Пламя юных сердец

Патриотов, желающих влиться в партизанские отряды или помогать им, среди советских людей разных возрастов и пола всюду было предостаточно. Особенно много их было среди комсомольцев и молодежи. На оккупированной фашистами территории, да и по всей нашей необъятной Родине негасимым огнем полыхало пламя юных сердец.

В Мошканской зоне, в деревне Симаки, в первые дни оккупации подпольную комсомольскую организацию создал Анатолий Нахаев.

Кто он, как действовал?

22 июня 1941 года Толя Нахаев, только что окончивший среднюю школу и отгулявший выпускной вечер, со своими дружками шел в Богушевск.

Вначале послышался какой-то непривычный прерывающийся гул, а потом в небе показались самолеты. Звено за звеном над самым горизонтом с запада на восток в сторону Смоленска прошли три эскадрильи.

Долго всматривались хлопцы, казалось, они хотят дотянуться до самых стальных птиц и увидеть летчиков.

— Какой-то гул самолетов неровный. Я первый раз такой слышу,— сказав Толя Нахаев.

— Да,— поддержал его Саша Цуран.— Мне тоже так кажется.

— Значит, полетели самолеты новой конструкции, которые еще не летали над нашей территорией,— убежденно заявил Боря Уткин.

Все согласились с ним. Завязался оживленный разговор. Ребята вслух мечтали, какие будут новые самолеты, их скорость, потолок полета, грузоподъемность. Хлопцы кое-что понимали в авиации. А как же? Сейчас они шагают в Богушевск на медицинскую комиссию по отбору в военное училище. Голубое небо влечет к себе романтиков. Два старших брата Нахаева уже учились в военных училищах: Иван — в пехотном, а Николай — в авиационном. Толя решил пойти по стопам Николая и подговорил своих дружков поступить в авиационное.

Богушевск встретил их как-то необычно, не по-воскресному. На лицах людей не видно было праздничного настроения, наоборот, проступала печать озабоченности, тревоги, у многих женщин по щекам сбегали слезинки. Около столба, на котором висел громкоговоритель, стояла группа людей, к ним со всех сторон спешили мужчины и женщины, сбегались ребятишки. По радио выступал В. М. Молотов.

Война...

Так вот это какие самолеты с непривычным гулом летели на восток. Нахаев с друзьями поспешил в военкомат.

— Сегодня комиссии не будет. Возвращайтесь пока домой и ждите указаний. Сейчас не до вас. Война! — заявил военком.

Тревожно стало повсюду. Тревожно стало и в Симаках, куда вернулся Толя Нахаев со своими друзьями. Мать расплакалась и обняла сына. Отец, покашливая, проговорил:

— Нечего тебе, старая, нюни распускать. Не так страшен черт, как его малюют. Так и война. Я их две прошел.

Действительно, Александр Андреевич прошел две войны. В империалистическую сражался с немцами, в гражданскую бил белогвардейцев и пилсудчиков. Он хорошо понимал, что война — большое несчастье для людей, но коль она вспыхнула, необходимо без паники, мужественно пойти в бой. Два его сына уже, наверное, сражаются с ненавистным фашизмом, да и Анатолий, безусловно, пойдет на фронт.

Шли дни. Каждый из них становился все тревожнее и тревожнее. 25 июня при сельсовете создали истребительный отряд по борьбе с вражескими лазутчиками и десантниками. В него добровольно вошли комсомольцы, выпускники школы. Комсоргом отряда назначили Анатолия Нахаева. Бойцы его несли круглосуточное дежурство, обеспечивали соблюдение общественного порядка, помогали организовывать эвакуацию колхозного имущества, выполняли поручения командования воинских подразделений. И так до 9 июля. В тот день части Красной Армии отступили. Был распущен истребительный отряд.

По дорогам потянулись немецкие колонны танков, автомашин, обозов. Фашисты ехали в одних трусах, горланили песни, грабили, мародерствовали и насильничали.

Прошел первый день оккупации, второй, третий... Что же делать? Как быть? Все понимали, что нужно что- то предпринимать. Но что? Кто должен первым сказать слово? Ждать дальше нечего. Анатолий Нахаев поручил комсомолке Шуре Ляховской обойти в деревне наиболее надежных комсомольцев и предупредить их, чтобы к обеду незаметно собрались в орешник под Марчановщиной. Шура добросовестно выполнила это поручение и сама явилась туда первой.

