Р.А. Арсланов, В.В. Керов, М.Н. Мосейкина, Т.М. Смирнова 41 страница

Отступив из Польши, русские войска под натиском наступаю­щего противника оставили в течение августа большую часть Литвы и Западную Белоруссию. 23 августа (5 сентября) в поисках выхода из положения, которое принимало все более угрожающий харак­тер, Николай II принял решение взять на себя Верховное Главноко­мандование. Начальником своего штаба император назначил генера­ла М. В. Алексеева, который при неподготовленности Николая II к стратегическому руководству войсками фактически возглавил Ставку. Алексеев оказался вполне на своем месте, на этом посту: он был прекрасным штабистом, а некоторый недостаток решимости вполне восполнялся августейшей ответственностью за принимаемые решения.

В конце августа немцы попытались вновь уничтожить русские армии, взяв их в кольцо окружения на этот раз в районе Вильно. Им удалось прорвать фронт и выйти в тыл русским войскам. Но Ставка хладнокровно оценила ситуацию и, умело используя резер­вы, справилась с этим прорывом. Виленская операция привела к по­тере еще части территории, и русские войска отошли на рубеж Западная Двина — Двинск — Барановичи — Пинск, где фронт ста­билизировался. Противники окапывались, возводили линии заграж­дения, строили укрепления и переходили к позиционной войне.

Кампания 1915 г. обернулась тяжелыми поражениями для рус­ской армии. В ходе "Великого отступления" были оставлены огром­ные территории, а войска понесли невосполнимые потери. Но ценой этих потерь русский фронт устоял против германского натиска: Германии не удалось решить главную задачу кампании — вывести Россию из войны.

Держав — участниц Первой мировой войны — не рассчитывала на то, что она примет затяжной характер. Русский Гене­ральный штаб, определяя размеры боевого комплекта патронов и снарядов в предстоящей войне, исходил из норм расхода боеприпасов в русско-японской войне. И хотя русская армия далеко не закончила подготовку к войне, тем не менее, она накопила достаточные запасы патронов в соответствии с расчетными нормами расхода, а по артил­лерийским снарядам имелся даже небольшой излишек.

Однако масштабы новой войны превзошли все ожидания. Уже через месяц после ее начала на некоторых участках фронта армия испытывала "снарядный голод". Мобилизационные запасы были исчерпаны за четыре месяца, и в начале 1915 г. наступил кризис бое­вого снабжения: не хватало ни пушек, ни снарядов, ни винтовок, ни патронов. Однако планов перехода к производству военного време­ни до войны выработано не было, так как предполагалось, что война будет вестись за счет запасов, заготовленных в мирное время. С проблемой усиления военного производства столкнулись все учас­тники войны, но особенно остро этот вопрос встал в России с ее огром­ной территорией, слаборазвитой сетью железных дорог и малопро­изводительной промышленностью.

Для "мобилизации промышленности" в мае 1915 г. было созвано Особое совещание для усиления артиллерийского снабжения дей­ствующей армии под председательством военного министра. В ра­боте Совещания помимо военных чинов принимали участие и пред­ставители "общественности": члены Государственного совета и Государственной думы, крупные финансисты и предприниматели. По его рекомендации были образованы пять Особых совещаний для обсуждения и решения важнейших экономических вопросов, связан­ных с ведением войны, — по обороне, топливу, продовольствию, перевозкам и по устройству беженцев. Все эти Особые совещания возглавлялись соответствующими министрами, но в их работе важнейшую роль играли представители законодательных учрежде­ний и общественных организаций. Место же буржуазии в работе Особых совещаний было более скромным: предприниматели не имели установленной квоты представительства, а приглашались персонально. Предпочтение при этом отдавалось петроградским финансовым и промышленным магнатам, которые благодаря этому получали львиную долю военных заказов.

Особые совещания занимались исчислением потребностей фронта в боеприпасах и продовольствии, распределением заказов на изготовление военной продукции, мобилизацией транспорта и топливной промышленности на нужды фронта и военного произ­водства. Особые совещания могли требовать от частных предприя­тий приоритетного исполнения казенных заказов и закрывать эти предприятия в случае отказа от работы на казну; имели они также право секвестровать частные заводы и назначать своих уполномо­ченных для их управления.

