Document Outline 16 страница

контейнер с крысами. — Идем.

— Я... я... — Я оробела.

— Джилл, вы выступаете вторыми, — напомнил мистер Мессершмидт. — Так что вам,

наверное, уже пора идти готовиться.

Я посмотрела на Тристена, мне так хотелось поделиться с ним своим страхом.

Прижаться к нему и позаимствовать у него решительности. Но его взгляд совершенно ни о

чем мне не говорил, ему не казалось нужным меня подбодрить.

— Иди, — сказала я, — а я сбегаю в туалет.

— Хорошо, — согласился Тристен. — Как скажешь.

И они с мистером Мессершмидтом направились к сцене, проталкиваясь сквозь толпу.

Тристен был выше большинства учителей, поэтому следить за ним было нетрудно. И даже

совершенно незнакомые люди, похоже, расступались перед Тристеном Хайдом, хотя его раны

уже не казались такими страшными. Я думаю, это происходило не потому, что они

подсознательно улавливали в нем какую-то угрозу, а потому, что нутром чуяли, что в нем есть

что-то особенное.

И как я только могла от него отказаться?

Я отвернулась и принялась искать взглядом туалет. Увидев указатель, я начала свой путь

через густеющую толпу, и меня все больше охватывала паника.

Я не выдержу. Дарси безжалостно посмеется надо мной, принимая чек на тридцать

тысяч долларов.

Я сжала пузырек потными пальцами.

Но все не обязательно должно кончиться плохо. Я знала, у кого хватит смелости. Кто не

боялся красть и ходить по вечеринкам. Может, ей понравится выступать перед аудиторией,

когда все будут смотреть только на нее, и она сможет выиграть деньги? Что я теряю, если в

последний раз вызову свое альтер эго? Тристен уже не со мной, возможно, на той вечеринке,

о которой я ничего не помню, я лишилась и девственности, да и все равно меня ждет

унижение. Так что, наверное, будет лучше, если я об этом потом и не вспомню.

Но выпить раствор меня подталкивала не только боязнь сцены. Если говорить

начистоту, я просто не могла больше вынести ни секунды наедине с собой.

Я уничтожила свой единственный шанс на взаимную любовь. Да, топор мне вручила

Бекка, но в щепки свои отношения с Тристеном разрубила я сама.

А может, мне просто хотелось выпить это зелье. Просто хотелось, а все остальное —

лишь поводы.

Я уже входила в кабинку, как услышала чей-то голос:

— Ну и ну, это же половина обреченной на провал команды «Джекел и Хайд»!

Глава 88

Джилл

— Дарси, что ты тут делаешь? — выпалила я, сжимая пузырек в кармане. Но стоило

только это произнести, как стало ясно — вопрос глупый. Естественно, она лишь рассмеялась.

— Я на конкурс приехала. Дурила. — Она закатила глаза и снова повернулась к зеркалу

— накладывать румяна. — Надеюсь, твое выступление будет таким же остроумным, —

добавила она. — Тогда мне будет раз плюнуть тебя обойти.

— Я бы на твоем месте не была так уверена в победе, — предостерегла ее я. — У нас с

Тристеном сильная презентация.

— Я видела твои выступления. — Дарси улыбнулась и бросила румяна в сумочку. —

Помнишь твой отчет по книге в седьмом классе? Ты выбежала из зала!

— Мы уже не в седьмом классе, — напомнила ей я.

— Но ты все та же, — ответила Дарси. — Серая мышь, какой была — такой и

останешься. Может, ты и спелась с самовлюбленным верзилой, у которого язык хорошо

подвешен, но ты-то сама все та же мышь, Джилл. Вот ты кто.

Я понимала, Дарси нарочно старается лишить меня уверенности в себе, чтобы

увеличить собственные шансы на победу. Но она всегда была злючкой. Но так оскорбить

Тристена!..

Я вынула руку из кармана, подошла к Дарси, разжала пальцы, которыми только что

сжимала пузырек с раствором, и ударила ее по лицу — сильно, наказывая ее за все десять

лет, что она надо мной глумилась. У нее на щеке остался след от моей ладони, она прижала

руку к лицу и молча уставилась на меня, все еще не веря в то, что только что произошло.

— Посмотрю, как ты выступишь, — сказала я. — И не смей больше оскорблять ни

меня, ни Тристена.

