Империя терпит поражение 4 страница

«Продолжение вьетнамской войны, с каждым днем увеличивающей риск глобальной катастрофы, угрожает не только жизням миллионов, но также нравственным нормам и целям, к достижению которых мы стремимся… Помимо обеспокоенности, которую мы разделяем с остальными гражданами, мы, как ученые, хотим также указать, чего стоит война научным исследованиям. Как и все научное сообщество, научно-исследовательские институты не могут действовать эффективно и могут понести серьезный ущерб в обществе, которое расходует большую часть ресурсов на военные цели»37.

В последующие годы сопротивление ученых лишь усилилось. В январе 1966 года 29 ученых из Гарварда, Массачусетского технологического института (МТИ) и других вузов осудили правительство за применение химикатов для уничтожения посевов во Вьетнаме. В заявлении, с которым выступил гарвардский биохимик Джон Эдселл, правительству вменялось в вину варварское применение оружия, которое поражает всех без разбора. «Тот факт, что мы начинаем прибегать к подобным методам, – обвинял ученый, – показывает, сколь низко пали наши моральные нормы. Подобные атаки противны всему цивилизованному человечеству, и они вызовут ненависть к нам и в Азии, и во всем остальном мире»38. ААСРН призвала Макнамару прекратить распыление химикатов, а Джонсон получил петицию с теми же требованиями от 5 тысяч ученых, среди которых было немало нобелевских лауреатов.

В апреле 1967 года издающийся ААСРН журнал Science сообщил, что Министерство обороны ощущает проблемы с наймом ученых для военных исследований. Бывший военный исследователь из Стэнфорда объяснял: «Умники вроде нас ненавидят вьетнамскую войну. Научное сообщество склонно поддерживать силы жизни, а не смерти»39. В последующие несколько лет именно метафора «сил жизни, а не смерти» использовалась учеными для объяснения своего неприятия войны.

В апреле 1968 года, когда Джонсон объявил о том, что не намерен идти на повторные выборы, ученые выразили поддержку антивоенному кандидату Юджину Маккарти. В мае было создано движение «Ученые и инженеры за Маккарти». Взносы в этом движении платили 5 тысяч человек, среди которых были 115 членов престижной Национальной академии наук и 12 нобелевских лауреатов. Разочарованные сторонники Хэмфри объявили об отказе от попыток завоевать поддержку ученых. С республиканской же стороны ни Ричард Никсон, ни Нельсон Рокфеллер даже не делали подобных попыток.

В январе 1969 года выпускники и преподаватели МТИ призвали к общенациональному прекращению исследований 4 марта, чтобы показать обществу, «какую угрозу неправильное использование научных и технических знаний может представлять для существования человечества»40. Их поддержало около 30 университетов. События в МТИ стали кульминацией антивоенного движения. Ораторы один за другим подчеркивали важность того, чтобы ученые принимали ответственность за социальные последствия своих исследований. Наиболее пылким было обращение гарвардского биолога Джорджа Уолда, которое газета Boston Globe назвала «вероятно, самой важной речью нашего времени». Уолд заявил, что целью любого правительства должно быть сохранение жизни, но «наше правительство заботится о смерти и подготовке к ней. Мы – ученые, и мы выбираем жизнь», – сказал он41.

События весны усилили недоверие общества к науке. Примером этого стали девятидневный захват лаборатории прикладной электроники Стэнфордского университета и возросшее число скандалов вокруг применения химического и биологического оружия во Вьетнаме, что вынудило правительство Никсона пойти на частичную приостановку использования такого оружия.

Никсон продолжал грозить, но ни Москва, ни Ханой не принимали его угрозы всерьез. Нгуен Ко Тхать, министр иностранных дел ДРВ, заявил, что он читал книги Киссинджера. «Это Киссинджер начал убеждать противника в том, что ложные угрозы реальны. И это была хорошая мысль. Хуже, если ты угрожаешь противнику всерьез, а он считает твои угрозы ложными. Я говорил Киссинджеру: “Ложь или правда – нам, вьетнамцам, все равно. Ведь есть третья категория людей – те, кого не волнует, правдивы ли ваши угрозы или же вы лжете”». Тхать даже поставил под сомнение заявление Киссинджера о том, что в августе он вручил вьетнамцам ультиматум: «Киссинджер никогда не угрожал нам во время секретных переговоров. Если бы он так поступил, мы бы просто развернулись и ушли. Мы прекратили бы переговоры. Их угрозы бесполезны просто потому, что мы знаем: они не смогут остаться во Вьетнаме навсегда, а вот Вьетнам всегда останется Вьетнамом»42.