Особые совещания, хотя и созданные с большим опозданием, стали достаточно эффективными органами управления военным хозяйством страны. В них общественные деятели плодотворно со­трудничали с государственными чиновниками, несмотря на полити­ческие разногласия с правительством. В свою очередь министерства при распределении заказов отдавали приоритет частным заводам, особенно в тех отраслях, которые были связаны с новой воен­ной техникой — авиацией, моторостроением, автомобилестроением. В угоду буржуазии Особые совещания не устанавливали ни твер­дых цен, ни жестких мер регулирования производства.

Более независимой от государства инициативой по "мобилиза­ции промышленности" было создание военно-промышленных коми­тетов. Идея их образования была провозглашена на съезде пред­ставителей промышленности и торговли в мае 1915 г. На местах создавались районные комитеты, которые должны были заниматься практической работой, а в июле 1915 г. был создан Центральный военно-промышленный комитет, председателем которого был избран лидер октябристов А. И. Гучков, не скрывавший своих намерений превратить ЦВПК в орган не только экономического регулирования, но и политического влияния. В руководстве военно-промышленными комитетами ведущую роль играли такие крупные предпри­ниматели, как А. И. Коновалов, П. П. Рябушинский, С. Н. Третьяков, М. И. Терещенко.

Военно-промышленные комитеты разворачивали военное про­изводство на самых разных предприятиях вплоть до кустарных мастерских. ЦВПК получал от казны не только объемные заказы, но и авансы и субсидии для их исполнения, а затем распределял их между областными комитетами, которые в свою очередь делили их между местными комитетами.

Расширяли свою деятельность Земский и Городской союзы, объединившиеся в единую организацию — Союз земств и городов (Земгор). Помимо помощи раненым, беженцам и военнопленным, они налаживали производство обмундирования, амуниции, медика­ментов и теплых вещей.

Общими усилиями правительства и общественности кризис боевого снабжения был отчасти преодолен уже к началу новой во­енной кампании, и в 1916 г. армия смогла не только укрепить ли­нию фронта, но и перейти к активным наступательным действиям.

Морально-политическая сплоченность, кото­рую русское общество обрело с первых дней войны, оказалась на деле эфемерной. "Вели­кое отступление" очень быстро породило озлобление против властей, как в окопах, так и в тылу. Тому причиной был не только тот социальный кризис, который переживала Россия с начала века и ко­торый, как, оказалось, был лишь приглушен начавшейся войной, но и сами условия этой грандиозной войны.

Позиционная война стала серьезным моральным испытанием для армии. Недели и месяцы солдаты проводили в окопах, ведя изнурительную борьбу с грязью, вшами и холодом. Нередкими были и перебои с продовольственным снабжением, и тогда приходилось терпеть еще и голод. Противник был недосягаем, но артиллерийские налеты совершались регулярно, и они держали солдата в постоян­ном напряжении. Смерть подстерегала не только в горячем бою, но и во время будничного сидения в окопах.

Другим тяжелым испытанием для войск была вынужденная экономия боеприпасов. Невозможность отвечать равноценным огнем на огонь противника весьма негативно сказывалась на моральном состоянии армии. Патриотический порыв бойцов быстро угасал, и в их сознание закрадывались сомнения в способности вождей армии привести ее к победе и подозрения в предательстве и даже измене тылового начальства.

Но если на фронте армия сохраняла свою боеспособность бла­годаря воинской дисциплине, то в тылу оппозиционные настроения распространялись весьма быстро. Война легла тяжелым бременем на плечи всего населения страны, и это тоже было характерной ее особенностью. В армию была мобилизована значительная часть тру­доспособного населения, а также конского состава, иссякали источ­ники доходов многих крестьянских и городских семей, и, хотя продо­вольствия в стране хватало, скоро начался неудержимый рост цен.

В то же время рост военных заказов обеспечивал баснословные прибыли многочисленным предпринимателям. На военных поставках сколачивались огромные состояния, и поведение нуворишей, не стеснявшихся демонстрировать свое богатство, вызывало озлоб­ление у тех, кто приносил немалые жертвы во имя победы. В сознании простых людей война постепенно утрачивала ореол Второй Отечественной. Военным неудачам быстро находили объяснение в измене, которую подозревали и в среде буржуазии, и в правительстве, и даже при дворе.

