Альтернативы социально-политического развития России в ХVI в. Выбор пути при Иване Грозном: Избранная рада или опричнина.

V.

IV.

Роль русской православной церкви в становлении и укреплении российской государственности.

В формировании единого русского государства большое значение имело становление национальнойРусской православной церкви. Вопрос о взаимоотношениях православной церкви игосударственной власти - один из ключевых. Средневековая государственность строится на взаимозависимости двух ветвей власти - светской (юридической) и духовной (идеологической). Русская (Киевская) митрополия находилась под юрисдикцией кон­стантинопольского патриарха. В силу удаленности Кон­стантинополя эта зависимость была чисто символической, не слишком обременительной и заметно не проявлялась. Монголо-татары, у которых веротерпимость была возведена в ранг закона, не требовали выполнения повинностей от церкви. С 1279 г. митрополитам выдавались охранные грамоты (ханские ярлыки) о неприкосновенности православной веры, храмов и церковного имущества. Правда, в середине XIV в. (вероятно, вслед­ствие принятия Ордой мусульманства в 1313 г.) монголы попытались при­нудить церковь платить дань. Но уже с ярлыка митрополиту Алексею (1357 г.) привилегии восстанавливались.

Усилившись экономически, став крупнейшим землевладельцем, церковь стала претендовать на принятие самостоятельных независимых решений. При этом русская церковь как целостность, как организация всегда выступала поборницей государственного единства. Со времен Ивана Калиты (с 1328 г.) митрополиты, по традиции именуемые Киевскими и всея Руси, сделали Москву своей постоянной резиденцией. Собирание земель вокруг Москвы соответствовало политическим идеалам русской Церкви. Однако с XIV в. начинается острое политическое противостояние церкви и светских властей, когда решался вопрос о судьбах русской митрополии. В противоборстве литовских и московских князей неоднократно предпринимались попытки разделить единую русскую митрополию, поставить в Киеве особого митрополита. Правители Литвы и Москвы хотели иметь «своих» митрополитов, чтобы при удобном случае подчинить им единоверных подданных соседнего государства. Князь Дмитрий Донской добивался независимой национальной церкви. А его современники митрополит Алексий, Сергий Радонежский и другие церковные иерархи, когда встал вопрос о том, быть ли церкви единой или национальной, отстаивали идею единства. Дальновидным деятелям той эпохи ясна была дилемма: (а) или стремиться удержать единство митрополии, сохранить идеологический, политический, хозяйственный потенциал церковной организации и, тем самым, ослабить ее зависимость от светской власти; (б) или, наоборот, целиком перейти под ее покровительство. Отец Сергий постоянно и твердо отстаивал целостность церковной организации всех восточнославянских земель, поставив церковное выше светского. Поэтому он должен был разойтись с князем Дмитрием, духовным наставником которого был. (Отношения между духовным сыном и отцом были восстановлены только в 1385 г.) Князь признал поражение своей церковной политики, и православие сохранило структуру, которая обеспечивала ей известную степень самостоятельности.[30] Ситуация стала меняться в середине - второй половине ХV в.

В 1439 г. на Вселенском соборе во Флоренции была заключе­на уния о воссоединении христианской церкви Запада и Востока. Римский папа признавался главой единой церкви; православные приняли практически все условия, выдвинутые Римом. Византия пошла на союз, чтобы заручиться поддержкой Рима в противостоянии превосходящим силам турок. Однако католическая Европа не могла и не слишком стремилась спасать обреченную империю. В 1453 г. Констан­тинополь пал и, переименованный в Стамбул, был превращен в столицу турецкого султана. Уния утратила свое полити­ческое значение; впрочем, традиционное православие было официально восстановлено в Византии еще до османского завоевания, в 1451 г.