Тхать понимал ту основополагающую истину, которую не смогло осознать руководство США: вьетнамская война была вопросом времени, а не территории или числа жертв. США причинили невероятные разрушения. Они победили во всех основных сражениях. Но они не могли выиграть войну. Время было на стороне вьетнамцев: им не нужно было побеждать американцев. Им нужно было просто пересидеть их. Они были готовы заплатить любую цену за свободу и независимость. И в итоге они победили. Много лет спустя вьетнамский генерал Во Нгуен Зиап объяснял:

«Мы победили в войне потому, что всегда предпочитали смерть рабству. Наша история это доказала. Нашим главным чаянием всегда было самоопределение. Этот дух всегда давал нам стойкость, храбрость и изобретательность перед лицом могущественного врага.

В военном отношении американцы были гораздо сильнее нас. Но они повторили ошибку французов – недооценили вьетнамские силы сопротивления. Когда американцы начали воздушные налеты, дядя Хо сказал: “Американцы могут послать сотни, даже миллионы солдат. Война может длиться 10, 20 лет и больше, но наш народ будет сражаться, пока не победит. Они могут уничтожать дома, деревни, города, но нас им не запугать. А после того как мы вновь получим независимость, мы поднимем нашу страну из руин, и она станет еще красивее”»43.

Заправилы американской политики высокомерно считали, что превосходство США в ресурсах, технике и огневой мощи поможет им победить потому, что вьетнамцы, испытавшие такие страдания, сочтут цену победы слишком высокой. Частично вина за незнание американцами истории Вьетнама и непонимание ими культуры этой страны лежит на Никсоне. Как член вашингтонского «китайского» лобби – группы антикоммунистических фанатиков в конгрессе, армии, СМИ и бизнесе, обвинявших Госдепартамент в «потере» Китая в 1949 году, – Никсон в 1950-е изгнал из Госдепа большинство знающих советников по Китаю и Восточной Азии. Говоря об ошибках, допущенных США во Вьетнаме, Макнамара признавал:

«Я никогда раньше не посещал Индокитай и никогда не понимал и не ценил его историю, язык, культуру или убеждения. В той или иной мере это можно сказать и о… Кеннеди… Раске… Банди… Тейлоре и многих других… Когда дело дошло до Вьетнама, мы поняли, что пытаемся вести политику в регионе, бывшем для нас terra incognita.

И, что еще хуже, в нашем правительстве не было специалистов, с которыми можно было бы посоветоваться… Ирония заключается в том, что подобная ситуация сложилась после того, как главные в Госдепартаменте эксперты по Восточной Азии и Китаю – Джон Паттон Дэвис-младший, Джон Стюарт Сервис и Джон Картер Винсент – лишились своих должностей в ходе маккартистской истерии 50-х… Мы, уж во всяком случае я, категорически не поняли намерений Китая и приняли его воинственную риторику за стремление к региональной гегемонии. Точно так же мы недооценили и националистический аспект движения Хо Ши Мина»44.

Невежество в отношении противника проявлялось на всех уровнях. Вьетнамцы же изо всех сил старались понять американцев. Американский пехотинец Лэрри Хайнеманн, впоследствии получивший Национальную литературную премию за свою книгу «История Пако», присутствовал на литературной конференции в Ханое в 1990 году, где встретил профессора американской литературы Ханойского университета Нгуен Льена. Хайнеманн вспоминает их разговор:

«Я спросил его, что он делал во время войны… Он ответил, что ему поручили отправиться в Пекин и выучить английский язык, а затем – в Московский университет для изучения американской литературы. Затем он вернулся в Ханой, откуда направился на “тропу Хо Ши Мина”[117]и читал там лекции по американской литературе солдатам, отправлявшимся на юг… Он рассказывал им об Уитмене, Джеке Лондоне, Хемингуэе, Фолкнере, Фицджеральде.

Многие вьетнамские солдаты носили в ранцах переводы американской литературы. Ле Минь Кхюе, молодая женщина, занимавшаяся во время войны разминированием “тропы Хо Ши Мина”, читала Хемингуэя. Затем профессор Льен задал мне вопрос: “А какую вьетнамскую литературу изучали в американской армии?” Мне стало так неудобно, что я горько рассмеялся и чуть не подавился пивом»45.