С этими словами я вышла из туалета, позабыв о растворе. Тристен репетировал за

кулисами. Он поднял взгляд от своих записей:

— Наверное, лучше мне произнести речь...

— Нет, — перебила его я. — Эго же моя презентация, так?

Он, похоже, удивился, но передал мне записи:

— Конечно.

— Джекел? Хайд? — К нам подошла женщина со списком. — Ваша очередь.

— Идем, — сказала я, проворно сняв пальто и бросив его рядом с нашими остальными

вещами, и повела Тристена на сцену.

Глава 89

Джилл

— Вы должны собой гордиться, — сказал мистер Мессершмидт, когда мы доехали до

шлагбаума у начала платной дороги. — Вы отлично поработали.

— Но не выиграли. — Я сидела на заднем сиденье, сгорбившись.

Тристен повернулся и посмотрел на меня:

— Но ты отлично выступила. Все были в восторге.

Этот комплимент и обрадовал, и огорчил. Все, кроме тебя, Тристен . И благодарить за

это следовало только меня.

— Спасибо, — ответила я.

Тристен не отворачивался. Так и смотрел на меня в темноте. Мистер Мессершмидт

перестроился в другой ряд, Тристена ненадолго осветили фары встречной машины, и мне

показалось, что в его глазах читался некоторый восторг или даже любовь, и я вдруг почти

перестала жалеть о том, что мы не выиграли. Зато Тристен хоть немного оттаял.

— Мы и правда, наверное, молодцы, да? — Я даже слегка улыбнулась, вспомнив, как

безупречно я, Джилл Джекел, произнесла речь перед огромной аудиторией. — Третье место

— это не так плохо.

В темноте сверкнули белые зубы Тристена.

— Особенно с учетом того, что у Дарси пятое.

Некрасиво было радоваться ее проигрышу, но я все же не сдержалась и тоже

ухмыльнулась.

Тристен протянул руку и тронул мое колено:

— Я тобой горжусь.

— Спасибо, — повторила я, когда он снова повернулся вперед.

И хотя обогреватель в машине мистера Мессершмидта работал еле-еле, мне вдруг стало

теплее. Тристен до меня дотронулся. Это, конечно, не означало, что он меня все еще любит,

но все же так было приятнее, чем когда он держал дистанцию. Может, это всего лишь начало.

Я чуть сползла вниз, спрятала руки в карманы и уставилась в темноту за окном. Я

думала лишь о Тристене и только где-то через милю поняла, что из кармана исчез пузырек с

раствором.

Глава 90

Тристен

Мессершмидт подъехал к дому Джилл, и я сразу заметил, что что-то не так.

— Джилл, — сказал я, открыл дверцу и откинул спинку своего сиденья. — Ты же

говорила, что твоя мама уедет.

Она взяла меня за руку и с трудом выбралась из машины:

—Да.

Не отпуская ее руки, я показал ей на свет в окне... и идущий из трубы дым:

Но кто-то дома есть. И они разожгли камин. Она попыталась высвободить свою руку, но

я ее не выпустил. Мне не хотелось этого делать. Не так быстро. Какие-то очень нехорошие

предчувствия появились у меня. Я довольно хорошо знал повадки зверя.

Я поглаживал ладошку Джилл большим пальцем, чтобы дать ей понять, что, даже если

она меня ненавидит, я ее все еще люблю. И мне так хотелось большего. Хотелось обнять ее и

сказать, как мне жаль, что все между нами пошло наперекосяк, попросить прощения за весь

тот кошмар, который ей пришлось из-за меня пережить, за то, что я заставлял ее по ночам

проникать в школу, и за то, что своим бездумным поцелуем так изменил ее сущность.

Но я, разумеется, не мог этого сделать на глазах у Мессершмидта.

— Может, мама вернулась, — предположила Джилл. Но уверенности в ее голосе не

было. Наоборот, я явно почувствовал, что и она заподозрила что-то неладное.

Выглядел дом вполне безобидно. Но все же что-то было не так.

Мессершмидт открыл багажник и предложил:

— Я помогу вам занести вещи. Я снова сжал руку Джилл:

— Подожди здесь, а?

Я поймал на себе взгляд ее чудесных огромных глаз, которые только что очаровали

огромную аудиторию так же, как они всегда очаровывали меня. Джилл покачала головой, и ее

хвостик запрыгал из стороны в сторону.

