договора о гостеприимстве на первое место выступает доверие (Fides), добросовестность соглашения - категория скорее нравственного, чем правового харак­тера. Добросовестность договора связывалась у римлян с религиозным понятием о боже­ственной сущности «Верности» (Fides), которая ведет свое происхождение от религиоз­ных обычаев предков (mos maiorum, consuetudo). Божество, надзиравшее за верностью клятве, почиталось уже в глубокой древности. Нумой было установлено празднество в честь «Верности». «Верность» выступает как гарант добропорядочного договора. В храм «Верности» на Капитолии приносили тексты договоров о гостеприимстве (Сiс. De deor. 61; Off. I. 23). Текст договора изготавливался в двух экземплярах, писался на медной доске и хранился в главных святилищах общин. В случае, если соглашение о гостепри­имстве было заключено между частными лицами, договор хранился в атрии того дома, где останавливался гость. Сами таблички, удостоверявшие гостеприимство, назывались тессеры (tessera hospitalis). В знак гостеприимства посылалось в сенат изображение пра­вых рук в пожатии (Liv. XXX. 13. 8; Тас. Hist. I. 54). Договор о hospitium publicum утвер­ждался решением сената и народа.

При заключении договора о верности, а это качество более всего отличало гостепри­имство, произносилась устная клятва со словами: «Обещаешь дать?» (Dari spondes?). Клятва давалась у алтаря с возлиянием на алтарь вина и молока, следовательно, в древ­ности клятвы верности были бескровными. Обе стороны давали устное обещание, на словах (verbis obligatio), честно и верно исполнять договор. И хотя клятва DARI SPONDES была обычной принадлежностью римской стипуляции, не имеющей даже эквивалента в других языках, тем не менее, указание Гая на то, что в большинстве видов стипуляции мог­ли участвовать не только римские граждане, но и перегрины, знающие латинский язык, и что сама эта клятва восходит к древнейшим пластам ius gentium, дает основание считать, что именно эта клятва использовалась при заключении договора о гостеприимстве[3].

Римский правовой термин - ius был применен Ливием к гостеприим­ству Италии времени после Троянской войны. Союз царя латинов с Энеем назван Ливи­ем как право старинного гостеприимства (Liv. Ι. 1. 1). Обычай протягивать правую руку в знак гостеприимства восходит к древнейшему периоду исто­рии Италии - концу II тыс. до н. э. Царь Латин протянул правую руку Энею в знак будущей дружбы, скрепив гостеприимство клятвой и жертвоприношением в честь Богов - Пенатов (Liv. I. 1. 9). Тот же обычай действовал и во времена Империи. Но по­кровительство над общиной и народом осуществлялось теперь самой императорской властью. Разрыв гостеприимства свидетельствовал лишь о том, что произошла смена власти одного императора на власть другого. Так, в период гражданских войн, последо­вавших после гибели Нерона, некоторые галльские племена, как, например, племя лингонов, расторгло гостеприимство с Гальбой и перешло на сторону Отона. После гибели Отона они присягнули на верность императору Вителлию и прислали его войску изобра­жение двух соединенных правых рук, издавна служивших символом гостеприимства (Tac. Hist. I. 53-54).

Развитие института гостеприимства в Лации традиция связывает и с Сервием Тулли­ем (VI в. до н. э.). На основе гостеприимства и дружбы им был основан союз латинских городов с Римом (Liv. I. 45. 2). Союз имел политическое значение, когда латинские города объединились вокруг Рима. Тарквиний Гордый стремился объединить латинские общины, названные Ливием как племена, посредством родственных союзов и клятвенных заверений, а также посредством гостеприимства (Liv. I. 49. 8). Очевидно, что гостеприимство как право было зафиксировано и законами XII таблиц.

Что касается гостеприимства личного, то оно с согласия одной из сторон могло быть расторгнуто. Это видно из событий в Италии времени Ганнибаловой войны. В этой войне города, входившие в конфедерацию под главенством Капуи (Нола и Неаполь), состояли в союзе гостеприимства друг с другом и одновременно с Капуей. В личном гостеприимстве с Капуей находились и римские граждане. Во время этой войны произо­шел разрыв личного гостеприимства, существовавшего между гражданином Капуи, Бадием и римским гражданином Титом Квинкцием Криспином, хотя условия войны не препятствовали сохранению гостеприимства (Liv. XXV. 18. 1-15). Чтобы разорвать гос­теприимство, потребовалось объявление военных действий со стороны одного из участ­ников. Бадий вызвал Криспина на бой. Победу одержал Криспин, и снятые с Бадия дос­пехи, как добытые в бою (insignis spoliis), он принес в римский лагерь теперь уже не как гостя, но как врага, ибо «не может быть никакого договора с врагом» (nihil foederatum cumhoste-Liv. XXV. 18. 10).