В то время как американское руководство и солдаты оставались в неведении относительно страны, в которую они вторглись, простые американцы узнавали все больше и больше о гнусностях войны, на которую уходят их налоги. С приближением мобилизации 15 ноября независимый журналист Сеймур Херш сообщил, что американские войска убили 500 мирных жителей южновьетнамской деревушки Милай (Май-Лэ) из крестьянской общины Сонгми, которую американские солдаты из-за поддержки населением Вьетконга прозвали «Пинквиллем»[118]. Многие женщины были изнасилованы. Резня длилась так долго, что солдаты делали перерыв между убийствами и изнасилованиями, чтобы поесть и покурить. За все это время в их сторону не было выпущено ни одной пули.

В тот день американские солдаты были на типичном задании типа «найти и уничтожить» в деревне Сонгми. Они обнаружили деревню, население которой практически полностью состояло из женщин, детей и стариков. Большинство убийств было совершено солдатами 1-го взвода под командованием лейтенанта Уильяма Келли. Резня прекратилась, когда Хью Томпсон посадил свой вертолет между озверевшими солдатами и убегающими вьетнамцами, которых те хотели убить. Томпсон приказал членам своего экипажа Лэрри Колберну и Гленну Андреотте открыть огонь по американским солдатам, если те попытаются напасть на вьетнамцев, которых он выводил из землянки. Колберн вспоминал: «Это были старики, матери, дети, младенцы… Солдаты приходят в деревню и начинают насиловать женщин, убивать детей, убивать всех подряд… Это не просто убийство мирных жителей. Их еще и пытают. Солдаты разве что не жарили и не ели этих людей. Как можно дойти до такого?»46

Тела вьетнамцев, убитых во время резни, устроенной солдатами США в Милае. В ноябре 1969 года американцы узнали от журналиста Сеймура Херша, что год назад войска их страны зверски убили не менее 500 мирных жителей деревни, населенной в основном женщинами, детьми и стариками.

Этот отвратительный инцидент пытались скрывать более года. И правда могла так никогда и не выйти на поверхность, если бы не решимость ветерана Рона Риденаура, которого так возмутило известие о резне, что, вернувшись в США, он написал длинное письмо, которое разослал 30 конгрессменам, а также гражданским и военным чиновникам.

До письма Риденаура армии удавалось хранить эту историю в тайне, несмотря на то что о ней знали не менее 50 офицеров и генералов. Официальные СМИ игнорировали ее до тех пор, пока свет на историю не пролил Херш с помощью независимой «Службы распространения новостей» – после того как крупнейшие издания отказались печатать его статьи.

Американцы были шокированы новостью и возмущены абсурдностью и непрерывно возрастающим антигуманным характером войны. Мать одного из участников резни в Сонгми, крестьянка из Индианы, сказала репортеру: «Я отдала им доброго мальчика, а они вернули мне убийцу»47.

Никсон жаловался на то, какую плохую рекламу армии сделали эти новости, и твердил заместителю своего помощника Александру Баттерфилду: «Это все дело рук поганых жидов из Нью-Йорка»48.

Случай в Сонгми был наиболее вопиющим, однако массовые убийства мирного населения происходили ежедневно. Специалист четвертого класса[119]Том Глен, служивший в минометном взводе, описывал ставшую привычной жестокость в письме к генералу Крейтону Абрамсу, командующему американскими войсками во Вьетнаме:

«Отношение большинства солдат к вьетнамцам слишком часто было прямо противоположно ценностям, провозглашаемым нашей страной… они просто теряли человеческий облик…

[Американцы] просто ради развлечения без разбору стреляли по домам, а людей убивали без всякой причины… Солдаты стреляли с истеричной ненавистью и допрашивали людей, зная по-вьетнамски лишь одну фразу: “Ты – вьетконговец”. Во время допросов пленников обычно избивали, пытали, угрожали казнью».

Письмо Глена было направлено в Чулай майору Колину Пауэллу, который проигнорировал все его жалобы. «Прямым опровержением изложенного, – заключил он, – является тот факт, что между американскими солдатами и вьетнамским населением установились прекрасные отношения»49.