Доверие правительству, выраженное Думой в самом начале войны без каких бы то ни было условий, было исчерпано в течение года полностью. 19 июля 1915 г., в первую годовщину войны, откры­лась сессия Государственной думы. На этой сессии перед лицом правительства вновь предстала оппозиция, но теперь с требованием перемен в правительстве выступили не только кадеты, но и партии центра (октябристы и прогрессисты) и даже правых (националисты). Они объединились в "Прогрессивный блок", главным пунктом про­граммы которого стало формирование "министерства общественного доверия" или "правительства национальной обороны", способного до­вести войну до победного конца. Смысл этого лозунга заключался в том, чтобы в правительство были включены общественные деятели из числа думских депутатов и представителей Земгора и ЦВПК, а также министры, пользовавшиеся доверием не только императора, но и Государственной думы.

Объединение в рамках "Прогрессивного блока" фракций от ка­детов до националистов и превращение его в думское большинство ставило правительство перед трудной дилеммой: пойти на соглаше­ние с Думой и тем самым попытаться восстановить гармонию нацио­нального единства или проявить твердость и идти своим курсом, невзирая на оппозицию думы. Этот вопрос вызвал серьезные разно­гласия в Совете министров. Положение усугублялось еще и тем, что в это же время Николай II сместил с поста Верховного Главноко­мандующего вел. кн. Николая Николаевича и сам возглавил Ставку. Это его решение вызвало "министерскую забастовку": боль­шинство министров считало этот шаг монарха глубоко ошибочным, восемь министров подписали письмо на высочайшее имя с просьбой отказаться от этой затеи. Николай II не внял их советам, а несоглас­ных с его волей поочередно отправил в отставку.

Неуспех "министерской забастовки" знаменовал собой не только разрыв между верховной властью и обществом, но и утрату прави­тельством способности к согласованным действиям и ответственным решениям. За "министерской забастовкой" последовала "министер­ская чехарда".

Перед новой военной кампанией командование армий стран Антанты попыталось достигнуть соглашения о взаимной координации военных усилий. К этому времени на их сто­роне, помимо Сербии, воевала еще и Италия, а блок Центральных держав, в свою очередь, пополнился Турцией и Болгарией.

В конце ноября (начале декабря) 1915 г. в Ставке французского главнокомандования в Шантильи прошла межсоюзническая конфе­ренция. Русская Ставка предложила свой план операций на 1916 г., который сводился к тому, чтобы одновременными ударами русского Юго-Западного фронта, англо-французских сил с Салоникского плацдарма на берегу Эгейского моря и итальянской армии — в об­щем направлении на Будапешт — нанести поражение Австро - Венг­рии, вывести ее и Болгарию из войны и, в свою очередь, привлечь на свою сторону Румынию и Грецию. Однако союзники России от­вергли этот план, мотивируя свой отказ слабостью ресурсов для на­ступательных действий. Главным театром войны, по их мнению, был французский, где предполагалось вести только оборонительные опе­рации ради сбережения французской армии для наступления в будущем. Это наступление французская Ставка предполагала начать летом 1916 г., причем Россия и Италия должны были высту­пить первыми, чтобы отвлечь австро-немецкие силы с главного театра.

Однако немцы в феврале начали наступление на французскую крепость Верден. Одновременно австро-венгерские войска атаковали итальянскую армию. Чтобы помочь своему союзнику на западе, рус­ская Ставка предприняла в марте в районе р. Нарочь наступление си­лами Северного и Западного фронтов. Однако не подготовленная ни материально, ни тактически, эта операция привела лишь к большим потерям (до 90 тыс. человек), хотя и отвлекла четыре германские ди­визии с Западного фронта.

