Крах Каменного Философа
— Что это такое, мистер Гаттер! Что это такое? — Сьюзан МакКанарейкл уже даже не шипела, а рычала, размахивая перед носом Порри черной коробочкой.
— Это пульт дистанционного управления, — пояснил Порри и заранее зажмурился, — на больших интегральных микросхемах.
— На каких?!
— На больших. Хотя на самом деле они маленькие, построены на 0.13-микронных технологиях…
— Я категори… — завизжала преподавательница на такой высокой ноте, что сорвала голос. Она откашлялась (со стороны казалось, что МакКанарейкл отплевывается) и яростно просипела:
— Я категорически запретила тащить на урок всякую дрянь, не связанную с изучением заклинаний!
— Но эта дрянь как раз связана, — смиренно произнес Порри, — с ее помощью я заставил летать табуретку. Видите, там под сиденьем — компактное антигравитационное устройство…
Профессор резко развернулась к висящей табуретке, на которой первокурсники осваивали простенькое заклятие Аэробус-надуватус, и взмахнула палочкой. Мебель послушно перевернулась, демонстрируя классу банку из-под леденцов "Сюрприз"[36] с торчащими из нее проводками.
Стало так тихо, что все услышали хип-хоп, наяривающий в чудо-плеере Мергионы. "Отпетые волшебники" как раз грянули разухабистое: "Давай-давай, иди колдовай!", но, почуяв неладное, заткнулись.
Кто-то из слезайблиннцев осторожно хихикнул.
— Не вижу причин для веселья! — грохнула табуреткой об пол Сьюзан. — Минус двести баллов Слезайблинну! И минус… пять мистеру Гаттеру. Условно. А после уроков будьте любезны навестить мистера Мистера Клинча.
Мистер Мистер[37] Клинч радостно заулыбался, увидав Порри. Этот угрюмый здоровяк с переломанным носом до смерти пугал первокурсников одним своим видом. (Другим своим видом он любил пугать хорошеньких барышень.) Поговаривали, что все ведра, грабли и веники школы волшебства — это бывшие ученики, превращенные Клинчем в инвентарь за то, что сорили в неположенных местах. Но к Порри Гаттеру школьный завхоз относился с заботливостью старшего брата. С появлением чудесного мальчика Клинч совсем перестал заниматься грязной работой, поскольку строптивый первокурсник регулярно отбывал трудовую повинность за нежелание честно заниматься магией.
Что и говорить, пытаясь довести преподавателей до собственного отчисления, Гаттер трудился не покладая рук. На введении в специальность Порри проводил лингвистический анализ примитивных заклинаний, на занятиях по уходу за магическими животными устраивал лавинообразную направленную селекцию по всем законам генетики, а безобидную прорицательницу Фору Туну довел до заикания своими требованиями сообщить доверительную вероятность и приборную погрешность прогнозов на будущее.
Пока все усилия Порри пропадали даром. Благодаря МакКанарейкл он почти не получал штрафных баллов, зато порции трудотерапии доставались Гаттеру ежедневно.
— Здорово, Настрадамус! — жизнерадостно приветствовал мальчика Клинч. — Настрадался на уроках, решил со шваброй отдохнуть? Ха! Шутка! Сам придумал. Ну и куда тебя сегодня определить? Даже и не знаю, куда тебя определить. Чердак — и тот мы уже отмыли.
Порри невесело усмехнулся. Отмывка чердака считалась самым противным наказанием, потому что при этом запрещалось прибегать к какой-либо магии. Но запрета на синтетические моющие средства не было, и Гаттеру удалось навести полный ажур всего за полчаса. Теперь чердак сиял, как зеркало и вонял, как авария на заводе по производству аммиака.
— Тэ-э-э-к, посмотрим, что у нас осталось… — завхоз прикрыл глаза, делая вид, что он магически осматривает весь Первертс; на самом деле волшебником Клинч был весьма посредственным. — Есть! Есть еще два объекта, которые нужно привести в порядок: комната с маркировкой Ж на шестом этаже…
— Я согласен на второй объект! — торопливо объявил Порри.
— Ты-то согласен, — веско произнес Клинч, — да вот инструкция не согласна. Студенты не имеют права чистить Каменного Философа.
Нерадивый первокурсник приуныл. Второй вариант был нереальным, а значит, перспектива ночной работы в девчоночьем сортире становилась неотвратимой.