В работе флорентийского собо­ра участвовал московский митрополит Исидор, грек по национальности. Широко образованный человек, не чуждый идеям западного гуманизма (т. е. умеренного свободомыслия, исходившего из признания самостоятельной ценности чело­веческой личности), он был горячим сторонником унии. Московский князь Василий II, духовенство и боярство Северо-Восточной Руси не приняли уступок «латинству» (като­личеству) и низложили Исидора. В 1448 г. на соборе иерархов русской церкви митрополитом, по настоянию князя, был поставлен рязанский епископ Иона, что означало уста­новление автокефалии русской православной церкви (т.е. ее независимости от византийской).[31] Следствием этого стала большая зависимость русской Церкви от московских князей, с которой отнюдь не все иерархи хо­тели мириться. Поэтому отношение к великокняжеской власти и конкретным ее действиям в церковной среде далеко невсегда было однозначным. Среди иерархов и священнослужителей не было единодушия во взглядах на способы управления Московским княжеством, границы которого постепенно почти совпали с границами Московской митрополии (после 1458г. литовско-русские земли управлялись киевскими митрополитами, независимыми от Москвы); на роль Церкви в складывавшемся государстве.Следует выделить две позиции по данным вопросам.[32]

● Некоторые иерархи Церкви стремились перенести на русскую почву сложившиеся в Византии представления о единстве царства и священства; монарх признавался не только главой светской власти, но и вершителем воли Бога на земле. В соответствии с распространенными в Византии взглядами, император обладал особыми полномочиями в защите православной веры и в следствии этого должен был вмешиваться в вопросы церковной организации, регулировать взаимоотношения государственной и церковной власти, контролировать замещение высших духовных должностей; слово монарха имело определенный вес при решении догматических или связанных с обрядностью проблем.

После падения Константинополя в Московской Руси постепенно складывались представления о том, что великие князья должны играть в православном мире ту роль, которая ранее принадлежала императорам Византии. При московском дворе стали практиковать пышные ритуалы, за­имствованные из империи (женитьба Ивана III на греческой принцессе Софье Палеолог в 1472 г. способствовала укорене­нию византийских обычаев). Некоторые деятели Церкви охотно восприняли константинопольскую традицию прославления монарха как основного оплота веры.

Идеи византийско-русской преемственности и наследо­вания царских (т. е. императорских) прав московскими государями обосновывались и позднее. В княжение Василия III псковский монах Филофей развивал мысль о Москве как о «третьем Риме», сменившем отпавшие от истинной веры собственно Рим и Рим второй — Константинополь. Патриотически настроенные церковные деятели с со­чувствием восприняли концепцию превосходства «русской ве­ры» над греческой, «испорченной латинством». (Постоянные ссылки на якобы^- погубившую Византийскую империю Фло­рентийскую унию были характерны для русской церковной литературы XV—XVII вв.; это был полемический прием, игнорировавший факт отказа константинопольского патриар­хата от унии вскоре после ее заключения.)

При Иване IV мысли, высказанные Филофеем, получили официальное признание и в государственных, и в церковных кругах. Совершенный в 1547 г. обряд помазания на царство (во многом скопированный с соответствующего византийско­го ритуала), а также частые упоминания о римско-греческих корнях русской государственности в официальных посланиях и личных письмах Ивана Грозного имело большое значение для взаимоотношений светской власти и Церкви, монарха-самодержца и общества. Готовность подчиниться царю, признать его верховным вершителем не только в мирских, но и в духовных вопросах была, однако, далеко не всеобщей.

● Русское духовенство XV—XVI вв. выдвинуло из своей среды и деятелей, способных по-иному поставить и решить вопрос о взаимоотношениях Церкви с государством. Они требовали невмешатель­ства светской власти в церковные дела, добиваясь сильной, бо­гатой и независимой церкви, занимающей высокое положение вполитической жизни государства. Во главе этого направле­ния стоял Иосиф Волоцкий (отсюда – «осифляне»), долгое время возглавлявший основанный им близ Волоколамска монастырь. Он прославился не только личным благочестием и благотворительностью, но и активным участием в полемике о социальном и полити­ческом значении Церкви. Одной из важнейших задач приходских храмов и монасты­рей Иосиф считал материальную и духовную помощь страж­дущим, нищим, униженным, т.е. благотворительность. Теоре­тическое обоснование социальной активности Церкви сочета­лось с конкретной практической деятельностью. В голодное время волоцкие монахи кормили окрестных крестьян; при обители был устроен приют. Подобная благотворительность, отношения взаимопомощи на землях Волоцкого монастыря оправдывали в глазах Иосифа и многих его современников сохране­ние монастырского землевладения. Действительно, в XV— XVI вв. трудно было найти иной надежный источник средств на нужды социальных низов. Однако многие богатые монастыри в XV— XVI вв. больше заботились об увеличении доходов, чем об их использовании в духе христианской любви к людям. В мона­шеской среде не редкостью были различные пороки, широко распространилось корыстолюбие. Мирские со­блазны легко проникали за монастырские стены, что не могло не беспокоить искренних ревнителей православия. Иосиф Волоцкий надеялся преодолеть эти соблазны стро­гим соблюдением общежитийного устройства монашеского бы­та, который ввел Сергий Радонежский в 1377 г. в Троицком монастыре.[33]