На мартовском совещании в Шантильи было решено ускорить общее наступление против Центральных держав. Его должна была начать русская армия в конце апреля, с тем, чтобы в мае ее поддер­жали войска союзников. План русского наступления был представ­лен Верховному Главнокомандующему начальником его штаба М. В. Алексеевым в конце марта. В своем докладе он доказывал, что при растянутом фронте (Восточный фронт тянулся на 1200 км) и при слабом развитии железнодорожной сети гораздо выгоднее атаковать противника самому, нежели ожидать, в какой точке столь протяжен­ного фронта он нанесет свой удар. Ставка спланировала нанесение главного удара силами Западного фронта (главнокомандующий А. Е. Эверт) в направлении на Вильно, а наступление Северного (глав­нокомандующий А. Н. Куропаткин) и Юго-Западного (главнокоманду­ющий А. А. Брусилов) фронтов должно было носить вспомогательный характер.

22—25 мая (4—7 июня) все четыре армии Брусилова осуще­ствили прорыв линии фронта сразу в нескольких местах и в тече­ние недели продвинулись на несколько десятков километров. Раз­гром противника был впечатляющим: только число взятых в плен за двадцать дней боев достигало 200 тыс. Однако Эверт (главноко­мандующий Западным фронтом), ссылаясь на незаконченность со­средоточения войск и на возможную непогоду, отсрочил свое на­ступление сначала до 4 (17) июня, а затем еще на две недели. Когда же ударная группа Западного фронта попыталась, наконец, атако­вать в районе Барановичей позиции противника, то она столкну­лась с хорошо подготовленной обороной и потерпела неудачу. Таким образом, Брусиловский прорыв из второстепенной превра­щался в главную операцию кампании.

21 июня (4 июля) Юго-Западный фронт возобновил свое на­ступление против австро-германских войск. Были одержаны новые победы, которые, однако, не могли быть развиты из-за отсутствия у Брусилова резервов. Только 26 июня (9 июля), месяц спустя после успешного прорыва, Ставка отказалась от нанесения главного удара Западным фронтом и начала перебрасывать войска, в том числе и резерв Ставки — гвардейские корпуса, на победоносный Юго-Западный фронт.

Но это решение Ставки оказалось запоздалым. Когда 15 (28) июля Брусилов двинул свои армии в наступление на Ковель, противник уже успел хорошо укрепить оборону этого района. К тому же армии Северного и Западного фронтов, которым теперь предписывалось поддержать наступательный порыв Юго-Западного фронта, продолжали пребывать в бездействии. Ни сменивший Куропаткина Рузский, ни Эверт не были способны действовать так же смело и решительно, как Брусилов. Даже усиление Западного фронта двумя армиями не смогло побудить Эверта к наступлению. Вновь он раз за разом откладывал начало операции, а затем и вовсе отменил ее "за наступлением осеннего времени".

В результате несколько попыток овладеть Ковелем вылились в тяжелые, кровопролитные бои на болотистых берегах р. Стоход, где обе стороны понесли большие потери. Борьба за Ковель закончи­лась только в октябре. Новые успехи были достигнуты лишь в Южной Галиции и Буковине.

Результатом брусиловского наступления летом 1916г. был раз­гром нескольких дивизий и целых корпусов австро-венгерской и гер­манской армий Их потери достигали 1,5 млн. человек. Только в плен сдались свыше 400 тыс. солдат противника. Однако стратегическое значение этой операции оказалось не столь уж велико. Завоеванием части Буковины, Галиции и Волыни линия фронта была отодвинута на запад до 150 км, но Карпатские перевалы оставались в руках про­тивника. И Германия, и даже Австро - Венгрия сохраняли свою боеспо­собность. Русская же армия понесла также немалые потери — не ме­нее 500 тыс. человек. И если первый год войны обошелся потерей наиболее обученных и подготовленных кадров армии, то в сражениях 1916 г. выбывали из строя самые боеспособные, научившиеся воевать по-новому части Юго-Западного фронта.

Но Брусиловский прорыв не дал Центральным державам шан­са переломить ход войны в свою сторону. Была спасена от разгрома итальянская армия, ослабел нажим на Верден. Лишь отсрочка на­ступления на Западном фронте не позволила армиям Антанты вос­пользоваться преимуществом одновременных ударов с востока и с запада. Англо-французское наступление на р. Сомме началось 18 июня (1 июля), когда, по признанию начальника германского Ге­нерального штаба Э. фон Фалькенгайна, "в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит".

