Волшебное бегство

Если герой в своей победе добился благословения богини или бога, а затем был явно уполномочен вернуться в мир с какой – нибудь панацеей для спасения общества, то на конечной стадии приключения его поддерживают все силы его сверхъес­тественного покровителя. И напротив, если трофей был добыт против воли стражей сокровища, либо желанию героя вернуться в мир противятся боги или демоны, тогда последняя стадия мифологического круга превращается в живую, часто не лишен­ную комизма погоню. Этот побег обрастает подробностями – вся­ческими чудесами магических препятствий и уловок

Валлийцы, например, рассказывают о герое Гвион – Бахе, ко­торый оказался в Подводной Стране, собственно, на дне Озера Бала, вблизи Мерионетшира, на севере Уэльса. Там, на дне озера жил древний великан Тегид Лысый вместе со своей женой Каридвеной. Последняя в одном из своих обличий была покровительницей пшеницы и щедрых урожаев, а в другом – богиней поэзии и письма. У нее был огромный котел, в котором она хотела сварить напиток вдохновения и науки. С помощью колдовских книг она приготовила черную смесь, которую затем поставила вариться на огонь в течение года. По истечении этого времени у нее должно было получиться три благословен­ных капли благодати вдохновения.

Она поставила нашего героя помешивать варево в котле, а слепого человека по имени Морда – поддерживать огонь, «и ве­лела им следить за тем, чтобы зелье не переставало кипеть в течение одного года и одного дня. А сама она, по книгам астро­номов, каждый день в определенные планетарные часы собирала всевозможные колдовские травы. И однажды, когда год близился к концу, в то время как Каридвена срывала рас­тения и произносила заклинания, случилось так, что три капли волшебной жидкости выплеснулись из котла и упали на палец Гвион Баха. И так как они были обжигающе горячие, он сунул палец в рот, и как только эти чудодейственные капли оказались у него во рту, он тут же увидел все, что свершится в будущем, и постигнул, что главная его забота отныне – остерегаться ко­варства Каридвены, ибо мастерство ее было непревзойденным. И в великом страхе он бежал к себе домой. А котел раскололся надвое, потому что все содержимое его, за исключением этих трех несущих в себе чары капель, было ядовито, и поэтому все лошади Гвидно Гарангира отравились водой из ручья, в кото­рый попало варево из котла, а место слияния этого ручья с тех пор называется Отравой Лошадей Гвидно.

Когда вернулась Каридвена, она увидела, что все труды це­лого года оказались впустую. Она схватила полено и била бед­ного слепого по голове до тех пор, пока один его глаз не вы­скочил на щеку. И он сказал: ‘Несправедливо ты покалечила меня, ибо не я виноват. Твоя потеря произошла не по моей вине’. Ты говоришь правду, – сказала Каридвена, – это Гвион Бах обворовал меня’.

И она пустилась за ним в погоню. Он увидел ее и, обратив­шись в зайца, метнулся прочь. Но она превратилась в борзую и бросилась за ним. Он побежал к воде и стал рыбой. И она в образе выдры преследовала его под водой до тех пор, пока он не обратился в птицу. Она же ястребом последовала за ним и не отстала от него и в небе. И как раз в тот момент, когда она была готова камнем упасть на него, он, в смертельном страхе, заметил вдруг на полу амбара кучу просеянной пшеницы, упал в зерна и превратился в одно из них. Тогда она стала черной курицей с высоким гребнем и подошла к пшенице и начала разгребать зерно своей лапой, нашла его и проглотила. И, как гласит история, она носила его девять месяцев, а когда разрешилась им, то не смогла убить по причине его красоты. Тогда она положила его в кожаный мешок и бросила в море на милость Бога, двадцать девятого дня, апреля месяца»3.

Побег является излюбленным эпизодом народной сказки, где он развился во множество ярких форм.

