В штабе бригады

Вечером я уже был в Лиозненском районе и, по моим приметам, в партизанской зоне. Но надо же разыскать «Дядю Алешу». А как это сделать?

И тут мне повезло. Из-за поворота дороги выскочил всадник и направился в мою сторону. По всему было видно, что партизан. Но всякое случается. Ошибиться нельзя. Что же придумать? Ничего подходящего не приходило в голову. Я быстро шевелил мозгами, но еще быстрее приближался он. Верховой, не обращая на меня никакого внимания, проезжал мимо.

— Дядя полицай! Дядя полицай! — закричал я вдогонку.— Остановитесь! Туда ехать нельзя, там, я видел, шли партизаны.

— А ты, шкура продажная, откуда взялся?! — резко осадив коня, процедил всадник.— Вот я тебе покажу полицая, покажу, как продавать партизан. Ты откуда явился, гаденыш?

— Не сердитесь, дядя полицай. Я хотел помочь вам.

— А ну пошли к начальству. Если только свернешь с дороги, буду стрелять без предупреждения. А чтобы быстрее дойти, марш бегом! — приказал он и повернул лошадь назад.

Я вприпрыжку, как зайчишка, побежал по дороге. Сзади трусил рысцой всадник. Бежать было легко. В душе играла музыка. Мне казалось, что ветер подгоняет меня в спину. Минут через пятнадцать мы уже были возле деревни. Постовой, стоявший на краю деревни, спросил у всадника:

— Что это за состязание пешего и конного?

— Да вот, немецкого змееныша поймал,— весело сообщил он на ходу.

Остановились в середине деревни у домика, где то стоял часовой. Партизан привязал лошадь, взял меня за воротник и втолкнул в дом. За столом сидел и читал какие-то бумаги красивый мужчина. Мой конвоир доложил все как было.

— А ну-ка рассказывай, кто ты такой! — кивнул мне красивый мужчина.

— Мне нужен партизанский командир.

— Я начальник штаба отряда.

Это был Тихон Михайлович Шинкоренко. Но тогда я видел его в первый раз.

— Останемся один на один.

Он попросил выйти моего конвоира и еще двух человек, находившихся здесь. Я уточнил:

— Ваш отряд входит в бригаду «Алексея»?

— Да.

— Тогда отправьте меня к «Алексею». Я иду из Осинторфа, выполняю его задание.

— Хорошо, отправим. Есть хочешь?

Только сейчас почувствовал, как сосет под ложечкой и режет в желудке.

— Очень хочу.

Принесли молоко и хлеб. Наелся и мне захотелось спать. Шинкоренко спросил:

— Теперь отвезти к «Алексею» или поспишь маленько?

— Сейчас,— ответил я.

Минут через пять, сидя за всадником, чуть ли не на крупе лошади, я скакал, крепко держась за талию бывшего моего конвоира. Мне хотелось спать, и я боялся, что вот-вот усну и упаду с лошади.

— А я серьезно думал, даже был убежден, что поймал немецкого шпиона,— говорил мой спутник. Это был адъютант начальника штаба 8-го отряда Борис Сильвестрович Прудников.— Если бы ты хоть на шаг свернул с дороги, я бы застрелил тебя.

Часа через два мы уже были в штабе бригады. Прудников зашел в дом и вскоре выбежал оттуда.

— Заходи! До свидания. Желаю успехов,— он подал мне руку на прощанье и пошел к привязанной лошади.

Я состроил дикую гримасу и перевалился через порог. В комнате сидел «Дядя Алеша» и еще один, по всему видать, командир. Глаза «Дяди Алеши» смеялись. А его товарищ поморщился и небрежно кинул ему:

— Что это еще за идиот?

— Иди, Ваня, погуляй! Оставь нас наедине,— сказал «Дядя Алеша».

Ваня (это был будущий комиссар бригады, а тогда еще комиссар отряда «Прогресс» Иван Исакович Старовойтов) вышел. «Дядя Алеша» схватил меня на руки, прижал к себе и начал кружить, приговаривая:

— Ох и «Сорванец»! Настоящий сорванец! Жив и здоров, но до чего же ты худющий!

— «Дядя Алеша», отпустите, а то вшей наберетесь,— взмолился я.

— Вшей твоих мы сейчас выжарим. Скажи, нашел человека, не зря кормил вшей немецких?

— Нашел. И кажется, хорошего человека.

— Когда ты ушел из Осинторфа?

— Сегодня в обед.

— Тогда отдохни. Сейчас тебя обмоют, избавят от вшей, а завтра и поговорим.

Меня отвели в какой-то домик. Нагрели воды. Я почти спал, когда меня мыли, чесали и расчесывали, парили белье. Ужинал я тоже почти сонный. Проснулся на следующий день. Старушка до отвала накормила, подала мою, уже чистую одежду. Нашла где-то подходящий пиджак, ботинки и кепку. Я оделся и хотел идти в штаб, но мне бабка сказала, что ходить никуда не надо. Комбриг уже знает, что я проснулся, и придет сюда сам. Все это делалось, по-видимому, для того, чтобы как можно меньше людей видели меня.