Одним из последствий успешного наступления русского Юго-Западного фронта было вступление 14 (27) августа Румынии в вой­ну на стороне Антанты. Увеличение числа противников серьезно ос­ложнило положение Центральных держав. Но участие Румынии в войне доставило немало трудностей и русской Ставке, и русской армии.

В течение трех месяцев румынская армия была практически полностью разгромлена ударами болгарских и турецких войск с юга и австро-германских армий с севера и 21 ноября (4 декабря) сдала свою столицу Бухарест. Ее остатки отступали на северо-восток страны к границе с Россией. 24 ноября (7 декабря) русская Ставка сформировала Южный фронт, вскоре переименованный в Румынс­кий, и направила на подкрепление румынской армии 46 дивизий Общая линия фронта удлинилась на 500 км и протянулась теперь от Балтийского моря до Черного.

Русская армия успешно провела кампанию 1916 г. Она оправи­лась от тяжелых поражений "Великого отступления" и показала довольно высокую боеготовность. В течение года улучшалось боевое снабжение войск, и армии уже не испытывали того "снарядного" го­лода, который обрекал их на бессилие в огневой борьбе с против­ником в предыдущей кампании. Наступательные операции вновь подняли боевой дух войск, особенно армий Юго-Западного фронта.

И все же запас моральной прочности русской армии значи­тельно истощился. Она несла неоправданно большие потери как из-за недостатка боевого обеспечения, так и по причине неумелого стратегического и оперативного руководства войсками. Те, кто су­мел выжить в трех боевых кампаниях, самые закаленные кадры ар­мии составляли ее ничтожное меньшинство и к тому же испытывали огромную усталость от многомесячного окопного сидения. Новые же пополнения отправлялись на германскую войну не с верой в победу, а с чувством обреченности. Поэтому семена революционной пропаганды дали в следующем году необычайно быстрые всходы.

2.

Усталость от войны ощущалась не только на фронте — она накапливалась и в тылу.

Возобновившееся с образованием "Прогрессивного блока" противо­стояние правительства и "общественности" находило свое выраже­ние в нараставшей волне критики власти. Эта критика раздавалась и с думской трибуны, и на заседаниях военно-промышленных комите­тов, а самое главное, она тиражировалась в газетах самых разных уровней и направлений. И если военная цензура довольно надежно защищала армию от дискредитирующего правительство печатного слова, то широкие массы населения в тылу становились все более восприимчивыми к политической борьбе, разворачивавшейся в верхах. И еще быстрее, чем веру в победу, они теряли веру в правительство и в самого царя.

С момента принятия Николаем II Верховного Главнокомандования именно сам он и его ближайшее окружение стали объектами пристального и отнюдь не благоговейного внимания публики. Хотя императорская семья и была ограждена от, какой бы то ни было публичной критики, слухи о том, что происходит в дворцовых по­коях, распространялись с не меньшей быстротой, чем печатное слово. И неизменным героем этих слухов был "друг" императорской четы "старец" Г. Е. Распутин.

Степень влияния "старца" на политическую жизнь в верхах трудно поддается учету, однако его скандальное поведение и темные связи со всевозможными аферистами дискредитировали тех, с кем он имел повседневное общение. Приближенный к царской семье благодаря своим целительным способностям (оказывал помощь наследнику престола Алексею, больному гемофилией) Распутин вы­ступал также и в роли прорицателя. Далеко не всегда император прислушивался к его советам, да и те советы, которым он следовал, чаще всего совпадали с его собственными замыслами, однако Распутин вносил немалую дезорганизацию в действия верховной власти и в по­вседневную работу правительства. Многие сановники верили в воз­можность Распутина влиять на монарха и пытались действовать че­рез него.