Каменный Философ, гордость и талисман школы, представлял собой скульптуру, стоящую на постаменте в Зале Трансцендентальных Откровений. Больше всего он напоминал роденовского "Мыслителя", которого Гаттер однажды увидел на сайте, посвященном трехмерной графике. Правда, Каменный Философ не подпирал рукой подбородок, как мудловская статуя, а чесал этой рукой в затылке, но в остальном все было очень похоже — и поза, и выражение лица.
Каменный Философ считался существом чрезвычайно разумным, а его пророчества — непогрешимыми. Например, в самый разгар Гражданской войны в США он уверенно заявил: "Эти парни своего не упустят!". Уточняющие вопросы Философ проигнорировал. Не удалось выяснить и к чему, собственно, относились его судьбоносные фразы: "Не хотел бы я оказаться на его месте", "Ничего-ничего, дальше будет хуже" и "Необходимость этого была обусловлена"[38]. Тем не менее, все сказанное тщательно протоколировалось и становилось предметом бурных дискуссий, а также огромного количества докторских диссертаций.
Кроме того, Каменный Философ под настроение мог превратить золото 583 пробы в золото 585 пробы, а в школе выполнял две важные функции: был очистным сооружением и раз в год (на 1 мая) производил волшебные тортики.
Одним словом, о том, чтобы сменить позорную и грязную работу на относительно приятную и интересную, не приходилось и мечтать. Но, видно, не зря Порри провел столько вечеров, заменяя Клинча на постах ассенизатора и уборщика.
— Не боись! На всякую инструкцию есть своя обструкция! Стихи. Сам придумал! — здоровяк хлопнул мальчика по плечу. — Сегодня по школе дежурит Харлей, так что пойдем чистить Философа!
Порри ожидал, что Клинч отправится к Харлею выпрашивать разрешение, но тот устранил проблему более простым способом. Завхоз подкрался к приоткрытой двери с надписью: "Дежурный преподаватель" и, сложив руки трубочкой, издал жуткий протяжный вой. Дверь судорожно захлопнулась.
— Призывный вой собаки Баскервилей во время поиска пары, — довольно пояснил Клинч. — Собаке — собачья жизнь. Народная мудрость! Сам придумал. Теперь мы дежурного до утра не увидим. Пошли в зал.
Клинч и Гаттер завернули за угол и едва не сшибли с ног Югоруса Лужжа. Впрочем, профессор сам был виноват — материализовался прямо у них перед носом.
— Порри! — закричал он, не успев еще полностью появиться. — Скажи, что это неправда!
— Это неправда, — сказал Порри, которому надоело расстраивать бедного профессора.
— Я так и думал! Здравствуйте, Клинч, вы, как обычно… да. Я ни секунды не сомневался! — профессор просто сиял от счастья. — Я знал, что это поклеп!
— Это поклеп, — согласился Порри, рукой прикрывая глаза от яркого света, исходившего от Югоруса, — а что это?
— Некоторые недалекие преподаватели утверждают, что у тебя сова не волшебная и даже не живая. Они сказали, что твоя сова… железная! Это ведь не так? — Лужж заволновался, и сияние стало напоминать северное — волнистое и мерцающее.
— Это не так, — ответил Порри и едва не ослеп от вспышки радости на лице Югоруса, — железо слишком тяжелый металл. Пришлось использовать дюраль[39].
К счастью, профессор дематериализовался, не дослушав Гаттера.
В Зале Трансцендентальных Откровений было тихо и пусто. Лишь у подножия Философа копошился Ухогорлонос. Это диковинное существо, состоявшее из уха, горла и носа, было абсолютно безмозглым, зато великолепно запоминало все звуки и могло воспроизвести их в мельчайших подробностях. Перемещался Ухогорлонос с помощью длинного и мускулистого носа.
— Что, Брюхогландыхвост, записываешь гениальные мысли нашего вождя и учителя? — спросил Клинч, и создание тут же навострило уши, прочистило горло и внимательно выпятило нос. — Что новенького он выдал сегодня? Воспроизведамус!
Ухогорлонос откашлялся, секунду помедлил и произнес задумчивым глубоким голосом:
— Зря ты сюда пришел, маленький мальчик. Именно здесь тебя и найдет В… В… В… В… В…
— Опять заело, — проворчал мистер Мистер, — давно собираюсь окунуть его в кипящее масло… Отдыхамус!
Ухогорлонос покорно опустил уши и затих.