Сторонники более глубоких перемен в монашеском быту призывали вообще отказаться от владе­ния селами и земельными угодьями, настаивали на строгом соблюдении церковных правил и об­рядов, проповедовали аскетический образ жизни и отказ от мирских удовольствий. Среди приверженцев подобных мер особую известность приобрели Паисий Ярославский и Нил Сорский. Теория «нестяжательства» зароди­лась в конце XV в. среди монашества заволжских монасты­рей. Между нестяжателями и осифлянами развернулась борьба, продолжавшаяся до середины XVI в. Великокняжеская власть первоначально поддерживала нестяжателей, так как была заинтересована в секуляризации церковных земель (для раздачи дворянам) [34]. В 1503 г. на церковном соборе по инициативе Ивана III был поставлен вопрос об отказе церкви от землевла­дения. Однако церкви удалось отстоять свое имущество, а нестяжатели потерпели поражение. Несмотря на это, в первые годы своего правления Василий II все еще поддерживал их. Но вскоре выяснилось, что при относительно слабой велико­княжеской власти, ориентация на сильную церковь более пред­почтительна. Шаг навстречу сделал и глава осифлян. С 1521 г. митрополичью кафедру удерживали последователи Иосифа Волоцкого, а нестяжатели были отстранены от дел. К середине XVI в. вновь возникла возможность повести наступление государства на церковные владения.

Еще одна область пересечения государственных и Церков­ных интересов была связана с появлением на Руси ересей — религиозных движений, отвергающих какие-либо элементы учения официальной Церкви. Центром еретических настроений был Новгород, где в XIV и начале XV в. действовали стриголь­ники, отрицавшие законность церковной иерархии, обличавшие пороки духовенства и делавшие из этого вывод о грехов­ности всей Церкви. В конце XV в. новгородский архиепископ Геннадий утверждал, что ему удалось обнаружить целую организацию еретиков, отвергающих догматы христиан­ства и подменяющих Христову веру иудаизмом (ересь «жидовствующих»).

Распространение критического отношения к догматам пра­вославия в среде духовенства, образованных горожан и знатных людей было связано с различными причинами: естественная пытли­вость человеческого ума, не склонного удовлетворяться гото­выми истинами; неустройство в церковной среде, явное несо­ответствие практики провозглашаемым высоким идеалам; на­конец, западные влияния, особенно ощутимые в Новгороде.

Еретики были искренни в своих сомнениях, столь же искрен­ни были и некоторые их гонители, усматривавшие в вольно­думстве серьезную опасность для веры. Архиепископ Ген­надий и волоцкий игумен Иосиф, наиболее ревностные и по­следовательные из этих гонителей. В 1490 г. ересь была осуждена церковным собором в Москве. Тем не менее, она проникла даже в великокняжеский дворец и одно время еретикам покровительствовал Иван III. Но в 1502 г. он окончательно порвал с ними. Тогда новый церков­ный собор в 1504 г. осудил еретиков на смерть. Однако нетерпимость к инако­мыслию и инаковерию не приобрела в Московском государ­стве такого размаха, как в католических странах Европы. И процесс 1504 г., и другие антиеретические судебные разбирательства XVI в. в большинстве случаев затевались не столько для защиты чистоты веры, сколько для расправы с политическими противниками. Так, соборный суд 1504 г. стал возможным только после того, как в 1502 г. был арестован официальный наследник престола, внук Ивана III Дмитрий Ивано­вич. Его мать Елена Волошанка была обвинена в пособниче­стве еретикам, и обличение ереси стало политически выгодно сторонникам князя Василия, будущего московского государя.