— Друзья! Мы с вами комсомольцами остаемся. Создадим подпольную организацию Мошканского сельсовета и начнем действовать,— сказал Нахаев.

Все дружно поддержали:

— Правильно, Толя! Чего там смотреть...

— Смотреть-то надо в оба,— прервал Анатолий.— Сейчас война, и мы должны перестроиться на военный лад. Теперь не только опрометчивый шаг, но и необдуманное слово может погубить любого. Нам надо сегодня избрать руководство организации и наметить задачи на ближайшие дни, до получения указаний...

Нахаев не закончил свою мысль, не мог точно сказать, чьих и каких указаний нужно ждать. Он ничего этого не знал, знал только, что нельзя сидеть сложа руки, когда Родина в опасности. Нужно действовать.

Собрание единогласно избрало секретарем подпольной организации Анатолия Александровича Нахаева, а его заместителем Александру Никифоровну Ляховскую. В ядро организации вошли Борис Уткин, Константин Тормозов и Иван Шендюков. Определили главные задачи на ближайшее время: сбор оружия и боеприпасов, накопление сил для будущей схватки с фашистами.

Теперь Анатолий Нахаев был все время среди друзей, организовывал работу. Его отец вскоре понял, что сын занимается опасным делом, но не мешал, а втайне даже гордился им.

Во второй половине августа 1941 года в лесу близ Мошкан была выброшена группа красноармейцев, которую возглавлял М. И. Ковалев. Об этом Анатолий узнал от своего отца. Тот случайно вышел ночью во двор и увидел за огородом снижающийся купол парашюта.

— Толя! Толя! Вставай! — тряс он сына за плечо.— Приземлился десантник, видимо, наш. Беги быстрее.

И Толя побежал. Он разыскал десантника. Это был Михаил Ильич Ковалев. Вместе собирали парашютистов, вместе прятали амуницию, снаряжение.

Теперь патриотам стало легче и веселее работать. Ковалев ставил конкретные задачи. Сведения, добытые подпольщиками, стекались к Нахаеву, а затем передавались на Большую землю.

Фашисты, по-видимому, запеленговали передатчик или обнаружили действия десантников. Немцы и полицаи в октябре 1941 года организовали карательную экспедицию и прочесали леса от Мошкан до Ивановки. Но группа Ковалева ушла от преследования и переместилась ближе к фронту. Фашисты тогда здорово избили Толю Нахаева. Задерживать его не стали — прямых улик о связи с десантниками у них не было.

После нескольких недель, проведенных в постели, Нахаев снова взялся за руководство подпольщиками. Дело шло своим чередом. Вовлекали молодежь в организацию, вели разъяснительную работу среди местного населения, распространяли сводки Совинформбюро, налаживали связь с появившимися в этой местности партизанами. Анатолию и его друзьям удалось связаться с ротой Ивана Павловича Казанцева из отряда имени Селиваненко. Вскоре подпольная организация полностью переключилась на совместную работу с бригадой «Алексея». Анатолий Нахаев с головой погрузился в выполнение заданий. Спустя некоторое время он ушел в партизаны, стал пулеметчиком 15-го отряда.

Хуже сложилась судьба у Александры Никифоровны Ляховской. Уходя в партизаны, Анатолий Нахаев передал ей руководство подпольной организацией. Многое сделали патриоты. Но в октябре 1943 года гитлеровцы арестовали Ляховскую. Ее мучили на допросах. Однако враги ничего не добились от славного комсомольского вожака. Немцы расстреляли Шуру. Она погибла как достойная дочь своего народа.

Когда началась война, Борису Мироненко пошел лишь четырнадцатый год. Он тогда находился в пионерском лагере около озера Лосвидо, куда направили после окончания пятого класса. Через несколько дней Борис вместе с другими мальчишками самовольно оставил лагерь и пешком отправился в Витебск. Он нашел там мать и сестру. Мать работала на строительстве укреплений, а Вера только что окончила медучилище и сейчас участвовала в эвакуации его оборудования. Борис стал помогать сестре.

Перед самой оккупацией Витебска Вера, Борис и мать ушли из города, добрались до деревни Поддубье Суражского района, где проживали родственники. Через неделю возвратились в оккупированный Витебск. Перед ними открылось страшное зрелище. Город разрушен. Он еще горел, многие улицы завалены обломками. Сгорел и дом Мироненков. Пришлось занять одну комнатку на зеркальной фабрике, где до войны работала их мать — Мария Ивановна Мироненко. Тогда же Борис и Вера впервые увидели повешенную советскую патриотку. Тело ее висело на столбе перед входом в здание обкома партии. До боли сжались кулачки пионера. Мысленно он поклялся беспощадно мстить фашистским извергам, которые надругались над его Родиной, его народом.