— В.В.? Враг Волшебников? — пролепетал Порри, и ему показалось, что земля уходит из-под его ног.
Клинч успел подхватить мальчика, прежде чем древняя плита под его ногами окончательно раскрошилась.
— Если Бубль не выбьет фонды на ремонт, мы тут все поубиваемся без всяких В.В., — проворчал он. — Не бери в голову. Этот старый истукан еще ни разу не сказал ничего путного. Оклемался? Тогда берешь тряпочку и аккуратненько, легонечко протираешь этого каменного парня. Давай! А я пойду на шухере постою. И имей в виду — никакой магии. То есть что это я говорю! И никаких твоих этих штучек.
Сердце Порри стучало как бешеное, но он взял в руки сначала себя, потом тряпку и осторожно провел по плечу Каменного Философа. Ничего страшного не произошло, не взорвалось, не заверещало. Ухогорлонос продолжал тихонько вздыхать, уткнувшись носом в пол, высоко под потолком, как всегда задумчиво, покачивался Висельник[40]. Порри стер пыль со спины. Хотя все оставалось по-прежнему спокойным, мальчик старался прикасаться к статуе как можно аккуратнее и легче. Именно это стремление и сыграло с ним злую шутку: когда Порри добрался до подмышек (почему-то ужасно грязных), Философ вдруг дернулся, захихикал и, потеряв равновесие, попытался опереться на плечо Гаттера. Мальчик отскочил, а статуя, крикнув неожиданно тонким голосом: "Грядет! Грядет!..", неуклюже замахала каменными ручищами и действительно грянулась оземь.
Порри застыл от ужаса. Словно во сне он увидел страшную трещину в виде молнии, которая зазмеилась у Философа на затылке. Еще одна трещина, в форме перекрещенных костей и черепа, отделила торс статуи от ее ног. Ухогорлонос подпрыгнул и, лавируя между фалангами пальцев, осколками могучего лба и вставными зубами, улепетнул в угол.
— Олух безрукий! — загремел над Гаттером голос Клинча. — Я же сказал: аккуратненько и легонько!
— Я легонько, — пролепетал Порри, — мистер Мистер, я не виноват. Он сам дернулся, когда я начал протирать подмышки…
Клинч застонал.
— Ты не только безрукий олух, но и безмозглый! И еще безглазый! Читать не умеешь? — завхоз сунул проштрафившегося студента в кусок картона, на которой большими бурыми буквами было намалевано:
Под мышками не протирать!
Опасность защекотывания!
!!!
Клинч с чувством сплюнул, произнес несколько ярких, но недействующих заклинаний (Гаттер слышал их когда-то от дяди Петроффа) и перешел на нормальную громкость.
— Ладно, могло быть хуже.
— Меня могло убить? — всхлипнул Порри.
— Это бы еще ничего! Могла Канарейка увидеть.
— Не Канарейка, а МакКанарейкл, точнее, мисс МакКанарейкл, — раздался пронзительный голос, который горе-уборщики меньше всего желали услышать. — А еще точнее — мисс МакКанарейкл, которую поднял с постели ополоумевший дежурный, перепуганный якобы сбежавшей собакой Баскервилей. И уж совсем точно — мисс Сьюзан МакКанарейкл, которая устроит вам обоим очень большие неприятности! И если быть предельно точными! По сравнению с этими неприятностями! Собака Баскервилей! Покажется вам!..
За спиной декана кто-то вежливо кашлянул. Все обернулись. В дверях стоял Бубльгум, из-за плеча которого выглядывал дрожащий Харлей.
— Что вы так расстроились, Сьюзан, — мягко сказал ректор, — ну подумаешь, пропала собака. Развесим объявления, пообещаем вознаграждение…
И тут Бубльгум увидел пустой постамент из-под Каменного Философа. Глаза ректора расширились, он пробормотал что-то вроде "черт меня подери" и чуть было не перекрестился. Никогда Порри не видел великого волшебника таким растерянным (да что там, никто и никогда не видел Бубльгума хотя бы капельку растерянным!), и только сейчас мальчик полностью осознал, какое ужасное преступление он совершил.
— Уйдите все, — глухо произнес глава Первертса. Лицо его быстро темнело. — Уйдите от греха. Мисс МакКанарейкл, заберите… остатки нашей реликвии. И попытайтесь что-нибудь сделать.