Буряты из – под Иркутска (Сибирь), например, рассказывают, что Моргон – Кара, их первый шаман, был настолько сведущ, что мог возвращать обратно души умерших. И потому Владыка Мертвых пожаловался Верховному Богу Небес, и Бог решил испытать шамана. Он завладел душой одного человека и поместил ее в сосуд, закрыв отверстие своим большим пальцем. Этот человек заболел и его родственники послали за Моргон – Карой. Шаман искал пропавшую душу повсюду. Он искал ее в лесу, в воде, в горных ущельях, в стране мертвых и, наконец, «сев верхом на свой барабан», поднялся в верхний мир, где ему опять пришлось долго искать ее. В конце концов он заметил, что Верховный Бог Небес держит бутыль, зажав ее большим пальцем. Правильно оценив ситуацию, он понял, что внутри нее и находится та самая душа, что он ищет. Хитрый шаман превратился в осу. Он подлетел к богу и так ужалил его в лоб, что тот отдернул палец от отверстия, и плененная душа выле­тела. Следующее, что увидел Бог, – это шаман Моргон – Кара, спускающийся вниз к земле с отвоеванной душой, сидящий верхом на своем барабане. Однако на этот раз его полет был не совсем успешным. Ужасно рассердившись, Бог немедленно и навсегда уменьшил силу шамана, расколов его барабан надвое. Вот почему барабаны шаманов, на которые раньше (согласно этому рассказу бурятов) натягивалось два слоя кожи, с тех пор и поныне имеют только один4.

Популярным вариантом волшебного бегства является бегст­во, во время которого беглец оставляет за собой различные предметы, которые говорят его голосом и таким образом задерживают погоню. Маори из Новой Зеландии рассказывают о рыбаке, который, придя однажды домой, обнаружил, что его жена проглотила двоих их сыновей. Она лежала на полу и сто­нала. Рыбак спросил, что случилось, и жена сказала, что заболела. Он спросил, где двое мальчиков, она сказала, что они ушли. Но рыбак знал, что жена лжет. Своей магией он заставил ее отрыгнуть детей: они вышли из нее целыми и невредимыми.

После этого рыбак стал бояться своей жены и решил бежать от нее вместе с мальчиками при первой же возможности.

Когда людоедка вышла за водой, мужчина своей магией за­ставил воду отступить перед ней, так чтобы ей пришлось уйти как можно дальше. Затем жестами он велел хижинам, деревьям, растущим возле деревни, свалке мусора и храму на вершине холма отвечать за него, когда жена вернется и станет звать. Он бежал с детьми к своему каноэ и поднял парус. Женщина вернулась и, никого не найдя, начала звать их. Первой ответила мусорная куча. Женщина направилась в ее сторону и позвала снова. Ответили дома; затем деревья. Один за другим различ­ные предметы, расположенные поблизости, отвечали ей, и, сбитая с толку, она бросалась в разные стороны. Она ослабела, начала тяжело дышать и всхлипывать, а затем наконец поняла, что ее провели. Она поспешила к храму на вершине холма и вгляделась в море, где каноэ уже превратился в пятнышко на горизонте5.

Другим хорошо известным вариантом волшебного побега является побег, во время которого стремительно убегающий герой бросает за спину ряд предметов, задерживающих погоню. «Маленькие брат и сестра играли у ключа и во время игры неожиданно упали в него. Там была старая водяная колдунья, и эта водяная колдунья сказала: ‘Теперь вы мои! Теперь вы бу­дете работать на меня, не покладая рук!’ И она унесла их с собой. Она дала маленькой девочке спутанный клубок грязного льна для прядения и заставила ее носить воду в бездонную бадью; мальчик должен был рубить дерево тупым топором; а все, что им когда – либо перепадало поесть, – это твердые, как камень, куски засохшего теста. Наконец все это стало для детей настолько невыносимым, что они дождались одного вос­кресенья, когда старая карга отправилась в церковь и убежали. Когда служба в церкви закончилась, старая колдунья обна­ружила, что ее птички улетели, и огромными прыжками отпра­вилась вслед за ними.

Но дети заметили ее издалека, и маленькая девочка бросила за спину щетку для волос, которая тут же превратилась в боль­шую гору, поросшую кустарником с тысячами и тысячами колючек, через который ведьме очень трудно было пробраться; все же в конце концов она вновь стала догонять детей. Как только дети увидели ее, мальчик бросил за спину гребень, который тут же превратился в гребень горы с тысячью тысяч острых выступов; но ведьма знала, как за них ухватиться и в конце концов преодолела и эту преграду. Тогда маленькая девочка бросила за спину зеркало, и оно превратилось в зеркальную гору, такую гладкую, что старуха не смогла перебраться через нее. Она подумала: ‘Поспешу – ка я домой, возьму топор и разрублю эту зеркальную гору надвое’. Но к тому времени, как она вернулась и разбила стекло, детей уже и след простыл, и старой карге не оставалось ничего другого, как поплестись обратно к своему ключу»6.

