Культурологический подход в политике.

Основные вопросы

Лекция восьмая

ФИЛОСОФИЯ ПОЛИТИКИ. ОСНОВНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ СТРАТЕГИИ (ИДЕОЛОГИИ) РАЗВИТИЯ РОССИИ.

Тема 4.Национально-патриотическая стратегия развития России.

………………………………………………………………………………………

· Кризис русской идентичности на рубеже XX – XXI вв. Русский вопрос в политике.

· Культурологический подход в политике.

……………………………………………………………………………………….

Бытие России в мире представляет фундаментальную загадку. «Особая стать» страны отмечалась не только русскими мыслителями: «Все страны

граничат между собой, и только Россия граничит с Богом» – писал гениальный австрийский поэт Рильке.

Загадка в том, что русская история – очень удачная история успешного народа, причем не благодаря, а вопреки всем обстоятельствам. Сравним с историей другого успешного народа, благодаря обстоятельствам, в которой нет загадки. Ричард Никсон в одной из речей, которую он произнес в бытность свою президентом США, с полным одобрением повторил мысль Андре Мальро, что США - единственная страна, ставшая великой, не приложив к этому ровно никаких усилий. Полная безопасность на протяжении всей истории от вторжений извне, обширная территория, доставшаяся посредством, не потребовавшего больших усилий истребления индейцев, плодородные земли, благодатный климат, богатые и разнообразные полезные ископаемые и, наконец, тот факт, что в обеих мировых войнах Америка ценой малой крови захватила львиную долю плодов победы, - всё это служит основанием для официального тезиса о благоизбранности американского народа и является предметом национальной гордости.

Совсем другая песня – Россия. Ещё П.Я. Чаадаев с возмущением писал о климате «…в стране, о которой можно не на шутку спросить себя, была ли она предназначена для жизни разумных существ». Действительно, русский крестьянин освоил земли, на которых не стал бы вести хозяйство «разумный европеец», а подался бы в более теплые края. Но и за эту землю русским пришлось очень долго и тяжело конкурировать. Прогноз на ХХI в. легкой жизни совсем не обещает.

Русские не только отстояли и сохранили свою независимость, но и стали гегемонами в северной Евразии, находясь в постоянном соприкосновении с превосходящим в технологическом и военном отношении Западом. Россия сыграла решающую роль во всех мировых сражениях ХIХ - ХХ вв. и, в общем, неизменно выходила из них победителем.

Россия как империя прирастала новыми территориями в основном не путём завоевания, а в результате мирного крестьянского и казачьего расселения. От времени И.Калиты к началу ХХ в. её территория увеличилась в 35 раз. Последние 500 лет своей истории, исключая короткий постсоветский период «катастройки» развитие отличалось редким динамизмом – каждое последующее поколение жило лучше предыдущего. Даже после разрухи Смутного времени (1630г.) типичный малоземельный двор Муромского уезда, засевавший всего около десятины (1,09га) озимого поля содержал: 3 - 4 улья пчёл, 2 - 3 лошади с жеребятами, 1 - 3 коровы с подтёлками, 3 - 6 овец, 3 – 4 свиньи и в клетях 6 – 10 четвертей (1,26 – 2,1 м³) всякого хлеба (Ключевский В.О. Курс русской истории. – Т.2. – М., 1998. – с.28). Вспоминается шутка М.Задорнова, когда советский экскурсовод, заводит туристов в амбар, полный всякой снеди, вкушая которую крестьянская семья «ежедневно спасалась от голодной смерти».

При огромных размерах территории в советское время удалось создать государство массового благоденствия, потребительское общество, уступающее западному, но опережающему все незападные.

Со времён Петра постоянно нарастала военно - стратегическая мощь державы, став доминирующей в ХIХ – ХХ вв. («Европа подождёт, пока русский царь рыбачит, - говаривал Александр III»).