— Нет, Тристен. Пойдем вместе.

— Джилл...

— Давайте, — поторапливал Мессершмидт, доставая коробку. — Уже поздно и холодно.

Джилл крепко держала меня за руку, и я понял, что она не отпустит меня одного, как бы

я ни настаивал. Она действительно переменилась — и не только потому, что попробовала

зелье. В последние недели Джилл Джекел была совершенно мне неподвластна.

— Идемте, — повторил учитель, глядя на дом.

Я отпустил Джилл, взял у Мессершмидта коробку, обошел его и направился к двери.

Глава 91

Джилл

Я была рада, что мистер Мессершмидт пошел с нами. Тристен понял, что что-то не так.

И я поняла. Мамы не должно было быть дома. И камин она никогда не разжигала. Это делал

только папа.

— Джилл, дай мне ключи, — сказал Тристен, протягивая руку. — Пожалуйста.

Сначала я чуть было не принялась ему возражать… но все же отдала.

Мистер Мессершмидт откашлялся, как будто тоже вдруг почему-то занервничал.

Тристен вставил ключ в замок, открыл дверь, и мы вес вошли внутрь.

И то, что мы там увидели... было даже хуже, чем я ожидала.

Глава 92

Джилл

— Мам? — вскрикнула я. — Что происходит?

— Прости, Джилл, — ответила она дрожащим голосом. Она сидела на диване и

дрожала, на коленях у нее стояла чашка. Очень сильно дрожала. — Я не стала тебе

рассказывать, что мы встречаемся. Думала, что ты можешь расстроиться... — Ее взгляд резко

перескочил на доктора Хайда, стоявшего у камина с кривой, злобной улыбкой на лице. — А

потом он вдруг изменился...

— Конечно, люди меняются, — согласился доктор Хайд, отходя от горящего огня. —

Да, Тристен? — Его улыбка сменилась сердитым взглядом. — И иногда они просто обязаны

стать такими, какими были раньше.

— Бегите и позовите на помощь, — приказал Тристен мистеру Мессершмидту, не сводя

глаз с отца. — Быстрее.

Учитель впервые не послушался Тристена.

— Не могу, — ответил он.

— Тогда вызовите полицию по телефону, — рявкнул Тристен, внимательно глядя на

доктора Хайда. — Вы не понимаете, что тут происходит. Послушайте меня!

Мистер Мессершмидт пошел к двери, как его и просили, и медленно, но уверенно

закрыл ее на засов, так что все мы оказались взаперти.

Тристен резко развернулся:

— Что ты делаешь, дебил?

— Прости, Тристен, — сказал он, съежившись. — Я обязан слушаться твоего отца.

Что? Я уставилась на учителя, ничего не понимая.

— Что тут, черт возьми, происходит? — недовольно спросил Тристен, снова

поворачиваясь к отцу. — Откуда ты знаешь Мессершмидта? И что тебе надо от матери

Джилл? Ведь это касается только тебя и меня!

Доктор Хайд обошел диван и положил руки маме на плечи, и мне захотелось закричать.

У мамы так сильно задрожали руки, что жидкость из чашки пролилась ей на штаны. Я

посмотрела на расползающееся пятно и поняла вдруг, что колени у нее связаны. У меня

сжалось горло, будто и его перетянули скотчем.

— Милая, не проливай, — сказал он, сжимая мамино плечо.

Руки у него были грубые, спина слегка сгорблена — чудовище наконец сбросило маску.

Доктор Хайд сильно изменился внешне — как случилось тогда, в лаборатории, и с

Тристеном. Но на этот раз трансформация была полной. Вместо импозантного красавца

психиатра появилось невообразимое и совершенно ужасное создание с нечеловеческими

глазами.

Кое-что от доктора Хайда осталось: борода, костюм, форма лица. Хотя борода была уже

не такая аккуратная, костюм на искривленных плечах смотрелся нелепо, а лицо подурнело.

Крючковатый нос, перекошенный рот — отвратительное обиталище испорченной души.

Это... это был кто-то — точнее, что-то — другой. На него было страшно смотреть.

— Спокойнее, — снова сказал он, поскольку мамина рука так и продолжала трястись.

— Может, тебе через некоторое время пить захочется.

— Что ты делаешь? — зловеще повторил Тристен.