Антивоенное движение продолжало расти. В ноябре 1969 года 750 тысяч протестующих прошли маршем на Вашингтон. Еще 150 тысяч митинговали в Сан-Франциско. Но, несмотря на массовость этих выступлений, бесчеловечность войны перехлестнула за пределы поля боя, ожесточив сердца населения в целом. 65 % американцев сказали социологам, что их не волнует резня в Сонгми. Бесчувственность, которая, как красноречиво подметил Дуайт Макдональд, некогда возникла в результате чудовищных бомбардировок японских городов, вновь поселилась в душах большей части американцев.

Новости из Сонгми открыли дверь целому потоку шокирующих историй. Общество узнало о «зонах свободного огня», в которых разрешалось стрелять по всему, что движется. Узнало о тысячах человек, убитых ЦРУ в рамках операции «Феникс», и о «тигриных клетках», в которых политзаключенных держали, как животных. Оно узнало о более чем 5 миллионах вьетнамских крестьян, вывезенных в лагеря, опутанные колючей проволокой, о повсеместных жестоких пытках и многих других преступлениях, которые возмутили по крайней мере некоторых американцев, выступивших с призывом судить военных преступников.

Но хотя растущие антивоенные настроения и заставили Никсона отказаться от проведения операции «Наживка», 30 апреля 1970 года он объявил о начале совместного американо-южновьетнамского наземного вторжения в Камбоджу, целью которого было уничтожение северовьетнамских баз, расположенных вдоль границы. Он настаивал на том, что США не будут действовать как «жалкий, беспомощный гигант»50.

Никсон готовил себя к принятию решения, поглощая спиртное в огромных количествах и не отрываясь от фильма «Паттон», который он крутил раз за разом. Он казался очень возбужденным, когда на следующее утро явился на совещание в Пентагон. Сначала он назвал протестующих студентов «оборванцами… разваливающими университетские городки… сжигающими книги»51. На протяжении встречи он постоянно прерывал членов КНШ, раз за разом повторяя, что он «разнесет в щепки все эти тайные лагеря». Он объявил: «Вы должны вдохновлять людей смелыми решениями. Храбрые решения создают историю. Вот и Тедди Рузвельт на холме Сан-Хуан[120]– небольшое событие, но значительное, и люди о нем узнали». Свою перемежавшуюся ругательствами речь он закончил фразой: «Взорвем их всех к чертям». Члены Комитета начальников штабов Лэйрд и Киссинджер изумленно смотрели на него52.

Никсон объявляет о вторжении в Камбоджу на пресс-конференции 30 апреля 1970 года. Решение президента вызвало ярость в университетских кампусах по всей стране и спровоцировало целую волну протестов.

Протесты в кампусах вспыхнули с новой силой. Студенты и преподаватели начали забастовку. Более трети колледжей прекратили занятия. Вспыхнуло насилие. Национальная гвардия штата Огайо открыла огонь по протестующим в Кентском университете, убив четверых и ранив девять человек. Полиция Миссисипи начала стрелять по толпе протестующих в Джэксоновском колледже, убив двоих и ранив 12 человек.

Протесты и жестокие столкновения распространились более чем на сотню кампусов. Washington Post писала: «Эмоции били через край. Страна стала свидетелем того, как молодежь в колледжах собралась на всеобщую стихийную забастовку»53. Тысячи протестующих двигались на Вашингтон. Киссинджер назвал столицу «городом на осадном положении», где «рушатся… сами основы государства»54. Министр внутренних дел Уолтер Хикель призвал Никсона прислушаться к требованиям протестующих. Когда его письмо попало в прессу, Никсон уволил министра.

Более 200 американских дипломатов подписались под петицией с требованием отказаться от вторжения в Камбоджу. «Всех уволить!» – приказал Никсон. Четверо главных помощников Киссинджера подали в отставку в знак протеста. Так же поступил и консультант СНБ Мортон Гальперин. Моррис сожалел, что не вышел к прессе с документами, поскольку думал, что Киссинджер сопротивляется влиянию Никсона. Он сказал Дэниелу Эллсбергу: «Мы должны были открыть архивы и во всеуслышание заявить о кровавых убийствах, поскольку таковы все события во Вьетнаме»55. Позже он пришел к мнению, что жестокость Киссинджера не знала границ.

Гарвардская делегация, состоявшая из друзей Киссинджера, объявила, что больше не намерена служить ему в качестве советников. Томас Шеллинг объяснял: «Как мы видим, у нас есть две возможности: президент либо не понимает, что, входя в Камбоджу, он вторгается еще в одну страну, либо прекрасно понимает это. Единственное, чего мы не знаем, – который вариант хуже»56.