Наконец, венцом развития явилась, может быть самая универсальная и гармоничная русская культура – то, единственное, что оправдывает существование народа перед Богом (Д.С.Лихачев).

Расширение России, экспансия и создание Российской империи всегда коррелировало с приростом биологической силы русских. Достаточно посмотреть на демографическую динамику: это был взрывной рост, несмотря на то, что жить на этой территории было тяжело, а воевать приходилось много.

Итак, русская история – история успешного народа. Объяснить это стечением обстоятельств невозможно; за очень редкими исключениями, обстоятельства всегда были против русских. Объяснить это можно одним – тем, что это были русские (данная точка зрения подробно обоснована в работе В.Д. Соловей «Русская история: новое прочтение» М., 2005).

Кровь есть дух, как говорил Ф.Ницше. И не надо кивать в сторону расизма. В самом деле, налицо фундаментальное онтологическое различие: русские смогли это сделать, а угро-финны - нет, татары не смогли, поляки проиграли конкуренцию за эту территорию.

Русскость – самостоятельное качество, сущность русского этноса (нации), его архетипические свойства, его конкурентные преимущества на всём протяжении истории, исключая последние 20 лет, так называемой «перестройки – катастройки».

Россия как целостность существует только благодаря русским, которые эту целостность и создали. Можно страшиться или, напротив, надеяться на очередную революцию, чреватую большой кровью, но в любом случае революция (или модернизация) предполагает наличие субъекта, способного навести порядок на этой территории и удержать это пространство. Никто, кроме самих русских, удержать его не сможет. «И для решения этой задачи осталось не более 15 – 20 лет. В ином случае русское пространство может быть только поделено» (см. В.Д.Соловей «Россия накануне Смуты». «Свободная мысль», 2005, № 4).

Не только многие отечественные ученые, но и влиятельные религиозные деятели (отец А.Кураев) рассматривают утрату Россией обширных территорий как вопрос, предрешенный и нужно только озаботиться кого предпочесть среди будущих хозяев российских пространств: «… поглощение Китаем представляется меньшим злом, чем Западом. Китай нависает над нами физически, а Запад духовно. Западу мы не нужны своей индивидуальностью, там нас ждут только как ресурс. Для Китая мы сами Запад. Его более толерантная культура не растворит нас в себе без остатка, а создаст симбиоз, подобный тому, который был создан 500 лет назад нашими славянскими и татарскими предками» (В.Б.Пастухов «Затерянный мир. Русское общество и государство в межкультурном пространстве ».

« Общественные науки и современность », 2006, № 2). Дьякон о. Кураев вносит оптимистическую ноту, рассуждая о массовом переходе веротерпимых китайцев в православие. От подобного холодного научного академизма и православно-китайского прозелитизма становится и стыдно, и страшно.

Впервые за 500 лет русские начали ощущать себя слабым народом. Драматическое ослабление русских – угроза самому существованию России.

Нельзя отрицать очевидное – беспрецедентную социоантропологическую деградацию России, в конце ХХ в., явившей миру уникальный случай грандиозного регресса невоюющей страны. Ощущение неудачи приобрело характер трагедии, когда на глазах русских и при их молчаливом согласии распалось великое государство – Советский Союз. Стала очевидной демографическая (витальная) слабость русских. Впервые появилась зловещая для народа метафора - «Русский крест», знаменующая вымирание русского народа.

Большинство исследований от медиков и демографов до политологов и философов считают, что главные причины деполяции русских лежат в духовной сфере: разрушение национального сознания, ломка традиционной системы ценностей, депрессия и потеря смысла жизни, озлобленность из-за несправедливых итогов « реформ » и безнаказанности зла, моральная деградация от всевластия денег, культа насилия и разврата.

Русские испытывают глубокое беспокойство в связи с утверждением «чужаков» в коренной России. Это подлинно «чужие» - от внешности до манеры поведения, чья биологическая сила контрастирует с русской демографической слабостью, которые не поддаются ассимиляции и ассоциируются с преступностью и терроризмом.

