Основание колонии

Лекция 4б. Различные аспекты колонизации

Решение о выведении колонии иногда принималось отдельным человеком или группой лиц в качестве частной инициативы; переселение на новое место мог­ло стать результатом гражданской смуты, когда отправляться за море была вынуждена проигравшая партия или изгнанники. Однако в большинстве случаев основание нового города являлось публичным предприятием, по поводу чего в метрополии надлежащим образом принимался государственный акт.

Дошедшие до нашего времени надписи дают некоторое — не слиш­ком большое — количество таких «декретов основателей», четыре из них сохранились целиком или в значительной части. Они касаются колонизации Кирены жителями Феры, Навпакта — восточ­ными локрами, Брей — афинянами и Черной Керкиры — жителями Исса. Для Кирены «дек­рет основателей» сохранился в надписи IV в. до н. э., о Навпакте, датируется предположительно 500—475 гг. до н. э. (Точная дата основания Брей неизвестна и находится в промежутке между 440-ми и 430-ми гг. до н. э., в то время как декрет об основании Черной Керкиры предположитель­но может быть отнесен к IV в. до н. э.). К тому времени, когда греки взяли за правило записывать подобные го­сударственные решения, их «декреты основателей» могли включать в себя следующие сюжеты: (1) собственно решение о выведении колонии; (2) практические распоряжения по поводу колонизации, из которых самыми важными были выбор ойкиста и решение о наборе колонистов в принудительном порядке либо из числа добровольцев; и (3) законо­дательные условия по поводу статуса колонии и характера взаимоот­ношений с ней.

Одним из формальных актов, которые иногда имели место, была торжественная клятва. В декрете о Кирене мы находим описание клят­вы, данной всеми, кто отправился в колонию и остался на Фере. При­сяга сопровождалась примитивной магической церемонией и призыва­ми проклятий на головы тех, кто нарушит клятвы (ср. Геродот. I. 165. 2—3).

Выбор ойкиста (то есть основателя) был непременным актом перед всеми активными действиями, ибо этот человек становился лидером, несущим ответственность за всё предприятие. Мы практически не располагаем никакими свидетельствами о том, что ойкисты должны были происходить из какой-то особой группы или класса, но в большинстве известных случаев они были выходцами из аристократических слоев. Мы можем с уверенно­стью предполагать, что они всегда были людьми выдающимися, обла­давшими необходимыми талантами и опытом руководителей.

Вероятно, первой и непременной задачей для ойкиста являлось получение одобрения колониального предприятия со стороны богов. К началу классической эпохи Аполлон превратился в главного «коло­ниального» бога, который сам считался основателем многих греческих колоний, а консультация с его оракулом в Дельфах считалась обяза­тельной для всякого ойкиста. В результате история об основании лю­бой колонии непременно содержала в себе рассказ об особом оракуле (или оракулах), а дельфийское божество представлялось управляющим греческой колонизацией во всех ее деталях (но большинство из оракулов являются позднейшими подделками).

Геродот (V. 42. 2) говорит, что в его дни консультация с дельфийским оракулом была обязательным предварительным шагом в деле выведения колонии. Должно признать, что дельфий­ский оракул играл важную роль с самого начала архаического колони­зационного движения, даже если ни одно изречение Пифии, относимое к этому периоду, на деле не обладает исторической достоверностью. Зачем вообще греческие колонисты консультировались с Аполло­ном в Дельфах? Геродот говорит (V. 42. 2), что «Дорией (брат спартанского царя Леонида) даже не во­просил дельфийского оракула, где ему следует поселиться, и не выпол­нил никаких установленных для таких случаев обычаев». С другой стороны, когда Дорией всё же обратился к Пифии, то спросил: «Полу­чит ли он землю, где желает поселиться?», а бог ответил, что он полу­чит ее (V. 43). В рассказе Фукидида (III. 92. 5) об основании в 426 г. до н. э. Гераклеи в Трахинии спартанцы сначала приняли решение о вы­ведении колонии в это место, а уже затем обратились в Дельфы за одобрением бога. Похоже, что именно такой характер консультаций был обычным в деле колонизации, как и в случае с любым другим го­сударственным актом. Божественная санкция или одобрение запраши­вались для уже сформулированного политического решения. Впрочем, рассказ Геродота о небрежности Дориея доказывает, что традиция, со­гласно которой оракул давал географическое направление колонистам, была уже устоявшейся во времена историка, и она могла отражать историческую реальность.

