Распространение общего права по всему миру 2 страница

 

В 1865 году был принят закон о наследовании, в котором было унифицировано индийское наследственное право. Теперь ни мусульман­ское, ни индуистское право не могло применяться к индийцам, которые исповедовали, например, иудаизм или христианство. Этот закон также исходил из норм общего права, очищенных, правда, от архаического формализма английского наследственного права. Особого интереса за­служивает индийский закон о сделках 1872 года. В нем были кодифи­цированы нормы хваленого английского классического судебного права в этой области, такие как, например, нормы о заключении сделок путем оферты и ее акцепта, о компенсации, об ошибках, обмане, угрозах и введении в заблуждение при заключении сделок, нормы о публичном порядке и о нарушении добрых нравов, о нарушении договорных обя­зательств, Q неосновательном обогащении (под ничего не говорящим заголовком “О некоторых правоотношениях, аналогичных тем, которые возникают в результате заключения договоров”). Кроме того, кодифи­цировались нормы о договоре поручительства и о представительстве.

Позднее раздел закона о сделках, касающийся торгового права и права компаний, был заменен законом о купле-продаже (1930) и зако­ном о товариществах (1932). Оба закона в основном копировали ан­глийские образцы. В области регулирования имущественных отноше­ний следует упомянуть закон о специальных мерах судебной защиты (1877), закон о передаче прав собственности (1882) и закон о довери­тельной собственности (1882). Все эти законы до сих пор действуют в Индии и в Пакистане, хотя и в сильно измененном виде или в новой редакции.

 

 

Характерной чертой политического развития Индии в XX веке является постепенное завоевание индийским наро­дом права на самостоятельное законотворчество и руководст­во собственной страной в результате долгого процесса по­этапного освобождения от британского правления, от чего Англия отказывалась очень неохотно. Сперва индийцы до­бились самостоятельности в местных и внутриполитических делах, а затем и во всех внутри- и внешнеполитических вопросах.

Однако сразу же после достижения независимости выяс­нилось, что мусульмане и индуисты не хотели жить в едином государстве. Поэтому английский парламент, предоставив Индии полную политическую самостоятельность Законом о независимости Индии 1947 года, разделил ее одновременно на два государства — Индию и Пакистан. Более чем 500 индийских княжеств, находившихся под управлением Анг­лии, также получили полную свободу. Они получили право выбора при присоединении к одному из двух государств, которым и воспользовались в последующие годы.

В 1950 году была принята индийская конституция. Со­гласно ей, Индия является федеративным государством, со­стоящим из 16 штатов, включая Кашмир и целый ряд феде­ральных территорий. Исключительная законодательная компетенция принадлежит федеральным властям лишь час­тично, например в отношении крупного производства и тран­спорта, имеющих общенациональное значение, внешней тор­говли, страхования, акционерного права, регулирования ценных бумаг. Штаты обладают законодательной властью при решении местных вопросов. Их компетенция ограничи­вается изданием норм, регулирующих управление на уровне общин, полицейским правом и сельским хозяйством. Граж­данское право, уголовное и процессуальное, подпадает под совместную компетенцию федерации и штатов. Важные об­ласти семейного и наследственного права индийцев, которые ныне составляют 85% населения страны, единообразно регу­лируются федеральными законами. И поскольку в принципе все законы, действовавшие до получения Индией независи­мости, оставлены в силе, частное право страны в основном кодифицировано.

В отличие от конституций Австралии и Канады, индийс­кая конституция содержит перечень основных прав граждан. Кроме того, суды высших инстанций штатов — высокие

 

суды, равно как и Верховный суд Индии как высшая судебная инстанция страны, имеют право объявлять недействительны­ми законы, нарушающие эти основные права. Верховный суд является конституционным судом. Он также компетентен рассматривать апелляции по решениям высоких судов, если эти решения касаются исков, превышающих определенную сумму, а также апелляции о нарушении основных принципов высоких судов или самого Верховного суда.

