Национальная политика 6 страница

Основная программа действий по превращению страны в единый боевой лагерь сформулирована в «Директиве СН К СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей о мо­билизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков» от 29 июня 1941 г. В ней осуждались сохранявшиеся в стране с довоенных времен «благодушно-мирные настроения», непонимание смысла угро­зы и опасности, создающейся продолжавшимся наступлением герман­ских войск. Разъяснялось, что целью нападения является не только унич­тожение советского строя, но и ограбление страны, захват хлеба, не­фти, восстановление власти помещиков и капиталистов, что в войне «решается вопрос о жизни и смерти Советского государства, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабоще­ние». Родина оказалась в величайшей опасности, и «мы должны быс­тро и решительно перестроить всю свою работу на военный лад».

Из текста первоначального варианта директивы был вычеркнут призыв к мобилизации всех сил для «организации победы». Упор сде­лан на оборонительные задачи, необходимость «отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойствен­ные нашему народу». Директива призывала «организовать беспощад­ную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, пани­керами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсан­тов, вражеских парашютистов, оказывая во всем этом быстрое содействие истребительным отрядам». Отдельный пункт директивы требовал «немедленно предавать суду военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешает делу обороны, невзирая на лица».

При вынужденном отходе частей Красной Армии директива при зывала оставлять на пути захватчиков лишь выжженную землю и ни одного паровоза, ни одного вагона, ни килограмма хлеба, ни литри горючего, угонять скот. «Все ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться».

В занятых врагом районах требовалось «создавать партизанские от­ряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской ар­мии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога скла­дов и т.д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

Эта директива была положена в основу выступления Сталина по радио 3 июля и определила характер действий советского руководства и всего народа в годы войны. Сталин, однако, включил в речь ряд новых важных тем, а главное, сумел найти такие слова и такой тон, которые превратили директиву в одну из самых волнующих его речей, оказавших колоссальное воздействие на сограждан. Он признал тяже­лые потери, оправдывал заключенный в 1939 г. Пакт с Германией, сказал о нависшей над страной громадной опасности, выразил на­дежду на помощь Британии и Америки, которые становились союз­никами в борьбе. Необычными были первые слова обращения: «Това­рищи! Граждане! Братья и сестры!*, явно перекликавшиеся с обраще­ниями служителей РПЦ.

Сталин, скорее всего, уже прочитал «Послание пастырям и пасо­мым Христовой Православной церкви» Патриаршего Местоблюсти­теля, митрополита Московского и Коломенского Сергия (в миру — И. Н. Страгородский). Оно было написано рано утром 22 июня. Свя­щенники (в 1941 в СССР их было официально зарегистрировано 5665) оглашали послание в церквах, и вскоре оно стало известным значи­тельной части верующего населения страны.

В своем послании высший иерарх церкви писал: «В последние годы мы, жители России, утешали себя надеждой, что военный пожар, охвативший едва не весь мир, не коснется нашей страны, но фа­шизм, признающий законом только голую силу и привыкший глу­миться над высокими требованиями чести и морали, оказался и на jtot раз верным себе. Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обру­шились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла швед­ского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христиан­ства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью Родины, кровными заветами любви к своему Отечеству.

Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божею помощью и на сей раз он развеет в прах фашист­скую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед Родиной и верой и выходили победите­лями. Не посрамим же их славного имени и мы — православные, род-

ные им и по плоти, и по вере. Отечество защищается оружием и об­щим народным подвигом, общей готовностью послужить Отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабо­чим, крестьянам, ученым, женщинам и мужчинам, юношам и стари­кам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства.

Вспомним святых вождей русского народа, например, Александ­ра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов, безвестные имена которых рус­ский народ увековечил в своей славной легенде о богатырях Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче, разбивших наго­лову Соловья-разбойника. Православная наша Церковь всегда разде­ляла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг».

Первоиерарх призвал священнослужителей не оставаться молча­ливыми наблюдателями за ходом войны, а ободрять малодушных, уте­шать огорченных, напоминать о долге колеблющимся.