Но главный в этом перечне фрустирующих факторов - современная российская власть. Экзистенциально политическая элита совершенно оторвана от страны, в которой пребывает, и от народа, к которому будто бы имеет отношение. А это и есть корень проблемы. Потому что такая элита может генерировать только разрушение. Её неистовое западничество продавливает модернизацию ценой слома идеократии высоких смыслов, потребной нашему культурному генотипу. Существующее государство отказывается от аксиологии общественного блага; отказывается от главной цели любого государства – определения, что справедливо, а что нет (Аристотель); минимизирует социальные и антропологические затраты с целью максимизации прибылей, используемых в интересах элиты.

Наиболее остро кризис идентичности проявился с наступление глобализма и разрушением национального самосознания, что отразилось в науке появлением в 80 – 90 гг. ХХ в. конструктивизма, рассматривающего понятие нация (этнос) как конструкцию ума, своего рода виртуальную реальность, чистое умозрение.

В мировой этнологии существует традиционное направление, рассматривающее этничность как объективную данность, своего рода изначальную (примординальную) характеристику человечества: «До того как индивид становится членом общества или нации, он или она уже обладают чувством общего происхождения, культурной или физической схожести, или просто близости к своим» (Greenberg S. Race and State in Capitalist Development: Comparative Perspectives. New Haven. 1980. P.14 ). Осознание групповой принадлежности заложена в генетическом коде и является продуктом ранней человеческой эволюции, когда способность распознавать членов родственной группы была необходима для выживания. По мере развития народа этническая (национальная) особость пронизывала всё его бытие.

С удивительной силой и проницательностью писал о значении национальной идентификации Х. Ортега-и-Гассет: «Я знаю, что где-то глубоко внутри меня в потаённых закутках моей души и сердца идёт незаметный, ни на секунду не прерываемый труд: всё, что даёт мне мир, искажается на испанский лад. Я знаю, что свобода ума и чувств, которой я вроде бы обладаю …лишь видимость. Дротик, летящий к цели, конечно же, полагает, что движется по своему усмотрению и сам наметил себе цель. Однако кинула его чья-то рука… Таков и я – дротик, брошенный древней рукой моего народа»

В неустойчивой ситуации «переходного общества» этническая принадлежность является способом вновь ощутить себя частью некоего социального целого, найти психологическую поддержку в традиции. В науке глубоко укоренилась структуралистская формула анализа этничности «мы и другие», которая предполагает существование глубоких культурных оппозиций для осуществления акта этнического самосознания и групповой консолидации (Keesing R.H. Theories of Culture Revised // Assessing Cultural Anthropology / Ed. R. Borofsky. N.Y., 1994.)

Сугубо «технологическое» мышление, склонное отрицать традиции, которое столь характерно для российского либерального реформаторства, убедительно продемонстрировало всю ограниченность и опасность стратегий развития не соотнесённых с реальным культурно-историческим процессом и

формируемых вне связи с национальной традицией.

Сегодня, когда у власти в стране политики - «западники», пытающиеся навязать России модель модернизации – вестернизации, мы живём в ритмах

всеразрушительного «ускоренного» времени. Оно не совпадает с ритмом национальной культуры, и возникающий диссонанс разрушает общество. Монетаристская модель в экономике, созданная на Западе для борьбы с инфляцией и падением производства, в России, на иной культурной почве «неожиданно» включила именно механизмы инфляции и сокращения производства.