Нормы гражданского и уголовно-процессуального права в основном аналогичны нормам общего права. Они основаны, например, на принципе необходимости следовать прецеден­ту, на праве судьи иметь особое мнение, на процессуальных средствах правовой защиты, на особой роли адвоката в про­цессе и многих других принципах, явно копирующих нормы общего права.

Если задуматься над тем, какую угрозу для политического единства индийского народа представляют языковые, расо­вые, религиозные и культурные различия, то относительно унифицированную систему индийского права, хотя и осно­ванную на общем праве, следует рассматривать как важный вклад колониального наследия для сохранения территориаль­ной целостности страны.

 

V

 

В Африке общее право оказало большое влияние на пра­вовые системы стран, находившихся под колониальным господством Англии. B Западной Африке — это Сьерра-Леоне, Гамбия, Нигерия и Гана. Что же касается Либерии, основанной в 1821 году беглыми рабами из США и ставшей в 1847 году независимой республикой, то правовая система этой страны несет на себе отпечаток общего права как ан­глийского, так и американского происхождения. В Восточ­ной Африке к странам британского влияния относятся пре­жде всего Кения, Уганда, а с 1961 года — Танганьика (бывшая германская Восточная Африка), которая в 1964 году вместе с Занзибаром образовали Республику Танзания.

 

В 1814 году в Британскую колониальную империю были включены Сейшельские острова, расположенные в 1500 км восточнее африкан­ского побережья, в Индийском океане. Эти острова были отторгнуты Великобританией у Франции. К этому времени там действовали фран-

 

 

цузские гражданский и уголовный кодексы. А в течение следующих 150 лет наряду с ними действовали многочисленные законы английско­го происхождения. Противоречия, возникавшие в этой связи, были ус­транены посредством того, что в 1976 году, то есть в год достижения независимости, французский ГК был коренным образом переработан и модернизирован на основе сравнительно-правовых исследований Клороса и в таком виде вступил в силу, являя собой интересный экспери­мент франко-английской кодификации (см. Chloros. The projected Re­form of the Civil Law of the Seychelles: an experiment in francobritish codification, Tul, L. Rev. 48, 1974, 815. ders. Codification in a Mixed Jurisdiction; The Civil and Commercial Law of Seychelles, 1977).

 

История развития права в Восточной и Западной Африке показывает, что рецепция общего права повсюду осуществля­ется сходным образом: или в форме королевских указов (order in council), или в форме ордонанса (ordinance) колони­альной администрации. Этими правовыми актами устанавли­валось, что в соответствующей колонии должны действовать “общее право, доктрина права справедливости и законы общего приме­нения, которые действовали в Англии на 24 июля 1874 г.” — так, на­пример звучит текст регламентирующего акта бывшей колонии Золотой Берег (ныне Гана). Почти дословно эта формулировка о рецепции ан­глийского права была принята в Сьерра-Леоне на 1862 год, в Кении — на 1897-й, в Уганде — на 1902-й, в Танганьике — на 1970 год.

На практике данная формула вызывала многочисленные вопросы. Оставалось, например, неясным, служил ли английский закон для ре­шения лишь специфических “английских” проблем или этот закон был “общего назначения” и действовал также в колониях. Широкий про­стор для судейского усмотрения предоставляла формулировка, соглас­но которой колониальные суды должны были применять английское право “в той мере, в какой это допускают местные условия, и в зави­симости от того, существует ли необходимость учитывать местные ус­ловия”. Может даже возникнуть вопрос, следует ли колониальному судье и если следует, то в каких случаях опираться на решение своих английских коллег как на “прецедент связывающего характера”, как на “убедительное доказательство” (persuasive authority), если это реше­ние было принято уже после даты рецепции, а в каких — не должен (подробнее см. Allott. Systems, aa0, p. 9 ff.).