Божественная санкция требовалась для любого важного государ­ственного акта, но она была особенно необходима в случае выведения колонии. Основывая новый греческий город, колонисты создавали новый дом не только для человеческих существ, но и для греческих богов — действие, полное религиозного значения и, согласно традиции, выполнявшееся непосредственно самими богами во многих случаях. Колонизация по своей сути была рискованным предприятием, поэто­му психологическая уверенность участников являлась очень важным условием для успеха всего дела. Такая уверенность могла основывать­ся на вере, что их действия одобрены богами, в особенности по той причине, что главное действие колонистов — захват чужой земли — могло при иных обстоятельствах рассматриваться как преступление. Этот аспект хорошо выявляется благодаря всегдашнему стремлению греков обладать захваченной ими землей на каком-то справедливом основании, для чего они часто пользовались мифическими историями, показывающими, например, что в прошлом эта территория принадле­жала какому-либо греческому герою. Но если Аполлон выражал свое одобрение, колонисты получали общее моральное оправдание. С другой стороны, когда экспедиция заканчивалась безуспешно, возни­кала необходимость либо показать, что ойкист вообще не советовал­ся с божеством, как в случае с Дориеем в Северной Африке, либо объяснить неудачу ошибочной интерпретацией оракула.

Иногда для нахождения подходящего места осуществлялась пред­варительная разведка, как в Кирене, однако чаще источником необхо­димой информации о потенциально благоприятных местах для посе­ления в широком географическом масштабе служили сообщения торговцев.

В позднейшие эпохи, для которых мы располагаем надежными ис­точниками, не существовало, как представляется, особых проблем с на­бором поселенцев. Для V в. до н. э. нам известно несколько случаев, ко­гда можно было собрать 10 000 колонистов из добровольцев. Но были случаи и принудительной отправки (Кирена - Геродот. IV. 153).

Весьма неполны данные, касающиеся количества переселенцев. Единственные реальные цифры, которые засвидетельствованы для ар­хаики, это 1000 колонистов в Левкаде, 200 — в Аполлонии Иллирий­ской, а также две пентеконтеры, то есть самое большее 200 человек в Кирене. (По поводу Фасоса на основании одного фрагмента Архилоха высказывалось мнение, что экспедиция сюда также насчитывала 1000 переселенцев, но контекст слишком неясен для признания такого вывода надежным). Бросается в глаза контраст между этими скромными цифрами и быстрым ростом числа жителей в некоторых колониальных городах, который надежно засвидетельствован археологически, как, например, в случаях с Питекусами и Сиракузами. Скорее, что оно росло не за счет допуска туземцев в число граждан, а привлечения дополнительных переселенцев из метрополии или вообще из всей Гре­ции уже после того, как колония укрепилась.

В связи с численностью и составом населения встает вопрос о жен­щинах и о смешанных браках. Эллины не были противниками сме­шанных браков, и греческие колонии могли заключать соглашения с варварскими общинами о взаимном признании таких союзов, как, на­пример, Селинунт и Сегеста (Фукидид. VI. 6. 2). Меж­этнические браки широко практиковались греками в силу одного из правил их колонизации. Дело в том, что в греческих колониальных экспедици­ях участие принимали только мужчины, которые затем брали в жены местных женщин. Именно так, согласно Геродоту (I. 146. 2—3), действо­вали ионийцы при колонизации Милета.

Вероятно, что-то подобное произошло в Кирене, поскольку у Ге­родота среди участников экспедиции упоминаются лишь мужчины, и, кроме того, имеется достаточно источников, подтверждающих нали­чие смешанных браков между греческими мужчинами и ливийскими женщинами (Геродот. IV. 186). Было ли так изначально, или только во времена Геродота, сказать сложно. Известные женские имена и погребения имеют греческие черты, что впрочем скорей говорит о том, что иноземки сразу по женитьбе принимали греческие имена и традиции, входя в род мужчины (патриархальная модель).

Но имеются и со­общения о греческих женщинах, которые отправлялись в колони­альные экспедиции, хотя речь идет о жрицах (Фасос и Массалия - Павсаний. X. 28. 3; Страбон. IV. 179). По-видимому, присутствие жриц считалось необходимым для исполнения важных сакральных функций в каждой колонии.

Можно утверждать, что перед отправкой ойкист обязан был совер­шить жертвоприношения, чтобы получить предзнаменования от богов, хотя имеющиеся у нас самые ранние источники по этому поводу отно­сятся только лишь к V в. до н. э. Другой важный сакральный обычай заключался в переносе огня из священного очага богини Гестии, находившегося в метрополии, в колонию, дабы там разжечь такой же священный очаг. Огонь всегда символизирует про­должающуюся жизнь. Но по­скольку огонь с алтаря Гестии прежде всего являлся символом жизни этой конкретной общины, рассматриваемый обряд, как кажется, от­ражал в первую очередь ту идею, согласно которой колония фактом своего существования продолжала жизнь метрополии.