Гостеприимство известно и для провинций, где социальная структура обще­ства отличалась от римской. В провинциях нередки случаи, когда гостеприимство, объе­диненное вместе с клиентелой, выступает как единый правовой институт. Оба они вме­сте - и гостеприимство, и клиентела - действуют как фактор юридического и экономиче­ского неполноправия местного населения. Отношения договора, выраженные клиентелой и гостеприимством, заключаются под наблюдением города.

В одном из догово­ров из Испании речь идет о вступлении в гостеприимство, заключенное между племенем Зелов и родовыми общинами того же племени - родом Десонков и ро­дом Тридиавов. Племя Зелов выступает в качестве гостеприимца, а общины Десонков и Тридиавов - в качестве гостей. Отношения гостеприимства, как сказано в надписи, со­хранялись издавна. Союз этих общин с племенем Зелов был составлен как договор и зафиксирован документально в местности под названием Курунда. Теперь право госте­приимства было дополнено вступлением в клиентелу и она, как и гостеприимство, рас­пространяется на детей и на их потомков. Речь идет о наследственной клиентеле и госте­приимстве, в которую вступают эти общины. В качестве поручителей договора от 27 г. н.э. выступают представители родовой знати общин и племени Зелов: Аравза, сын Блецена, Турай, сын Клоуция, Доций, сын Элеса, Магилон, сын Клоуция, Бедеций, сын Буралла, Элес, сын Клутама. Вел дело Абиен, сын Пентила, магистрат Зелов. Как видно, племя Зелов в 27 г. н.э. располагало некой правовой автономией. В договор 152 г. вступают представители других племен - Авголиков, Висалигов, Кабруагенигов. Их представители - римские граждане: Семпроний Перпетуий Орниак, Антоний Арквий, Флавий Фронтон - и принимаются они в гостеприимство и клиентелу, очевидно, вследствие заслуг и покровительства, оказываемого ими самим племенам и родовым общинам этих племен. Оформляется договор под наблюдением городских властей города Астурики.

Перед нами встает картина сложной зависимости племен от города, и оформляется она как гостеприимство и клиентела. Эта зависимость распространяется теперь на боль­шие территории и охватывает большее число населения, ибо в договоре 152 г. названы уже четыре племени - Зелы, Авголики, Висалиги, Кабруагениги. Город Астурика и его декурионы - Луций Домиций Силон и Луций Флавий Север - выступают как гаранты этих отношений. Эти связи гостеприимства и клиентелы были не только морального свойства. За ними стоят экономические отношения, а также римское право в провинци­ях, где город, как правовая и административная единица, выступает в качестве юридиче­ского лица, фиксирующего отношения сторон. Связь гостеприимства с клиентелой - институтами разного правового статуса (гость был гражданином не римской общины, клиент был неполноправным гражданином, но римской общины) была возможной пото­му, что на провинциальных землях обязанности патроната-клиентелы и обязанности покровительства-гостеприимства совпадали. И гость, и клиент - оба они в условиях провинций были по своему гражданскому статусу лицами неполноправными.

Гостеприимство известно и для общин Галлии до времени Цезаря и отличается здесь некоторой спецификой, поскольку связи гостеприимства действуют в стране, подверг­шейся завоеванию. Союз гостеприимства был заключен Цезарем с галльской общиной эдуев. Эдуи получили от римского сената и титул «друга римского народа» (BG. 1.31.6). Эдуи названы как община, пользующаяся своим правом и своими законами (Caes. EG. VII. 37. 5), что было естественно для чужеземных общин вообще. Эдуи определены Цезарем как община, дружественная Риму (BG. VII. 39. 3), как единокровные братья римского народа (BG. 1.33.2; 44. 9). И такое звание эдуи получали от Рима неоднократно. В его основе не лежали кровнородственные связи римлян и эдуев. Даро­вание эдуям такого почетного наименования было связано с правовыми отношениями. Consangvineus - означало кровное родство братьев и сестер со стороны отца в отличие от братьев и сестер со стороны ма­тери. Родственники со стороны матери находились в другой родственной группе, осно­вывающейся, как сказал Гай, на естественном праве родства (Gai. Inst. I. 15 6). Мнение об эдуях как кровных братьях римлян было известно в Риме еще до похода Цезаря в Галлию. Цицерон в письме к Аттику (март 60 г. до н. э.) назвал «эдуев нашими братьями» (Ad Fam. XXV. 2), а согласно Ливию, они получили звание «друзей римского народа» еще в 121 г. до н.э. вследствие завоевания Цизальпийской Галлии (Per. 61; Plut. Caes. 26). Относительно эдуев Страбон мог сказать следующее: они не только назывались кровными родственниками римлян, но были пер­выми из общин Галлии, которые заключили договор о дружбе и союзе с Римом.