 

Специальное законодательство британских колоний, рав­но как и ныне освободившихся государств, во многом следу­ет нормам английского общего права, а также английскому законодательству.

 

Так, английский закон о купле-продаже 1893 года был воспринят в первую очередь четырьмя западноафриканскими странами частично до и частично после получения независимости, правда, с изменениями. Особенно интересна в этом отношении попытка Ганы модернизировать

 

 

посредством собственного закона о купле-продаже 1962 года англий­ское торговое право (см. Mertens. Das Kaufsgesetz Ghanas von 1962, Rabeis Z., 27, 1962/63, 519).

Суды же этих государств применяли английский закон о купле-про­даже и ранее на том основании, что, во-первых, он действовал в мет­рополии на момент рецепции английского права в колонии и потому автоматически там вступал в силу как закон общего применения, а во-вторых, поскольку английский закон о купле-продаже содержал коди­фицированные элементы судейского права и потому уже по самой своей природе был общим правом (в узком смысле этого слова). А это в силу общей формулировки и рецепции английского права служило основанием для его применения.

В восточноафриканских колониях первоначально исключительно сильным было влияние индийского законодательства. И потому индий­ский закон о сделках 1872 года был реципирован ими, равно как и позднее, также следуя индийскому примеру, и английский закон о куп­ле-продаже. Впоследствии индийский закон о купле-продаже был от­менен в восточно-африканских странах и в 1960 году в Кении и Уганде заменен общей отсылкой к английскому договорному праву, а в Тан­ганьике в 1961 году — новым законом о сделках, очень похожим на аналогичный индийский закон. Аналогичная ситуация сложилась с многочисленными законами, с помощью которых освободившиеся аф­риканские государства создавали правовой механизм регулирования национальной экономики и ее управления. По стилю и содержанию они копировали английское законодательство.

 

Из сказанного, казалось бы, можно было сделать вывод, что правовая жизнь тех регионов Африканского континента, кото­рые находились в сфере влияния британских интересов, опре­делялась в основном английским общим правом. Увы, это было бы совершенно неверно. Гораздо более верно то, что общее право в повседневной жизни большинства африканского насе­ления даже в наши дни играет ничтожную роль, так как право­вые отношения африканцев, причем не только в семейном и наследственном праве, но и в договорном, и в земельном праве, строятся преимущественно на нормах африканского обычного права, а в ряде регионов — и на нормах исламского права.

Это — следствие ухе упоминавшегося принципа англий­ской политики, согласно которому население аннексирован­ной либо приобретенной в результате сделки или завоевания территории в принципе может применять действующее обыч­ное право. Даже управление этими территориями по возмож­ности сохранялось в руках традиционных вождей и племен­ных властных структур (принцип “косвенного правления” — indirect rule). Из этого принципа для бывших английских колоний в Африке следует двоякий вывод.

 

Во-первых, в отношении местного населения продолжает действовать неписаное, часто меняющееся от племени к пле­мени африканское обычное право, а в ряде регионов — и действующее там мусульманское право при условии, что, с точки зрения центральных властей, это “ не наносит ущерба естественной справедливости и морали”. А во-вторых, сохранилась в своей основе система африканских судов, в которых решение принимают вождь или старейшины племен на основе обычного права. В свое время колониальные влас­ти заботились лишь о том, чтобы сохранились определенные элементы процессуальных принципов (особенно в уголовном праве) и чтобы предоставлялась возможность для апелляции в суды высших инстанций с английскими судьями. Таким образом, в бывших африканских колониях Англии сосущест­вовали “импортированное” английское право, африканское обычное право и в ряде случаев исламское право.

 

Совершенно очевидно, что при этом нередки были случаи конфлик­тов между африканским обычным правом и английским правом, ибо было неясно, какое из них следует применять. Так, например, мог воз­никнуть вопрос, следует ли применять английское право, если африканец-наследодатель и его ближайшие родственники были городскими жителями и вели европейский образ жизни.