Путешествие совершалось на военных кораблях — пентеконтерах, что соответствует военной природе самого предприятия (Геродот. IV. 153; I. 164. 3). Первая задача ойкиста по прибытии заключалась в выборе подходящего места для нового го­рода. Различие в ландшафтах, где располагались греческие колонии, столь велико, что невозможно говорить о какой-либо типичной местности, выбиравшейся эллинами для нового поселения, однако некото­рые конфигурации земли и моря особенно хорошо подходили для нужд колонистов, так что они вновь и вновь останавливали свои пред­почтения на островах, лежащих напротив материка, полуостровах, мысах и прибрежных местах между двумя реками. Наличие водно­го источника служило решающим фактором.

В классическую эпоху ойкист давал имя новому городу; похоже, это была древняя практика (Фукидид. IV. 102. 3). Как создавалось новое поселение? Гомер сообщает, что, когда Навсифой основывал новый город феаков, он обнес его стеной, возвел дома, учредил святилища богов и поделил землю (Одиссея. VI. 7—11). Все эти заботы входили в круг насущных обязанностей ойкиста. Благодаря раскопкам и аэрофотосъемке мы знаем, что, по крайней мере, уже в VIII в. до н. э. некоторые ко­лонии на Западе имели правильным образом спланированную прямо­угольную застройку и межевание.

Строительство оборонительной стены могло и не быть насущной необходимостью для всех колониальных городов, но обычно с самого начала требовалась частичная или даже полностью закольцованная система фортификационных сооружений. В Старой Смирне стена датируется еще 850 г. до н. э.

Нет оснований сомневаться и в том, что в ка­честве одного из первых актов в процессе проектирования города и его территории ойкист должен был выделять землю для храмов и для обеспечения их всем необходимым.

На некоторых археологических памятниках были раскопаны фунда­менты домов первопоселенцев; все они разнятся очень незначительно. Большинство принадлежали прямоугольным небольшим одноэтажным од­нокомнатным строениям с соломенными крышами и земляными по­лами. Скромные бытовые потребности колонистов оборачивались зна­чительной выгодой для общего дела, поскольку сооружение таких простых домов не требовало значительного времени и трудовых за­трат. Имеющиеся источники показывают, что расположение жилых строений соответствовало заранее намеченному плану, исполнение ко­торого затем контролировалось, и мы можем сделать вывод, что уча­стки для строительства выделялись при изначальном распределении земли.

Помимо нескольких очевидных исключений, таких как Навкратис, раздел земли являлся существенной — если не сказать наиважнейшей — частью колонизационного акта. В классические времена Афины ис­пользовали навыки особых «землераспределителей», дабы ре­шить эту деликатную задачу, но в ранний период, похоже, эту функцию выполнял сам ойкист. Распреде­ление земли осуществлялось по жребию, поэтому надел, получаемый колонистом, назывался термином клер (то есть удел, полученный по жребию).

Основная проблема - проблема равенства участков. В классический период все поселенцы отправлялись в путь на рав­ных условиях, что предполагало прежде всего равные наделы земли. Находки, сделанные в одной из наиболее хо­рошо раскопанных колоний VIII в. до н. э. — Мегарах Гиблейских, — за­ставили археологов предположить, что самые ранние поселенцы жили здесь на условиях равноправия. Представление о «равных долях» хо­рошо знакомо также Гомеру, да и Солон говорит об одинаковых наде­лах земли (единственными очевидными примерами неравных прав в архаической колонии выглядят особые привилегии, предоставлявшиеся царям в Кирене (Геродот. IV. 161)). С другой стороны, роскошные гробницы, обнаруженные в Кимах, с оче­видностью свидетельствуют о существовании в колонии VIII в. до н. э. аристократии, которая не принадлежала к сообществу равных. Очевидно олигархические полисы этого времени могли выводить колонии по своему образцу и были неспособны создавать колонии с равным граждан­ством.

В архаическое время ойкист оставался в основанном им городе до конца жизни, время которой рассматривалось как время основания колонии. Вокруг его могилы впоследствии развивался его культ. Как власть от него переходила к другим конституционным органам управления нам не известно. Когда ойкист умирал, он становился бессмертным героем, в честь кото­рого совершались ритуалы и приносились жертвы, поскольку он мог, если его умилостивить, позаботиться о благополучии основанного им города.