Он пришел. Я рассказал все по порядку, начиная от разговора с Келлером и кончая «дядей полицаем».

— Спасибо, «Сорванец»! Но теперь тебе надо быстрее пробираться в свою Ивановку и опять браться за Витебск. Через несколько дней снова пойдешь в город. Я дам тебе еще и новый адрес, и новый пароль. Будешь туда ходить только по моим указаниям, то есть тогда, когда будет тебе передано или написано идти ко «Второму» или если что-нибудь случится с «Сапожником»,

«Дядя Алеша» дал мне адрес «Второго» и пакет. Назвал пароль.

— Сегодня ночью будешь в родных местах. Ты умеешь скакать на лошади?

— Даже на черте могу скакать. Это все-таки легче, чем на своих двоих или на скакалке,— сразу же ответил я...

Как только за горизонт зашло солнце и начало темнеть, три всадника помчались в сторону Витебска. Без всяких приключений проскочили шоссе, затем железную дорогу Витебск — Смоленск, потом снова шоссе, а там переплыли через реку Лучесу и, наконец, пересекли железную дорогу Витебск — Орша. Выехали на большак Сенно — Витебск. Здесь я распрощался со своими спутниками, отдал лошадь и пошел пешком в сторону Ивановки. Оставалось всего километров десять.

К утру я уже был дома. Встретили меня радостно и вместе с тем встревоженно. Родные понимали, что я сбежал. Но заверил их, что успокою старосту Келлера.

И вот я у него. Он выпучил глаза, протер их и уставился на меня.

— Это я, я!.. Не вышел из меня работник великой Германии. Не успел заслужить ни вам ордена, ни себе медали. Меня выгнал немецкий офицер, какой-то большой начальник на Осинторфе. Вышвырнул за проволоку да еще коленом поддал. При этом сказал: «Такие работники нам не нужны, только ложку и удержат в руках, чтобы баланду хлебать. Надо узнать, какой дурак посылает таких недоростков на тяжелые работы». Так и пошел я домой со слезами на глазах.

— А адрес, фамилию записали? — спросил встревоженный Келлер.

— Да никто и говорить со мной не стал. Эх, а я думал, что Германия — культурная страна, у нее интеллигентные офицеры,— с горечью продолжал я.

Келлер или поверил мне, или просто перепугался, не знаю, только просил всем говорить, что не прошел комиссию по здоровью. А мне только это и нужно было.

«Дядя Жора», или «Второй»

Через два дня я снова шагал в Витебск. Отыскал адрес «Второго». За Полоцким рынком стоял на отшибе домик. Мимо шла прямая тропа на Юрьеву горку. Около домика — сад, ягодники. Я несколько раз прошелся по дорожке. Тянул время — зайти можно было лишь после семи вечера.

В восьмом часу постучался. Дверь открылась. На крыльцо вышел хорошо одетый мужчина лет двадцати семи.

— Здравствуйте. Вы покупали на Полоцком базаре сахарин?

— Здравствуй. Покупал, а что такое? — спросил он.

— Вы забыли покупку, я принес ее.

— Ох, да. Спасибо! Проходи...

Я вошел в квартиру. Она блистала чистотой и белизной. Это мне сразу бросилось в глаза.

Со двора зашла женщина. Хозяин сказал ей:

— Это наш гость. Приготовь ужин.

Она поздоровалась со мной и начала стряпать. Мы зашли в другую комнату. Я отдал пакет. «Второй» вскрыл его и при мне прочитал, рассмотрел бумаги. Потом взял карандаш и стал что-то считать, написал ряды цифр. Затем положил все в стол. Начался непринужденный разговор обо всем и ни о чем.

Хозяйка пригласила нас к столу. Он был хорошо сервирован и богат закусками. По крайней мере, такой стол я видел до войны лишь в ресторане по Замковой улице. Видел... Через окно. Сели. На столе появилась бутылка иностранного коньяка. Хозяин налил рюмки. Я чокнулся, но пить отказался.

Никогда еще не брал я в рот спиртного. Первую рюмку выпил в 1944 году в Богородском госпитале в День Красной Армии.

После ужина хозяин отвел меня в боковую комнату. Там кровать уже была разобрана.

— Вот здесь ты будешь спать,— сказал он.

— Спасибо!

— Да, оружие у тебя есть?

— Есть пистолет.

— Давай его сюда,— протянул он руку.

Я отдал пистолет. Он сунул его в карман. Сразу ничего я и не подумал, спокойно разделся. Но потом, отвернув занавеску, увидел такое, что меня сразу бросило в холод. Под занавеской висел немецкий офицерский мундир с серебристыми кручеными погонами. Но отступать уже было поздно.