Другой пример. Действует ли африканское обычное право, если ос­паривается сделка, заключенная африканцем письменно и на английс­ком языке? По какому праву расторгать брак, если он заключен по местному обряду с условием получения по договору приданого от отца невесты, как того требует африканское обычное право, и одновремен­но в предусмотренной законом форме (а такая возможность всегда предоставляется африканцам, желающим вступить в брак), то есть яв­ляется такой брак светским или религиозным? Нормы, в соответствии с которыми принимается решение о выборе применимого права, по аналогии с коллизионными нормами международного частного права называются обычно нормами “интерперсонального частного права”.

 

В колониальные времена особенно не интересовались африканским обычным правом. Оно рассматривалось в ос­новном как предмет исторических исследований, и в глубине души исследователи, может быть, даже рассчитывали, что со временем оно будет заменено английским правом. В наши дни положение изменилось. Создается впечатление, что ныне африканские государства стремятся выявить и сохранить общие для их народов институты и ценности. Во многих государствах с помощью английских специалистов присту­пили к выполнению задачи, связанной с записыванием норм

 

обычного права различных местностей и составлением сис­тематизированного свода законов. При этом одни государст­ва видят в подобном “своде законов” лишь вспомогательное средство, помогающее ориентироваться в море обычного не­писаного права, другие же — силу закона и таким способом стремятся заменить неписаное право писаным. В то же время этим государствам важно максимально сблизить или даже унифицировать действующие на их территории различные местные нормы обычного права. Выполнение этой задачи связано с исключительными трудностями, особенно в тех случаях, когда на территории одного государства проживают многочисленные племена и народности, различающиеся по языку, расе и образу жизни. Но, как бы то ни было, остав­шийся в наследство от колониальных времен дуализм в при­менении различными судами различного права (одними — только обычного, а другими — только английского) уже повсеместно устранен.

Все более в судах низших инстанций на место племенных старейшин и подобных им лиц приходят профессиональные судьи-африканцы, которые получили юридическое образова­ние в новых африканских университетах под руководством английских и американских юристов. В будущем основной задачей перечисленных африканских государств станут мак­симально возможная внутренняя унификация национальных правопорядков, кодификация законодательства с помощью терминологии и законодательной техники общего права и включение в этот процесс основополагающих ценностей и институтов африканского обычного права, особенно в облас­ти семейного и наследственного права. Одновременно афри­канским законодателям не следует забывать и о стремлении к всеафриканской унификации торгового права и в этой свя­зи стараться избегать по возможности изоляционизма и обо­собленного развития.

 

VI

 

В Южно-Африканской Республике также сосуществуют рядом африканское обычное право и нормы европейского происхождения. На сегодняшний день из 36 млн. жителей лишь 16% — потомки выходцев из Европы. В соответствии с политикой апартеида, проводившейся южноафриканским

 

правительством, чернокожее население проживает на осо­бых территориях, наделенных значительным объемом прав по самоуправлению, или в специальных жилых кварталах го­родов, отдельно от белого населения. Правовые споры между чернокожими жителями решаются специальными “местными судами” (native courts) на основе обычного права племени банту. Однако ниже речь пойдет в основном о праве белого меньшинства. Это право представляет особый интерес для компаративиста, так как в нем, как нигде в мире, римское право продолжает и сегодня сохранять свою жизненную силу. Кроме того, в процессе своего развития на юге Африки оно приобрело ряд своеобразных черт в результате переплетения с английским общим правом.

Своим существованием на юге Африки римское право обязано историческому случаю. В 1652 году голландец Ли ван Рибек по поручению нидерландской Ост-Индской ком­пании основал на мысе Доброй Надежды поселение. Посе­ленцы должны были снабжать голландские корабли на их долгом пути в Индию свежей водой и продовольствием. Очень скоро этот перевалочный пункт превратился в цвету­щую колонию, население которой росло за счет новых гол­ландских, французских и немецких поселенцев, а границы постепенно раздвигались на восток и север.