Сталин не мог не обратить внимания на то, что доводы иерарха в главном совпадали с аргументами руководителей государства, а так­же на то, что слово Предстоятеля Русской Православной Церкви не­сло огромный заряд патриотизма, указывало на глубинный истори­ческий источник народной силы и веры в конечную победу над вра­гами. Важнейшее совпадение обнаруживалось и в необходимости определения начавшейся войны не как классовой, а как всенарод­ной, отечественной, патриотической. По свидельству религиоведа Э. И. Лисавцева, в июле 1941 г, состоялась краткая встреча Сталина с митрополитом Сергием, которой оба остались довольны. Как бы то ни было, фактическая нормализация отношений между Церковью и го­сударством прослеживается с самого начала войны. В стране прекрати­лась антирелигиозная пропаганда и перестали выходить в свет журна­лы «Безбожник», «Антирелигиозник». С осени 1941 г. почти не было арестов священнослужителей.

С началом войны Сталин прекратил всякие попытки актуализиро­вать популярную ранее идею о превращении войны в революцию. Ру­ководитель «штаба мировой революции» Г. Димитров уже утром 22 июня получил указание: «Коминтерн пока не должен выступать открыто. Партии на местах развертывают движение в защиту СССР. Не ставить вопрос о социалистической революции. Советский народ ведет Оте­чественную войну против фашистской Германии. Вопрос идет о раз­громе фашизма, поработившего ряд народов и стремящегося порабо­тить и другие народы». На срочно собранном заседании Секретариата ИККИ Димитров повторил эти установки: «Мы не будем на этом этапе призывать ни к свержению капитализма в отдельных странах,

ни к мировой революции», коммунисты должны включиться в борьбу «за национальную свободу» в качестве ее «руководящего элемента». В шифровках компартиям, секциям Коминтерна, отправленным в тот же день, подчеркивалось: «Учтите, что на данном этапе вопрос идет о защите народов против фашистского порабощения, а не о социали­стической революции».

Эти же мысли прозвучали в июльской речи Сталина. В ней особый упор сделан на то, что война с фашистской Германией не должна рассматриваться как обычное противостояние между армиями, это — «война всего советского народа», «всенародная отечественная вой­на», «война за свободу нашего отечества», которая «сольется с борь­бой народов Европы и Америки за их независимость, за демократи­ческие свободы». Не забыл Сталин и национальные аспекты войны. Он говорил об опасности разрушения национальной культуры и на­циональной государственности русских, украинцев, белорусов, ли­товцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, ар­мян, азербайджанцев и других народов Советского Союза, угрозе их онемечивания, превращения в рабов немецких князей и баронов.

Выступление, начинавшееся со слов о вероломстве врага и гро­мадных потерях, о зловещей угрозе, нависшей над страной, по ходу речи давало психологическую установку на активное сопротивление нашествию, ставило конкретные задачи, уверенно призывало к реши­тельным действиям и немедленной перестройке всей работы и жизни страны и каждого советского человека на новый, военный лад, в ре­зультате чего врагу не должно быть пощады. По определению К. Симо­нова, главное впечатление, возникавшее у слушателей этой волнитель­ной речи, можно было обозначить как «конец иллюзиям». В то же время выступление воодушевляло и вселяло уверенность: Сталин готов воз­главить страну в час тяжелейших испытаний и привести ее к победе.

В основу перестройки деятельности партии, органов государствен­ной власти и управления был положен принцип максимальной цент­рализации руководства. За годы войны ни съездов партии, ни плену­мов ЦК (за исключением сентябрьского 1941 и январского 1944) не проводилось. Оргбюро ЦК не собиралось, решения от имени Секре­тариата принимались путем устного опроса. Политбюро ЦК осущест­вляло свои функции постольку, поскольку практически из его соста­ва был сформирован ГКО.