Силам пучины нельзя легкомысленно бросать вызов. На Востоке всячески подчеркивают опасность возникновения психического расстройства при занятиях йогой в отсутствие компетентного наставника. Медитации послушника должны соответствовать его успехам, чтобы его воображение на каждом шагу могло быть защищено devatas (соответствующими его видению богами), пока не наступит момент, когда подготавливаемая душа сможет шагнуть во вне сама. Как очень мудро заметил доктор Юнг: «Исключительно полезная функция догматического символа заключается в том, что он защищает человека от прямого восприятия Бога до тех пор, пока он не перестает опрометчиво ставить себя под удар. Но если... он оставляет дом и семью, слишком долго живет в одиночестве и слишком глубоко вгля­дывается в темное зеркало, тогда на его долю может выпасть страшное событие встречи. И даже тогда передаваемый из поколения в поколение символ, пришедший в ходе столетий к своему полному расцвету, может подействовать как исцеляю­щий глоток воды и отвратить роковое вторжение живого божес­тва в освященное пространство церкви»7.

 

 

 

Рис. 9а. Сестра Медузы Горгоны преследует Персея, убегающего с головой Медузы.

 

 

Рис 9b. Персей, убегающий с головой Медузы Горгоны.

 

Волшебные предметы, которые охваченный паникой герой бросает за спину – защитные толкования, принципы, символы, обоснования, все, что угодно – задерживают и поглощают силы сорвавшейся с цепи Небесной Гончей, позволяя искателю приключений благополучно вернуться к своим соплеменникам и, возможно, с даром. Но иной раз требуемая за это плата ока­зывается непосильной.

Одним из наиболее потрясающих примеров бегства «с пре­пятствиями» является бегство греческого героя Ясона. Он от­правился в дорогу, чтобы добыть Золотое Руно. Выйдя в море на великолепном «Арго» в товариществе великих воинов, он поплыл к Черному Морю и, хотя в пути его подстерегало мно­жество невероятных опасностей, прибыл наконец в город Царя Ээта, расположенный за много миль от Босфора. За дворцом Ээта была роща и дерево, где и висело, охраняемое драконом Руно.

Дочь царя, Медея, воспылала непреодолимой страстью к прос­лавленному чужеземному гостю, и когда ее отец в качестве цены за Золотое Руно потребовал выполнения неосуществимого зада­ния, она приготовила волшебное средство, которое позволило Ясону добиться успеха. Задание заключалось в том, чтобы вспахать поле огнедышащими быками с бронзовыми ногами, затем засеять его зубами дракона и убить воинов, которые тут же должны были взойти. Но благодаря своей силе и кольчуге, смазанной волшебной мазью Медеи, Ясону удалось управиться с быками; а когда из семян дракона взошла армия воинов, он бросил камень в самую середину поля, и это заставило их повернуться лицом к лицу, и сражаться друг с другом, пока они не были уничтожены все до единого.

Влюбленная до безумия девушка провела Ясона к дубу, на котором висело Золотое Руно. Его охранял дракон со страшным гребнем, языком с тремя жалами и угрожающе изогнутыми клыками; но с помощью сока определенной травы эти двое влюбленных усыпили грозное чудовище. После чего Ясон сор­вал трофей, Медея решила бежать вместе с ним, и «Арго» вышел в море. Но царь незамедлительно отправился за ними в погоню. Когда Медея увидела, что паруса отца сокращают рас­стояние между ними, она убедила Ясона убить Апсирта, своего младшего брата, которого она взяла с собой, и бросить куски расчлененного тела в море. Это заставило царя Ээта оста­новиться, собрать куски и вернуться на берег, чтобы с надле­жащими почестями предать их земле. Тем временем «Арго», гонимый ветром, оказался вне пределов досягаемости для раз­гневанного царя8.