На углу улиц Гоголя и Фрунзе до войны размещалась аптека. Сейчас она смотрела на площадь Свободы разбитыми окнами и открытыми настежь дверями. Ветер выдувал оттуда маленькие квадратики бумаги, нарезанные для порошков, и разносил их по площади.

— Пойдем, братик, со мной,— обратилась Вера к Борису.— Может, лекарства какие уцелели.

Они взяли плетеную разноску и отправились в здание бывшей аптеки. Кто-то безжалостно похозяйничал в ней, на полу валялись разорванные пачки ваты, рассыпанные порошки и таблетки. Вера старательно пересматривала полку за полкой, шкаф за шкафом, ящик за ящиком. Все, что уцелело и могло пригодиться для лечения раненых и больных, она бережно укладывала в разноску, а Борис относил домой и так же бережно выкладывал на стол. Так они создали большой запас медикаментов, перевязочного материала, необходимых инструментов.

— Теперь бы, братик, перенести все это добро в Поддубье. Вот было бы дело.

— Перенесем, не волнуйся. Все перенесем,— заявил Борис.

Через несколько дней Борис и Вера шагали в Поддубье, до отказа нагрузив вещмешки медикаментами. Это было как раз кстати. В лесу собралось более десятка раненых красноармейцев и командиров. Деревенские комсомольцы в чащобе сделали несколько шалашей, наносили туда сена и организовали настоящий госпиталь. Вера перевязывала раны, делала уколы. Пришлось Борису теперь уже одному идти в Витебск за оставшимися медикаментами.

Вернувшись из города, Борис увидел, что за ранеными вместе с сестрой ухаживает еще и незнакомая молодая женщина.

— Вот и мой братик вернулся, познакомьтесь!

— Пионер Борис Мироненко,— важно заявил он, первым подав руку.

— Комсомолка Дуся Никифоренко.

Дуся Никифоренко (девичья фамилия Зеленькова) родом из деревни Кочерино Суражского района, окончила Витебский финансовый техникум, работала в Минске, вышла замуж за Дмитрия Лаврентьевича Никифоренко. В начале 1941 года его перевели на комсомольскую работу в Белосток. Туда приехала и Дуся. В феврале родилась дочь. Назвали ее Галей. Так и жили счастливой семьей. Но вот война. Муж ушел в армию, а Дуся с четырехмесячной Галочкой на руках отправилась к родным. Дошла туда в конце июля, познакомилась с комсомолкой Мироненко и добровольно пошла помогать ей в лесном лазарете лечить раненых советских воинов.

Вскоре последний раненый — Николай Давыденко — покинул лазарет в лесу около Поддубья, искренне поблагодарил комсомолок Веру и Дусю, пионера Бориса за заботу и излечение от ран и пошел пробираться за линию фронта.

Но без дела патриоты долго не оставались. Вере удалось встретиться с секретарем подпольного Лиозненского райкома партии Апанасом Тимофеевичем Щербаковым, который давал ей задания. По его указанию Вера ходила в Витебск, а также в 1942 году — за линию фронта через «Суражские ворота» в подпольный обком партии.

Пионер Борис Мироненко так сдружился с комсомолкой Дусей Никифоренко, что они стали, как родные, как брат с сестрой. Они не только помогали Вере в выполнении сложных заданий подпольного райкома партии и бригады «Алексея», в которой Щербаков вскоре стал комиссаром, но и действовали самостоятельно, по своей инициативе. Прежде всего стали вести разъяснительную работу среди населения. Дуся составляла тексты листовок, разоблачавших фашистское вранье о «новом порядке» и призывавших население саботировать все мероприятия оккупантов. В январе 1942 года Борис нашел на снегу пачку советских листовок, в которых рассказывалось о разгроме немцев под Москвой. Решили распространить их среди населения. Дуся разнесла листовки в ближайшие деревни, а Борис подальше, дошел даже до Витебска и рассовал их где только мог на Смоленском базаре.