Обвинение в ереси при Василии III и Иване IV стало удоб­ным средством в разгоравшейся борьбе осифлян и нестяжа­телей. Как уже говорилось, великокняжеская власть была в принципе заинтересована в том, чтобы поддержать последова­телей Нила Сорского, среди которых в первые годы правле­ния Василия III выделялся Вассиан Патрикеев, пострижен­ный в монахи родственник государя. До 1521 г. нестяжатели явно одерживали верх над своими противниками.

Таким образом, русская церковь, испытывая сильные по­трясения в своей внутренней жизни и, преследуя свои собст­венные цели, поддерживала великокняжескую власть. В целом Русская православная церковь во все возрастающей степени превращается в государственную национальную церковь. Предпосылки такого превращения заложены в самой традиции вос­точного христианства (когда в симфонии властей, т. е. двуединстве светской и духовной властей, ведущая роль отводилась царю). Восточная церковь признавала над собой вер­ховенство государственной власти и входила в рамки правительст­венных учреждений. После распада единого государства на удельные княжества тесный союз церкви и государства был нару­шен. Этот союз начинает восстанавливаться по мере формирования единого русского государства. Наибольший импульс установлению такого союз придали три крупных церковных деятеля XVI века: игумен Во­локоламского монастыря Иосиф, митрополиты Даниил и Макарий. Важнейшим результатом союза между государством и церковью было национальное возвеличивание обоих – создание религиозно-политической теории (идеологии), санкционирующей самобытную русскую власть (государственность) и ставящую ее под охрану самобытной национальной святыни.[35]

ХVI век - – важный период вистории России и российской государственности. Основной политический вопрос того времени – кто и как будет управлять государством, которое уже перестало быть собранием разрозненных земель и уделов, но еще не превратилось в органическое целое. Государственная централизация может проходить или в форме сословно- представительной монархии, или самодержавия. Деспотизм личной власти великого князя выступал в качестве тенденции при Иване Ш, но окончательный выбор был сделан в ХVI в.

Становление Московского государства проходило в политической борьбе. Обострилась она и в период регентства Елены Глинской (1533-1538), матери малолетнего князя Ивана IV. Однако ни одна из аристократических группи­ровок, возглавлявшихся семейными кланами Шуйских, Бель­ских и Глинских, не ставила под сомнение сам принцип единства государственной территории Великого княжества Московского; не стремилась восстановить прежнюю феодальную си­стему. Борьба велась не ради разрушения формировавшегося аппарата центральной власти, а во имя овладения ключевымипозициями в этом аппарате. И после воцарения Ивана 1У (1547) политическая элита (бояре и дворяне) не сомневалась в необходимости стоящей над обществом наследственной монархической власти, но считала, что царь должен делиться своими полномочиями с верхуш­кой общества, а она должна «соучаствовать» во власти. Данный боярско-дворянский взгляд на государственное устройство опирался на традиционные средневековые представления о социальной иерархии.

В формирующемся Русском государстве существовала, од­нако, и иная концепция распределения власти, восходящая к византийским традициям, а также к идеям, сложившимся в северо-восточных княжествах в годы ордын­ского владычества,— концепция равного бесправия всех членов общества перед лицом монарха.Такой взгляд на взаимоотно­шения монарха и подданных усвоил Иван Грозный. Он пытался применить на практике теорию безуслов­ной и всеобъемлющей власти царя-самодержца во второй период своего царствования.[36]

Первый период царствования (реформы) -1547-1564 гг.

Многие историки усматривают альтернативу установлению единоличной власти Ивана 1У в том историческом пути развития, который был намечен реформами Избранной рады (Ближней думой) в 1549-1560 гг. Во главе Избранной рады стоял Алексей Адашев, выходец из незнатного, но богатого рода костромских вотчинников. Активными участниками рады являлись князья И.Ф. Милославский, В.И. Воротынский, печатник Н.А. Фуников, дьяк И.М. Висковатый – талантливый дипломат, глава Посольского приказа, и другие [37]. Не входили в состав правительства лица духовного сана, однако митрополит Макарий и протопоп Благовещенского собора Сильвестр оказывали большое влияние на всю правительственную деятельность середины ХVI в..

За несколько лет деятельности Избранной рады было проведено столько реформ, сколько еще не знало никакое другое десятилетие в истории средневековой России. С одной стороны, ре­формы были направлены на укреп­ление центральной власти.