В японских Записях о делах древности представлена дру­гая страшная сказка, имеющая, однако, совершенно иной смысл: сказка о спуске в преисподнюю всеотца начала времен Идзанаги для того, чтобы вернуть из страны Желтой Реки свою умершую сестру – супругу Идзанами. Она встретила его у двери в преисподний мир, и он сказал ей: «О, Августейшая, о, любимая моя младшая сестра! Земли, что ты и я создавали, еще далеки от завершенности; поэтому возвращайся обратно!» Она же ответила: «Воистину прискорбно, что ты не пришел раньше! Я уже отведала пищи этой Страны Желтой Реки. И все же меня покорила оказанная мне твоим августейшим посещением честь, о, восхитительный мой брат, поэтому я хочу вернуться. Более того, я сама обговорю это с богами Желтой Реки. Будь осторо­жен, не смотри на меня!»

Она удалилась во дворец; но так как она оставалась там очень долго, Идзанаги устал ждать. Он отломал зубец от греб­ня, который придерживал слева его августейшие волосы, под­жег его как маленький факел, вошел и огляделся. Тут он увидел разлагающуюся Идзанами, кишащую червями.

В ужасе от этого зрелища Идзанаги бежал обратно. Идза­нами сказала: «Ты открыл мой позор».

Идзанами послала в погоню за ним Отвратительную Женщину из преисподней. Идзанаги на полном бегу снял со своей головы черную шапку и бросил ее вниз. Она тут же превратилась в виноград, и пока его преследовательница задержалась, поедая его, он продолжал свой побег. Но женщина, возобновив пого­ню, стала догонять его. Идзанаги вытащил правый гребень со множеством часто расположенных зубчиков, разломал его и бросил вниз. Гребень тут же превратился в побеги бамбука, и пока преследовательница срывала и ела их, он бежал дальше.

Затем его младшая сестра послала в погоню за ним восемь богов грома и с ними полторы тысячи воинов Желтой Реки. Вытащив саблю о десяти рукоятях, что висела на его августей­шем поясэ, Идзанаги побежал, размахивая ею позади себя. Но воины продолжали преследование. Достигнув границы, разделя­ющей мир живых и страну Желтой Реки, Идзанаги сорвал три персика, что росли там, подождал и, когда армия приблизилась к нему, швырнул их. Персики из мира живых разбили воинство страны Желтой реки, преследователи повернули и бежали прочь.

Последней настигла его сама Августейшая Идзанами. Тогда Идзанаги взял камень, поднять который было под силу лишь тысяче человек, и загородил им путь. И разделенные камнем они стояли друг против друга, обмениваясь прощальными речами. Идзанами сказала: «О, Августейший, восхитительный мой старший брат, раз уж ты так поступил, то впредь я сделаю так, что в твоем царстве каждый день будет умирать по тысяче людей». Идзанаги ответил: «О, Августейшая, о очаровательная моя младшая сестра! Если ты сделаешь так, то я сделаю, что каждый день полторы тысячи женщин будут рожать»9.

Шагнув из созидательной сферы всеотца Идзанаги в область разложения, Идзанами стремилась защитить своего брата – мужа. Увидев больше, чем он мог вынести, он лишился наивных пред­ставлений о смерти, но своей высочайшей волей к жизни пос­тавил могучую скалу в качестве оберегающей завесы, которая с тех пор для каждого из нас стоит между нашим взором и могилой.

Греческий миф об Орфее и Эвридике и сотни аналогичных ска­заний по всему миру, так же как и эта древняя легенда Дальнего Востока, внушают мысль, что, несмотря на известные неудачи, существует возможность возвращения влюбленного вместе с его утерянной возлюбленной, оказавшихся по ту сторону от ужас­ного порога. Малейший просчет, самое незначительное, но решаю­щее проявление человеческой слабости неизменно делает невоз­можным открытие взаимосвязи между мирами, так что возникает искушение почти поверить, что если бы этой небольшой, досадной случайности можно было избежать, то все было бы хорошо. Однако в полинезийских вариантах романтической истории, в которых влюб­ленной паре обычно удается убежать, и, скажем, в греческой комедии Алкеста, где мы также имеем счастливое возвращение, результат отнюдь не вселяет надежды, а лишь указывает на сверхчеловечность свершившегося. Мифы о неудаче трогают нас тра­гедией жизни, а мифы об успехе – всего лишь своей невероят­ностью. И все же, для того чтобы мономиф выполнил свое обещание, мы должны увидеть не человеческие неудачи или свер­хчеловеческие успехи, а человеческий успех. В этом заключается проблема критического момента на пороге возвращения. Вначале мы рассмотрим ее в сверхчеловеческих символах, а затем поищем практические наставления для исторического человека.