В начале июля 1942 года Вера Мироненко ушла в партизанскую бригаду «Алексея». Ее назначили фельдшером 5-го отряда, где командиром был Борис Золотов. Так и воевала она до соединения с войсками Красной Армии, вначале в бригаде «Алексея», а потом в бригаде Кириллова, куда передали 5-й отряд. Не раз участвовала Вера в тяжелых сражениях, была в бабиновичском окружении, в боях под Курином, в щелбовской блокаде, около озера Палик. Многим раненым партизанам спасла жизнь, вынесла с поля боя тяжелораненого командира отряда Бориса Золотова. Да и сама была дважды ранена в боях.

Бориса Мироненко в отряд не взяли по возрасту. А Дусе Никифоренко не было с кем оставить малолетнюю Галочку, к тому же сама тяжело болела, до крови забивал кашель. Она никогда не жаловалась на здоровье, но Борис сам видел, как с каждым днем увядает его боевой товарищ. Он всячески старался поддержать ее и морально, и материально. То принесет ей хлеба, то немного сахара или порошок сахарина.

Дуся и Борис постоянно помогали партизанам, выполняли их поручения, ходили в разведку, проводили народных мстителей на задания. Борис передал алексеевцам оружие, которое он в свое время припрятал в лесу, не раз ходил в Витебск за солью для них.

Летом 1942 года фашисты добрались до деревни Поддубье. Они выбили оттуда партизан, а деревню сожгли. Здесь в бою погиб сын комиссара бригады Гера Щербаков. Его похоронили в лесу. Через некоторое время алексеевцы напали в этом районе на врага, оттеснили его от Поддубья. Жители, оставшиеся в живых, построили землянки, снова стали обзаводиться хозяйством. Но если до этого было голодно, то теперь стало в три раза голоднее, да к тому же наступила зима, стало еще и холодно.

Люди умирали с голоду. Вот уже умерли дедушка и бабушка Бориса. Он остался только с матерью. Умерли с голоду дедушка, бабушка, а затем и отец Дуси. Вместе с Дусей на саночках Борис возил на кладбище своих и ее мертвых родственников. Там их закапывали в снег. Не было сил копать могилы. А вскоре на голову Бориса свалилось еще одно, самое тяжелое горе. Умерла его старшая боевая соратница комсомолка Дуся Никифоренко. Умерла тихо, как бы уснула. Только прошептала:

— Ты, Боря, о Галочке позаботься. Может, отец найдется. Прошу...

В суровую вьюгу, надрываясь, тащил Борис на кладбище тело своего боевого друга. Теперь на его попечении остались больная мать, мать Дуси и ее маленькая дочурка Галочка.

В июле 1944 года нашелся Дмитрий Лаврентьевич Никифоренко, бывалый комбат, майор. Он заехал на денек, забрал дочку и отвез ее к своим родственникам под Оршу, а сам пошагал дорогами войны на запад, на Берлин.

Жизнь у Марии Логиновой сложилась нелегко. В двухлетнем возрасте осталась без отца. Рано познала крестьянский труд. Помогала матери по хозяйству и училась. Окончила семь классов, работала телефонисткой в своем селе Велешковичи, что в Лиозненском районе. Потом в Витебске успешно окончила школу бухгалтеров. Комсомолку Логинову направили на работу в Брестскую область. Когда началась война, возвратилась в Велешковичи.

В этой деревне немцы создали полицейский участок и волостную управу. Вербовали в полицию молодежь, но никто туда не шел, кроме пьяниц и разложившихся людей.

Комсомольцы собирались на посиделки, шептались, думали, как найти свое место во всенародной борьбе. Вскоре Марии Логиновой и Тамаре Дубовке удалось связаться с партизанами-алексеевцами. Вслед за ними установили связь с партизанами и Миша Селезнев, Нина Кухтова, Женя Исаченко и Вера Дроздова.

Но вот в деревню нагрянули фашисты. Они вместе с полицаями начали вылавливать коммунистов, комсомольцев и активистов. Схватили и расстреляли мать Миши Селезнева. Она перед войной была председателем местного колхоза и депутатом Витебского областного Совета. Расстреляли еще несколько человек. Арестовали Марию Логинову с Тамарой Дубовкой. Два дня продержали в тюрьме, все допытывались о партизанах. Но девчата твердо стояли на своем: «Ничего не знаем». Отпустили их домой и пригрозили, мол, если что, расстреляют.

Через некоторое время снова арестовали Марию, но опять выпустили из-за отсутствия улик. Девушка ничего не рассказала.