Жизнь показывает, что в сравнении с другими народами русские хуже адаптируются к рыночным отношениям. Русское традиционное общество было основано на архетипической триаде: крестьянин, солдат, жрец (священник). Нельзя отказать в меткости наблюдению Д. Галковского: «Отличаясь природным трудолюбием, способностью хотя и неровно, но крайне интенсивно трудиться, проявляя при этом нечеловеческую энергию и самопожертвование, русский человек органически не способен выполнять мелкую, второстепенную работу. Отличный солдат, крестьянин, ремесленник, русский нелеп и злобен в качестве служащего, санитара, официанта и т. д. Эти профессии кажутся ему несерьёзными, ненастоящими и издевательскими, ущемляют его честолюбие. А русские самые честолюбивые люди в мире…»

(«Наш Современник». – 1992, - №1.- с.146.). Но особенно низок был в русском обществе престиж ростовщика, хотя в системе рыночных отношений это вполне уважаемая фигура. Можно вспомнить восстание киевлян в 1113г.,закончившееся изгнанием ростовщиков, спекулировавших солью. Рынку в западном формате есть альтернатива, найденная тем же Западом и Россией кооперативный строй экономики (см. В.Белоцерковский. Россия посткапиталистическая. // Свободная мысль, 2007, №12).

Сегодня русская культура–цивилизация стремительно теряет признаки, как культуры, так и цивилизации, что перед социокультурными вызовами со стороны глобализационных процессов представляется очевидной угрозой безопасности страны (О.А.Кармадонов. Эффект отсутствия: культурноцивилизационная специфика. // Вопросы философии, 2008, №2, с.39). Социум, как и человек, потерявший память, больше не уверенный в том, кто он есть, понятия не имеющий для чего и для кого он существует, просто по определению не может являться субъектом самостоятельных и ответственных решений.

Большая часть ХХ в. в России прошла под знаком ослабления, даже распада национального сознания. Советский интернационализм на корню отрицал национальную идентификацию, особенно русских. В постсоветское время понятие «русский» растворилось в аморфном слове «россиянин».

В настоящий период в России нет русской нации, но есть великий в прошлом, ныне больной, переживающий страшную антропологическую катастрофу народ. И нет для нас задачи более важной, нежели формирование национального самосознания и сохранение народа. Только в этом случае произойдёт консолидация русского народа в нацию на основе обращения к культурным традициям и прежде всего к православию.

Наиболее полно и последовательно К.П. использовался в дореволюционный период. Его основная идея была разработана киевским митрополитом Иларионом (кон. X – нач. XI в.) в «Слове о законе и благодати». Здесь едва ли не впервые в христианской литературе звучит идея равенства всех народов. Утверждается право молодого славянского народа «быть новыми мехами для старого вина» и отрицаются претензии Византии, присвоившей себе монополию на «благодать» (т.е. христианство) и рассматривавшей «молодые народы» как лишенных собственной истории варваров. В «Слове» равно осуждаются как национальная замкнутость иудеев, так и стремление к национальному превосходству греков.

В средние века старец псковского монастыря Филофей формулирует идею о Москве – третьем Риме, о Руси как оплоте славянского православного мира.

В новое время министр просвещение граф С.С. Уваров в теории «официальной народности» разработал идею о 3-х устоях России: «православии – самодержавии – народности». Трехчленная формула не позволяет ни одной составляющей иметь первенство. В противном случае нарушается традиция русской государственности и искажается национальное самосознание. Так, в политическом аспекте передача первенства православию требует создания теократического государства и его доктрины, что глубоко чуждо и православию и истории России.

Абсолютизация самодержавия превращает ответственную перед Богом власть Помазанника Божия в диктатуру личности. Национальная самобытность, не соподчиненная с православной духовностью и не гармонизированная сакральной верховной властью, ведет к национальной ксенофобии и тому тупому, агрессивному национализму, который духовность измеряет чистотой крови, а межнациональные отношения выстраивает на уровне архетипа «свои – чужие».

Принцип «народности» означал ориентацию политики на православное большинство российского народа. В духовной жизни России сохранялась целостность культуры и личности.

В советское время уваровская триада глубоко трансформировалась: православие – в социалистическую идеологию, самодержавие - в руководящую роль партии, народность – в защиту интересов советского народа.