Тенденция к централизации прослеживается и в эволюции такого института, как Ставка. 10 июля 1941 г. Ставка Главного Командования была реорганизована в Ставку Верховного Командования. Вместо Ти­мошенко ее фактически возглавил Сталин. С 19 июля он заменил Ти­мошенко и на посту наркома обороны. Тенденция к централизации и дальнейшее восстановление исторических традиций проявились так­же в учреждении в СССР поста Верховного Главнокомандующего. Одним из деятельных проводников этих тенденций был заместитель

наркома обороны СССР маршал Б. М. Шапошников, признанный военный теоретик, начальник Генерального штаба с июля 1941 г., окончивший Военную академию Генштаба еще в 1910 г.

8 августа 1941 г. указом Президиума Верховного Совета на пост Верховного Главнокомандующего назначен Сталин. Тогда же Ставка Верховного Командования преобразована в Ставку Верховного Глав­нокомандования (ВГК). Возглавляя одновременно партию, правитель­ство и Вооруженные силы, Сталин был наделен чрезвычайными пол­номочиями по отношению ко всем ведомствам и учреждениям стра­ны. Г. К. Жуков, назначенный в августе 1942-го первым заместителем наркома обороны СССР и заместителем Верховного Главнокоманду­ющего, позднее вспоминал: «Трудно было разобрать, где кончается Государственный Комитет Обороны и начинается Ставка, и наобо­рот». Сталин «командовал всем, он дирижировал, его слово было окон­чательным и обжалованию не подлежало». Но, отмечал полководец, в начале войны он «плохо разбирался в способах, методике и формах ведения современной войны, тем более с таким опытным и сильным врагом». По оценкам маршала А. М. Василевского, «на первых порах войны Сталин явно переоценивал свои силы и знания в руководстве войной». На практике это означало лишние потери на фронте.

Осуществляя перестройку на военный лад, правительство в начале июля 1941-го приняло постановление, значительно расширявшее права наркомов в условиях военного времени. Президиум Верховного Совета СССР образовал в сентябре и ноябре новые наркоматы — соответственно танковой промышленности и минометного вооружения. Проведена была перестройка структуры и работы других наркоматов.

На военный лад перестраивалась ВКП(б). Свыше 500 секретарей, начиная с ЦК компартий союзных республик, были мобилизованы и назначены членами Военных советов фронтов и армий. 270 ответствен­ных сотрудников ЦК направлены в Красную Армию и на ВМФ. Одно­временно расширялся институт парторгов ЦК. Они работали на 1170 крупных заводах. В ноябре созданы политотделы в МТС и совхозах (существовали до мая 1943). За первое полугодие войны в армию вли­лось более миллиона членов партии, что составляло треть ее состава. В 1942 г. в рядах Красной Армии и Флота насчитывалось свыше 2 млн коммунистов, 54,3% всего состава партии. В конце войны в армии находилось 2,6 млн коммунистов.

В июле 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление об организации партизанского движения на оккупированных противни­ком территориях силами партийных органов, диверсионных военных групп и органов НКВД. (По советским данным, в 1941 г. на оккупиро­ванной территории осталось более 5,5 млн военнообязанных рожде­ния 1890—1925 гг.) К концу года стали создаваться штабы и отделы партизанского движения при политуправлениях фронтов. В мае 1942 г. при Ставке Главнокомандующего образован Центральный штаб парти-

занского движения (начальник — первый секретарь ЦК. КП(б) Бело­руссии П. К. Пономаренко; главнокомандующий партизанского дви­жения в сентябре—ноябре 1942 г. — К.. Е. Ворошилов).

Ухудшившееся продовольственное снабжение страны заставило уже 18 июля 1941 г. ввести в Москве, Ленинграде, их пригородах карточки на хлеб, мясо, жиры, сахар и другие важнейшие продукты, в октябре их пришлось ввести почти во всех городах, в конце года — по стране в целом. В начале войны на карточное снабжение было переведено 56 млн человек — 26,9 млн работающих, 17,4 млн иждивенцев, 11,7 млн детей до 12 лет. К декабрю 1942-го в связи с оккупацией террито­рии, где до войны проживали 80 млн человек, численность населе­ния, снабжаемого по карточкам, сократилась до 38,1 млн человек, затем она снова увеличилась. Население деревни на государственное довольствие не принималось. Основным источником питания для кре­стьянских семей были приусадебные участки.