1. Создание централизованного государс­тва вызвало необходимость перестройки системы ор­ганов центрального управления. В середине 50-х гг. XVI в. завершается реорганиза­ция центральных органов управления («изб»), за кото­рыми позднее закрепилось наименование приказов. Главное отличие приказов от предшествующих ор­ганов власти состояло в том, что управление начинает строиться не по территориальному, а по ведомствен­ному принципу: Посольский приказ занимался только международными делами, Разрядный приказ — центральное ведомство по делам дворянского войска, Поместный приказ ведал помес­тным землевладением, Большой приход ведал сбором главных общегосударственных налогов и т. д. Особое значение имел Челобитный приказ, возглавлявшийся Адашевым. Этот приказ, разбиравший «челобития» (прошения, жалобы), контролировал де­ятельность центральных ведомств. Создание приказов представляло собой только начальный этап централизации государственного ап­парата. Порой отсутствовало четкое разграничение функций между отдельными учреждениями. Для мно­гих приказов было характерно совмещение судебных, административных и финансовых функций, а также соединение функционального управления с терри­ториальным. Но в целом разветвленная приказная система с ее бюрократическим аппаратом явилась сильным орудием укрепления централизованного го­сударства.

2. Укреплению власти царя способствова­ли ограничение с 1550 г. на время военных походов местничества и особенно создание постоянного стре­лецкого войска. Порядок несения воинской службы всеми землевладельцами (как боярами, так и дворя­нами) определялся «Уложением о службе» (1555-1556).

3. Несмотря на некоторые колебания, об­щая политика государства была направлена на уничтожение системы феодальных иммунитетов — системы исклю­чительных прав тех или иных светских и церковных феодалов, освобождавшей их от подчинения общим нормам закона, прежде всего от уплаты налогов.

Процесс централизации власти неиз­бежно выдвигал вопрос о положении церкви в госу­дарстве.

Во время неурядиц 1533—1547 гг. многим церковным иерар­хам стала очевидна необходимость упрочения центральной власти. Митрополит Макарий (1542—1563), отвергавший при­тязания князей на монастырские земли, был в то же время сто­ронником усиления московской монархии. Возвеличивая моло­дого государя (выше уже упоминалось об осуществленном в 1547 г. помазании Ивана IV на царство; эта ставшая затем традиционной процедура была введена в практику именно бла­годаря Макарию), митрополит не забывал и об упрочении соб­ственной власти, причем отнюдь не только церковной. В 1547 и 1552 гг., когда Иван IV возглавлял военные походы про­тив Казанского ханства, управление московскими делами по существу было передано Макарию; он вел дипломатические переговоры с Литвой и выполнял ряд иных государственных функций.

Макарий сочувственно относился к реформам. При этом рефор­маторы (члены Избранной рады) далеко не всегда и не во всем находили общий язык с влиятельным митрополитом, однако в большинстве случаев достигали соглашения на основе компромисса. Так было, например, на Стоглавом соборе 1551 г. (этот церковный собор оформил свои решения, записав их в ста пунктах, или главах). Собор был созван по инициативе царя, уделявшего боль­шое внимание взаимоотношениям с духовенством. Собор должен был до­полнить земское устроение устроением церковным. Стоглав подтвердил, что замещение церковных должностей должно осуществляться «не по мзде», осудил сохранявшиеся еще языческие развлечения, дал оценку ново­введениям в иконописи, принял решение об основании «книжных училищ» и организа­ции городских богаделен.

Самым спорным стал на Стоглаве вопрос о мо­настырских селах. Осифлянское большинство собора во гла­ве с митрополитом Макарием не при­няло правительственную программу секуляризации церковных земель, но достигло компромисса. После бурной дискуссии собор принял реше­ние об ограничении церковного землевладения. В казну воз­вращались земли, полученные в период боярского прав­ления, поместья и «черные» (принадлежавшие московским государям) села, в том числе и переданные в погашение долга. Это решение не распространялось, правда, на земли, доходы с которых шли митрополиту. В соответствии с требо­ванием, зафиксированным в Судебнике 1550 г., монастыри должны были вернуть в казну тарханные грамоты, т. е. доку­менты, освобождавшие землевладельцев от выплат в казну. Некоторые из таких грамот затем снова отдали монастырям, но с большинства церковных земель стали взимать государ­ственные налоги.