Декан Орлодерра фыркнула, резко запахнула ночную мантию, на мгновение продемонстрировав немного больше, чем того требовали обстоятельства, развернулась и стремительно вышла из зала. Обломки Философа потянулись за ней, вслед за обломками из зала вытекли Клинч, Гаттер и Харлей. Заинтересовавшийся происходящим Висельник спустился было пониже, но, разглядев выражение лица ректора, в ужасе вскарабкался по призрачной веревке и просочился на чердак.
— Именно так, — сказал расстроенный Харлей, осторожно переступая спящих в коридоре гдетотаммерцев, — и выглядит собака Баскервилей во время поиска пары. А что делать? Хуже может быть только собака Баскервилей в момент дележки добычи. Завтра на педсовете увидите.
Кого имел в виду преподаватель обращения с магическими животными, Порри не понял, но уточнять не стал. Вернее, не смог. Он вообще был не в состоянии выдавить из себя хотя бы звук. В какой-то момент мальчику показалось, что по темному коридору за ними молча идет кто-то четвертый. "Хорошо бы это был Мордевольт", — подумал Порри, но ни разу не обернулся.
На следующее утро вся школа гудела. Слухи, один фантастичнее другого, передавались за спиной Гаттера свистящим шепотом. До него доносились только обрывки фраз; "…шарахнул молнией прямо в Канарейку", "… его папа, оказывается — Мордевольт!" и "Смотри, смотри — она у него тень забрала!"
Порри даже не стал смотреть, что там у него с тенью. Гаттер вообще был не похож на себя и на всех уроках безропотно выполнял требуемые школьной программой колдовские действия. В другой день преподаватели были бы вне себя, от счастья, но сегодня бывшего героя упорно не замечали.
— Порри, ты, часом, не заболел? — изумился Сен Аесли, когда на занятиях по выдуриванию мудлов из необходимых магам помещений Гаттер не стал заменять наведенную галлюцинацию голографической картинкой.
— Лучше бы я умер, — ответил Порри, взбивая из двух несложных заклинаний призрак Кровавой Мэри.
— Вряд ли ты так просто отделаешься, — заметила добрая Пейджер.
На последний урок — к Югорусу Лужжу — мальчик просто не пошел. Ему было жалко этого доброго дядьку, который изо всех сил пытался привить Гаттеру если не любовь, то хотя бы уважение к магии. Забавный старичок, который даже зубы чистил специально составленным заклинанием, проводил с мальчиком долгие душеспасительные беседы с демонстрацией массы полезных, интересных и просто красивых заклинаний. За месяц учебы Порри узнал о волшебстве больше, чем за всю предыдущую жизнь, но упрямо продолжал конструировать свои электронные поделки и смешивать взрывоопасные коктейли вместо зелий.
Хуже всего, что Гаттеру декан Слезайблинна нравился все больше и больше. Да и заклинания под его чутким руководством разучивались будто бы сами собой и даже начинали доставлять Порри удовольствие, в чем он, конечно, ни за что бы не признался.
Одним словом, провинившийся студент так и не смог заставить себя показаться перед печальными глазами профессора Лужжа. Вместо этого он побрел в злосчастный Зал Трансцендентальных Откровений.
Горестно вздохнув, Гаттер прошел мимо торчащего в центре пустого постамента и уселся у боковой стены перед Зеркалом Исполнения Желаний. За пару косых эта штука могла продемонстрировать исполнение любой, самой экстравагантной мечты. Сначала Порри увидел себя в роли Нобелевского лауреата по химии, потом и по химии, и по физике, потом в номинации "За выдающийся вклад во все науки", потом зеркало выдало душещипательную картинку: дряхлый Билл Гейтс выпрашивает у "уважаемого доктора Гаттера" автограф на коробке Windows PG. Последний кадр получился неожиданным: Порри сидит дома на диване, листая любимый PC Magazine, а на коленях у него — кот Кисер, постоянно старающийся положить хвост именно на ту строчку, которую мальчик собирается прочитать. Гаттер собрался бросить еще монетку в прорезь зеркала, чтобы посмотреть, чем там закончится, но в это время в зал вошел Бубльгум. Самообладанию ректора можно было только позавидовать. Никаких следов ночного потрясения, такой же, как всегда, спокойный и уверенный в себе волшебник с умными и добрыми глазами.
— Так и думал, что ты здесь, — сказал Бубльгум ("Конечно, преступник всегда возвращается на место преступления", — подумал Порри). — Пора идти на педсовет.
— Профессор Бубльгум, меня отчислят? — спросил Гаттер.