Летом 1941 г. началась эвакуация промышленных предприятий в восточные районы страны. Для этой работы был создан Совет по де­лам эвакуации при ГКО (председатель Н. М. Шверник; его заместите­ли А. Н. Косыгин, М. Г. Первухин). Позднее (в октябре) образован Комитет по эвакуации продовольственных запасов, промышленных товаров и предприятий промышленности. К началу 1942 г. перевезены и вскоре запущены более 1,5 тыс. промышленных предприятий (из них 1360 оборонных), число эвакуированных рабочих достигало трети штатного состава. С 26 июня 1940 г. действовала уголовная ответствен­ность за самовольный уход, прогулы и опоздания на работу, а с 26 декабря 1941 г. рабочие и служащие военных предприятий объявля­лись мобилизованными на весь период войны и самовольный уход с предприятий карался как дезертирство.

Оборонительные бои лета и осени 1941. Этап оборонительных боев, тяжелейших неудач и отступления Красной Армии продолжался с июня до декабря 1941-го. Немецкие войска рвались к Ленинграду, Москве и Киеву — центрам районов, в которых находилось около 70% всех во­енных заводов страны. Объединяли и координировали усилия войск, действующих на этих направлениях, созданные 10 июля три штаба главного командования войск следующих направлений^-. Северо-За­падного (главнокомандующий К. Е. Ворошилов, член Военного совета А. А. Жданов), Западного (соответственно — С. К. Тимошенко и Н. А. Булганин), Юго-Западного (С, М. Буденный и Н. С. Хрущев). Глав­ную роль на войне были призваны играть герои Гражданской войны.

В попытках остановить катастрофическое развитие ситуации на фронтах власть прибегла к экстраординарным мерам. Через три недели после начала войны, 16 июля 1941-го были восстановлены институты военных комиссаров в корпусах, дивизиях и полках, а также политру­ков в ротах, на батареях и в эскадрильях. В последующем эти органы по усилению партийного влияния в Вооруженных силах были рас-

пространеньг на другие структурные части РККА и ВМФ. Институт военных комиссаров ограничивал принцип единоначалия в армии и должен был способствовать всемерному укреплению стойкости командиров и личного состава, их готовности сражаться до конца. В июле 1941 г. были преданы суду, обвинены в трусости, бездействии, сознательном развале управления войсками и приговорены к высшей мере наказания командующий Западным фронтом Д. Г. Павлов, груп­па генералов Западного и Северо-Западного фронтов. До апреля 1942-го по обвинениям в подобных преступлениях расстреляны 30 генералов. 16 августа 1941 г. издан приказ об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия. По нему пленные командиры и политработники объявлялись «злостными дезертирами», их семьи подлежали репрессиям, родные пленных солдат лишались льгот. Од­нако методы устрашения не давали ожидаемого результата. 9 октября 1942 г. институт военных комиссаров был упразднен.

Уже в первые месяцы войны Красной Армии пришлось оставить Прибалтику, Белоруссию, Молдавию, западные области Украины. В результате двухмесячного Смоленского сражения (героический го­род оставлен 29 июля, но бои на востоке от него продолжались до 10 сентября) германский план молниеносной войны был сорван, од­нако наступление немцев продолжалось. К концу июля сложилась уг­рожающая обстановка для советских войск в районе Киева. Г. К. Жуков предложил оставить город. Возмущенный этим предложением Сталин сместил его с поста. Новым начальником Генштаба стал маршал Шапошников. Жуков был назначен командующим Резервного фрон­та, и ему удалось успешно провести наступательную операцию по разгрому группировки немецких войск в районе Ельни. 5 сентября го­род был освобожден. Это была первая, пусть не очень масштабная, победа советского оружия в Великой Отечественной войне.

На других направлениях успех сопутствовал вражеским войскам. 1 сентября они взяли станцию Мга, и Ленинград попал в страшное кольцо блокады. Вместе с полутора миллионами жителей в городе оказались запертыми 30 советских дивизий. 16 сентября фашисты вошли в Новгород, перерезали в Чудове Октябрьскую железную дорогу, со­единявшую Москву с Ленинградом.

