Иордан о том, как Теодорих отправился отвоевывать Италию у Одоакра

Вопросы

1. Составьте список завоевателей (союзов племен и их вождей), сменявших друг друга в Италии в эпоху Великого переселения народов.

2. Чем отличался Теодорих от германских вождей, о которых шла речь в § 1 учебника? Только ли отношением к Риму?

3. Что вам известно о римском сенате?

4. Почему Боэция прозвали «последним римлянином»?

5. Иногда «последним римлянином» называют и полководца Аэция, о котором говорилось в § 4. Что же общего у военачальника Аэция и философа Боэция (кроме созвучия в именах, конечно)?

6. В чем, по-вашему, был прав Теодорих, а в чем заключаются его ошибки (или преступления)? Какие аргументы вы нашли бы, чтобы оправдать Теодориха перед «судом истории»? А какие — чтобы обвинить?

Но вот Теодорих, состоя в союзе с империей Зенона и наслаждаясь всеми благами в столице, прослышал, что племя его... живет не совсем благополучно и не в полном достатке. Тогда он избрал по испытанному обычаю своего племени: лучше трудом снискивать пропитание, чем самому в бездействии пользоваться благами от Римской империи, а людям — прозябать в жалком состоянии. Рассудив сам с собою таким образом, он сказал императору: «Хотя нам, состоящим на службе империи вашей, ни в чем нет недостатка, однако, если благочестие ваше удостоит меня, да выслушает оно благосклонно о желании сердца моего». Когда ему с обычным дружелюбием была предоставлена возможность говорить, он сказал: «Гесперийская сторона («Гесперия» означает «Запад». Греки называли «Гесперийской стороною» Италию.), которая недавно управлялась властью предшественников ваших, и город тот — глава и владыка мира — почему носятся они, как по волнам, подчиняясь тирании короля торкилингов и рогов?(Здесь подразумевается Одоакр и его варварское войско.) Пошли меня с племенем моим, и если повелишь,— и здесь освободишь себя от тяжести издержек, и там, буде с помощью Господней я одержу победу, слава благочестия твоего воссияет.

Полезно же,— если останусь победителем,— чтобы королевством этим по вашему дарению владел я, слуга ваш и сын, а не тот, неведомый вам, который готов утеснить сенат ваш тираническим игом, а часть государства вашего — рабством пленения. Если смогу победить, буду владеть вашим даянием, вашей благостыней; если окажусь побежденным, благочестие ваше ничего не потеряет, но даже, как мы говорили, выиграет расходы (на содержание племени остготов)».

Хотя император с горечью отнесся к его уходу, тем не менее, услышав эти слова и не желая опечаливать его, подтвердил то, чего он добивался, и отпустил, обогащенного многими дарами, поручая ему сенат и народ римский.

Из «Утешения философией» Северина Боэция

О мой питомец, разве могу я покинуть тебя и не разделить вместе с тобой бремя, которое на тебя обрушили те, кто ненавидит самое имя мое! Ведь не в обычае философии оставлять в пути невинного без сопровождения, мне ли опасаться обвинений, и устрашат ли меня новые наветы? Неужели ты сейчас впервые почувствовал, что при дурных нравах мудрость подвергается опасности? Разве в древние времена, еще до века нашего Платона, я не сталкивалась часто с глупостью и безрассудством в великой битве? А при его жизни учитель его Сократ разве не с моей помощью добился победы над несправедливой смертью?.. Если бы ты не знал ни о бегстве Анаксагора, ни о яде, выпитом Сократом, так как все это было в чужих краях, то ты мог слышать о... Сенеке... воспоминания о котором не столь давни и широко известны. Их привело к гибели не что иное, как то, что они, воспитанные в моих обычаях и наставлениях, своими поступками резко отличались от дурных людей. Поэтому не должно вызывать удивления то, что в житейском море нас треплют бури, нас, которым в наибольшей мере свойственно вызывать недовольство наихудших людей. Их воинство, хотя и многочисленно, заслуживает презрения, так как оно не управляется каким-либо вождем, но влекомо лишь опрометчивым заблуждением и безудержным неистовством. Если же кто-нибудь, выставляя против нас войско, оказывается сильнее, наша предводительница стягивает своих защитников в крепость, а врагам же достаются для расхищения лишь не имеющие ценности вещи. А мы сверху со смехом взираем на то, как они хватают презреннейшие из вещей, а нас от этого неистового наступления защищает и ограждает такой вал, который атакующие воины глупости не могут даже надеяться преодолеть.