Когда Николай II перебрался из столицы в Ставку (после "Великого отступления" она была перенесена из Барановичей в Мо­гилев) и повседневным общением с министрами стала заниматься императрица Александра Федоровна, влияние Распутина было при­знано почти единодушно. С этого времени Распутин становится оли­цетворением "темных сил", окружавших трон и парализовавших нормальную работу правительства. И с этого времени начала наби­рать обороты антираспутинская кампания, достигнув своего апогея к концу 1916 г

Внешним выражением этого кризиса явилась "министерская чехарда" — быстрая смена министров и премьеров. Начало ей по­ложила отставка в январе 1916 г. И Л. Горемыкина с поста предсе­дателя Совета министров. Увольнение ненавистного Думе премьера, с одной стороны, выглядело как уступка "Прогрессивному блоку", а с другой — было призвано сделать правительство более твердым. Но новый премьер Б. В. Штюрмер был лишь на 8 лет моложе 76-летнего Горемыкина и, в отличие от своего сановного предше­ственника, не чужд был связей со всякими проходимцами

Штюрмер пробыл на посту премьера до ноября, сменивший его А. Ф. Трепов продержался здесь всего пять недель, а последний председатель Совета министров кн. Н. Д Голицын получил свое на­значение 27 декабря 1916 г. За это же время сменилось два мини­стра внутренних дел, два министра юстиции, два военных министра, два министра земледелия.

1 ноября 1916 г. на открывшейся сессии Госу­дарственной думы выступил лидер кадетов П. Н. Милюков. Его речь была поставлена по всем правилам ораторского искусства: нагнетая обстановку, он бросал в адрес правительства и стоявших за ним "темных сил" одно за дру­гим обвинения в коррупции, в преступной дезорганизации тыла, в тайных контактах с Германией. Среди этих обвинений прозвучал и намек на связь "темных сил" с императрицей. Все это, утверждал Милюков, порождает в обществе подозрения и слухи об измене в верхах. Главный же удар оратор приберег под конец. Перечислив все политические промахи правительства, он заключал каждый пассаж вопросом-рефреном: "Что это — глупость или измена?"

Речь Милюкова произвела эффект разорвавшейся бомбы не только в самой Думе, но и во всей стране. Ее публикация в газетах была запрещена, но в виде отдельных выпусков она была напечата­на многими типографиями. Распространялась она и в машинописных копиях. В конце ноября против влияния "темных сил" выступили уже Государственный совет и Совет объединенного дворянства.

Правящие верхи оказались в положении нараставшей самоизо­ляции Осуждение "темных сил" раздавалось, также из лагеря пра­вых Николая II пытались убедить освободиться во имя спасения монархии от наиболее одиозной фигуры — Распутина. Поскольку ника­кие доводы не возымели действия, в среде правых возник замысел физического устранения "старца". 16 декабря 1916 г. один из лидеров думских черносотенцев В. М. Пуришкевич, вел. кн. Дмитрий Павлович и кн. Ф. Ф. Юсупов осуществили убийство Распутина. Однако этот акт оказался никчемным: императорская чета была уже настолько диск­редитирована, что ей приписывали не только связь с "темными сила­ми", но даже измену.

Хотя факторы, подготовившие революцион­ный взрыв в феврале 1917 г., складывались уже давно, а политики и публицисты справа и слева предрекали его неизбежность, революция разразилась стихийно и внезапно для всех партий и самого правительства.

Ближайшим поводом к ней послужили следующие события в середине февраля 1917г. резко ухудшилось снабжение Петрогра­дца продовольствием, особенно хлебом. Хлеб был в стране в доста­точном количестве, но из-за разрухи транспорта и нерасторопности властей он не мог быть своевременно доставлен не только в Петро­град, но и в другие города. Возникли длинные очереди у булочных, что вызывало нараставшее недовольство людей. В этой обстановке любой раздражающий население поступок властей или владельцев про­мышленных предприятий мог послужить детонатором социального взрыва.

18 февраля рабочие одного из крупнейших заводов Петрограда, Путиловского, начали забастовку, требуя из-за роста дороговизны увеличения зарплаты. Их поддержали рабочие других предприятий города. 23 февраля (по новому стилю 8 марта — Международный женский день) решено было начать всеобщую забастовку. В этот день забастовали 128 тыс. рабочих, на следующий — уже 214 тыс. Забас­товка сопровождалась демонстрациями, колонны демонстрантов с красными флагами устремились к центру города. Активное участие в них принимали женщины, которые вышли на улицы с лозунгами:

"Хлеба!", "Мира!", "Свободы!", "Верните наших мужей!".