Будь что будет, решил я и лег спать. Но заснуть, конечно, никак не мог. Больше всего корил себя за то, что добровольно отдал оружие. Ведь можно же было сказать, что у меня пистолета нет. Кажется, за ночь я не сомкнул глаз.

Утром позавтракали. По тропинке мимо этого дома потянулись люди. Хозяин отдал мне пакет и пистолет, проводил до дверей. За калиткой я влился в поток людей. На ходу выхватил и ощупал обойму пистолета. Все в порядке, патроны на месте. Но страх этой ночи долго не покидал меня. Обо всем, в том числе и о серебристых погонах, я написал «Дяде Алеше». Обратной почтой 19 августа он сообщил мне, что на мелочи не надо обращать внимания. Это наш человек, хотя бы он был и в «чертовой коже». Одновременно я получил пакет и новое задание. Но об этом несколько позже.

После первого посещения я долго не был у «Второго». Меня больше посылали к «Сапожнику». В конце сентября 1942 года в кладовке «Сапожника» я встретился с женщиной лет тридцати. Она расспрашивала меня о возможностях передвижения по деревням, много ли там ходит народу, интересовалась деревней Воеводки, как туда лучше всего пройти. Я рассказал, что знал. Сообщил, что народу ходит много, большинство женщины, подростки и старики, ищут, где бы обменять одежду, соду, сахарин и кое-что другое на продукты питания. Деревню Воеводки я знал хорошо и посоветовал, как туда добраться.

В конце октября через «почтовый ящик» получил пакет для «Второго». И вот я снова в Витебске, в домике возле Полоцкого базара. Была суббота. Хозяин оказался в хорошем настроении. Хозяйка стряпала на кухне.

— Вот хорошо, что ты пришел,— сказал «Второй».— Сегодня как раз у нас будут гости. Посмотришь на фашистских офицеров за пьянкой. Давай-ка быстро умойся, приведи себя в порядок. Я для тебя дядя Жора, жена — тетя Катя, а ты — наш племянник. Как тебя величать при гостях?

— Вася,— ответил я.

— Так вот, Василек, давай почту, пистолет и — быстро мыться.

Пистолет не хотелось мне отдавать. Я медлил, Он понял все и с укором сказал:

— Мне твой пистолет не нужен. Но я боюсь, как бы ты по молодости не наделал глупостей. А опасности здесь никакой нет, и оружие тебе ни к чему.

Я отдал пистолет и занялся туалетом. Нарядили они меня в белоснежную рубашку, наутюженные брюки, начистили ботинки и уж, конечно, сбрызнули мой чуб духами. Стол был накрыт богато и со вкусом. Ждали гостей.

В девять часов подкатила легковая машина.

«Дядя Жора» встречал гостей на крыльце. Слышны были бурные приветствия, похлопывания и хохот. Вошли, поцеловали руку «Тете Кате»; «Дядя Жора» показал на меня и что-то сказал по-немецки. Я поклонился одному и второму.

— О, гут, гут,— бросил оккупант и потрепал меня за волосы.

Они сели за стол — и качалась пьянка. Один фашист показал на меня и что-то проговорил. «Дядя Жора» сказал, что гость спрашивает, почему меня не посадили вместе с ними за стол. Я попросил не беспокоиться, да и «Тетя Катя» жестами показала, что мне уже приготовлен стол на кухне. От меня отстали.

Дверь оставалась открытой, и из кухни мне было хорошо видно и слышно все. «Дядя Жора» отлично владел немецким языком. Вначале говорил он очень много, по-видимому, рассказывал анекдоты или забавные истории. Гости все время взрывались хохотом. Потом он уже больше слушал, лишь изредка вставляя отдельные фразы. Тосты следовали один за другим.

Захмелевший фашист пришел на кухню с наполненной рюмкой и что-то начал говорить. «Дядя Жора» сказал, что он хочет угостить меня коньяком. Я вежливо отказался. «Дядя Жора» перевел ему мой ответ. Фашист махнул рукой и выпил рюмку сам.

Через некоторое время «Дядя Жора» спросил, смогу ли я что-нибудь сплясать, гости просят.

— Русского,— ответил я.

«Дядя Жора» и «Тетя Катя» подыгрывали губами, а я отплясывал. Получив в награду бурные аплодисменты, ушел и лег спать. Под хохот компании и звон рюмок уснул. Когда гости расходились, я уже не слышал.

Утром «Тетя Катя» сказала, что «Дядя Жора» ушел по делам и вернется только к обеду. Мне придется ждать его. Действительно, часа в два «Дядя Жора» вернулся. Он передал мне пакет, вернул пистолет, и я вышел, затерялся среди людей, сновавших по городу.

Меня всегда мучили и сейчас мучают вопросы: «Кто же этот «Дядя Жора»?», «И вообще Жора ли?» Наверное, он такой же Жора, как я Вася. Но одно не вызывает сомнений: это был умный и смелый подпольщик, сумевший войти в доверие к немцам и занять у них видное положение.