Отказ от возвращения

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Когда герой завершает свои искания, проникнув к источнику силы или снискав благосклонность некоего мужского или жен­ского, человеческого или животного ее воплощения, искателю приключений еще предстоит возвращение со своим обретен­ным жизнепреобразующим трофеем Полный круг, правило мономифа, требует, чтобы герой приступил теперь к выпол­нению следующей своей задачи – доставил руны мудрости, Зо­лотое Руно или спящую принцессу в царство людей, откуда он вышел и где это благо может помочь возрождению общины, нации, планеты или десяти тысяч миров.

Но нередко герой отказывается исполнить свой долг Даже Будда после своего триумфа сомневался, можно ли донести до других откровение осознанного им Рассказывают и о святых, что так и ушли из мира, пребывая в божественном экстазе Таких героев, о которых повествуется, что они навечно избрали своей обителью благословенный остров не ведающей старения Богини Бессмертного Бытия, действительно немало.

Существует трогательная сказка о древнем индусском царе – воителе по имени Мучукунда Он родился от левой половины своего отца, так как отец по ошибке проглотил детородную на­стойку, приготовленную браминами для его жены¹; и как под­тверждение многообещающего символизма этого чуда, рожден­ное без матери диво, плод мужского лона, выросло таким царем среди царей, что когда однажды боги потерпели поражение в своей вечной борьбе с демонами, они обратились к нему за помощью Он помог им одержать великую победу, и они со своего божественного соизволения обещали ему исполнение его самого большого желания. Но что может пожелать тот царь, что сам почти всемогущ? Какое величайшее благо из благ мог бы представить себе такой господин среди людей? Сказание гласит, что царь Мучукунда очень устал после битвы: все, что он попросил, – это чтобы ему даровали сон без конца и чтобы любой человек, случись ему нарушить сей сон, был бы сожжен дотла, как только царь откроет глаза.

Это благо было даровано ему. Глубоко в недрах горы, в пещер­ном гроте царь Мучукунда лег спать и покоился там, в глубоком сне. Одна эра сменяла другую, люди, народы, цивилизации, мировые эпохи поднимались из небытия и уходили снова, а допо­топный царь оставался в своем бессознательном блаженстве. Вне времени, как фрейдовское бессознательное под всеми напласто­ваниями исполненного драматизма и подвластного времени мира колеблющихся восприятий нашего «я», этот древний человек в не­драх горы, погруженный в глубокий сон, все жил и жил.

Его пробуждение наступило – но с неожиданным поворотом, который в совершенно новом свете представляет всю проблему завершения героического круга, а также проясняет тайну прось­бы могущественного царя о сне как величайшем мыслимом благе.

Вишну, Владыка Мира, воплотился в личность прекрасного юноши по имени Кришна, который после спасения земли Индии от тиранической расы демонов занял в ней престол. Он правил, и ничто не нарушало поистине утопический мир его владений до тех пор, пока с северо-запада неожиданно не вторглась армия вар­варов. Царь Кришна выступил против них. И, как и подобает его божественной природе, играючи, одержал победу простой хитростью. Без оружия и увешанный лотосами он вышел из своей крепости и когда вражеский царь поддался соблазну погнаться за ним, надеясь поймать его, он неожиданно нырнул в пещеру. Варвар последовал за ним и обнаружил кого – то лежащего спящим в гроте.

«Ага! – подумал он. – Он заманил меня в пещеру, а теперь притворяется безобидно спящим».

Он пнул ногой лежащую перед ним фигуру, и та заше­велилась. Это был царь Мучукунда. Спящий поднялся, и глаза, что были сомкнуты на протяжении бессчисленного множества кругов сотворения, мировой истории и крушения миров, мед­ленно открылись свету. Первый взгляд их поразил вражеского царя, который вспыхнул огненным факелом и тут же прев­ратился в дымящуюся кучку пепла. Мучукунда повернулся, и второй его взгляд упал на увешанного цветами прекрасного юношу, в котором разбуженный царь сразу же узнал по его сиянию воплощение Бога. И Мучукунда преклонился перед своим Спасителем с такими словами:

«Владыка мой, Бог! Когда я жил и трудился как человек, я просто жил и трудился – непрестанно сбиваясь с пути; в течение многих жизней, рождение за рождением, я искал и страдал, не зная, где остановиться или отдохнуть. Горе я ошибочно принимал за радость. Миражи, рожденные над пустыней, я в заблуждении принимал за сулящие свежесть воды. Я гнался за наслажденьями, а получал лишь страдания. Царская власть и земные блага, бо­гатство и могущество, друзья и сыновья, жена и последователи, все, что манит чувства, – я этого хотел, ибо верил, что оно принесет мне блаженство. Но как только что бы то ни было ста­новилось моим, в то же мгновение оно меняло свою природу и оборачивалось обжигающим огнем.

Затем я нашел свою дорогу в общество богов, и они с радостью приняли меня своим товарищем. Так где же можно остановиться? Где покой? Все создания этого мира, включая богов, обмануты игрою твоих уловок, мой Бог, мой Владыка; вот почему они продолжают свой тщетный круг рождений, жизненной агонии, старости и смерти. В промежутке между жизнями они предстают перед владыкой смерти и вынуждены терпеть нещадные муки всех и всяческих преисподних. И все это исходит от тебя!

Мой Бог и Владыка, обманутый хитрой твоей игрою, я также был жертвою мира, блуждая в лабиринте иллюзий, я бился в сетях сознания своего «я». Поэтому теперь я пытаюсь утешиться твоим Присутствием – безграничным, и невыразимым – желая лишь свободы от всего этого».

Когда Мучукунда вышел из своей пещеры, он увидел, что со времени его ухода из мира люди стали меньше ростом. Он был среди них гигантом. И тогда он снова удалился от них, ушел в высочайшие горы и там посвятил себя аскезе, которая в конце концов должна была освободить его от последней привязан­ности к формам бытия².

Другими словами, Мучукунда, вместо того чтобы вернуться, решил еще на один шаг удалиться от мира. И кто может с уве­ренностью сказать, что это решение совсем не имело смысла?