Власти сначала рассматривали эти выступления как стихийные продовольственные беспорядки". Однако они с каждым днем нарастали и приняли угрожающий характер. 25 февраля забастовки в Пет­рограде охватили свыше 80% рабочих. Демонстранты шли уже с политическими лозунгами: "Долой монархию!", "Да здравствует республика!" Происходили столкновения демонстрантов с полицией. 26 февраля был воскресным днем. Фабрики и заводы не работали. Массы демонстрантов с красными знаменами и пением революционных песен устремились к центральным улицам и площадям города. Беспрерывно шли митинги. По приказу командующего Петроградским военным округом С. С. Хабалова полицейские открыли огонь по де­монстрантам и митингующим. Были произведены аресты наиболее активных деятелей левых партий.

Исход всякой революции зависит от того, на чьей стороне окажется армия. Поражение революции 1905—1907 гг. во многом было обусловлено тем, что, несмотря на ряд восстаний в армии и на флоте, в целом армия была верной правительству и использована им для подавления крестьянских и рабочих бунтов. В феврале 1917 г. в Петрограде находился гарнизон численностью до 180 тыс. солдат. В основном это были запасные части, которым предстояла отправка на фронт. Среди них было немало новобранцев из рабочих, мобилизо­ванных за участие в стачках, а также вылечившихся после ранений фронтовиков, которые легко поддавались революционной пропаган­де. Расстрел демонстрантов 26 февраля вызвал сильное возмущение солдат столичного гарнизона и оказал решающее воздействие на них — они перешли на сторону революции. Если утром 27 февраля на сторону восставших перешли 10 тыс. солдат, то к вечеру — 67 тыс. 28 февраля на стороне восставших оказались 127 тыс. солдат, а к 1 марта — If0 тыс.

27 февраля Николай II, находившийся в Ставке в Могилеве, отдал распоряжение направить в Петроград карательную экспедицию во главе с генералом Н. И. Ивановым, назначенным вместо уволенного царем Хабалова командующим Петроградским военным округом с широкими диктаторскими полномочиями. Ранним утром 28 февраля два литерных поезда, царский и свитский, отпра­вились из Могилева в Петроград. По их прибытии 1 марта в Бологое поступили известия, что ближайшие станции к Петрограду заняты восставшими войсками. Царь распорядился повернуть на Псков — в ставку командующего Северо-Западным фронтом генерала Н. В. Рузского. В Пскове Николай II узнал о победе революции в Пет­рограде. В то же время начальник царской Ставки в Могилеве гене­рал М. В. Алексеев отдал приказ Иванову воздержаться от каратель­ных действий. Из ставки Рузского председателю Государственной думы М. В. Родзянко была послана телеграмма о согласии царя на формирование "ответственного перед Думой" правительства В ответ на нее Родзянко сообщил, что издание манифеста об этом "за­поздало", ибо ход событий поставил уже "определенное требование"' отречение царя от престола. Не дожидаясь ответа из Ставки, депута­ты Думы А. И. Гучков и В. В. Шульгин отправились в Псков, чтобы уговорить царя подписать акт отречения от престола. В это время командующие фронтами и флотами по запросу Алексеева и Рузского телеграммами высказались за необходимость отречения царя. 2 марта Николай II приказал составить манифест о своем отре­чении от престола в пользу царевича Алексея при регентстве великого князя Михаила (младшего брата царя). Но вскоре он изменил свое решение. Прибывшим в Псков Шульгину и Гучкову он заявил, что отрекается от престола не только за себя, но и за наследника престола Алексея в пользу Михаила.

Утром 3 марта состоялась встреча членов Комитета Государ­ственной думы с Михаилом. После продолжительных обсуждений большинство высказалось за отречение Михаила. 4 марта был обна­родован Манифест, в котором говорилось, что Михаил "принял твер­дое решение лишь в том случае воспринять верховную власть", если такова будет воля Учредительного собрания. Декретом 1 сентября 1917 г., не дожидаясь решения Учредительного собрания, Временное правительство провозгласило Россию республикой.