— А ты все еще хочешь, чтобы тебя отчислили? — вопросом на вопрос ответил ректор. — Что-то мне так не кажется. Иди, не заставляй своего декана ждать. А то превратит в Мальчика-с-Пальчик, потом набегаешься…
Старательно размышляя над тем, чего же ему теперь на самом деле хочется, Порри покинул зал. Бубльгум остался у постамента, почесывая прильнувшего к нему Ухогорлоноса за ухом.
Когда Гаттер постучался в учительскую, педсовет уже начался. Первый удар, судя по всему, принял на себя пришедший вовремя Клинч. Он был цвета замерзшей кока-колы: темно-красным с вкраплениями мертвенно-белого. На вопросы завхоз не отвечал, на оскорбления не реагировал, не шевелился и, возможно, не дышал.
— А вот и наш любимчик! — вскричала МакКанарейкл, увидев Порри. — Спасибо, мистер Гаттер, за то, что нашли минутку! Мы вас ни от чего не оторвали? А вы ничего не оторвали от какой-нибудь нашей реликвии? Не заложили этот… динамут в кабинете ректора? Не залили какой-нибудь гадостью библиотеку инкунабул? Какой неудачный день! Извините, мистер Гаттер!
— Сьюзи, вы же видите, мальчик и так переживает, — подал голос Харлей.
— Переживает? Он-то переживает, а вот переживем ли мы все его фокусы?!
— А я думаю, это Клинч виноват, — вмешался Развнедел. — Есть же инструкция по уходу за Философом, утвержденная самим Тетралем Квадритом. Хотя я ему говорил: "Тет, а Тет…"
— С Клинчем все понятно! — перебила его Сьюзан. — По нему давно плачет Безмозглон. Что вы предпочтете, многоуважаемый мистер Мистер, — "Дорогу к свету" или "Запоздалое раскаяние"?
Клинч наконец подал признак жизни — сдавленный хрип.
Безмозглон был возведен двенадцать лет назад в горах Шотландии для лечения обезмагнутых Мордевольтом волшебников. Поскольку к тому времени В.В. уже казался неистребимым, строили с размахом, и после внезапного падения Того-имя-которого-еще-можно-найти-в-некоторых-учебниках-по-истории-магии второй корпус санатория остался незанятым. Тут, как нельзя кстати, случилось обострение политической обстановки, и в свободное отделение, многозначительно названное "Запоздалое раскаяние", начали отправлять на лечение очень провинившихся колдунов.
Официальной тюрьмы маги не имели, чем весьма гордились, но лучше бы у них была тюрьма. "Пациентов" Безмозглона пичкали ослабляющими и дурманящими заклинаниями, подолгу запрещали колдовать, за малейшую провинность лишали почтовых сов. Самым страшным были ментодеры — охранники Безмозглона. Их пятнистая униформа и отвратительные полосатые волшебные палочки наводили ужас даже на преподавателей Первертса.
В первом, привилегированном, отделении — "Дорога к свету" — до сих пор находились 664 жертвы Мордевольта. Им были созданы практически все условия: колдовизор, свежая пресса, бесплатные совы, турниры по софт-футбичу, сеансы групповой духотерапии… Одно не разрешалось обезмагнутым — покидать пределы Безмозглона. В их же интересах, разумеется, во избежание жестокой психологической травмы при столкновении с обществом полноценных волшебников. Оберегали несчастных от опасного внешнего мира все те же ментодеры.
Язвительная МакКанарейкл не зря предложила Клинчу сомнительный выбор между отделениями. Завхоз Первертса и был тем самым недостающим 665-м пациентом "Дороги к свету".
Во время последней неудачной спецоперации по ликвидации Врага Волшебников, когда злодей положил сразу восьмерых магов-Арнольдов, Мистера Клинча (тогда — начальника Департамента Безопасности) рикошетом слегка задело фиолетовой искрой. Всех колдовских качеств Мистер не лишился, правда, те, что остались, были самыми примитивными. В другие времена это не уберегло бы Клинча от Безмозглона, но тут В.В. посетил роковой для него дом Гаттеров.
На радостях и по рекомендации Бубльгума мистера Мистера оставили на испытательный срок в Первертсе. Навыки, приобретенные на прежней службе, позволили Клинчу моментально навести идеальный порядок в школе. Ну не идеальный, но, по сравнению с бардачным Дежавютоном, Первертс стал просто Образцом Отличной Работы Школьного Завхоза[41]. О том, что испытательный срок закончился девять лет назад, все давно забыли. И вот, вспомнили.