Поведение Никсона становилось все более нелепым. В пять часов вечера он в сопровождении своего слуги посетил мемориал Линкольна, где поругался с протестующими студентами. Киссинджер боялся, что у Никсона случится нервный срыв. Находясь под нарастающим давлением, Никсон объявил, что все боевые части будут выведены из Камбоджи до конца июня. Как признал председатель КНШ Мурер, «все постоянно оглядывались на шумных радикалов. И это приводило к задержкам и ограничениям в принятии решений»57. Но бомбардировки все равно усиливались, опустошив большую часть Камбоджи.

Белый дом бросался заявлениями относительно его права нарушать закон в целях предотвращения раскола в стране. На сенатских слушаниях Том Хьюстон, начальник службы внутренней безопасности Белого дома, объяснял: «Именно моим мнением было то, что четвертая поправка[121]не должна применяться к президенту в случаях, когда дело касается внутренней либо национальной безопасности»58. Когда Дэвид Фрост позже обвинил Никсона в нарушении закона, тот ему просто ответил: «Если закон нарушает президент, значит, закон не нарушен»59. Много лет спустя тот же аргумент использовал для оправдания своих незаконных действий Джордж Буш-младший.

Никсон также оправдал свержение демократически избранного правительства в Чили. Для Латинской Америки случай Чили был уникальным: демократическое правление в стране существовало непрерывно с 1932 года. Но Никсон и Киссинджер быстро изменили такое положение вещей. Важность Чили заключалась в том, что страна была крупнейшим в мире производителем меди, а ее добыча находилась под контролем двух американских компаний – Kennecott и Anaconda. В 1964 году ЦРУ, активно вмешивавшееся в дела страны уже шесть лет, помогло центристу Эдуардо Фрею победить на президентских выборах социалиста Сальвадора Альенде. В последующие годы США потратили миллионы долларов на поддержку антикоммунистических групп и предоставили 163 миллиона вооруженным силам страны. Таким образом, Чили стала второй по объемам финансовых вливаний страной Латинской Америки, уступая только Бразилии, прогрессивное правительство которой США помогли свергнуть в 1964 году. Помимо этого, США подготовили в качестве бойцов карательных отрядов 4 тысячи чилийских военных в Школе Америк, расположенной в Зоне Панамского канала, а также на территории различных американских военных баз60.

Если Кеннеди и в какой-то мере даже Джонсон пытались работать с демократическими элементами в регионе, Никсон и Киссинджер предпочли использовать грубую силу. Никсон сообщил СНБ: «Я никогда не соглашусь с политикой снижения роли военных в Латинской Америке. Они – тот центр силы, на который мы можем оказывать влияние. На других, интеллектуалов, мы влиять не можем»61.

Альенде вновь пошел на выборы в 1970 году, пообещав перераспределить богатства и национализировать американские компании, которые контролировали экономику, подобно ИТТ[122]. Понукаемый владельцем банка Chase Manhattan Bank Дэвидом Рокфеллером и бывшим директором ЦРУ, а ныне членом совета директоров ИTT Джоном Маккоуном, Киссинджер приказал послу США Эдварду Корри и главе местного бюро ЦРУ Генри Гекшеру не допустить Альенде к власти. Гекшер заручился поддержкой чилийского магната Августина Эдвардса, владевшего медными рудниками, заводом по розливу пепси-колы и крупнейшей в Чили газетой El Mercurio . ЦРУ начало широкомасштабную пропаганду, целью которой было убедить чилийцев, что Альенде собирается разрушить демократию. Позднее Корри критиковал некомпетентность ЦРУ: «В жизни не видел такой ужасающей пропагандистской кампании. Я говорил, что идиотов, причастных к началу “кампании страха”… нужно гнать из ЦРУ за непонимание Чили и чилийцев»62. Несмотря на все усилия США, Альенде сумел на выборах победить обоих своих соперников. Когда Киссинджер сказал Никсону, что Роджерс хочет «попробовать найти общий язык с Альенде», тот выкрикнул: «Не давай им такой возможности»63.