В середине августа наступавшие на Москву войска столкнулись с упорным сопротивлением. В начале сентября гитлеровское командова­ние отдало приказ о переходе войск на московском направлении к временной обороне и начало готовить наступательную операцию по зах­вату Москвы под кодовым названием «Тайфун». Танковая группа не­мецкого генерал-полковника X. Гудериана получила приказ повернуть из района Смоленска на юг. Созданный для отражения опасности Брян­ский фронт (командующий генерал-лейтенант А. И. Еременко) не су­мел помешать движению. !5 сентября наступающие с севера немецкие войска сомкнулись в Лохвице, в 200 км восточнее Киева, с танковой

группой Э. Клейста, наступавшей в северном направлении с юга, из района Кременчуга, оставленного советскими войсками 8 сентября.

Окруженный Киев пал 19 сентября. 655 тыс. советских солдат были пленены; при выходе из окружения погибли командующий Юго-За­падным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос, член Военного совета фронта секретарь ЦК Компартии Украины М. А. Бурмистенко, начальник штаба фронта генерал-майор В. И. Тупиков. Выйдя из пре­делов Украины на территорию РСФСР, немецкие войска взяли Бел­город (24 октября) и Курск (2 ноября). 25 октября был захвачен Харь­ков. К ноябрю немцы овладели юго-западной частью Донбасса, в но­ябре вышли на подступы к Ростову-на-До ну и создали угрозу прорыва на Кавказ. 21 ноября город был оставлен, но через неделю его отбили. 16 октября сдана врагу героически сражавшаяся 73 дня и оказавшаяся в глубоком тылу противника Одесса. Более 100 тыс. ее защитников и большое количество различной техники и вооружения перевезено в Крым кораблями и судами Черноморского флота (командующий вице-адмирал Ф. С. Октябрьский). К концу октября фронт на полуострове приблизился к Севастополю. 16 ноября советские войска были вы­нуждены оставить крымский промышленный центр и порт Керчь. С 30 октября шло беспримерное по ожесточенности сражение за Се­вастополь, длившееся 250 дней и ночей.

30 сентября немецкие войска приступили к осуществлению опе­рации «Тайфун». Началась битва за Москву. Под командование фельд­маршала Бока было стянуто три четверти германских войск. Им про­тивостояли три советских фронта. Войска Западного (генерал-полков­ник И. С. Конев) занимали полосу обороны шириной 340 км, от Осташкова до Ельни. Войска Резервного (маршал С. М. Буденный) обороняли фронт протяженностью 100 км на рославльском направле­нии и располагались в тылу Западного фронта. Войска Брянского фронта (генерал-полковник А. И. Еременко) удерживали рубеж западнее и южнее Брянска протяженностью 290 км. При этом советские войска значительно уступали немецким в танках, авиации, противотанковой и зенитной артиллерии.

К 7 октября противнику удалось окружить в районе Вязьмы четыре советские армии. Под командованием генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина они до середины октября сражались в окружении. 10 октября войска Западного и Резервного фронтов были объединены в Западный под командованием Г. К. Жукова и продолжали вести бои на Можайской линии обороны. К концу октября враг был остановлен на рубеже во­сточнее Волоколамска и далее — по рекам Нара и Ока до Алексина.

Немецкие танковые войска, наступавшие из районов Рославля и

Шостки, обошли основные силы Брянского фронта. 3 октября был

захвачен Орел. Советские войска к 23 октября прорвали фронт окру-

жения и отошли на линию Белев— Мценск—Поныри. Преодолев этот

рубеж, немцы к концу месяца вышли на линию Таруса—Тула. Но все

попытки захвата Тулы, предпринимавшиеся с 29 октября, были от­биты. 18 ноября фашисты начали наступление с целью ее обхода с востока и к 25 ноября вышли на подступы к Кашире, продвинулись в направлении Рязани, создавая угрозу прорыва в район восточнее Москвы. Однако в результате контрударов войск Западного фронта противник в начале декабря начал отход с северо-востока от Тулы.