В колонии действовало право метрополии, а точнее — право провинции Голландия, наиболее влиятельной провин­ции Республики Нидерланды, где находилась штаб-квартира Ост-Индской компании. В то время в этой провинции дей­ствовало римское право. Оно было реципировано в форме, которую ему придали глоссаторы и комментаторы. В течение XVII-XVIII веков известные голландские правоведы, такие как Гуго Гроций (1583-1645), Арнольд Винний (1588-1657), Иоганн Вёт (1647-1713), Корнелий ван Бинкерсхек (1673-1743), Дионисий ван дёр Кессель (1738-1816), исследовали римское право с исторической точки зрения и приспосабли­вали его к современным им практическим потребностям. Оно действовало там наряду со староголландским обычным пра­вом, которое подверглось значительной переработке, чтобы также отвечать своему времени. Это римско-голландское право осталось в колонии в силе даже после того, как англи­чане для обеспечения надежной морской связи с Индией в период наполеоновских войн захватили колонию в 1795 году, а в 1806 году провозгласили ее собственностью британской

 

короны. В Голландии же в тот же самый период после захва­та ее наполеоновскими войсками римско-голландское право было отменено и заменено в 1809 году ГКФ, а в 1838 году — национальным ГК, разработанным на основе французского. В дальнейшем национальный ГК вступил в силу во всех ази­атских владениях Голландии.

Таким образом, римско-голландское право выжило лишь в тех регионах, которые еще до вступления в силу националь­ного ГК, ориентированного на французский образец, были отторгнуты от Голландской колониальной империи и пере­шли под английское владычество. Кроме Южной Африки к таким регионам еще относятся лишь Шри-Ланка (Цейлон) — с 1799 года и часть Гвианы — с 1803 года.

 

Конечно, римско-голландское право не могло укорениться столь прочно, как в Южной Африке, главным образом потому, что в Шри-Ланке не говорят по-голландски (или, скажем, на африкаанс) и нет доступа к голландским и прежде всего к латинским источникам. Не случайно поэтому в Шри-Ланке в договорном и торговом праве однозначно доминирует английское общее право (см. Jennings — Tambiah, aa0, Rajanayagam, aa0). В Британской Гвиане римско-голландское право с самого начала столкнулось с осложнениями ив 1916 году было заменено английским общим правом (см. Dalton. The passing of Roman-Dutch Law in British Guiana, S. Africa, 36, 1919, 4).

 

После включения Капской колонии в Британскую импе­рию влияние английского общего права стало очень замет­ным. Интересы британской администраций были направлены прежде всего на то, чтобы упорядочить и модернизировать конституцию, управленческую и судебную систему. Так что вскоре доказательственное право, гражданский и уголовный процесс были преобразованы по образцу общего права. Единственным языком судебных разбирательств также стал только английский. А так как в римско-голландском праве отсутствовали нормы, способные регулировать современные товарно-денежные отношения, а между Южной Африкой и Великобританией установились особенно тесные экономи­ческие связи, то вполне естественно, что многие английские законы, регулирующие оборот ценных бумаг, банкротства, морскую торговлю, страхование и правовое положение тор­говых товариществ, были реципированы в Южной Африке практически без изменений.

Английское право проникало в Южную Африку и косвен­ным образом. В тех случаях, когда суды сталкивались с не-

 

ясными, по их мнению, местами, проблемами и устаревшими нормами в римско-голландском праве, они были склонны обращаться за помощью к английскому прецедентному пра­ву, с которым судьи, получившие в большинстве своем обра­зование в Лондоне, были знакомы гораздо лучше, чем со старыми текстами Гуго Греция и Вёта. Отчасти столь силь­ное влияние английских правовых идей объясняется тем, что в последней трети прошлого века Великобритания находи­лась в зените своего политического и экономического могу­щества. Кроме того, в то время в Южной Африке не было собственной правовой науки, которая могла бы развивать традиции римско-голландского права. И наконец, не следует забывать, что в течение XIX века многие тысячи буров, не­довольные тем, что англичане отменили рабство, а также из-за опасения англизации их образа жизни покинули Капскую колонию и образовали к северу от нее три независимые бур­ские республики: Наталь, Оранжевую и Трансвааль.