15 сентября, во время встречи с министром юстиции Джоном Митчеллом и Киссинджером, Никсон приказал директору ЦРУ Хелмсу «не допустить Альенде к власти либо свергнуть его». Он распорядился использовать «лучших агентов» и заверил, что его «не интересует возможный риск». «Заставьте их экономику трещать по швам», – распорядился он. Он отдал Хелмсу приказ начать планирование переворота, не уведомляя об этом Роджерса, Лэйрда, «Комитет 40»[123], а также пятерых членов экспертной группы Киссинджера, задачей которой был надзор за тайными операциями ЦРУ. Маккоун сообщил Киссинджеру, что генеральный директор ИTT предлагает ему миллион долларов за поддержку64.

Никсон приказал ЦРУ вести операцию в двух направлениях. Первое состояло из двух компонентов: пропаганды, призванной напугать чилийское общество последствиями прихода к власти Альенде, а также подкупа депутатов чилийского конгресса, чтобы те заблокировали подтверждение его полномочий[124]. Второе заключалось в подготовке военного переворота. Помощник госсекретаря по межамериканским делам Чарльз Мейер, Гекшер и Вирон Ваки, главный советник Киссинджера по Латинской Америке, – все были против варианта с переворотом. Пытаясь убедить Киссинджера, Ваки написал ему: «То, что мы предлагаем, – это прямое нарушение принципов и основ нашей собственной политики… Если эти принципы хоть что-то значат, то мы можем отступать от них только в случае крупнейшей прямой угрозы нашей безопасности, например в случае, когда на карте стоит наше выживание. Разве Альенде представляет смертельную угрозу США? Подобный вздор даже трудно обсуждать»65.

Действительно, Альенде не представлял никакой «смертельной угрозы» для американцев. Анализ проблем национальной безопасности, сделанный по заказу Киссинджера, заключил, что «у США нет жизненно важных национальных интересов в Чили», а приход к власти правительства Альенде не приведет к существенному изменению баланса сил66. Хотя раньше Киссинджер называл Чили «кинжалом, направленным в сердце Антарктики»67, теперь он боялся того, что приход к власти демократического правительства социалистов в Чили и успех этого правительства может вызвать цепную реакцию. «То, что происходит в Чили, – полагал он, – может сказаться на всем, что происходит в Латинской Америке и остальных развивающихся странах… а в глобальном плане… на отношениях с СССР»68.

Киссинджера мало волновали чилийские демократические традиции и свободное волеизъявление народа. Председательствуя на заседании «Комитета 40», он заявил: «Не вижу причин стоять в стороне и смотреть, как страна попадет под власть коммунистов из-за безответственности ее собственного населения»69.

Руководить чилийской операцией Хелмс назначил резидента ЦРУ в Бразилии Дэвида Этли Филипса. Филипс хорошо подходил для этой работы: он помог свергнуть демократическое правительство в Гватемале и подавить демократическое восстание в Доминиканской Республике. Несмотря на то что на его содержании состояли 23 иностранных корреспондента, он сомневался в успехе. Чилийские депутаты оказались слишком честными, чтобы согласиться на взятку. Он сомневался и в эффективности второго пути. Чилийские военные во главе с генералом Рене Шнейдером были верны конституции и не собирались вмешиваться в политику.

Пропаганда ЦРУ больше подействовала в США, чем в Чили. 19 октября журнал Time вышел с ярко-красной обложкой, на которой был изображен Альенде и красовалась надпись: «Чилиец Сальвадор Альенде – марксистская угроза для обеих Америк». Time на все лады повторял формулировки ЦРУ, предупреждая, что «если победа Альенде будет признана, а на прошлой неделе это стало неизбежным, выборов в Чили может не быть еще очень долгое время». И даже хуже, сокрушался журнал, – это может означать неизбежный приход к власти коммунистов70.

Только что узнавший о своем избрании на пост президента Чили Сальвадор Альенде у своего дома 24 октября 1970 года. Он занял пост 3 ноября. Через два дня Никсон потребовал его свержения.

Однако впоследствии один внимательный читатель из Сент-Пола (штат Миннесота) по имени Майкл Додж подметил противоречие в переполненной предрассудками статье:

«Сэр, заинтригованный вашим великолепным заголовком, полностью отвечающим духу холодной войны, – “МАРКСИСТСКАЯ УГРОЗА ДЛЯ ОБЕИХ АМЕРИК”, – я решил узнать, кто и кому угрожает. Очевидно, что такой угрозой являются американские производители меди, телефонные компании и разномастные хунты. И почему-то я не удивлен. Однако меня возмущает ваше упорное стремление доказать, будто любая форма марксизма, добившаяся успеха в любом уголке мира, априори является угрозой. Примером вашей неправоты является Вьетнам. К тому же ваша статья игнорирует очевидное: немарксистские политики в целом не сумели удовлетворить потребности широких масс. Полагаю, следует позволить нашей гуманности преодолеть рефлексы холодной войны и надеяться, что народы Латинской Америки сумеют сами найти решение своих проблем. Мы все равно не сможем им особо помочь»71.