— Я тебя шантажирую, — ответил доктор Хайд. — Либо ты выпьешь раствор, либо

мать твоей подружки выпьет то, что налито у нее в чашке. И умрет у всех нас на глазах —

медленно и мучительно. А если тебе и этого будет мало, я собственными руками сверну

шею твоей малышке.

У мамы по щекам покатились слезы, и я еле сдержалась, чтобы тоже не заплакать.

— Только через мой труп, — сказал Тристен и положил руку мне на плечо, давая знать,

что собирается защищать меня.

— Как скажешь, — согласился доктор Хайд.

— Что в чашке? — Я заговорила впервые с тех пор, как вошла в свой дом.

Доктор Хайд отпустил мамино плечо и вышел из-за дивана:

— Обычный отбеливатель. Едкое вещество, распространенное, но опасное, — ты, как

химик, должна это знать.

— Нет. — Я покачала головой и посмотрела на Тристена. — Нет...

— Раствора у нас нет, — сообщил Тристен, — Если ты думаешь, что мы делали его для

конкурса, то ты ошибся. Это была безобидная демонстрация. Самого главного ингредиента я

не добавлял. И не добавлю больше никогда.

— Ты знаешь формулу, и все необходимое есть у тебя в машине, — прорычал доктор

Хайд, делая шаг по направлению к нам. Ледяной взгляд, а пахло от него... как от уже

начавшего разлагаться трупа.

То же самое стало бы и с Тристеном? И со мной, если бы я продолжала пить раствор?

И где он?

Я с недоумением посмотрела на мистера Мессершмидта. И как... почему... учитель нас

предал?

— Всех ингредиентов у меня нет, — стоял на своем Тристен. — Нет соли с примесью!

Это признание, похоже, еще больше разозлило доктора Хайда, но от своих замыслов он

не отказался.

— Скажи Мессеришидту, что нужно, он принесет, и ты выпьешь раствор! — рявкнул

он. — Сегодня же, как я и планировал!

— Не надо, Тристен! — воскликнула я. Я не могла допустить, чтобы он стал таким же

чудовищем. Все равно для меня и мамы это будет лишь временной отсрочкой. Я не верила,

что доктор Хайд позволит нам уйти живыми. Тристену незачем было снова продавать душу.

— Не делай раствор.

— Я все равно не могу его сделать, — сказал он. — Как и ты.

Сказав это, он замахнулся и швырнул ящик в камин; от удара он открылся, и старые

бумаги с записями полетели в огонь.

— ИДИОТ! — ревело чудовище, глядя на всепожирающее пламя, сжимая и разжимая

пальцы. — ИДИОТ! — Он резко повернулся к Тристену: — Ты был лучшим в нашем роду!

Молодой, умный, амбициозный, талантливый! Благодаря твоему дару и нашему наследию ты

мог обрести небывалую власть. Тебе бы поклонялись, тебя бы боялись во всем мире. А ты

положил всему этому конец?

— Наоборот, — возразил Тристен. — Для нас с тобой все только начинается. — Он

сделал шаг по направлению к зверю. — Отпусти женщин, давай разбираться наедине. Мне

очень хочется покончить с этим.

Я уже не раз слышала, как Тристен Хайд разговаривал приказным тоном, но еще

никогда он не казался настолько властным. Я подумала, что он, наверное, действительно мог

бы внушать и благоговение и неприкрытый ужас, если бы дал волю своей темной стороне.

Возможно, он мог бы пробуждать именно такие чувства и сам по себе. Он стоял, широко

расставив ноги, он был очень силен, но все равно ему было не убить монстра, который с

каждой секундой все больше горбился и терял человеческий облик. Без собственной силы

зла…

— Тристен, ты совершил огромную ошибку, — прорычало чудовище, надвигаясь на

нас. Тристен встал передо мной, защищая. — И все вы за это поплатитесь! Я лишу жизни и

твою подружку, и ее мать.

Он протянул руку к Тристену, и я уже не сомневалась, что мы все умрем.

В комнате воцарилась неестественная тишина, и вдруг мистеp Мессершмидт

выкрикнул:

— Подождите!

Глава 93

Джилл

— У меня есть раствор, — заявил мистер Мессершмидт, выходя из своего убежища у

двери.

Мы все резко повернулись к нему, и я увидела у него в руках пропавший из моего

кармана пузырек.

