Сократ. Если даже их множество и они разные, все же есть у всех у них одна определенная идея: она-то и делает их добродетелями.

Что такое добродетель и можно ли ей научиться?

Платон. Менон

Примечание. Поскольку данное произведение представлено в виде диалога, сделать краткий конспект представляется довольно затруднительным. При этом неизбежно теряется логическая стройность. Представленная здесь версия не претендует на полноту. Выделенный диалог Сократа с рабом вообще не имеет отношения к теме, кроме как дает основание для последующего размышления о добродетели. Поэтому он значительно сокращен.

Менон. Можно ли научиться добродетели? Или можно лишь достичь её путем упражнения? Или достаётся она человеку от природы либо ещё как-нибудь?

Сократ. Я не только не знаю, можно ей выучиться или нельзя, но и вообще не ведаю, что такое добродетель. А если я этого не знаю, то откуда мне знать, как её достичь?

Сократ. Ты сам, Менон, ради всех богов скажи мне, что такое, по-твоему, добродетель?

Менон. Добродетель мужчины, например, в том, чтобы справляться с государственными делами врагам вредя и остерегаясь, чтобы самому от кого не испытать ущерба. Добродетель женщины состоит в том, чтобы хорошо распоряжаться домом. Добродетель ребенка совсем в другом. Существует великое множество разных добродетелей. Для каждого из наших занятий и возрастов, в каждом деле у каждого из нас своя добродетель.

Сократ. По твоим словам, их потому множество и потому они разные и не похожие друг на друга, что они – пчелы? Или же они отличаются не этим, а чем-нибудь другим, – красотой, величиной или ещё чем-либо подобным?

Сократ. Что же по-твоему, у мужчины одно здоровье, у женщины – другое?

Менон. Мне кажется, что одно и то же здоровье и у мужчины, и у женщины.

Менон. По моему мнению, Сократ, тут всё иначе, нежели в тех вещах.

Сократ. Как так? Разве ты не говорил, что добродетель мужчины – хорошо управлять государством, а женщины – домом?

Сократ. А разве можно хорошо управлять – государством ли, домом ли или чем угодно, – не управляя рассудительно и справедливо? Что же, те, кто управляет рассудительно и справедливо, управляют так не благодаря справедливости и рассудительности? Значит, и мужчина и женщина оба нуждаются в одном и том же – в справедливости и рассудительности . Разве старик или ребёнок, если они невоздержны и несправедливы, могут быть добродетельными? Все люди добродетельны на один лад: достигнув одного и того же,они становятся добродетельными. Так вот, если добродетель у всех одна и та же, попытайся теперь припомнить и сказать, что она такое.

Менон. Что же ещё, как не способность повелевать людьми? Скажу так, раз уж ты добиваешься одного ответа на все.

Сократ. Но что же, Менон, и у ребёнка та же добродетель? И у раба – способность повелевать своим господином? И ты думаешь, что повелитель может быть рабом? Ты говоришь: «способность повелевать людьми». А не добавить ли нам к этому «справедливо, а не несправедливо»?

Менон. Справедливость есть добродетель. Но кроме справедливости есть ещё и другие добродетели.И мужество – добродетель, и рассудительность, и мудрость, и щедрость. Я никак не могу извлечь из всех единую добродетель, как делали мы с другими вещами.

Сократ. Ты многие вещи называешь одним именем и говоришь, что все они не что иное, как очертания, даже если они противоположны друг другу. Я ищу, что во всех этих вещах есть одинакового.

Сократ. Существует ли нечто такое, что ты называешь «концом»? Существует ли нечто такое, что ты называешь плоским, и другое, что ты именуешь объёмным, как это принято в геометрии? Из этого ты теперь уже можешь понять, что я называю очертаниями. Очертания – это граница тела.

Ведь вы говорите, в согласии с Эмпедоклом, о каких-то истечениях из вещей и о порах, в которые проникают и через которые движутся эти истечения? А из этих истечений одни, по вашим словам, соразмерны некоторым порам, а другие слишком велики или слишком малы для них?И существует нечто такое, что ты называешь зрением? На этом основании можно сказать, что цвет – это истечение от очертаний, соразмерное зрению и воспринимаемое им. Этим же способом можешь легко объяснить, что такое звук и запах и ещё многое в том же роде.

Менон. Теперь мне кажется вот что, Сократ. Стремиться к прекрасному и быть в силах достигнуть его – это и есть добродетель.

Сократ. А не утверждаешь ли ты, что стремящийся к прекрасному стремится и к благу? Но не выходит ли у нас, что некоторые стремятся к злу, а некоторые – к благу? Значит, ты полагаешь, что есть и такие, кто, зная, что зло есть зло, будут всё-таки к нему стремиться? Похоже, он думает, будто зло пойдёт на пользу тому, кому достанется. А те, кто, по-твоему, думает, будто зло принесёт им пользу, знают ли они, что оно есть зло? Ну а те, кто стремится к злу, зная, что зло вредит тому, кому выпадет на долю, понимают ли они, что сами себе наносят вред? Но разве они не считают жалкими людьми тех, кому что-либо вредит, именно потому, что им наносится вред?А жалкие разве не несчастны? Так неужели же есть такой человек, который хочет быть несчастным и жалким? Значит, Менон, никто не хочет зла, если не желает быть жалким и несчастным. Ведь что же иное значит «быть жалким», как не стремиться к злу и его обретать?

Значит, ясно, что если один лучше другого, то он превосходит его способностью к благу? По твоим словам, добродетель – это, видимо, способность достигать блага?

А разве благом ты называешь не здоровье или богатство? А не добавишь ли ты, Менон, говоря о такой прибыли, слова «справедливая» и «честная»? Или ты не видишь тут никакой разницы, и даже тогда, когда богатство нажито бесчестным путем, ты называешь это добродетелью?

Менон. Ни в коем случае, Сократ!

Сократ. Значит, в приобретении подобных благ ничуть не больше добродетели, чем в отказе от них; добродетельно же, видимо, то, что делается по справедливости, а что чуждо всему этому, то порочно. Ты всё пропустил мимо ушей и говоришь мне, будто добродетель – это способность достигать блага по справедливости, а справедливость, по твоим же словам, есть часть добродетели.

Так не думай же, будто ты, пока мы исследуем, что такое добродетель вообще, хоть кому-нибудь объяснишь это, если, отвечая, будешь говорить о её частях или о вещах, им подобных; всё равно надо будет снова задать тебе вопрос: если ты так говоришь, то что же такое добродетель?

Но сейчас – о том, что такое добродетель, я ничего не знаю, а ты, может быть, и знал раньше, до встречи со мной, зато теперь стал очень похож на невежду в этом деле.