Пришло указание партизанского командования немедленно уходить из деревни. Мария Логинова стала подрывником в отряде Ахмедчика. Потом, уже в бригаде Кириллова, ее назначили помощником комиссара отряда по комсомолу. В начале 1944 года была ранена осколком в голову и отправлена на Большую землю.

Война ворвалась в жизнь Саши Ласточки нежданно-негаданно, когда ему еще не исполнилось и четырнадцати лет. В солнечный воскресный день бегал с ребятами по Суражу, поднимая пылищу по наезженной колее немощеной улицы. Только прибежали на Западную Двину искупаться, начали снимать одежду, как услышали из репродуктора, установленного на столбе около самой реки, тревожные позывные, а затем и речь В. М. Молотова. Война. Не стали купаться. Быстренько оделись и помчались домой...

Саша Ласточка носил пионерский галстук. Носил и тогда, когда война докатилась своей стальной лавиной до Суража в начале июля 1941 года, а потом поползла дальше. Ему запомнился этот роковой момент прихода немцев. Запомнился по испуганному, полному тревог лицу матери, по ее приглушенному голосу. В тот страшный день, когда в Сураже начали хозяйничать гитлеровцы, Саша сразу повзрослел...

С большой осторожностью вместе со своими сверстниками начал ходить он сначала к реке, потом в лес, а позже и к местам недавних сражений. Хлопцы нашли несколько винтовок, карабин, ручной пулемет с дисками, два пистолета, три оцинкованные банки патронов и около десятка гранат. Все оружие запрятали, а по пистолету взяли с собой Саша Ласточка и Витя Колоницкий.

В первую военную зиму советские войска и партизаны подошли к Суражу. На его окраинах завязались горячие бои. Фашисты уже и не надеялись удержать город. Они поджигали жилые дома, взрывали административные здания. На глазах у Саши немецкий солдат факелом поджег и его родной дом. Видел он и то, как оккупанты загнали несколько мужчин и женщин в здание бывшего магазина, на берегу реки Каспля, заперли их и подожгли...

«Мстить, только мстить ненавистному врагу»,— решил Саша.

После окончания боев за Сураж и отхода наших войск семья Ласточки переехала к близким родственникам в местечко Яновичи. Здесь тоже хозяйничали фашисты, был там и крупный гарнизон, в котором находились набранные из различных подонков и любителей легкой наживы полицаи. Гитлеровцы пьянствовали, грабили, насильничали...

Нет, не мог спокойно смотреть на все это пионер. В июне 1942 года Саша Ласточка отправился в Сураж, достал из тайников карабин, патроны, две гранаты и пистолет. Ночью выполз по огородам за город и направился в сторону касплянских лесов. Утром его задержали партизанские разведчики, хотели разоружить, но он не дался.

— Ведите к командиру,— решительно заявил паренек.— Только ему все расскажу. И не приставайте.

Через полчаса он уже был в деревне Зори, где размещался партизанский отряд «Смерть врагам», которым командовал Михаил Максимович Клименков.

Долго командир не хотел согласиться с требованием Ласточки. Да, да, с требованием. Саша не просил, а требовал принять его в партизанский отряд.

— Куда тебе в партизаны! Ты же еще настоящий птенец из ласточкина гнезда,— заявил Клименков.

— Тогда я пойду в другой отряд. Отпустите меня,— потребовал Саша.— У меня и оружие есть. Даже ручной пулемет.

Не устоял Клименков перед подростком. Да и комиссар отряда Михаил Григорьевич Семенов, которому понравился Саша, замолвил за него слово. Александра Ласточку зачислили во взвод разведки.

Первое задание он получил уже на второй день. Ему вместе с Витей Колоницким, который еще зимой пришел в отряд с братом Михаилом, матерью и тетей Верой Шаппо, а также соседкой Лидией Войтеховой, поручили в местечке Яновичи узнать все об охране льнозавода, который восстановили фашисты и где организовали переработку тресты. Скирды льна стояли вокруг предприятия. Волокно отправляли в Германию, а отходы на фронт — утеплять блиндажи. На работу сюда гитлеровцы сгоняли не только яновичских жителей, но и женщин из соседних деревень. Кроме того, в главном корпусе завода фашисты разместили ремонтную мастерскую, где восстанавливалась техника оккупантов, а в другой половине здания был склад боеприпасов.