— Как он к вам попал? — спросила я.

— Из твоего пальто, — ответил учитель. — Я знал, что он у вас есть. Я, ребята, слышу

больше, чем вы себе представляете. До меня дошли и слухи о том, что ты, Джилл, менялась.

Ты такая стеснительная, и я подумал, что ты наверняка возьмешь с собой раствор на конкурс.

Я бы сделал это на твоем месте. — Он покраснел. — Ведь раствор... он дает свободу.

— И вы... вы его украли? — ошарашенно спросил Тристен.

— О да, — встрял зверь, злорадно разразившись гортанным хохотом. — Расскажи им,

Мессершмидт. Расскажи, как ты был у отца Джилл подопытным кроликом на пособии и

пробовал растворы, которые он готовил, чтобы «излечить», доктора Хайда.

Я еле догоняла:

— Не понимаю...

— Я не был подопытным кроликом, — обиженно возразил мистер Мессершмидт. Он

посмотрел на меня. — Мы с твоим отцом были партнерами . Мы бы восстановили

правильную формулу и разделили бы почести. Я бы стал уважаемым ученым, как и твой

отец!

— Ты ни за что не добился бы уважения, — рассмеялось чудовище. — Ты был всего

лишь лабораторной крысой, которой хорошо платили.

Вот и последний пазл встал на место. Папа платил Мессершмидту за помощь в

лаборатории. Вот на что ушли деньги, которые мы откладывали на мое образование.

— Ошибаешься, — ответил мистер Мессершмидт. — Доктор Джекел хорошо ко мне

относился, как к сотруднику !

— Так почему же ты укусил своего хозяина? — Зверь снова захохотал и повернулся ко

мне: — Твой отец намеревался «спасти» Фредерика. А оказался такой жалкой жертвой — его

убил собственный помощник!

Я резко повернулась к учителю.

— Джилл, я не хотел, — оправдывался он. — Но последний раствор меня изменил. Я

пошел за ним на стоянку, потому что мне необходимо было узнать, как его готовить, но он не

захотел раскрыть мне секрет...

Вокруг меня все закружилось. Мистер Мессершмидт, учитель , убил моего отца?

В нескольких метрах от меня громко плакала мама. Я заметила, что у ее ног тлел ковер

— попала головешка из камина.

— Джилл. — Тристен схватил меня за руку. Я, наверное, закачалась. — Все в порядке,

— попробовал успокоить меня он. — Все в порядке...

— Вы пришли на похороны , — сказала я с недоумением. — И вы каждый день в школе

смотрели мне в глаза. Как вы могли? Почему вы не признались ?

Он не ответил, по его лицу нельзя было сказать, что он испытывает какую-то вину —

скорее досаду.

— Вам нужен был раствор ! — воскликнула я. — И поэтому вы заставили нас с

Тристеном принять участие в этом конкурсе. Вы хотели, чтобы мы приготовили питье, — и

вы бы снова могли превратиться в зверя. Даже после того, что сделали с моим отцом!

— Да, — признался мистер Мессершмидт. Он сломался прямо у нас на глазах. — Твой

отец... он действительно так и не назвал мне последний ингредиент… — Он закрыл лицо

руками и расплакался, — Я знал, что у вас с Тристеном хватит ума восстановить формулу. И

я настаивал... — Он посмотрел на меня: — Спаси меня господи, но мне так хотелось еще...

— Но я не понимаю, — сказал Тристен, поворачиваясь к чудовищу, — когда

Мессершмидт начал работать на тебя ?

Чудовище снова осклабилось:

— Когда ты убил себя, Тристен, я пошел к нему, надеясь, что он додумается, как сделать

напиток, и я тебя излечу. Но этот дебил даже не знал, что вы уже работаете над этим, уж не

говоря про то, что вы разгадали загадку. А я это понял. И я заставил его надавить на вас,

чтобы вы изготовили еще раствора. Тогда ваш учитель сделался моей пешкой. — Зверь издал

короткий смешок. — А я тем временем наслаждался жизнью, преспокойно жил в отеле и

ухаживал за миссис Джекел...

У меня снова скрутило живот. Я как-то догадывалась, что с ней творилось что-то

странное — все эти нарядные платья, выходы в свет, но я предпочитала не обращать

внимание на очевидное, поскольку уже устала о ней заботиться. Я посмотрела на

трясущуюся на диване маму, ковер разгорался сильнее, пламя разрасталось. Мама ... Мы все

умрем...

