Краткая биография писателя: Федерико Гарсиа Лорка (Federico Garcia Lorca) 1899-1936

Федерико Гарсиа Лорка

 

Испанский поэт, драматург. Родился 5 июня 1898 в местечке Фуэнтевакеросе (Fuentevaqueros - Пастуший Ключ), недалеко от Гранады. В 1909 году семья переезжает в Гранаду, аФедерико поступает в школу. 1914 году - Гарсиа Лорка поступает в университет Гранады на факультет филологии, философии и права. 1917 - выходит первая публикация (эссе к столетию Соррильи), а в 1918 - первая книга, в 1921 - первый сборник стихов. 1929 - 1930 - поездки в США и на Кубу

. После провозглашения республики (1931) Гарсиа Лорка примкнул к передовой части испанских писателей. 1931 - 1933 - возглавил передвижной студенческий театр "Ла Баррака", ставивший пьесы испанских классиков. В деревнях и небольших селениях театр давал представления на площадях и просто на улицах. В сентябре 1933 Гарсиа Лорка покидает Испанию, и начинаются гастроли по Латинской Америке. 1934 - возвращается в Испанию. 19 (по другим сведениям - 20) августа 1936, близ Гранады был расстрелян фашистами.

 

ДОЖДЬ

 

 

Есть в дожде откровенье - потаенная нежность.

И старинная сладость примиренной дремоты,

пробуждается с ним безыскусная песня,

и трепещет душа усыпленной природы.

 

Это землю лобзают поцелуем лазурным,

первобытное снова оживает поверье.

Сочетаются Небо и Земля, как впервые,

и великая кротость разлита в предвечерье.

 

Дождь - заря для плодов. Он приносит цветы нам,

овевает священным дуновением моря,

вызывает внезапно бытие на погостах,

а в душе сожаленье о немыслимых зорях,

 

Роковое томленье по загубленной жизни,

неотступную думу: "Все напрасно, все поздно!"

Или призрак тревожный невозможного утра

и страдание плоти, где таится угроза.

 

В этом сером звучанье пробуждается нежность,

небо нашего сердца просияет глубоко,

но надежды невольно обращаются в скорби,

созерцая погибель этих капель на стеклах.

 

Эти капли - глаза бесконечности - смотрят

в бесконечность родную, в материнское око.

 

И за каплею капля на стекле замутненном,

трепеща, остается, как алмазная рана.

Но, поэты воды, эти капли провидят

то, что толпы потоков не узнают в туманах.

 

О мой дождь молчаливый, без ветров, без ненастья,

дождь спокойный и кроткий, колокольчик убогий,

дождь хороший и мирный, только ты - настоящий,

ты с любовью и скорбью окропляешь дороги!

 

О мой дождь францисканский, ты хранишь в своих каплях

души светлых ручьев, незаметные росы.

Нисходя на равнины, ты медлительным звоном

открываешь в груди сокровенные розы.

 

Тишине ты лепечешь первобытную песню

и листве повторяешь золотое преданье,

а пустынное сердце постигает их горько

в безысходной и черной пентаграмме страданья.

 

В сердце те же печали, что в дожде просветленном,

примиренная скорбь о несбыточном часе.

Для меня в небесах возникает созвездье,

но мешает мне сердце созерцать это счастье.

 

О мой дождь молчаливый, ты любимец растений,

ты на клавишах звучных - утешение в боли,

и душе человека ты даришь тот же отзвук,

ту же мглу, что душе усыпленного поля!

ЕСЛИ Б МОГ ПО ЛУНЕ ГАДАТЬ Я

Я твое повторяю имя

по ночам во тьме молчаливой,

когда собираются звезды

к лунному водопою

и смутные листья дремлют,

свесившись над тропою.

И кажусь я себе в эту пору

пустотою из звуков и боли,

обезумевшими часами,

что о прошлом поют поневоле.

 

Я твое повторяю имя

этой ночью во тьме молчаливой,

и звучит оно так отдаленно,

как еще никогда не звучало.

Это имя дальше, чем звезды,

и печальней, чем дождь усталый.

 

Полюблю ли тебя я снова,

как любить я умел когда-то?

Разве сердце мое виновато?

И какою любовь моя станет,

когда белый туман растает?

Будет тихой и светлой?

Не знаю.

Если б мог по луне гадать я,

как ромашку, ее обрывая!

ПРЕРВАННЫЙ КОНЦЕРТ

Гармония ночи глубокой

разрушена грубо

луной ледяной и сонной,

взошедшей угрюмо.

 

О жабах - ночей муэдзинах -

ни слуху ни духу.

Ручей, в камыши облаченный,

ворчит что-то глухо.

 

В таверне молчат музыканты.

Не слышно ни звука.

Играет звезда под сурдинку

над зеленью луга.

 

Уселся рассерженный ветер

горе на уступы,

и Пифагор, здешний тополь,

столетнюю руку

занес над виновной луною,

чтоб дать оплеуху.

ОН УМЕР НА РАССВЕТЕ

У ночи четыре луны,

а дерево - только одно,

и тень у него одна,

и птица в листве ночной.

 

Следы поцелуев твоих

ищу на теле.

А речка целует ветер,

к нему прикасаясь еле.

 

В ладони несу твое "нет",

которое ты дала мне,

как восковой лимон

с тяжестью камня.

 

У ночи четыре луны,

а дерево - только одно.

Как бабочка, сердце иглой

к памяти пригвождено.

ПЕСНЯ УХОДЯЩЕГО ДНЯ

 

Сколько труда мне стоит,

день, отпустить тебя!

Уйдешь ты, полный мною,

придешь, меня не зная.

Сколько труда мне стоит

в груди твоей оставить

возможные блаженства

мгновений невозможных!

 

По вечерам Персей

с тебя срывает цепи,

и ты несешься в горы,

себе изранив ноги.

Тебя не зачаруют

ни плоть моя, ни стон мои,

ни реки, где ты дремлешь

в покое золотистом.

 

С Восхода до Заката

несу твой свет округлый.

Твой свет великий держит

меня в томленье жгучем.

Сколько труда мне стоит

с Восхода до Заката

нести тебя, мой день,

и птиц твоих, и ветер!

НА ИНОЙ ЛАД

Костер долину вечера венчает

рогами разъяренного оленя.

Равнины улеглись. И только ветер

по ним еще гарцует в отдаленье.

 

Кошачьим глазом, желтым и печальным,

тускнеет вогдух, дымно стекленея.

Иду сквозь ветви следом за рекою,

и стаи веток тянутся за нею.

 

Все ожило припевами припевов,

все так едиьо, памятно и дико...

И на границе тростника и ночи

так странно, что зовусь я Федерико.

А ПОТОМ...

Прорытые временем

лабиринты -

исчезли.

Пустыня -

осталась.

 

Немолчное сердце -

источник желаний -

иссякло.

 

Пустыня -

осталась.

 

Закатное марево

и поцелуи -

пропали.

 

Пустыня -

осталась.

 

Умолкло, заглохло,

остыло, иссякло,

исчезло.

Пустыня -

осталась.