Но в 1902 году англичане после победоносного окончания бурской войны вновь присоединили эти три республики к Британской колониальной империи. Вскоре после оконча­ния англо-бурской войны белое население южноафриканс­ких колоний Англии стало склоняться к мысли об установ­лении более тесных взаимных связей на экономической основе.

И уже в 1910 году Капская колония и три бывшие бурские республики объединились в одно государство — Южно-Африканский Союз, конституция которого была принята ан­глийским парламентом в 1909 году в форме закона о Южной Африке.

 

Некоторые регионы Южной Африки не присоединились в тот мо­мент к Союзу, а предпочли остаться под прямым британским правлени­ем. Ныне они добились независимости (Лесото, Ботсвана, Свазиленд, Зимбабве). Во всех этих государствах в отношении белого населения действует римско-голландское право в том виде, в каком оно существо­вало в Южной Африке. В находящихся еще севернее бывших британ­ских колониях, а ныне независимых государствах Замбии и Малави действует наряду с африканским обычным правом в основном англий­ское общее право.

 

После образования в 1910 году Южно-Африканского Союза процесс усиления влияния английского права прекратился. Этому способствовали различные обстоятельства, такие, напри­мер, как чувство политической независимости от метрополии,

 

признание за английским языком и африкаанс одинакового статуса, расцвет южноафриканских университетов, которые не только готовили местных юристов, но и вносили много нового в источники римско-голландского права и делали их доступ­ными для широкой публики. С тех пор прослеживается четкая тенденция повышенного внимания южноафриканских судов к текстам старых голландских юристов и к правовым нормам, для которых они послужили источником. Эти тексты тщатель­но обрабатывались и применялись к современным условиям. Общее право, как и прежде, доминировало в конституционном, административном, торговом и процессуальном праве. Тра­диции английского права определяли также судоустройство, положение судьи, принцип связанности прецедентом, дея­тельность юристов. Но в семейном, наследственном и вещном праве влияние английского права незначительно. В этих сфе­рах решающая роль римского права в формулировании доктринальных взглядов неоспорима. Примером этого может слу­жить понятие, единства собственности, которое отличают от понятия ограниченных вещных прав и от понятия владения. Столь резкое разграничение этих понятий неизвестно общему праву. Дается также четкое разграничение между сделками, направленными на создание права собственности, и сделками, связанными с его передачей, для признания действительнос­ти которых требуется наряду с передачей (или квазипереда­чей) этого права еще и обоюдное согласие сторон.

Южноафриканские судьи и адвокаты в своих решениях по соответствующим делам постоянно сталкиваются с такими понятиями римского права собственности, как завладение (occupatio), приращение (accessio), приращение во владении путем обработки и придания вещи нового вида (specificatio), передача вещи (traditio), приобретение владения через пред­ставителя (constitutum possessorium). Институт доверитель­ной собственности англо-американского права также не был воспринят в Южной Африке. Судам удавалось применять общее право с помощью понятий римского права: так, фигу­ра доверительной собственности по завещанию конструиро­валась по образу и подобию фидеикомисса, фигура довери­тельной собственности по устному поручению (inter vivos) — как вербальный договор в пользу третьего лица (stipulatio alten), а доверительная собственность, учреждаемая в об­щественно-благотворительных целях, — как дарение на бла­готворительные нужды (donatio ad pias causas).