— А пока я развлекался, — продолжало чудовище, — это позорище следило за вами и

докладывало все мне, так что я знал, когда вновь встретиться с Тристеном.

Я снова повернулась к мистеру Мессершмидту:

— Это вы в ту ночь сказали ему, что мы остались в лаборатории. Вы нас подставили!

Вы дважды сдали нас доктору Хайду!

Он ничего не ответил, а Тристен снова сжал мою руку — либо поддерживая меня, либо

сдерживая.

— Вот, — сказал Мессершмидт, не глядя мне в глаза; он направился мимо меня и

Тристена, держась от нас на приличном расстоянии, к чудовищу, чтобы передать ему раствор.

В гостиной стало теплее, появился едкий запах дыма. Учитель протянул ему дрожащую руку

с пузырьком. — Отдайте его Тристену и отпустите меня.

НЕТ.

Тристен не выпьет раствор. А я не дам убийце отца уйти.

Я прыгнула вперед, вырвав руку из руки Тристена, и выхватила пузырек, прежде чем

им успел завладеть зверь, открыла крышку и вылила все до последней капли себе в рот, не

обращая внимания на крик Тристена:

— Остановись, Джилл! Не делай этого!

Но было уже слишком поздно.

Я повернулась к мистеру Мессершмидту и увидела в его глазах неприкрытый страх.

Глава 94

Джилл

Я проглотила последние несколько капель... но ничего не случилось. Может, и раньше

ничего не происходило. Может, высвобождаемым зверем... была я сама. Или, возможно, я так

разозлилась, что хуже стать уже не могла. Я и так в ту ночь была страшнее некуда.

— Я вас ненавижу! — заорала я на Мессершмидта.

— Джилл... — Я услышала, как Тристен обратился ко мне по имени, но голос его

донесся как будто издалека.

— Я вас убью, — предупредила я учителя, который уже начал пятиться от меня. Я

повернулась к зверю, стоявшему неподалеку от Тристена. А за спиной у них уже неслабо

полыхал огонь. — А лотом я и тебя убью, гребаное чудовище!

Тристен, похоже, был настолько ошарашен, что не мог сдвинуться с места. Либо же он

хотел, чтобы я отомстила. Как бы там ни было, когда я наклонилась и стукнула об пол

пузырьком так, что в руке у меня осталось зазубренное стекло, он и не пошевелился. Я

замахнулась и дала Мессершмидту по роже — мне хотелось его для начала изуродовать.

Учитель поднял руку, но я оказалась проворнее и порезала ему лицо прямо под глазом.

Он взвыл от боли, из раны хлынула кровь, я снова замахнулась, чтобы перерезать ему горло.

— Джилл, нет! — Тристен схватил меня за руку и повернулся к учителю. — Не

уподобляйся ему. Остановись — ради меня!

Я дышала тяжело и прерывисто, пристально глядя на него. Я жаждала полного

возмездия. Но мне важнее было вернуть любовь Тристена. Я не хотела больше видеть в его

глазах такой страх и ужас. И я бросила осколок.

— Джилл... — Тристен внимательно смотрел мне в глаза, и я понимала, что в них он все

еще видит меня . — Не убивай его.

Мистер Мессершмидт сидел на полу, съежившись, и скулил, а пламя у нас за спиной

разгоралось все больше, оно уже перекинулось на шторы. Мама изо всех сил старалась

высвободиться и кричала: — Джилл! Беги на улицу!

Но для меня все как будто бы замерло, весь мир вращался вокруг нас с Тристеном.

— Джилл, поцелуй меня, — сказал он, взяв меня за руки. — Поделись со мной

раствором.

Я покачала головой:

— Нет, Тристен. Я даже не знаю, действует ли он...

— На меня подействует. Ты прекрасно это знаешь. Я же Хайд .

Зверь надвигался на нас, он не торопился прикончить нас всех — он хотел дать

Тристену последний шанс слизнуть хоть каплю раствора с моих губ. Краем глаза я заметила

его полную нетерпения кривую улыбку.

— Джилл, поцелуй меня, — повторил Тристен. — Поцелуй меня на прощание. А потом

беги спасать свою маму.