Завоеванная Цезарем Галлия получила от него право римского гражданства (Tac. Ann. XI. 23; Suet. Caes. 25. 1). Некоторые из общин, названные как перегринские и полуварварские, имели права доступа в сенат (Suet. Caes. 76. 3; 80. 3). Эдуи были первыми из общин галлов, получившими право становиться римскими сенаторами «из уважения к старин­ному союзу», а также вследствие того, что именовались братьями рим­ского народа (Tac. Ann. XI. 25).

Пример с общиной эдуев примечателен и в том отношении, что он показывает, как институт гостеприимства, уходящий своими корнями в глубокую древность, превраща­ется в римский институт правовой и социальной жизни провинций.

Но об общинах эдуев, гельветов и бойев можно считать, что право гостеприимства разрешало изгнанным соплеменникам принять на свои земли изгнанное племя, обеспе­чив его теми же правами, которыми обладала община, принявшая его в качестве гостей. Пример с общиной бойев здесь особенно показателен, ибо обитавшее некогда за Дунаем, кельтское по происхождению и родственное гельветам (Tac. Germ. 28) племя было изгнано со своих земель в результате походов гета Биребисты. Гельветы приняли бойев к себе как своих союзников (Caes. BG. I. 5. 4), но когда гельветы лишились своих собственных земель, то в качестве гостеприимцев бойев выступили эдуи. С разрешения Цезаря эдуи предоставили бойям свои собственные земли, свой город - Горговину и дали им те же самые законы, которыми пользовались сами (Caes. BG. 1.28. 5; VII. 9. 6; VII. 28). Следовательно, в гостеприимство, во всяком случае в варварских общинах, входило право наделения землей лиц, состоявших с ними в гостеприимстве. Изгнан­ному племени, как задунайским бойям, земли были даны из разряда пахотных земель.

Однако если подобное известно для варварских общин, то такая практика существо­вала и в италийских общинах, находившихся в союзе гостеприимства. Но предоставле­ние земли гостю влекло за собой и предоставление ему права римского гражданства как гражданину другой общины.

Само гостеприимство, как институт исторический, в Риме эпохи Империи претерпе­вает изменения не только юридического свойства, но и по существу. В правовых документах Империи гостеприимство выступает как государственный институт, что можно увидеть и раньше, когда гостеприимство находилось под защитой Юпитера-Гостеприимца. В правовых текстах оно названо вместе с «дружбой» (amicitia). Титул «друга римского народа» был первым, даровавшимся сенатом и народом и одному лицу, и общине в целом вследствие мирных отношений с Римом (Liv. XXXI. 11. 16). Это была слабая форма связи, хотя римляне пользовались ею ради установления междуна­родных контактов. У Помпония «дружба» предшествует гостеприимству. Значит, было отличие правового статуса «дружба» от статуса «гостеприимство». Союз, обо­значенный как гостеприимство, не был соглашением типа foedus, поскольку заключе­ние такого договора (foedus) было обычно результатом войны. Для заключения союза о гостеприимстве требовалось непременное произнесение клятвенных заверений (iusiurandum). Клятва о гостеприимстве давалась не по окончании военных действий, но при заключении соглашения сторон, вступающих в гостеприимство вследствие договоренности и в мирных условиях. Гость прибывал в другую общину во время ми­ра, чтобы найти покровительство и защиту интересов той общины, которую он пред­ставлял. Преимущество религиозных и нравственных мотивов перед правовыми - несомненно.

Итак, приобретая со временем черты правового института, гостеприимство появляет­ся на заре римской истории как право народов, оно действует как бы в двоякой форме - с одной стороны, гостеприимство принадлежит праву народов (ius gentium), с другой - праву римской общины (ius civile), ибо само гостеприимство исходит от римской общи­ны и действует в интересах этой общины. Эта особенность гостеприимства, когда оно выступает как право обычное (consuetudо), как право римское, как право между народа­ми, дает возможность рассматривать его как вливание чужеземного права в право рим­ское. Это чужеземное право было правом, в сущности, перегринов, и выступает оно как международное право, как право народов, вошедших в состав римского государства. Вместе с «дружбой» гостеприимство явилось основой и для внешней политики Рима как на Западе, так и на Востоке. Оно было инст­рументом и для установления отношений Империи с племенами, так как в самой варвар­ской среде отношения внутри племен часто строились на основе гостеприимства. Госте­приимство было одним из важнейших правовых институтов, на котором покоилось все здание римского государства.