Таким образом, на протяжении всей своей истории Россия была идеократическим обществом, страной, которая руководствовалась стратегической идеей, поднимавшей народ выше животной сытости к духовной жизни, к идеалу.

Впервые, в постсоветский период, Россия потеряла стратегическую идею, перестала быть идеократическим обществом. Не случайно, поставленная первым президентом Р.Ф. Б. Ельциным перед российскими учеными задача разработать национальную идею к успеху не привела, так как реализация такой задачи противоречила избранному либерально-демократическому курсу власти.

Призыв власти создать в России потребительское общество по западному образцу, истребляющее свою духовность, в безудержной гонке за материальными благами уничтожающее свою мать-природу, объединить и воодушевить русский народ не сможет. Более того, она приведет к еще большему расколу общества.

Лучшие страницы русской истории связаны с подъемом национального самосознания. В один из самых страшных периодов, грозящих самому существованию русского народа, лишь обращение к национальным ценностям спасло страну. К июню 1941 года немецкая армия была лучше вооружена, прошла отличную школу победоносных войн в Европе, начала свою войну, а русские были вынуждены защищаться, уступая немцам по всем указанным позициям, но выстояли исключительно благодаря силе духа, волевым качествам и особенностям национального характера.

На начало войны русские продолжали быть православной нацией, живущей в условиях атеистического государства. Немцы были по преимуществу протестантской нацией, живущей при режиме, исповедующем оккультно-мистическую идеологию. Государственные идеологии оказали поверхностное влияние на национальную духовность, что подтверждается поразительной активностью православной церкви и маргинализацией национал-социализма после поражения Германии. Принятые и понятые нацией идеологии и духовные системы так безболезненно не умирают – национальные идеологии живут долго, и нации борются за них как за собственное «Я», без которого вообще не может идти речь о нации и перспективах ее исторической жизни.

Благодаря православию и развившимся на его основе принципам национального и государственного жизнеустроения мы вошли в войну как традиционное общество, сохраняющее значимость национального единства, иерархичность (сословную, духовную, нравственную) внутри национального целого, соподчиненность личности и общества и государственный патернализм, рождающий доверие к власти. Это, конечно, общие принципы, но они обретали жизненную важность в условиях войны.

Перемещение и размещение эвакуированных было заслугой государства, но то, что эвакуированные от Поволжья до Сибири были приняты, нашли приют – заслуга, прежде всего, традиционного уклада жизни, сохраненного русскими и другими народами России (СССР). Почти все, вспоминающие это страшное лихолетье, повторяют, что все жили как родные.

И понятие «патернализм» наполнялось тогда вполне конкретным содержанием. Обеспеченность работой, пусть и при символической зарплате, но в условиях обеспеченной карточной системы, уверенность в государственной защите, низкий для войны уровень преступности, незначительная коррумпированность гос - и партаппарата рождали доверие к государству как защитнику и покровителю всех членов общества.

Немцы начали войну объединенными национал-социалистической идеологией, под которой легко просматривалась та расщепленность национальной жизни и социальных связей, которая характерна для буржуазной нации. Протестантизм, прочно утвердившийся в немецком сознании (исключая католический юг), уже три века был господствующей идеологией и формой психологии и специфической духовностью немцев. Он разрушил национальное целое в угоду самоценности личности (что фиксируется в ницшеанском сверхчеловеке) и потому идеологизированное единство немцев было до тех пор прочным, пока идеология подтверждалась победными маршами вермахта по Европе. Как только было встречено реальное сопротивление, начался распад немецкой псевдоцелостности. Вот почему на поверхности обнаруживается в Великой Отечественной войне борьба двух идеологических систем, а содержательно война шла между русским традиционным обществом и немецкой буржуазной нацией.

В битву, следовательно, вступили две нации с разными представлениями о себе и о своем месте в истории. Немцы начали войну вооруженные идеей национальной исключительности и расового превосходства. В философской и поэтической традиции Германии эта идея отслеживается уже с XVIII века.