Компромиссное решение Стоглава позволило Церкви со­хранить достаточно большие земельные владения, но их даль­нейшее увеличение было поставлено под контроль светской власти.

Отношения между государством и Церковью в после­дующие десятилетия характеризовались и сотрудничеством, и соперничеством. После покорения Казанского ханства (1552) церковные и светские власти совместно организовывали колонизацию этих земель. Христианизация завоеванных областей не счита­лась государственной задачей. Однако, отказываясь от массовой и насиль­ственной христианизации (для которой не было сил и средств), царь поощрял добровольный переход бывших ханских поддан­ных, особенно поступавших на русскую службу, в православие. Было создано Казанское архиепископство (новая должность стала третьей по значимости в русской церковной иерархии). Церковь порой больше, чем монарх, заботилась об усилении государственной власти и о разумной централизации управления.

Помимо вышеназванных преобразований, вожди Избранной рады провели такие реформы, которые способствовали формированию условий для будущего ограничения царской власти.

1. Для обсуждения важнейших вопросов внешней и внутренней политики с середины XVI в. стали созывать Земские соборы. Исследователи от­мечают их генетическую связь с предшествующими институтами. Земские соборы, требовавшие участия представителей господствующего класса всей земли, в какой-то мере заменяли княжеские съезды и вмес­те с Боярской думой унаследовали их политическую роль. В то же время Земские соборы — это орган, при­шедший на смену вечу, восприняв традиции участия общественных групп в решении правительственных вопросов, но заменив присущие ему элементы демок­ратизма началами сословного представительства. В XVI в. Земский собор как учреждение лишь формировался и первоначально не имел ни четкой структуры, ни четкой компетенции. Практика созыва и порядок заседаний, тем более состав собора не были строго регламентированы и изменялись. Состав участников собора - духовенство; боярство; дворянство; дьячество и приказный аппарат; иногда купечество (верхушка посада). Как правило, Земские соборы рассматривали су­дебные, административные, финансовые и военные вопросы. В период между­царствия избирали государя.

Одним из последствий их созыва являлось то обстоятельство, что правительственная власть снимала с себя в какой-то степени ответствен­ность за проводимые ею мероприятия, так как эти ме­роприятия оказывались одобренными достаточно ши­роким кругом советников. Стоит отметить, что в XVI в. Земские соборы еще не были представительными уч­реждениями в обычном понимании: а) власть царя они не ограничивали, б) не было выборных представите­лей. Однако это был первый шаг на пути к парламен­таризму в России.

2.Значительные изменения произошли в системе местных органов власти. Институт кормлений постепенно был ликвидирован. Функции кормленщиков (сбор на­логов, суд, руководство местным народным ополчени­ем) в результате губной[38] (1539-41) и земской реформ (1555-56), перешли к губным и зем­ским старостам. Старост избирали из дворян, зажиточных посадских людей и черносошных крестьян. Таким образом, в середине и второй половине XVI в. в России стали формироваться институты местного самоуправления.Правда, вводимое в городах выборное самоуправление не распространялось на Москву (столица), Псков и Новгород (исконные вольности кото­рых традиционно внушали царю опасения), Казань (в только что завоеванном крае было еще неспокойно) и пограничные города-крепости. В перечисленных горо­дах власть находилась в руках назначаемых государс­твом воевод.

3. Изменения в системе управления допол­нялись преобразованиями в судебной сфере. Наиболее значимым было категорическое требование Судебника 1550 г. об участии «судных мужей» в каждом судебном разбирательстве. «Судные мужи» — выборные предста­вители в наместничьем суде — существовали и в XV в. Однако их участие в суде представлялось великим кня­зем как пожалование, как привилегия. Ни всеобщего характера, ни серьезного значения прежние «судные мужи», по мнению некоторых исследователей, не име­ли. Введение на местах в середине XVI в. «праведного», то есть справедливого суда, контролируемого «лучши­ми людьми» из данного сословия, было важным шагом в направлении создания сословно-представительной государственной системы.

Таким образом, путь развития общества, который был намечен реформами Избранной рады, в перспективе мог привести к укреплению сословно-представитель­ной монархии[39].