— У нас ведь больше нет раствора, — ответила я. — Ты не сможешь вернуться...

— Ничего страшного, Джилл.

Я покачала головой с еще большей уверенностью:

— Нет.

— Я тебя люблю, — сказал Тристен. — Я очень сильно тебя люблю.

Как я хотела услышать эти слова. И хотя нам обоим грозила смерть, я вдруг

почувствовала ничем не объяснимое умиротворение.

— Я тоже тебя люблю, — ответила я. — И буду любить тебя вечно.

— Тогда сделай это, — велел он.

Я думала, что никогда уже не буду подчиняться Тристену Хайду, но как я могла

сопротивляться, когда он наклонился ко мне и прильнул ко мне губами? Я осознавала, что

снова вселяю мрак в его душу, превращаю его в чудовище, но в моем поцелуе была такая

нежность и желание, и на миг мне показалось, что мы с ним представляем собой единое

целое. Как будто у нас на двоих была одна жизнь и одно дыхание, и как будто его сила стала

и моей силой, не важно, остался ли он человеком или превратился в зверя. На миг я стала

частью Тристена, а он — частью меня.

Потом он меня отпустил, и я кинулась спасать маму, а Тристен Хайд повернулся к отцу,

который ждал, стоя в горящем доме.

Джилл

— Я рада, что ты поехала со мной, — сказала я маме, беря ее за руку.

— Я беспокоюсь, как ты будешь в этом городе. — Она покачала головой. — Тут

небезопасно. Ты уверена, что хочешь тут жить? Ты могла бы подождать годик и заново

подать документы в Смит.

— Все будет хорошо, — заверила ее я. — На кампусе Нью-Йоркского университета все

тихо, да и Тристен всегда будет рядом. А в Смит я больше не хочу.

Мама посмотрела на меня — с тех пор, как сгорел наш дом, ее взгляд всегда был

грустным и взволнованным. О случившемся мы не разговаривали, но вся эта история

оставила свой след на ее лице.

— Не уверена, что присутствие Тристена меня успокоит, — сказала она. — Город очень

большой.

— Меня чудом взяли на художественное отделение, да еще и стипендию предложили,

— напомнила я. — Я буду тут учиться,

— Твой стиль так изменился. — Морщина у мамы на лбу стала еще глубже. — Картины

стали такими мрачными. Я очень за тебя волнуюсь...

— Мам! — Я сжала ее руку. — Все хорошо .

Нас перебили редкие аплодисменты, я посмотрела на сцену и замерла в предвкушении

и волнении, которые испытывала всегда, когда появлялся Тристен.

Он улыбнулся небольшой аудитории и сел за кабинетный рояль, закрыл глаза и начал

играть.

Я зачарованно смотрела на него — как и все, кто его слышал. Он уже завоевал в Нью-

Йорке некоторую славу. Он переехал сюда после смерти отца, бросив школу, и никогда не

сожалел о своем выборе.

Школа все равно была не для него. Его место было здесь, на сцене. Пройдет немного

времени, и он начнет играть в более солидных местах, в больших залах. И хотя ему лишь

недавно исполнилось восемнадцать, его западающие в память прекрасные и мощные

произведения уже начали замечать лучшие музыканты города.

Мама наклонилась ко мне и прошептала:

— Джилл, он действительно очень хорош.

Это было еще слабо сказано. Тристен сидел, склонившись над роялем, его пальцы

двигались быстро и уверенно, а светлые волосы сверкали в свете прожекторов. Я осмотрела

слушателей, и мне было приятно видеть, что они заворожены его оглушающей музыкой не

меньше, чем я.

Я вновь повернулась к нему и прижала пальцы к груди, нащупав обручальное кольцо,

которое я носила на цепочке под блузкой. Маме Тристен нравился, но она его все-таки

опасалась и сильно возражала против того, чтобы мы обручались так рано, но я уже

несколько раз чуть не потеряла Тристена — и хотела, чтобы нас связывали самые тесные узы,

узы закона и церкви.

И Тристен этого хотел. Нет, настаивал.

Я улыбалась в темноте зала. Когда Тристен Хайд на чем-то настаивал... Мне все еще

сложно было ему отказывать.

Согнувшись над инструментом, Тристен играл крещендо, и я чувствовала, как вся

аудитория напряглась, и думала о том, что бы они сказали, если бы узнали, какой ценой он