Что противопоставили русские немецкой доктрине национального превосходства? Конечно, не идею всечеловеческого единения, не всепрощение и братскую любовь в том смысле, в каком эти великие идеи были абстрактно осмыслены XIX веком. Мы тоже вспомнили архетип «они-мы», мы тоже были вынуждены воспользоваться этнической дихотомией «свои-чужие», но только вовлечение этого древнейшего этнического самоопределения в современность произошло на основе православной традиции, не важно, осознано или бессознательно была введена в национальную и личную психологию поколения, принявшего на себя удар.

Идея национального превосходства теологически интерпретируется как гордыня – страшный сатанинский грех, которому нет прощения, но обязательно последует наказание. В сакральном смысле на нашу страну напало сатанинское воинство (вспомним об исповедании верхушкой III рейха инфернальных культов), и борьба с ним на уничтожение была священной без всяких метафор и аллегорий. Святая Русь поднялась на борьбу с бесовством, и наша национальная правда, освященная праведниками, святителями, новомучениками, ответила на вызов темных сил.

Оказывалось, что тогда, в грозах и бурях войны, сосредоточившись на национальных ценностях, приняв во спасение меч Христа, наш народ, наши отцы и деды противопоставили сатанизму чистоту православия, национальному превосходству – национально-государственную независимость, сверхчеловеку – соборность русской национальной жизни. И потому Россия победила.

В 90-е гг. XX в. для политической элиты России было характерно стремление отказаться от традиционных российских ценностей, которые рассматривались как препятствия на пути демократического и рыночного развития по западному образцу. Более того, из основного документа, идентифицирующего личность, убрали графу «национальность», с чем молчаливо согласился русский народ; ряд других народов России (например, татары) отстояли свою национальную идентификацию. Граждане современной России испытывают проблемы с коллективной идентичностью – по большому счету, их мало что объединяет: нет ни общей идеологии, ни общих целей и интересов. Страна «зависла» на промежуточной ступени между распадающейся советской идентичностью и так пока не сложившейся национально-государственной идентичностью (россияне). В неустойчивой ситуации «переходного общества» национальная принадлежность является способом вновь ощутить себя частью целого, найти поддержку и опору в традиции.

Центральной системной проблемой – главным тормозом развития современной России является несовпадение, принципиальное различие идентификаций политической элиты, сформировавшейся в провальные 90-е гг. XX в., отождествляющей себя с Западом, где их деньги, собственность, зачастую, дети и даже гражданство, и народом России, идентифицирующим себя с собственной страной. Именно поэтому Россия впервые за всю свою историю не имеет национальной идеи, перестала быть идеократической страной.

Начало XXI века пришлось на два президентских срока В. Путина. Итоги президентства Путина противоречивы и получили самые разные оценки. «Кремлевская школа политологов» сформировала в массовом сознании глубоко позитивный образ второго российского президента. Однако острые критические суждения и обобщения о путинской эпохе высказывают не только аналитики коммунистической ориентации, но и их категорические оппоненты. Обычно на деле поддерживающий власть В. Жириновский, в ходе президентской компании 2008 г. дал негативное обобщение итогов путинского правления: «…Укрепление государства осуществлялось по «византийским» принципам системы управления – страной пытаются править группы влияния, принимающие стратегические решения кулуарно. Бюрократия пытается создать в России систему, основанную на произволе высших чиновников, за которыми «строятся» бюрократы всех уровней. Беда России еще в том, что в ней никогда не жили в соответствии с законодательными актами…. В результате коррупция, казнокрадство стали в России почти образом жизни для отдельных слоев общества. Коррупционеры и бюрократы фактически блокировали или, в лучшем случае, резко «затормозили» все «благие начинания» начала XXI в. в России». Проанализируем три главных составляющих итогов президентства Путина – экономическую, социальную и политическую.