Саша со своим другом незаметно пробрались в Яновичи. Домой заходить не стал. Боялся, что мать расплачется. Ласточка и Колоницкий установили, как охраняется льнозавод. В отряд вернулись под утро, принесли пулемет с тремя дисками и четыре винтовки.

Партизаны решили в следующую ночь поджечь льнозавод. Саша на этот раз выполнял два боевых задания: первое — ему под покровом ночи следовало незаметно провести партизан к льнозаводу, показать все посты охраны; второе — поджечь склад готовой продукции.

Вслед за Сашей партизаны подошли к ручейку, вытекающему из озера, бесшумно пробрались к колючему ограждению. Народные мстители сделали в нем проход и проникли на территорию завода. Группу партизан возглавлял командир взвода Василий Карпович Пенчуков. Он первый и бросился на охранника, который проходил мимо залегших партизан и насвистывал мотив какой-то песенки. Гитлеровец пикнуть не успел, как ему заткнули рот кляпом. Партизаны быстро разошлись по заранее условленным местам. Многие несли с собой бутылки с бензином.

Саше бутылки не нужны были. Льноволокно горит как порох. Поэтому полз он к складу с единственной трофейной зажигалкой. Вот и объект. Ползком пробирается около стены. Ищет щель в ней. Нашел. Просунул руку внутрь — волокно. Набрал горсть и потянул на себя. Вытянулась целая куча. Саша стал ждать сигнала, чтобы чиркнуть колесиком зажигалки. А сигнала все нет. Каждая минута кажется часом... Вдруг в темноте Саша заметил приближающегося к нему охранника с автоматом на груди. Что делать?

— Нет, гад! Не выйдет! — громко крикнул Саша и выстрелил в гитлеровца.

Вслед за этим он крутанул колесико зажигалки, подставленной под вытянутое льноволокно...

Почти одновременно взвилась зеленая ракета — сигнал к атаке.

Вспыхнуло волокно, загорелся склад, за ним мастерские, потом скирды льнотресты, а затем... Затем ухнул склад с боеприпасами, который поджег Витя Колоницкий.

Саша с партизанами в это время уже переплывал речушку. Операция удалась. Юных разведчиков Александра Ивановича Ласточку и Виктора (его еще звали Аркадием) Петровича Колоницкого представили к награде. Но Вите Колоницкому не суждено было получить ее. Вскоре он погиб в неравной схватке с гитлеровцами.

После яновичской операции все партизаны отряда, в том числе и его командование, признали Сашу Ласточку своим, бывалым партизаном и часто, на удивление всем, величали Александром Ивановичем.

Вскоре Саша вместе со своими друзьями удачно разведал гарнизон врага в деревне Лещево. Потом роты Николая Махнаткина, Петра Киреева и Федора Смирнова в ночной тишине под командованием командира отряда Михаила Максимовича Клименкова бесшумно сняли часовых и двинулись на бывшую колхозную конюшню, где немцы устроили казарму для приехавших с фронта на переформирование гитлеровцев. Конюшню забросали гранатами и подожгли. С богатыми трофеями возвращались партизаны. Саша Ласточка и его новый друг Александр Печкуров один перед другим хвастались трофейными парабеллумами. Командир отряда Михаил Максимович Клименков перед всеми партизанами отряда заявил:

— Александр Иванович Ласточка показал в этом бою пример мужества и сообразительности. Хоть мал золотник, да дорог...

Похвалил он тогда и Николая Трошкова, Валентину Мамонову, Павла Жилинского, Петра Варченко, Александра Печкурова, братьев Василия и Ефима Сухановых, командиров рот Николая Махнаткина, Петра Киреева, Федора Смирнова и других партизан.

Окрыленные удачей в Яновичах и Лещеве, партизаны напали на гарнизон, разместившийся в Колышках, а потом разгромили опорный участок гитлеровцев в Тупиках.

Во многих боевых операциях участвовал Саша. Вместе со всеми радовался успехам отряда и переживал горечь неудач, хоронил погибших друзей...

Никогда не забудет он, как селищанская девушка в трудное для партизан время пробралась через вражеский заслон и принесла партизанам крынку молока и краюху хлеба.

А вот еще один эпизод из партизанской жизни пионера Саши Ласточки. Гитлеровцы задумали ограбить крестьян деревни Загородно. Саша находился тогда в дозоре и первым заметил движение врагов в направлении деревни. Он во весь опор помчался на своем коне в отряд и доложил все Клименкову.