Особенно тревожная обстановка складывалась к северо-западу от Москвы. 14 октября, несмотря на упорное сопротивление войск За­падного фронта, немцы овладели городами Ржев и Калинин. Войскам созданного 17 октября нового Калининского фронта (генерал-пол­ковник И. С. Конев) удалось отбить попытки их прорыва из Ржева на Торжок (в тыл Северо-Западному фронту) и закрепиться на рубеже Селижарово—Калинин—Волжское водохранилище.

Самые тяжелые дни для Москвы начались с 15 октября. В тот день ГКО принял постановление об эвакуации столицы. На совещании у Сталина командующему Московским военным округом генерал-лей­тенанту П. А. Артемьеву было приказано подготовить план обороны города и удерживать хотя бы часть его до тех пор, пока подойдут войска из Сибири и вышибут немцев из Москвы. Грузовики развозили взрывчатку для минирования мостов, которые должны были взры­ваться «при виде противника». Двести поездов и 80 тыс. грузовиков вывозили посольское и государственное имущество, В Москве даже квалифицированные рабочие принимались в истребительные баталь­оны. Более полумиллиона москвичей рыли мерзлую землю, создавая оборонительные рубежи вокруг столицы.

Между тем слухи о приближении немецких войск и решении пра­вительства покинуть Москву быстро распространились по городу. В ряде случаев они породили беспорядочное бегство административных ра­ботников разного уровня, сожжение архивной документации, гра­бежи брошенных магазинов. 17 октября по поручению Сталина по Московскому радио выступил руководитель столичной парторганиза­ции А. С. Щербаков. Он заверил: «За Москву будем драться упорно... до последней капли крови». И все же панические настроения и беспо­рядки не прекратились до тех пор, пока не стало ясно, что представи­тели власти и сам Сталин остаются в Москве.

19 октября подписано постановление ГКО о введении в столице осадного положения. Всякое движение — как отдельных лиц, так и транспорта — запрещалось с 12 часов ночи до 5 часов утра: нарушите­ли порядка немедленно привлекались к ответственности. За два меся­ца действия этого постановления на месте были расстреляны 16 чело­век; 357 человек расстреляны по приговорам военного трибунала; осуж­дены на тюремное заключение на разные сроки 4741 человек. Беспорядки были пресечены. Тем временем советское командование спешно выдвигало к Москве дивизии Дальневосточной армии, кото­рые именовались «сибирскими». 750 тыс. хорошо обученных и хорошо

оснащенных солдат и офицеров готовились отражать японскую агрес­сию. К декабрю советская сторона располагала надежной информаци­ей о том, что Япония не намеревалась начинать военные действия против СССР на Дальнем Востоке.

15 ноября противник усилил натиск на клинско-солнечногорском и волоколамско-истринском направлениях, врагу удалось выйти к Дмитрову, занять Яхрому, на одну ночь Лобню, а также несколько деревень на восточном берегу канала им. Москвы, захватить Красную Поляну, Крюково. В зимнюю ночную пургу немецкий разведбатальок прошел сквозь Химки на северо-западные пригороды Москвы, в пят­надцати километрах от Кремля. Однако в начале декабря наступление выдохлось.

Германское командование полагало, что к декабрю 1941 г. силы Красной Армии будут полностью исчерпаны. Между тем 59 новых со­ветских пехотных и 17 кавалерийских дивизий уже ждали приказа всту­пить в бой. 30 ноября Г. К. Жуков представил Сталину план контрнас­тупления под Москвой.

Итоги летне-осенней кампании 1941 г. были ужасаюшими. К 1942 г. безвозвратные потери личного состава советских войск составили 3,1 млн человек (из них 0,8 млн убиты и умерли от ран, 2,3 млн пропали без вести и пленены). Вместе с санитарными потерями (раненые, конту­женные, заболевшие) потери увеличивалась до 4,5 млн человек. То боль­шое преимущество в танках и самолетах, которое имела Красная Армия в начале войны, растаяло. Противник захватил треть железнодорожных путей. Страна потеряла треть самого плодородного клина пахотной зем­ли, имея теперь хлеба и мяса на душу населения вдвое меньше, чем до войны. Производство жизненно важных для военной индустрии алю­миния, меди, марганца упало на две трети. Потеря трехсот военных заводов резко сократила поступление в армию снарядов, мин, бомб.