 

(Подробнее см. Hahlo. The Trust in S. African Law. S.Afr. L. j. 78, 1961, 195). Сильнее влияние общего права в общем договорном праве и деликтном праве. Так, южноафриканские суды восприняли, напри­мер, теорию “почтового ящика” и институт “неумышленного введения в заблуждение” (innocent misrepresentation). В конце XIX века они также склонялись к принятию теории “компенсации” (consideration), но затем полностью ее отвергли. Основу деликтного права еще и сегод­ня составляют иски из Аквилиева закона (actio legis Aquilae) и иски из оскорбления (actio injuriarium).

Однако в теориях о причинно-следственных связях и о вине потер­певшего явно чувствуется влияние английского права. А субститутивная ответственность и диффамационные иски (иски о клевете) —это вообще “чистое” общее право. В целом же и деликтное, и договорное право сохранило понятийную основу римского права, и часто при ре­шении отдельных вопросов используются с большой эффективностью и к месту дигесты и тексты старых голландских юристов. Например, в деле Essa v. Divaris, 1947 (I), SA. 753 AD. суд пришел к выводу о том, что вопрос о виновной ответственности хозяина автомобильной стоян­ки за потерю оставленного там грузовика должен решаться по аналогии с решением преторского эдикта о виновной ответственности хозяина стойла за потерю оставленной у него лошади.

Для читателя, воспитанного в традициях континентального права, это выглядит не столь шокирующе в данном и других подобных случаях. В Германии и Франции ныне также часто прибегают к по­мощи категорий римского права при рассмотрении возникающих проблем.

Гораздо более удивительным является тот факт, что в решениях юж­ноафриканских судов преемственность римского права в его эволюци­онном развитии — от классических римских юристов через Юстиниа­на, глоссаторов, Вёта и Винния до современности — прослеживается гораздо явственнее, чем в наши дни на Европейском континенте, где эта преемственность благодаря посреднической миссии гражданских кодексов если и не прервана, то в значительной мере исчезла из созна­ния юристов.

 

На вопрос, следует ли южноафриканское право при­числять к англо-американской правовой семье или к пра­вовой системе, развивающейся на основе римского права, нельзя ответить однозначно. К последней точке зрения скло­няются те, для кого решающее значение имеют характер основных понятий и структура рассматриваемого правопо­рядка. В Южной Африке их источником, без сомнения, является римское право в той мере, в какой речь идет о неко­дифицированном праве. Те же, для кого главную роль играет правоприменительная техника, используемая в современной судебной практике, будут придерживаться другой точки зре­ния, так как процессуальные нормы, методы доказательств,

 

использование прецедентов, судоустройство, задачи и поло­жение судей и адвокатов явно копируют английские образцы.

То же самое можно сказать и об областях кодифициро­ванного права, имеющих важное практическое значение, особенно в торговом праве и праве компаний. Поэтому южно-африканское право представляет собой “гибридное” право, в котором, по-видимому, элементы римско-голландского и английского права переплелись таким образом, что отнесение его к какой-либо определенной правовой семье будет носить в большей или меньшей мере насильственный характер.

 

“Римско-голландское право блестит, как драгоценный камень в оправе, сделанной в Англии. Если бы было правдой (хотя это и не так) то, что все частное и уголовное право Южной Африки осталось “чис­то” римско-голландским правом, ее правовая система в целом все рав­но будет “гибридной”, в которой тесно переплелись элементы граждан­ского и общего права” (Hahlo — Kahn. The South African Legal System; aaO, p. 585 ff.).

 

VII

 

Столь же трудно отнести к какой-либо правовой семье правопорядок государства Израиль. Объясняется это прежде всего тем, что ныне действующее израильское право пред­ставляет собой с исторической точки зрения “слоеный пи­рог”. Оно формировалось на основании правовых источни­ков времен Османской империи, когда Палестина была подмандатной территорией Великобритании (1922-1948), и потому местное законодательство было подвержено влиянию общего права.