Гитлеровцы ехали на подводах, курили и гоготали. Они спешили побыстрее добраться до деревни и погреть руки чужим добром.

Партизаны вовремя вышли к дороге и устроили засаду. Пятнадцать грабителей попали в плен, остальные были уничтожены. Один из поднявших руки вверх полицаев заявил командиру взвода Владимиру Врублевскому, что возле деревни Вальки он запрятал станковый пулемет «максим» и два ящика пулеметных лент, что, мол, давно собирался перебежать к партизанам, да все не подворачивался случай. Теперь хочет искупить вину перед Родиной. Первым делом отдать станковый пулемет. Врублевский приказал Ласточке, Печкурову и Трошкову пойти с предателем и притащить пулемет. Дали полицаю лопату, чтобы откопать тайник.

Пошли. Ходили, ходили. Изменник никак не мог найти места, где запрятан пулемет.

— Ах, вон где он закопан,— показал полицай и направился к лесу. За ним пошли партизаны.

В двух шагах от опушки изменник развернулся и со всего размаху ахнул лопатой по спине Трошкову. Хорошо, что Коля успел отвернуться, а так бы слетела с плеч голова: полицай целился в шею. Трошков упал. Ласточка и Печкуров открыли по предателю огонь из карабинов. Но он скрылся в зарослях; его только ранили в ногу. Изменник убежал. Обидно было уже повидавшим виды партизанам, что так просто смог провести их полицай. Но ничего не сделаешь. Проглотили горькую пилюлю. А Николай еще проболел с неделю после такого удара...

До соединения с войсками Красной Армии Саша был в конной разведке сперва отряда, а потом батальона.

Осень 1942 года на всю жизнь запомнилась Саше. Он тогда в партизанском отряде вступил в комсомол. Рекомендовали его Александр Печкуров и Михаил Пархоменко.

Не один раз встречался и я с рядовым конного взвода разведки партизанского отряда «Смерть врагам» Александром Ивановичем Ласточкой. Особенно запомнилась мне первая встреча. Возвращался тогда я из деревни Перевоз, где через окно закинул гранату на стол разгулявшейся фашистской компании. Прошел лес, иду по ивановскому полю. Навстречу мне рысью едет юный партизан с карабином за спиной.

— Эй ты, дружище! Куда топаешь? — спрашивает он меня.

— Домой.

— А где твой дом?

— Да вон, в Ивановке.

— Откуда идешь?

— Из гостей.

— Ты с какого года рождения?

— С двадцать шестого, а что такое?

— Ишь ты, шалопай! Я на год позже родился, но второй год воюю, а он по гостям расхаживает. А немцев кто бить будет, Родину освобождать?..

— Думаю, что вы ее и освободите. А я человек мирный. Боюсь оружия, да и стрелять не умею.

— Смотри на него, какой гусь. Ждет, чтобы победу ему принесли готовенькую, на тарелочке.

— Я не гусь, а Лебедев. А победу можно и на тарелочке. Буду очень благодарен.

— Смотри — у тебя тоже птичья фамилия. А моя — Ласточка.

— Очень маленькая птичка...

— Зато я разведчик отряда, а ты балбес. Болтаешься без дела, по гостям ходишь вместо того, чтобы воевать. Фашисты топчут нашу землю, издеваются над народом, грабят...

И Ласточка прочитал мне целую лекцию о задачах советских людей в это трудное для Родины время. Предлагал пойти в партизаны, обещал уговорить Клименкова зачислить меня в конную разведку. Но я отнекивался и твердил, что от рождения я человек мирный и боюсь оружия.

— Несознательный ты элемент! — заявил в конце разговора Саша.— Подари мне хоть свой ремень. Он крепкий, и на него можно навешивать гранаты и другую амуницию. Хоть этим внесешь вклад в борьбу против фашизма.

У меня был широкий кожаный ремень учащегося ремесленного училища с вытиснутыми на блестящей металлической пряжке двумя крупными буквами «РУ». Жалко было ремня, но я подарил его рядовому конной разведки Александру Ивановичу Ласточке, как он представился при знакомстве...

Впереди его ждали многие жаркие бои, диверсии на дорогах, засады и блокады, тяжелые лесные тропы, по которым Александр Иванович Ласточка с достоинством пронес честь комсомольца, честь настоящего советского человека. В боях с оккупантами его два раза тяжело ранило.