Падение производства боеприпасов продолжалось до конца года. Выпуск самолетов сократился с 2,3 тыс. в сентябре до 627 в ноябре. С лета 1941 г. отправлена на фронт лишь половина запланированного количества танков. Объем валовой продукции промышленности СССР с июня по ноябрь 1941 г. уменьшился в 2,1 раза. Большая часть воен­ных заводов еще перемещалась на восток. Сотни тысяч квалифициро­ванных рабочих были либо убиты, либо мобилизованы в армию, их заменили ранее не работавшие на производстве женщины, подрост­ки, старики. Однако Челябинский тракторный завод уже принимал харьковский дизельный цех, производивший непревзойденный дюр­алюминиевый мотор (создан в конструкторском бюро, которое воз­главлял К. Ф. Челпан) для знаменитого Т-34, и цеха частично эвакуи­рованного из Ленинграда Кировского завода. Уралмаш уже сократил время производства одного танка со 110 часов до 30. С декабря 1941-го падение объема промышленного производства в стране удалось оста­новить, а с марта 1942-го — начать быстрое его наращивание.

11 - 5578

Неудачи первого этапа войны поставили под сомнение коренные, казавшиеся ранее незыблемыми идеологические постулаты, опреде­лявшие жизнь советского общества, внутреннюю и внешнюю поли­тику государства. Создание антигитлеровской коалиции приглушило антиимпериалистическую пропаганду. Международная классовая со­лидарность на поверку не обнаружила своей действенности. Герман­ские пролетарии, вопреки ожиданиям и наивным призывам из совет­ских окопов, в массе своей вовсе не спешили повернуть оружие про­тив эксплуататорского правительства и не выказывали никакого почтения к СССР — отечеству мирового (т.е. и германского тоже) пролетариата. Как и пролетарии других воюющих капиталистических государств, они никак не вдохновлялись идеей использовать мировую войну для свершения мировой коммунистической революции.

Национальная солидарность сплачивала людей несравненно проч­нее, нежели классовая, не только в стане врага, но и в самом СССР. В беседе с А. Гарриманом, координатором американской программы ленд-лиза, возглавлявшим делегацию США на московском совеща­нии представителей СССР, США и Великобритании 29 сентября — 1 октября 1941 г., Сталин сказал о своих соотечественниках: «Мы знаем, народ не хочет сражаться за мировую революцию; не будет он сражаться и за советскую власть... Может быть, будет сражаться за Россию».

Неожиданное признание Сталина было явным признаком суще­ственного пересмотра идейных основ партийно-политической работы в армии и стране. Отсюда — отказ от политики воинствующего атеиз­ма и демонстрация готовности уважать традиционные верования и национальные чувства народа, прекращение гонений на Русскую Православную Церковь и благодарное признание в ней союзника в борьбе с нашествием. Отсюда и воскрешение вдохновляющих тради­ций старой русской армии, выразившееся, в частности, в возрожде­нии гвардейских званий. Слово «гвардия», появившееся в России еще в петровское время, всегда означало самые отборные, боеспособные, отличающиеся особым мужеством войска. Появление этого слова в приказе Ставки ВГК от IS сентября 1941 г. свидетельствовало о том, что лучшие боевые традиции, основой которых была преданность Родине, переходили из русской армии в советскую. О воскрешении традиций и восстановлении связи с героическим прошлым страны свидетельствовало сталинское напутствие войск на знаменитом пара­де 7 ноября: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный об­раз наших великих предков». Английский журналист А. Верт пишет в книге «Россия в войне 1941 — 1945» (1964), что этому идеологическому повороту вскоре нашлась довольно точная аналогия: в СССР «был провозглашен националистический нэп».