Тщетность попыток реализации варианта № 1 стала очевидной, и все основные силы были сконцентрированы на варианте № 2. С помощью союзников, подобных Эдвардсу, США продолжали дестабилизировать экономику и политическую систему Чили. «Вы сами просили вызвать в Чили хаос», – телеграфировал Гекшер в Лэнгли. Посол Корри предупредил чилийского министра обороны Серхио Оссу: «Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы обречь Чили и чилийцев на крайнюю нищету и лишения». Но даже Корри впоследствии телеграфировал Киссинджеру, что его «ужаснул» переворот. Непоколебимый Киссинджер телеграфировал Хелмсу в бюро ЦРУ в Сантьяго: «Свяжитесь с военными и проинформируйте их, что правительство США хочет военного решения и что мы поддержим их сейчас и будем поддерживать впоследствии… Создайте хотя бы какие-то условия для переворота… Спонсируйте движение военных»72.

13 октября, после встречи с Киссинджером, директор отдела тайных операций ЦРУ Томас Геркулес Карамессинес телеграфировал Гекшеру: «Политика правительства бескомпромиссно направлена на свержение Альенде путем переворота». Карамессинес приказал бюро в Сантьяго убедить генерала Роберто Вио объединиться с генералом Камило Валенсуэлой и другими заговорщиками. ЦРУ передало оружие и деньги двум помощникам Валенсуэлы для организации похищения генерала Шнейдера – первого шага к перевороту. Но 22 октября Шнейдер был убит. По всей вероятности, это сделали люди Вио. Всего за неделю до этого Никсон заверил Корри, что «прибьет» этого «сукина сына Альенде»73.

Альенде вступил на свой пост 3 ноября 1970 года: за него проголосовали 153 конгрессмена, против – 24. Через два дня Никсон приказал СНБ свергнуть Альенде: «Если мы позволим… потенциальным лидерам Латинской Америки думать, что они могут поступать так, как в Чили… нам придется туго… В Латинской Америке и мысли не должно быть о том, что они могут делать такие вещи безнаказанно»74.

Разъяренный неспособностью ЦРУ воспрепятствовать избранию Альенде и вялой реакцией разведки на планы переворота, Никсон решил избавиться от нежелательных элементов. Подогреваемый словами заместителя Киссинджера Александра Хейга, призывавшего его убрать «леваков из окружения Хелмса» и пересмотреть все планы тайных операций, Никсон пригрозил сократить бюджет ЦРУ и уволить Хелмса, если тот сам не проведет чистку. Хелмс выгнал четверых из шести своих заместителей. Никсон приказал ему передать управление ЦРУ одному из оставшихся замов, генералу Роберту Кашмену, а самому остаться в качестве формального руководителя. Хелмс отказался. Он также отказался взвалить на ЦРУ ответственность за провал в отеле «Уотергейт». В итоге Никсон его уволил 75.

Экспортно-импортный банк, Агентство международного развития, Межамериканский банк развития и возглавляемый Макнамарой МБРР прекратили предоставление Чили экономической помощи и займов. Американский бизнес в Чили помог дестабилизировать политическую ситуацию в стране. ЦРУ вновь вступило в игру, спонсируя оппозиционные партии, ведя кампании по пропаганде и дезинформации, а также провоцируя демонстрации и насильственные выступления против правительства. В июле 1971 года чилийский Национальный конгресс ответил национализацией Kennecott and Anaconda и Cerro Mining, а также передачей ИTT под управление правительства. Чилийские власти сочли, что, учитывая сверхприбыли, которые Kennecott и Anaconda получали на протяжении многих лет, им не положено никаких компенсаций. Один из юристов Kennecott и Anaconda жаловался: «Раньше мы имели их. Теперь они поимели нас»76. ИTT тоже не приходилось рассчитывать на компенсации после попыток помешать избранию Альенде и последующих усилий по дестабилизации ситуации в Чили.