— Не переживайте, мистер Клинч, — вступила в разговор летучая лисица, сидящая на плече Югоруса Лужжа, — профессор МакКанарейкл это не всерьез, надеюсь. В первую очередь нам нужно что-то решать с мальчиком…
— Да выгнать его к чертям собачьим! — выпалила свою сокровенную мечту декан Орлодерра.
— Не согласен, — заметил Харлей. — Во-первых, черти собачьи в наших широтах не водятся, ареал их обитания — горы Афганистана[42], а там сейчас…
— Не юродствуйте, Харлей! — закипела Сьюзан.
— …а во-вторых, он сам хочет, чтобы его выгнали. Значит, выполняя его желание, мы создаем положительный закрепляющий стимул, который переводит каприз ребенка в разряд категорических личностных императивов…
— Заткнись, Харлей, ладно? — не выдержал Развнедел. — Ну не ладится у парня с магией, может, он вообще неспособный? Расскажи, Сьюзи, как он тебя последний раз с табуреткой, хе-хе-хе.
— А что было с табуреткой? — поинтересовался Бубльгум. "Вот это великий маг, — невольно восхитился Порри, — оказывается, он уже давно тут, а я и не заметил, чтобы он входил".
— А, — отмахнулась Сьюзан, — вместо того, чтобы, как все нормальные люди, телепортировать ее, присобачил под сиденье свой ави… грави… анти… гратор…
— Антигравитатор?
— Как у вас язык повернулся, Бубльгум? — скривилась МакКанарейл. — Да, именно это слово.
— Хм, — Порри показалось, что ректор ухмыльнулся в бороду, — а не могли бы вы, уважаемый профессор, показать нам этот табурет? Вы его еще не привели в порядок?
— Да нет, времени все как-то не было. Текучка заела, понимаете ли, то талисман школы восстанавливать, то еще какая-нибудь мелочь… — Сьюзан небрежно черкнула в воздухе палочкой, и в центре преподавательской возникла злополучная табуретка.
Ректор бросил на мебель быстрый взгляд и уже открыто расплылся в улыбке.
— Так и есть. Посмотрите, Югорус.
Лужж что-то шепнул лисице, которая вспорхнула с его плеча и вцепилась в потолок, и торопливо вскинул палочку, переворачивая табурет.
— Но я ничего не вижу. Здесь только…
Как всегда при осмотре электроники, декан Слезайблинна непроизвольно позеленел.
— Смотрите внимательно! — подбодрил его Бубльгум. — Неужели не видите?
— Да нет… Не понимаю… Боже мой! — Голос профессора задрожал. Лисица под потолком выполнила сальто-мортале. — Это же Боингус-746-вертикалис-взлетус-зависатус, совершенно новое заклинание! Я его сам недавно сконструировал! Как я мог забыть, что рассказал об этом Порри! Буквально два дня тому! Смотрите, до чего изящно встроено! Если бы не ваш острый глаз, профессор Бубльгум, я бы в жизни не заметил!
Казалось, Югорус вот-вот начнет подпрыгивать на одной ножке. Профессура сгрудилась над табуреткой и принялась пристально вглядываться. Время от времени то один, то другой восклицал: "Ага, вижу!" и восхищенно прищелкивал языком. Порри было невыносимо стыдно, как будто его поймали на грубом вранье. Строго говоря, так оно и было.
Когда преподаватели налюбовались работой Гаттера (над табуреткой остался хмуриться один Развнедел, который, похоже, так ничего и не понял), ректор продолжил:
— Сьюзан, если бы вы читали не только журналы мод, но и неколдовскую прессу, то знали бы, что антигравитация пока не изобретена, и мальчик просто водит вас за нос.
— И что, его за это по головке погладить?! — ощетинилась МакКанарейкл.
— Можно на тысячу-другую баллов оштрафовать, — ехидно предложил Развнедел.
— Успокойтесь, Сьюзан, штрафовать мы не будем. Смысла нет. — Ректор оценивающе перевел взгляд с Порри на Клинча. — А вот как наказать провинившихся — быстро, без особых жестокостей, но с максимальным воспитательным эффектом — я, кажется, знаю.
Выдержав эффектную паузу, Бубльгум произнес только одно слово:
— Бэбиситтинг.
Клинч с громким деревянным стуком упал на пол[43].
Глава 9